- Его здесь нет, - ответил Люций.
Он внезапно заторопился и сказал, что необходимо возобновить
излучение. Процесс нельзя останавливать на слишком долгое время.
- Мы после закончим этот разговор, - он улыбнулся, но в его глазах
Волгин заметил смущение и растерянность. - Постарайтесь заснуть.
- Хорошо, - ответил Волгин.
Оставшись один, он глубоко задумался. Ответы Люция, его явное
замешательство, поспешность, с которой он прекратил разговор,
свидетельствовали, что вопросы Волгина были для него неожиданными и он не
знал, как следует отвечать на них. Люций, видно, понятия не имел, кто такой
Северский, и это было наиболее странно. Не мог же Михаил не интересоваться
здоровьем Волгина. Нет, он должен был запрашивать врачей, и Люций не мог не
знать его имени. Однако... Чем объяснить возникавшие одна за другой
странности?..
В последующие дни Волгин не задавал никаких вопросов. В глазах Люция
он видел напряженное ожидание и даже явный трах. Волгину не хотелось
причинять неприятности своему врачу которого он почти полюбил за заботу и
ясно выражаемую любовь к нему.
Он решил, и это решение было самым разумным, что все загадки должны
рано или поздно разъясниться.
Волгин видел и понимал, что пробуждение от сна, в который погрузила
его болезнь, окружено какой-то тайной, которую хотят пока что скрыть.
Несомненно, на это были серьезные причины, и хотя он не знал их, но решил
подчиниться людям, так успешно лечившим его и, как он был вполне убежден,
спасшим ему жизнь.
Он хотел понять сам.
В долгие часы вынужденного одиночества Волгин старался свести воедино
звенья таинственной цепи событий, происшедших за время пребывания в этом
куполообразном павильоне, но ничего связного и хоть отчасти правдоподобного
придумать не мог.
Иногда он снова начинал сомневаться в том, что вес происходит наяву.
Нс является ли это плодом его больной фантазии? Но, когда он высказал Люцию
опасения насчет своего рассудка, тот только засмеялся и, ласково погладив
Волгина по плечу, сказал, что со временем он убедится в реальности
происходящего.
Особенно часто мысль Волгина останавливалась на загадочной фразе,
которую Люций сказал во время их первого разговора. Он хорошо запомнил эту
фразу: "У нас есть предположение... оно, правда, почти достоверно, но все
же... вся планета ждет разрешения загадки".
Что могли означать эти слова?
Какая планета? Очевидно, Земля! Не мог же он попасть на другую...
Он до того запутался, что начал допускать даже подобную фантастическую
возможность, но прямо спросить Люция казалось слишком нелепым. Все же он не
удержался и под видом шутки задал такой вопрос, когда к его ложу поставили
для очередной непонятной процедуры какой-то прибор или машину совсем уже
диковинного вида.
Люций явно не понял шутки и серьезно ответил:
- На Земле.
Он сказал это таким тоном, как будто считал вопрос Вещ и вполне
естественным.
"Вся планета ждет разрешения загадки..."
Загадки его имени. Почему именно имя могло так заинтересовать всю
планету? Чем вызвано такое исключительное внимание всей Земли к нему -
Волгину?
На этот вопрос он не находил ответа.
Как-то он вспомнил, что читал роман английского писателя Уэллса "Когда
спящий проснется", где описывалось, как человек, заснув на два или три
века, проснулся властелином Земли, владельцем всего, что на ней было. Герой
романа находился в летаргическом сне
Может быть, и с ним, Волгиным, произошло что-нибудь подобное?
И тотчас же из глубин памяти всплыло воспоминание. В самом начале
болезни в разговоре со старым парижским врачом Волгин спросил, что такое
летаргия и как долго она может продолжаться. Профессор тогда ответил, что
летаргический сон не может тянуться слишком долго и переходит в смерть,
если не наступает пробуждение.
А "летаргия" Волгина, если таковая действительно имела место, должна
была быть очень длительной. Иначе оставались необъяснимыми поразительные
перемены во всем окружающем, начинало внешности людей, словно
принадлежавших к неведомой доселе "пятой" расе, их одежды, непонятного
"русского языка" и кончая архитектурой "павильона" и способов лечения. Все
указывало на то, что Волгин очутился в совершенно ином мире.
Но откуда он мог взяться, этот мир?...
Если даже допустить, что Волгин проспал или находился в
бессознательном состоянии чрезвычайно долгое время, все же оставалось
непонятным, почему "вся планета" интересовалась "загадкой" его имени.
Волгин хорошо помнил, что молчаливый утвердительный ответ на вопрос,
зовут ли его Дмитрием Волгиным, произвел на Люция очень сильное
впечатление.
Почему предположение, что его зовут именно так, Люции и звал "почти
достоверным"? Если в силу длительности бессознательного состояния Волгина
его имя было забыто (что казалось невероятным, - в больницах не забывают
имен больных), то почему Люций назвал именно это имя, а не какое-нибудь
другое? Откуда он его взял тогда?
Волгин пожимал плечами и отказывался понять что-нибудь во всей этой
путанице.
Но самым загадочным, безусловно, оставалось помещение, в котором он
находился, люди, окружавшие его, и их язык. За несколько лет и даже
десятилетий на Земле не мог появиться совершенно новый, неизвестный ранее
язык, представлявший собой странную смесь из всех европейских языков.
Люций не мог (или не хотел) разъяснить тайну. Оставалось терпеливо
ждать того самого "со временем", которое должно было снять с глаз Волгина
темную повязку непостижимой загадки.
Прошло несколько недель.
В круглом павильоне, где лежал Волгин, не было смены дня и ночи. В нем
всегда было ровное, меняющее свой цвет освещение, создаваемое неизвестными
источниками. Больной знал о течении времени только от Люция, который теперь
навещал его ежедневно.
Физически Волгин чувствовал себя превосходно. От болезни, едва не
сведшей его в могилу, не осталось и следа, если не считать естественных,
как говорил Люций, последствий, еще не ликвидированных. Больше всего
изумляло Волгина, что сердце, бывшее причиной болезни, стало, по-видимому,
совершенно здоровым.
Он часто спрашивал себя: к какому чудотворцу-врачу он попал? Кто такие
Ио и Люций, которые не скрывали, что именно они вылечили Волгина, поставили
его на ноги? Почему он раньше никогда не слыхал о существовании докторов со
столь странными именами? Где, в какой стране находится это здание?
Люций сказал, что в Советском Союзе, но Волгин не мог ему поверить
Не хочет ли Люций просто успокоить Волгина, зная, что он Русский?
Процесс полного выздоровления, правда, медленно, но неуклонно
продолжался. Он был заметен, если можно так сказать, "невооруженным
глазом". Способность движения почти совсем вернулась. Волгин мог вставать и
ходить, ему разрешали это, но только в те короткие периоды, когда цвет
потолка и стен становился белым. Это означало, что они не освещены больше
особыми лучами, именно тогда к Волгину входили люди.
Когда освещение, или, как говорил Люций, "излучение", действовало,
приходилось лежать под странным покрывалом, которое меняло свой цвет
синхронно с цветом купола. Волгин знал от Люция (только он один владел
обычным русским языком и только с мог разговаривать Волгин), что оно в
действительности совершенно бесцветно и предназначено для того, чтобы не
пропускать излучения к тем частям тела, которые не должны подвергаться его
действию. Волгину объяснили, что если он встанет или откинет покрывало, то
причинит себе большой вред, который может свести на нет все, что было
достигнуто раньше.
Но, независимо от его воли, Волгин не мог бы этого сделать, даже если
бы захотел, так как за ним непрерывно наблюдали. Когда однажды, желая
переменить позу, Волгин сделал неосторожное движение, темно-зеленый цвет
купола мгновенно сменился белым. Владилен вошел и заботливо поправил
покрывало. Потом погладил Волгина по голове, как ребенка, и сказал,
старательно выговаривая каждый слог:
- Будьте осторожны, это опасно.
Было очевидно, что Волгину старались не причинять никаких неудобств,
но откуда за ним следили, он не знал. Здесь, вероятно действовала
телевизионная установка или какая-нибудь иная оптическая система.
На вопрос Волгина Люций ответил, что за ним наблюдают "по экрану".
- Он был установлен, когда вы получили способность двигаться, -
прибавил Люций. - Раньше, когда вы были неподвижны, в нем не было нужды.
Все находившиеся возле Волгина ("персонал клиники", как он мысленно
называл их) относились к нему заботливо и приветливо ему улыбались.
Казалось, им доставляло удовольствие погладить его волосы или плечи. Волгин
иногда думал, что на него смотрят, как на больного любимого ребенка, и это
не было ему неприятно Со стороны же Люция он видел такую нежность, которую
можно было сравнить с материнской.
Однажды Волгин сказал это Люцию.
- Вы правы, - ответил тот. - Вы наш ребенок. А я могу считать себя
если не матерью, то отцом.
Его слова не показались Волгину ни смешными, ни претенциозными. Он
сразу поверил, что Люций имеет право так говорить.
Волгину надоело лежать целыми днями, и он чуть не каждый день просил
Люция выпустить его отсюда хотя бы на коротко время. "Я не могу больше
видеть купол", - говорил он.
Но врач был непреклонен.
Все вопросы Волгина о занимавших его загадочных обстоятельствах
"пробуждения" оставались без ответа. Тайна не разъяснялась "Со временем вы
узнаете все, что вас интересует", - таков был стереотипный ответ.
Время становилось тираном и тянулось с мучительным однообразием.
Несмотря на то, что Волгин, по словам Ио и Люция, был уже совсем
здоров, ему упорно отказывали в книгах.
- Пока еще нельзя. Чтение повредит вам.
- Значит, я еще не совсем здоров? - допытывался Волгин.
- Здоровы, но необходимы некоторые ограничения. Например, вы же сами
знаете, что вас еще кормят искусственно.
Действительно, за все время Волгин не проглотил ни куска пищи, выпил
ни глотка воды. Их заменял светлый раствор. И хотя желудок Волгина был
совершенно пуст, это не причиняло ему никаких неприятных ощущений.
- Мне будет трудно привыкнуть к нормальной пище, - говорил он
- Нет, ничего, - отвечал Люций, - вы быстро привыкнете. Потерпите еще
немного.
- Скорей бы! - вздыхал Волгин.
И вот совершенно неожиданно, без всякого предупреждения, наступил
конец заключению.
Проснувшись в это памятное утро, Волгин увидел, что находится в том же
павильоне, что и раньше, но лежит не на середине, как всегда, а у стены.
Странное покрывало, подушка, ложе - все исчезло.
Низкая широкая кровать застлана белыми шелковыми простынями, цвет
которых совсем не соответствовал цвету купола, на этот раз
золотисто-желтому. (Это было столь непривычно, что Волгин несколько минут с
интересом ждал, чтобы они пожелтели, но этого так и не произошло.) Такая же
белая подушка находилась под его головой. Он был покрыт тонким пушистым
одеялом серебристого цвета.
У изголовья кровати стоял столик, сделанный, как показалось Волгину,
из слоновой кости или материала, очень похожего на нее. На столике,
покрытом голубой салфеткой, стоял хрустальный сосуд с букетом живых цветов.
С удивлением Волгин заметил среди них несколько очень красивых, но
совершенно ему незнакомых.
"Положительно, я в какой-то далекой, вероятнее всего, южной,
стране", - подумал он.
В ногах было кресло, на нем лежало белье, на спинке аккуратно висел
серый костюм того же покроя, какой постоянно носил Люций. На коврике стояли
замшевые туфли.
Сердце Волгина радостно забилось. Наконец-то настала минута, которую
он ждал так долго!
Он не задавал себе вопроса, как произошла вся эта перемена. В том, что
и на этот раз воспользовались его сном, чтобы переменить обстановку, Волгин
увидел все то же внимание и заботу окружавших его людей, к которым он уже
успел привыкнуть.
Даже цветы не забыты!
Он хотел соскочить с кровати, но по привычке посмотрел сперва вверх.
Купол не был белым, а сохранял все тот же золотисто-желтый цвет, похожий на
солнечный.
Но ведь покрывала на теле нет. Не означает ли это, что он может не
считаться с освещением?
Пока он раздумывал, нижняя часть купола раздвинулась и вошел Люций.
Обычными для него легкими шагами (удивительная легкость походки этого
громадного человека всегда поражала Волгина) он подошел и сел на край
постели. Его серые глаза смотрели, как всегда, приветливо, но Волгин
заметил в них тревогу. Он хорошо изучил все оттенки выражения лица своего
врача и сразу понял, что тот чем-то сильно обеспокоен.
Люций пытливо, с пристальным вниманием смотрел на Волгина. Потом он
улыбнулся и дотронулся до его руки.
- Как вы себя чувствуете? - начал он с вопроса, который задавал каждый
день и который задавали все врачи с незапамятных времен, приходя к
пациенту.
- Как мне понимать всю эту перемену? - вместо ответа спросил Волгин.
- Она означает, что ваше лечение закончено. Вы можете встать и выйти
отсюда. С сего дня вы начнете принимать обычную пищу и через несколько
дней, привыкнув к ней, выйдете из-под наблюдения врача. Вы полностью
здоровый человек.
- Этим я обязан вам, Люций. Вы спасли меня от верной смерти, к которой
я был приговорен парижскими врачами. Я не знаю, кто вы такой, но надеюсь
узнать... со временем.
- Время наступило. Вы можете узнать все, что пожелаете. Но своим
выздоровлением вы обязаны не мне одному. Много людей работало, чтобы
поднять вас на ноги. Коллективными усилиями нам это удалось. Все
человечество гордится замечательной победой науки. Но мы не знаем, как
отнесетесь вы сами к тому, что с вами сделали. Этот вопрос давно беспокоит
и тревожит всех. Если вы обвините нас, то я должен заранее сознаться в том,
что главная вина лежит на мне.
Волгин не верил своим ушам. Многое мог сказать выздоровевшему пациенту
вылечивший его врач, но только не то, что сказал Люций. Вместо объяснений,
которых с таким нетерпением ожидал Волгин, новые, еще более непонятные
загадки. О, как он устал от них!
- Люций! - сказал Волгин - Вы только что сказали, что настала минута,
когда я могу узнать все, что пожелаю. Так вот, я желаю узнать правду, одну
только правду, и больше ничего. Говорите! Где я нахожусь? Кто вы такой?
Почему вся Земля интересуется мною? Что, наконец, со мной произошло? И
почему излечение человека от смертельной болезни вы назвали "виной"? Вот
вопросы, на которые я прошу дать ясный ответ. Если вы не можете ответить,
то так и скажите.
- Я не хочу мучить вас, Дмитрий, - ответил Люций. - Я пришел только
для того, чтобы объяснить вам все, прежде чем вы выйдете из этого
помещения. Но это не так просто сделать, поверьте мне. Потом вы поймете! Я
сказал, что главная вина лежит на мне. Лично я не согласен с этим, но очень
многие упрекают меня за то, что я с вами сделал. Вы считаете себя обязанным
мне за излечение, но вы ошибаетесь - излечения не было. Вы не пациент, а
жертва.
Изумление Волгина было так велико, что он даже забыл обо всех мучивших
его вопросах. Он видел, что его собеседник едва сдерживает свое волнение.
На серьезном лице Люция застыла какая-то неестественная, напряженная
улыбка.
- Вы, Дмитрий, - продолжал Люций все тем же, словно скованным,
голосом, - стали жертвой ненасытной научной любознательности. Это
доказывает, что даже века не в силах изменить человека, сделать его более
благоразумным, когда дело касается жажды познания. Она бесконечна и часто
принимает жестокие формы.
Он вскочил и быстро прошелся по павильону, к двери и обратно. Волгин
видел, как он сильно сжимал пальцы рук и как трудно дышал. Волнение Люция
передалось и ему.
- Объяснитесь более ясно, - сказал он. - Зачем вы терзаете меня и себя
этими недомолвками? Мне кажется, что вам не в чем Упрекать свою совесть. Вы
вернули мне здоровье. Я сейчас здоровее, чем был до болезни. И я вам очень
благодарен за это. Будьте же решительнее, Люций! Вы имеете дело с мужчиной.
- Вы мне благодарны? - Люций опять сел на постель к Волгину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48