Это еще одна "грань". Может быть, принять за основу
се? Так делает Ио. Но вернемся к телу, находящемуся в лаборатории. Мы хотим
довести его до состояния, в котором находится тело только что умершего, до
начала разложения. Этим самым мы как бы вычеркнем все две тысячи лет, в
течение которых это тело находилось в стадии разложения.
Люций замолчал и задумался. Владилен ждал продолжения, но, видя, что
его собеседник как будто забыл о нем, решился задать следующий вопрос:
- А если это тело вынуть из раствора, что произойдет с ним тогда?
- Тогда начнется нормальный процесс разложения тканей. В теле Волгина,
будем называть его так, этот процесс остановился благодаря герметической
оболочке, в которую было заключено тело, но все же происходил в свое время.
Насколько глубоко он успел проникнуть, мы не знаем, но уверены, почти
уверены, - поправился Люций, - что "владилин" должен ликвидировать
последствия. В этом убеждает нас то, что не видно и не было видно никаких
внешних признаков разложения. Но вполне возможно... с этим никак не хочет
согласиться Ио, что эти признаки находятся внутри тела. Тогда у нас ничего
не должно получиться. Но приборы... действительно... очень странно... -
Люций замолчал. Через минуту он заговорил снова, обычным голосом и, как
всегда, точно формулируя свои мысли: - Должен сказать, что с телом Волгина
произошло что-то, чего мы никак не можем понять. Как бы быстро ни положили
его в гроб после смерти, как бы быстро ни запаяли этот гроб разложение
должно было оставить гораздо большие следы, чем, это произошло в
действительности. Ведь после того, как гроб бы запаян, процесс разложения
продолжался некоторое время за счет кислорода, находящегося в тканях тела.
Не положили же Волгина в гроб живым! В чем тут дело? Можно подумать, что
запаянный гроб подвергали сильному нагреву. Это очень счастливое
обстоятельство для нас, но как это могло произойти? Нельзя же допустить,
что гроб действительно для чего-то нагревали. Мы запрашивали геологов -
никаких процессов в недрах земли, при которых происходило бы выделение
тепла, за все эти века не возникало в данном пункте. Значит, в земле гроб
не мог нагреться.
- Может быть... пожар, - нерешительно заметил Владилен
- Возможно. В то время это было вполне возможно. Но в конце концов это
не так уж и важно. Налицо факт, что тело почти не затронуто разложением. И
этот факт - основа всех наших планов
- Вы не могли бы в самых общих чертах рассказать об этих планах?
- Вы уже кончили завтракать? - вместо ответа спросил Люций.
- Да, я сыт, спасибо! - ответил Владилен. Он слегка поклонился в
сторону Мэри, которая вес время молча слушала, не произнося ни слова.
Молодой астроном заметил, что се настроение, отличное в начале завтрака,
испортилось после слов Люция о том, что из тела на днях вынут мозг.
Мэри ответила кивком головы.
- Тогда пройдем в сад, - предложил Люций. Он посмотрел на дочь,
подошел и поцеловал ее в лоб. - Каждая профессия, - сказал он, - имеет свои
приятные и неприятные стороны.
Он первым вышел из комнаты. Владилен последовал за ним.
Спустившись по ступеням веранды, Люций подошел к скамье, стоявшей в
тени мангового дерева.
- Я люблю это место, - сказал он, жестом предлагая Владилену сесть
рядом с ним. - Здесь как-то особенно чист и приятен воздух. Вы хотите знать
наши планы. Мы не делаем из них тайны. Но, чтобы вы лучше поняли, мне
придется начать издалека.
- Я готов слушать вас до утра, - сказал Владилен. Несколько минут
Люций молчал, точно собираясь с мыслями. Владилен понял, что его снова
захватили какие-то вопросы, не имевшие отношения к тому, что он хотел
рассказать. Такому неквалифицированному слушателю, как Владилен, Люций мог
прочесть целую лекцию без всякой подготовки.
- Смерть! - задумчиво начал Люций. - Много загадок, до сих пор не
разгаданных наукой, таит в себе это простое и всем знакомое слово. Одно из
самых первых в человеческом языке. Внешне смерть проста. Это остановка
деятельности сердца, которое прекращает подачу крови, а с нею и кислорода к
клеткам тканей. Я говорю о смерти человека и других млекопитающих
позвоночных животных. Не получая кислорода, клетки умирают, ткани начинают
разлагаться. Вот и все. Видите, как просто. Проще быть не может. Но это
только на первый взгляд. Вопрос в том... впрочем, не будем отвлекаться. В
медицине различают смерть клиническую и смерть биологическую. Первая - это
еще не окончательная смерть. Она характеризуется только остановкой сердца.
После нес можно вернуть человеку жизнь. Первым, кому удалось это сделать,
был профессор Неговский, живший в первом веке коммунистической эры.
Профессор - это научное звание того времени. Теперь оно почти забыто, -
пояснил Люций. - В то время считали, что клиническую смерть отделяют от
биологической, то есть окончательной, шесть минут, после которых происходят
уже необратимые изменения в клетках головного мозга и центральной нервной
системы. Профессору Неговскому удался его опыт потому, что случай привел
его к умершему человеку через одну минуту после остановки сердца и он имел
в своем распоряжении еще достаточно времени. Этот промежуток между
клинической и биологической смертью называют с тех пор "мнимой смертью".
Вот здесь и таится бесчисленное количество загадок, над решением которых
бьются поколения ученых, вплоть до наших дней. Чем дальше проникала наука в
тайны клетки, тем продолжительнее становился период "мнимой смерти".
Настойчивый труд биологов продлил его от шести минут до трех часов. Мы
добились того, что в течение трех часов после остановки сердца человека
можно вернуть к жизни, - в голосе Люция звучала гордость. - Правда, теперь,
когда побеждены все болезни сердца и оно является самым долговечным из
органов человеческого тела, случаев вернуть к жизни умершего от остановки
сердца давно не представлялось. Это, конечно, очень хорошо, но все же
лишает нас возможности проверить на практике новейшие открытия. А это уже
плохо. Нам надо знать, где находится предел "мнимой смерти". Ведь не может
же быть, чтобы таким пределом являлись три часа, о которых я говорил.
Предел находится гораздо дальше, но где?.. Человек должен победить смерть.
Это не значит, что люди станут бессмертны, такое предположен бессмысленно.
Но они должны жить столько, сколько позволяет им их тело, то есть триста,
триста пятьдесят, может быть, четыреста, но никак не двести лет, как
сейчас. То, что люди умирают раньше, чем следует, это вина нашей науки, моя
вина в том числе. Мы мало работаем. Чего бы это ни стоило, мы должны дать
человеку полный срок его существования. И это будет сделано!
Люций посмотрел на Владилена так, словно только что вспомнил об его
присутствии.
- Извините! - сказал он. - Я уклонился в сторону... Вы спрашивали о
наших планах. Я сегодня немного рассеян, мне не дает покоя одна мысль. И
самое интересное - я сам прекрасно сознаю, что мысль моя абсурдна. Волгин
умер не три часа, а почти две тысячи лет тому назад... Да, так вернемся к
нашей теме. Прежде всего, что такое жизнь? На этот вопрос проще всего
ответить, процитировав слова великого мыслителя древности: "Жизнь - это
способ существования белковых тел, существенным моментом которого является
постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причем с
прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь"2. Тут все сказано.
Это относится к простейшим живым клеткам, являющимся основой всех сложных
организмов природы, в том числе и человека. Отличие живого организма от
мертвого более сложно. Эта сложность происходит оттого, что многоклеточный
организм, например человек, имеет очень много различных проявлений жизни.
Когда организм как целое умирает, отдельные его органы могут продолжать
жить, то есть обмен веществ в них не прекратится. Вам ясно?
- Да, конечно, благодарю вас.
- Вот тут-то, - продолжал Люций, - мы и подошли к задачам, которые
поставили перед собой, работая над телом Волгина. За девятнадцать веков
пребывания в земле клетки умерли, если можно так выразиться, до последнего
предела. Но все органы тела находятся на своих местах. Сначала мы поставили
перед собой такой вопрос: могут ли эти, как будто окончательно умершие,
клетки снова ожить, начать снова обмен веществ с окружающей их внешней
средой? Теперь мы можем уверенно ответить: "Да, могут!" Вы сами видели, что
кожа ожила. Стоило только дать возможность клеткам вернуться к жизни, и они
вернулись к ней. Это сам по себе замечательный результат опыта. Но
оживление кожного покрова - еще не все. Мы поставили перед собой задачу
доказать то же самое по отношению ко всем тканям тела, где бы они ни
находились. Ио, утверждает, что мы уже достигли этого. Буду рад, если это
так. Но сам пока еще не уверен. Есть область, где никаких изменений не
произошло наверняка. Это мозг. Мы решили вынуть его из черепной коробки и
произвести опыт отдельно. Было бы хорошо сделать то же самое со всеми
внутренними органами, но этого нам не разрешают. Неуважение к умершему! Мы
не имеем его согласия! - сказал он голосом, в котором ясно звучала глубокая
досада.
- Вашей работе, вероятно, очень мешает, что тело находится в ящике с
раствором? - спросил Владилен, желая отвлечь Люция от неприятных мыслей.
- Вы попали в самую точку, - ответил Люций и тяжело вздохнул. - Не
только мешает, но служит, в известной степени, тормозом. Если бы тело не
было в растворе, мы могли бы легко убедиться, в каком состоянии внутренние
ткани, не анатомируя труп, то есть не нарушая запрета, наложенного на нас.
Но вынуть тело из раствора пока что никак нельзя.
- Почему?
- Я уже говорил вам, что тогда начнется процесс разложения тканей.
Жизнь клетки - это процесс в известном смысле аналогичный горению. Углерод
должен соединяться с кислородом, с выделением при этом тепла. Если вынуть
тело из раствора, то приток кислорода к клеткам прекратится. В живом
организме об этом заботятся - сердце, кровь и легкие, а в мертвом они
бездействуют. Но должен сказать, что года через два, если все пойдет так,
как мы предполагаем, тело можно будет вынуть из раствора.
- Каким образом?
- В теле имеются артерии и вены. Они проникают всюду. Подобно коже и
другим тканям, они должны прийти в первоначальное состояние. Очистить их от
старой свернувшейся и засохшей крови мы сможем. Это будет не трудно, если
только сосуды станут достаточно эластичными, А я думаю - так и будет. Тогда
с помощью "искусственного сердца", или попросту говоря специального насоса,
мы пустим по ним жидкость, заменяющую кровь, насыщая ее кислородом. Кстати
сказать, эта жидкость известна очень давно, примерно с девятнадцатого века
христианской эры. Она называется, как и тогда, Рингер-Локковской, но,
конечно, сильно видоизменилась с тех пор.
Слушая Люция, Владилен все время пытался вспомнить мелькнувшую у него
мысль, которая сразу же пропала. "Кажется, это было тогда, - думал он, -
когда Люций говорил о мозге".
- Я не понимаю только одного, - сказал он, надеясь, что, вернувшись к
разговору об этом, вспомнит. - Зачем вы хотите удалить мозг? Не лучше ли
оставить его в теле? Ведь артерии вены проникают и в него.
- Я понимаю вашу мысль, - одобрительно сказал Люций. Но это нам ничего
не даст. Если мы вынем мозговое вещество вернее, то, что осталось, то
сможем воздействовать на него более сильными средствами. Ведь мы не имеем
надежды на то, что клетки мозга оживут, как остальные органы тела.
- Почему? - быстро спросил Владилен. Он выпрямился, напряженно ожидая
ответа. "Сейчас вспомню. Это как раз то самое".
- Да потому, - ответил Люций, не замечая волнения своего
собеседника, - что произошли необратимые изменения...
"Вспомнил!"
- Мнимая смерть?
- Да. Период мнимой смерти закончился тысячу девятьсот лет тому назад.
- Откуда вы это знаете? Откуда вы это знаете, Люций? Вы сами говорили,
что с телом Волгина произошло что-то, чего вы никак не можете понять. Кто
знает, может быть, его...
Он не закончил фразы, пораженный выражением лица биолога. Люций
смотрел на Владилена странно остановившимися глазами. Потом его лицо
вспыхнуло от прилива крови. Схватив руку молодого астронома, Люций сказал
почему-то шепотом:
- Идем... Идемте сейчас же к Ио... Это... грандиозно!
Он сжал голову руками и просидел так несколько минут, словно борясь с
нахлынувшими на него мыслями. Потом он порывисто вскочил. Его глаза
блестели. Выражение торжества и какой-то глубокой радости было на его лице.
- Владилен! - сказал он. - Запомните эту минуту. Если бы вы только
знали, какую мысль подали мне!

2
- Эта мысль явилась внезапно, как откровение. Слова Владилена, которым
он не придавал должного значения, пробудили в памяти фразу из книги другого
Владилена - великого ученого шестого и седьмого веков. Я вам напомню, а
может, вы и не читали ее. Владилен писал: "Свойства препарата В-64 еще
никому не известны до конца. Возможно, что они раскроются полностью только
тогда, когда его применят к объекту, мнимая смерть которого кажется давно
прошедшей". Разве это не поразительно, что никто из нас не вспомнил этого
указания, прямо относящегося к нашей работе? Ни я, ни кто-либо другой
никогда не думал о В-64 в таком аспекте...
- Разве? - перебил Люция Ио. - А когда вы работали над
усовершенствованием этого препарата, разве вы не думали о его возможном
применении? Не нужно ложной скромности, Люций. Все знают о вашей работе.
Очень многие называют препарат В-64 препаратом ВЛ-64.
Люций поморщился и досадливо махнул рукой, словно отгоняя невидимое
насекомое.
- Не в этом дело, Ио, - ответил он. - То, что я сам работал над
препаратом Владилена, и работал не один год, делает еще боке странным мое
упущение. Да, я считаю упущением, что мы не подумали раньше, а дожидались,
пока нам не подскажут, что следует применить В-64. Ну, хорошо, - прибавил
он, видя, что Ио опять собирается перебить его, - пусть будет ВЛ-64. Не все
ли равно, дело не в названии. Так вот я говорил, что никто не думал о
препарате в связи с работой над телом. Ведь мы собирались вынуть мозг. И
вот теперь... Я признаю, что это очень дерзкая мысль, но она осуществима!
Люций был сильно взволнован. Он говорил, не переставая мерить широкими
шагами обширную террасу, увитую зеленью дикого винограда, в доме Нунция,
расположенном у самого моря на южном побережье бывшей Франции.
Его слушателями были четверо.
Один был сам Мунций, другой - старик с совершенно седыми волосами и
проницательным взглядом темных глаз под нависшими лохматыми бровями,
третий - широкоплечий, с почти черным от загара монгольского типа лицом, с
узкими, раскосо поставленными глазами. Четвертый был Ио. Он сидел немного в
стороне и следил за каждым словом своего друга, так же сильно
взволнованный, как и тот. Многое зависело от того, сумеет ли Люций убедить
этих трех людей. Впервые идея, родившаяся в тишине их лаборатории, носилась
на открытый суд. Мнение людей, которые сейчас внимательно слушали Люция,
могло сыграть решающую роль.
Что они думали? На чью чашу весов бросят они всю тяжесть своего
авторитета?...
Старик был неподвижен. Мунций с нахмуренным лицом барабанил пальцами
по ручке кресла. ("Он против нас", - думал Ио.) Человек, похожий на
монгола, не скрывая восхищения, след словами Люция с напряженным вниманием.
Его глаза блестели.
- Первоначально стоявшая перед нами задача вам известна, - продолжал
Люций. - Проверить, могут ли клетки тела ожить после столь длительного
пребывания в совершенно высохшем состоянии. Мы были уверены, что могут. Не
надо вам говорить, как важно для науки получить доказательство. Именно
потому, что это имело громадное, чисто практическое значение, было решено,
что это исследование надо проделать. Вы знаете также, что многие возражал
мотивируя свой протест уважением к человеку и его личной воле. И вы знаете,
что нам удалось доказать правоту наших взглядов. Не только клетки, но и
ткани тела человека, умершего две тысячи по тому назад, сейчас живут. Когда
три года назад после разговора с астрономом Владиленом, который, не будучи
биологом, заметил то что упорно ускользало от нашего внимания, я высказал
свою идею мои товарищи сразу согласились со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48