- Я занимался с парнем и наблюдал его. Он подавал надежды, возможно
очень большие, и страстно хотел говорить с кем-нибудь, кто знает Францию.
Я провел там год по университетскому обмену, - добавил Бош мимоходом. -
Кроме того, на своих повышенных курсах по французской композиции я
использовал одно пособие, которое по случаю заимствовал у Таппинджера.
Студенты должны были писать сочинение на французском, где бы они
объясняли, почему они изучают язык. Педро выступил с потрясающим рассказом
о своем деде и о величии - величии Франции. Я поставил ему "А" с плюсом за
это, мою первую за многие годы преподавания в колледже. Это источник
большей части того, что я вам рассказываю.
- Я не знаю французского, но, безусловно, хотел бы посмотреть это
сочинение.
- Я отдал его обратно Педро. Он сказал, что пошлет его домой матери.
- Вы знаете ее имя?
- Секундина Доминго. Она, должно быть, была второй дочерью у матери.
- Если судить по ее второму имени, она никогда не была замужем.
- Очевидно, нет. Но мужчины были в ее жизни. Однажды вечером я
угостил Педро слишком большой порцией вина, и он рассказал об американских
моряках, которых она приводила домой. Это было во время войны, когда
мальчик был очень мал. У него и матери имелась всего одна комната и одна
кровать в комнате. Он должен был ждать на улице, когда у нее находились
клиенты. Иногда ему приходилось ждать всю ночь.
Он был предан своей матери, и я думаю, эти обстоятельства повлияли на
его психику. В ту ночь, о которой я говорю, когда он выпил лишнего по моей
вине, он пустился в дикие разглагольствования о своей стране, ставшей
затоптанным перекрестком мира, и что сам он порождение и суть этой грязи:
белых, индейцев, негров. Он, похоже, считал себя живым олицетворением
Черного Христа с Номбре де Диос, знаменитой панамской религиозной
скульптуры.
- У него были наклонности к пророчеству?
- Если и были, я об этом не знал. Я не психиатр. Я действительно
думаю, что Педро - несостоявшийся поэт, символ идеализированной души,
который унаследовал слишком много проблем. Я признаю, у него были
некоторые странные идеи, но даже они не были лишены смысла. Панама для
него была больше, чем страна, больше, чем географическая связь между
Северной и Южной Америками. Он думал, что она представляет собой базовую
связь между душой и телом, головой и сердцем, и что североамериканцы
разрушили эту связь. - Он добавил: - И теперь мы убили его.
- Мы?
- Мы, североамериканцы.
Он поковыривал кусочки мяса, лежавшие на его тарелке. Я посмотрел на
горы. Над ними пролетал реактивный самолет, и в небе осталась белая
полоса.
Я уже имел представление об Аллане Боше, и он мне нравился. Он
отличался от людей старого типа, как Таппинджер, который был так занят
собой и своей работой, что превратился в социального эксцентрика. Бош
казался искренне озабоченным, когда говорил о своих студентах. Я сказал
что-то по этому случаю.
Он пожал плечами, выразив таким образом свое удовольствие по поводу
комплимента.
- Я учитель и не хочу быть никем другим.
После паузы, вызванной ворвавшимся шумом от толпы студентов вокруг
нас, он продолжил:
- Я сожалел, когда узнал, что Педро ушел из колледжа. Он был почти
самым интересным студентом, какого я когда-либо имел здесь, в Иллинойсе. Я
преподавал только в двух местах.
- Ваш друг Таппинджер говорит, что иммиграция охотилась за ним.
- Да, Педро попал в страну нелегально. Он должен был покинуть
Лонг-Бич и затем это место, на один прыжок опередив людей из иммиграции.
По сути дела, я намекнул ему, что они сделали о нем запрос. И не стыжусь
этого, - сказал он с улыбкой.
- Я не предам вас, доктор Бош.
Его улыбка стала несколько кривой и оборонительной.
- Боюсь, я не имею докторской степени. Я потерпел неудачу у тех, кто
этим командует в Иллинойсе. Можно было бы попытаться снова, на нет уже в
этом большого смысла.
- Почему же?
- Тапс тогда уже ушел. Я был одним из его главных протеже. И я
унаследовал какую-то долю его невезения. То, что с ним случилось, не
придавало мне, конечно, бодрости. Я подумал, что, если такое может
случиться с одним из наиболее перспективных ученых в нашей области, может
случиться с кем угодно.
- А что случилось с ним в Иллинойсе?
Бош замолчал. Я подождал, а затем решил подступиться с другого конца:
- Он все еще ведущая фигура в вашей области?
- Был бы, если бы подвернулся подходящий случай. Но у него нет
времени для своей работы, и это сводит его с ума. Когда выделяют
ассигнования, они его обходят. Он не получает продвижения даже в таком
невзрачном колледже, как Монтевиста.
- Почему?
- Им не нравится, как он причесывает свои волосы, полагаю.
- Или как причесывает их его жена?
- Думаю, она тоже имеет к этому отношение. Но откровенно, я не люблю
пересказывать факультетские сплетни. Предполагалось, что мы будем говорить
о Педро Доминго, по другому - Сервантесе. Если у вас есть еще вопросы,
пожалуйста, я готов рассказать все, что знаю. Иначе...
- Откуда у него это имя - Сервантес?
- Я думал об этом в ту ночь, когда он уехал. Он всегда мне казался
донкихотским типом.
Я подумал, но не сказал, что слово это больше подходит к самому Бошу:
- И вы послали его к Таппинджеру?
- Нет, я, возможно, упомянул о нем когда-то, но Педро отправился в
Монтевисту из-за девушки. Она была новичком, по-видимому, очень способная
к языкам.
- Кто это сказал?
- Сам Тапс сказал, и, по правде, я сам разговаривал с ней. Он привез
ее с собой на наш весенний фестиваль искусств. Мы ставили пьесу Сартра
"Нет выхода", а она никогда до этого не видела ни одной постановки на
французском языке на современную тему. Педро находился там, он влюбился в
нее с первого взгляда.
- Отуда вы знаете?
- Он мне сказал. Нет это было иначе, он показал мне некоторые сонеты,
которые написал о ней и ее идеальной красоте. Она была очень хороша, одна
из ярких блондинок, и очень молода, не больше шестнадцати или семнадцати.
- Она уже не такая молоденькая и не такая невинная, но еще очень
красивая.
Он уронил вилку с шумом, который слился с гулом от разговоров в зале.
- Вы утверждаете, что знаете ее?
- Она вдова Педро. Они поженились в прошлую субботу.
- Ничего не понимаю.
- Если бы я сказал вам об этом, вы бы больше переживали. Он решил
жениться на ней семь лет назад - возможно, в тот вечер, когда смотрел
пьесу. Вы не знаете, предпринимал ли он что-нибудь тогда или впоследствии?
Бош подумал над вопросом.
- Уверен, что нет. Уверен с моральной точки зрения. Это была одна из
тех тайных страстей, которые носят в себе латиноамериканцы.
- Подобно Данте и Беатриче?
Он с некоторым удивлением посмотрел на меня:
- Вы читали Данте?
- Я попотел над ним. Но должен признать, я процитировал другой
источник. Она сказала, что Педро следил за девушкой такими глазами, как
Данте смотрел на Беатриче.
- Кто на свете мог это сказать?
- Бесс Таппинджер. Вы знаете ее?
- Естественно, я ее знаю. Можно сказать, она авторитет в отношении
Данте и Беатриче.
- В самом деле?
- Я не считаю, что это серьезно, мистер Арчер. Но Бесс и Тапс играли
в свое время вполне сравнимые роли: интеллектуал и идеальная девушка. У
них были очень нежные платонические отношения, прежде чем реальная жизнь
взяла над ними верх.
- Не могли бы вы сказать немного проще? Меня интересует женщина.
- Бесс?
- Оба Таппинджера. Что вы имели в виду, когда сказали, что реальная
жизнь взяла над ними верх?
Он изучал мое лицо, чтобы понять мои намерения.
- Не будет вреда, если я вам скажу. Практически каждый в Ассоциации
Современных Языков знает эту историю. Бесс была второкурсницей, изучавшей
французский в Иллинойсе, а Тапс - подающим надежды молодым ученым на
факультете. Они оба довольствовались этими платоническими отношениями. Они
были как Адам и Ева до своего падения. Это может казаться романтическим
преувеличением, но все было так. Я был при этом.
Затем реальная жизнь просунула свою отвратительную голову, как я
сказал. Бесс забеременела. Тапс, конечно, женился на ней, но тут началась
запутанная история. В те дни иллинойское заведение было пропитано
пуританским духом. Что хуже, помощник декана женского отделения обрушилась
на самого Тапса и буквально устроила на него охоту. То же делали и
родители Бесс. Это была парочка буржуазного воспитания из Оук-Парка.
Итогом всего этого было то, что администрация уволила его за аморальное
поведение и отправила в ссылку, - преподавать в Монтевисте.
- И он пребывает в ней до сих пор?
Бош кивнул головой:
- Двенадцать лет. Это много времени, чтобы заплатить за такое
незначительное прегрешение, кстати совершенно обычное. Учителя женятся на
своих студентках очень часто, с пистолетным аккомпанементом или без него.
Тапс, по моему мнению, сделал вполне реальный шаг и почти разрушил себе
всю жизнь. Но мы углубились куда-то далеко в сторону, мистер Арчер. -
Молодой человек взглянул на свои часы. - Уже половина второго, а у меня
встреча со студентами.
- Отмените ее и пойдемте со мной. У меня более интересное свидание.
- Да? С кем?
- С матерью Педро.
- Вы шутите?
- Мне даже хотелось бы, чтобы это было так... Она прилетела из Панамы
сегодня утром и остановилась в отеле "Беверли-Хиллз". Мне может
понадобиться переводчик. Как на этот счет?
- Конечно. Мы поедем лучше на двух машинах, чтобы вам не пришлось
везти меня обратно.

32
Мы с Бошем встретились в вестибюле отеля. Я на несколько минут
опоздал, и служащий сказал нам, что нас уже ждут.
Женщине, которая провела нас в гостиную номера люкс было около
пятидесяти, все еще красивая, несмотря на ее золотые зубы и круги под
глазами. Она была одета во все черное. Мускусный запах духов обволакивал
ее, создавая какую-то ауру растраченной сексуальности.
- Сеньора Розалес?
- Да.
- Я частный детектив Лу Арчер. Мой испанский не очень хорош. Полагаю,
вы говорите по-английски?
- Да, я говорю по-английски. - Она вопросительно посмотрела на
молодого человека, сидящего рядом со мной.
- Это профессор Бош, - сказал я. - Он был другом вашего сына.
С внезапно проявившейся эмоциональностью она протянула каждому из нас
руки и усадила по обе стороны от себя. У нее были руки рабочей женщины,
шершавые, покрытые въевшейся копотью. Она говорила на хорошем, но каком-то
тяжелом английском языке, будто заученном.
- Педро рассказывал о вас, профессор Бош. Вы были очень добры к нему,
и я вам благодарна.
- Он был лучшим студентом из тех, которых я когда-нибудь имел. Я
сожалею, что он умер.
- Да, это большая потеря. Он мог бы быть одним из наших самых больших
людей. - Она обернулась ко мне. - Когда они выдадут его тело для
погребения?
- В течение одного-двух дней. Ваш консул организует доставку его
домой. Вам действительно незачем было приезжать сюда.
- Так говорил и мой муж. Он говорил, что я должна держаться в стороне
от этой страны, что вы арестуете меня и заберете мои деньги. Но как вы
можете это сделать? Я - панамская гражданка, и им же являлся мой сын.
Деньги, которые дал мне Педро, принадлежат мне.
Она говорила с каким-то вызывающе-вопросительным видом.
- Принадлежат вам и вашему мужу.
- Да, конечно.
- Вы давно замужем?
- Два месяца. Чуть больше двух. Педро согласился на мою свадьбу. Он
сделал нам свадебный подарок в виде виллы в Ла-Кресте, и сеньор Розалес,
мой муж, и он подружились и стали добрыми друзьями.
Казалось, она пытается оправдать свое замужество, будто она
подозревала связь между ним и смертью сына. У меня не было сомнения, что
это был брак по соглашению. Когда вице-президент банка, в какой бы то ни
было стране, женится на женщине средних лет с сомнительным прошлым, то для
этого должны существовать веские деловые причины.
- А были они коллегами по бизнесу?
- Педро и сеньор Розалес? - Она надела на себя маску полной глупости,
подняла руки и пожала плечами: слегка похоже на то, когда торгуются: - Я
ничего не понимаю в бизнесе. Тем более замечательно, что мой сын был так
удачлив в этом. Он понимал, как работает биржа - вы зовете это Уолл-стрит,
не так ли? Он сохранил деньги и удачно их вложил, - произнесла она
завороженным голосом.
Она, должно быть, подозревала правду, потому что добавила:
- Ведь это ложь, что Педро убит гангстерами?
- Я не знаю, сеньора, правда это или нет. Убийца еще не пойман.
Бош вставил:
- Вы сказали, что сомневаетесь, что это было гангстерское убийство?
Сеньоре Розалес это понравилось:
- Конечно, мой сын не имел ничего общего с гангстерами. Он был
приличным человеком, великим человеком. Если бы он остался жив, он бы стал
министром иностранных дел, возможно, президентом.
Она продолжала излагать свои фантазии, чтобы скрыть правду, которая
могла просочиться. Мне не хотелось омрачать ее печаль и спорить с ней. Но
все же я спросил:
- Вы знали Лео Спилмена?
- Кого?
- Лео Спилмена.
- Нет. Кто такой Лео Спилмен?
- Владелец игорного дома в Лас-Вегасе. Ваш сын был с ним связан. Он
никогда не упоминал при вас имя Спилмена?
Она покачала головой. Я не видел даже намеков на то, что она лгала. В
ее черных глазах застыла глубокая печаль.
Она подошла к двери и открыла ее. Я рад был уйти, я выяснил все, что
хотел, все, что мне нужно. И я не хотел иметь ничего из ее "черных денег"
или ее "черных" поминовений, которые следовали вместе с ними.
- Вы были весьма грубы с ней, - сказал Бош в лифте. - Она мне
показалась совсем невинной, я даже бы сказал, наивной.
- Она может себе позволить так себя вести. Совершенно ясно, что ее
муж мошенник. Он прибрал к рукам и ее, и ее деньги. И американское
правительство не увидит из них и пенни.
- Я не понял, что вы имели в виду, когда сказали, что Педро убили
из-за своих денег. Его мать конечно же не убивала его.
- Нет, и тот, кто убивал Педро, не подозревал, что деньги были
переданы ей.
- Для таких предположений имеется большой простор.
Но Аллан Бош был чувствительным человеком, и он мог нащупать
интуитивно то направление, в котором шли мои мысли. Когда мы вышли из
лифта, он попрощался и рванул прочь, как спринтер.
- Я не кончил говорить, Аллан.
- О, боюсь, я вам не многим помог. Я думал, у нас был шанс поговорить
обо всем с матерью Педро.
- У нас был этот шанс. Она сказала даже больше того, на что я
рассчитывал. Теперь я хочу поговорить вами.
Я позвал его в бар и ухитрился засадить внутри обитой кабины. Чтобы
удрать, ему пришлось бы перелезть через меня.
Я заказал пару джина с тоником. Бош настаивал, что платить он будет
сам за себя.
- О чем нам осталось еще говорить, - спросил он довольно мрачно.
- О любви и деньгах. О профессоре Таппинджере и его большой ошибке в
Иллинойсе. Почему, по вашему мнению, он продолжает платить за нее в
течение уже двенадцати лет?
- Не имею представления.
- Он ее не повторит?
- Я не совсем понимаю, что вы конкретно имеете в виду? - Бош почесал
свой затылок. - Тапс счастлив в браке. У него трое детей.
- Дети не всегда являются сдерживающим элементом. Фактически я знаю
мужчин, которые обращались против своих собственных детей, потому что дети
напоминали им, что они сами уже не молоды. Что касается женитьбы
Таппинджера, их брак с Бесс на грани краха. Бесс в отчаянии.
- Глупости. Бесс - чудесная женщина.
- Я думаю, не нашел ли он себе другую чудесную среди своих студенток?
- Конечно нет. Он не путается со студентками.
- Однажды это было, вы рассказывали мне.
- Мне не следовало бы вам об этом рассказывать.
- Ошибки имеют тенденцию повторяться. У меня был богатый опыт в
общении с мужчинами и женщинами, которые не хотели становиться взрослыми и
не могли даже вынести мысли о том, что стареют. Они все время пытаются
обновиться, путем подыскивания все более молодых партнеров для себя.
Лицо молодого человека сморщилось в гадливой гримасе.
- Все может быть. Но к Тапсу это не имеет никакого отношения.
Откровенно говоря, я нахожу тему нашего разговора слегка непорядочной.
- Для меня она тоже неприятна. Мне нравится Таппинджер, и он отнесся
ко мне хорошо. Но часто приходится сталкиваться с неприятными фактами,
которые затрагивают людей, которые нам нравятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26