В их личном распоряжении было несколько комнат: спальня, гардеробная, переоборудованная из бывшей комнаты Мелани, гостиная, кабинет Диего… Но все эти антикварные безделушки, мебель из дорогих пород дерева, занавески с бахромой, подобные тем, из которых Скарлетт О'Хара сшила себе платье, – все это напоминало Мелани номер Диего в „Сент-Регис", там было таи же великолепно, недоступно чопорно и чуждо, и Мелани угнетала мысль, что ей здесь ничего не принадлежит.
– Ты можешь переоборудовать наши комнаты, если хочешь, – сказал Диего, читая ее мысли. – Я уверен, мама не будет против.
– Глупости, – огрызнулась Мелани. – Мне надоело, что твоя мама решает вопросы, касающиеся только нас. Это дом, где ты ничего не можешь делать самостоятельно.
– Это не проблема, – тотчас ответил Диего, – мама даже не обратит внимания на такие мелочи, главное – согласованно решать более важные вопросы, и незачем ругаться из-за пустяков.
Даже если это правда, и Мария действительно не обратит никакого внимания, и Мелани изменит абсолютно каждую деталь, каждую мелочь, все останется по-прежнему. Диего видит этот дом своим, но для Мелани он никогда не будет ее или их домом. Это дом Марии и Амилькара, и она чувствует их присутствие все время, даже если их нет рядом.
– В конце концов, мы можем купить собственный дом, вопрос не в этом. Просто сейчас не время, Мелани, – продолжал спокойно объяснять Диего, – экономика скоро рухнет с треском, и тогда будет выгодно что-либо покупать. Вчера на вечере двое знакомых сказали мне, что собираются в Майами на этой неделе. Все переводят свои деньги за границу.
– Но ты всегда говорил, что у нас все в порядке, – протестовала Мелани.
– Нужно абсолютно не иметь мозгов, чтобы обсуждать свои проблемы со всеми. А у нас, как мне кажется, есть вещи посущественнее, чем дискуссия на тему экономических неурядиц, – прошептал Диего, отбрасывая в сторону полотенце.
…Диего опять нет дома. Он каждый месяц ездит в Нью-Йорк или в Майами, потому что все здесь сейчас вывозят свои деньги за границу. Диего любит летать, сам управляет самолетом, но всякий раз отказывается взять меня с собой. Он говорит, что ему и второму пилоту необходимо сосредоточить все свое внимание на полете, и ему вдвое трудней вести самолет, когда я нахожусь на борту рядом с ним, он опасается совершить ошибку и боится за мою жизнь. Дома же он не бывает несколько дней подряд. Иногда я понимаю, что очень соскучилась по Нью-Йорку и хочу повидать тебя. Но я, конечно, стараюсь привыкать к новому языку, новым людям, новым друзьям.
О, если бы ты видела этот дом! Он похож на один из тех, что стоят на Пятой авеню, комнаты подойдут и самой королеве Англии. Я ничего не делаю сама по дому: семь человек прислуги, шофер и три охранника. Здесь все нанимают себе охрану – у каждого есть друзья или родственники, которых похитили или едва не похитили. Говорят, что все в стране изменилось к лучшему с приходом к власти военных, однако телохранителей нанимают по-прежнему. К ним настолько привыкли что, абсолютно не смущаясь, могут в их присутствии рассуждать о самых интимных вопросах своей личной жизни или же их используют как доносчиков, улавливающих и запоминающих каждое слово. Я думала, что женщины будут более высокомерны, но на самом деле они при первой же встрече выложат тебе все о себе и своих знакомых, как своему психоаналитику, к которому они ходят слишком часто.
Страна прекрасна, но к ней трудно привыкнуть. Ты не поверишь, зимы здесь один к одному похожи на наши весны, особенно за городом. Когда вернется Диего, мы поедем на уик-энд. Он собирается открыть поло-клуб. Он хочет…
Мелани прервала предложение на середине и перевернула страницу. Она в первый раз писала Донне, с тех пор как вышла замуж, и исписала уже кипу листов. Она и Донна долгое время работали вместе, давали друг другу в долг деньги, если даже у самой оставалась лишь монета в десять центов, ездили в метро в час пик… А сейчас жизнь Мелани повернулась на сто восемьдесят градусов, а у Донны все по-прежнему, и по сравнению с подругой она, должно быть, чувствует себя ничтожной букашкой. „Какая же я глупая, писать ей такое письмо", – подумала Мелани. Скомкав исписанные листы и бросив их в корзинку для мусора, она достала чистые и начала писать заново, но уже совсем в ином стиле, более осторожно и осмотрительно. „Глупости", – пробормотала Мелани; она не должна писать Донне, соблюдая вежливую, но холодную манеру общения, приукрашивая или как-то изменяя рассказ о своей нынешней жизни. Может, попросить ее приехать сюда и остаться на некоторое время с ними… Нет. Их жизнь и так была сейчас слишком трудной. Мелани представила себе, в какой ужас пришла бы Мария, если бы увидела в своем доме Донну.
Мысль о свекрови заставила Мелани принять мудрое решение, и она в очередной раз скомкала незаконченное письмо. Мелани подозревала, что горничные о каждом ее шаге доносили своей хозяйке, а это еще больше усиливало неприязнь Мелани к Марии, которая не только сама была одаренной шпионкой, но находила себе помощников под крышей своего дома. Мгновение подумав обо всем этом, Мелани бросила испорченные листы в намин и разожгла огонь, который быстро охватил их ярким пламенем: затем подошла ближе к мраморному камину и разворошила пепел от так и не законченного письма.
Мелани начинала понемногу привыкать к своей новой жизни. Дни были похожи один на другой, и она чувствовала скуку, даже, скорее всего, это была не скука, а ощущение какой-то дисгармонии. Это ощущение пропадало, когда рядом был Диего, и снова возникало, когда она проводила время со своими новыми друзьями, имевшими огромный жизненный опыт в искусстве поддержания этого ощущения бессмысленности, или с людьми, словно специально созданными для того, чтобы развлекать всех скучающих, предлагая занятия на любой вкус: новая художественная галерея, продажа антиквариата, венгерская графина… Кроме этого – ленчи, обеды, званые вечера и опять ленчи. Все это учит искусству убивать время, и Мелани уже почти привыкла к такой бессмысленной жизни, больше ощущая какую-то опустошенность, чем скуку. Она должна работать, иметь какую-то цель…
– Я больше не в состоянии ничего не делать целыми днями! Я могу работать вместе с тобой в твоем офисе? – однажды спросила она Диего.
– Ты должна быть счастлива, оттого что тебе не нужно работать, – ответил он.
– Но я хочу! И потом я не могу все время просить у тебя деньги.
– Ты и не просишь, – напомнил он ей. Это была правда. Мелани никогда ни за что не платила. Все счета отсылались в офис, а в начале каждого месяца Диего клал на ее столик определенную сумму на личные расходы.
– Но мне нравится зарабатывать деньги самой, – настаивала она. – Я могу быть твоей секретаршей, и мы сможем видеться целый день.
Диего улыбнулся.
– Ты не можешь быть моей секретаршей, – возразил он. – Мирна получает двести долларов в месяц и очень довольна. Пойми, найти хорошо оплачиваемую работу в Буэнос-Айресе довольно сложно.
Мелани не совсем поверила ему. Она никогда не задумывалась о том, кто сколько здесь зарабатывает, даже ее собственная служанка.
– А сколько получает Фелиса? – спросила ока.
– Тебе бы следовало спросить у моей матери. Я уверен, Фелиса получает меньше, чем моя секретарша, но не забывай, что у прислуги есть еще стол и постель. А это очень неплохое и удобное соглашение.
Мелани не понравились рассуждения Диего: это прозвучало так, что подобные условия найма дешевле и выгодней для работодателей, но Мелани не хотела менять тему разговора.
– Почему я не могу быть твоей секретаршей? – настаивала она.
– Потому что Мирна нуждается в работе, а ты нет. Ее муж мало зарабатывает, и у них двое детей. Ты же не хочешь, чтобы я уволил ее? – спросил Диего.
– Не глупи, – не унималась Мелани, не желая мириться с его легкомысленными замечаниями о служанках и чрезмерной заботой о секретарше. Не знай она Мирны, в ее душу закралась бы ревность. Но Мирна была невысокой, полненькой и абсолютно не могла привлекать Диего.
– Это звучит так, будто ты не хочешь, чтобы мы работали вместе, – пошутила Мелани.
– Это не так, – ответил Диего чересчур быстро, в чем не было необходимости, и заметил удивление в глазах Мелани. – Ты права, – согласился он, – тебе нужно чем-то заниматься, но работать со мной – это не самая лучшая идея. Офис небольшой, а мой отец очень требователен, что тебе вряд ли понравится. Это создаст лишние проблемы, Мелани.
Она понимала Диего, но ее сбил с толку его резкий ответ, незачем оправдываться, искать веские аргументы, если он не хочет быть с ней весь день, и уж тем более незачем из-за этого ссориться. В детстве ее пугали крики родителей друг на друга, и ей хотелось, чтобы в ее собственном замужестве всегда царило взаимопонимание.
– Ты можешь работать где-нибудь еще, – предложил Диего. – Хочешь, я попрошу Серхио или Пэтти… – И он начал перечислять длинный список своих друзей, а Мелани в это время думала о своем. Ее испанский был еще не слишком хорош, чтобы заняться настоящим делом, а служить в чьем-то офисе декорацией, только лишь потому, что она очаровательная миссис Сантос и его друзья не хотели бы потерять дружбу ее мужа, Мелани не желала. Она неплохо разбиралась в банковском деле и мечтала заняться настоящей работой и не быть никому обузой.
– Может быть, подождем, пока лето пройдет, – решила закончить разговор Мелани. „Это будет где-нибудь в марте, а сейчас только ноябрь", – с грустью подумала она.
– Этот придурок наколол меня на три тысячи долларов, ты представляешь, Диего?! Мой собственный кузен… и мы вместе… – раздавался голос Пако Лоррегью с другого конца галереи дома. Диего и Мелани приехали в Лас-Акесиас на уик-энд. И сейчас мужчины беседовали о своих делах, отдыхая после ленча, а Мелани и Долорес, жена Пако, сидели на веранде в плетеных креслах и пили кофе. Долорес рассказывала Мелани об изменах своих соседок их мужьям, а Мелани находила рассказ подруги таким же неинтересным, как и беседу мужчин. Они обсуждали финансовый крах, грозовой тучей нависший над страной, и проблемы, так или иначе связанные с ним. Инвестиционные банки исчезали так же быстро, как и появлялись, хищения и растраты умножались с каждым часом, рушились самые прочные и тесные связи в обществе: разваливались семейные фирмы, кровные родственники обирали друг друга в надежде отхватить кусок пожирнее. Но тем не менее жаркий рассказ Пако обо всем этом привлекал внимание Мелани больше, чем пустые сплетни его жены, и миссис Сантос, изобразив на лице застывшую улыбку, прислушивалась к разговору мужчин.
– …Как-то я занял деньги, и сейчас мне нужно вернуть долг.
– Что ты собираешься делать? Дай мне знать, если тебе понадобится моя помощь, – предложил Диего. Пако улыбнулся и похлопал друга по плечу.
– Спасибо, Диего, но, думаю, я справлюсь сам. Я решил продать землю – дядя Хьюго оставил мне ее в прошлом году. Там около тысячи гектаров, этого будет достаточно.
– Постарайся сделать это побыстрей, – посоветовал Диего. – Время не стоит на месте, возможно, вскоре ты уже не сможешь найти покупателя.
– Я знаю. Тогда я продам тебе своих пони… – рассмеялся Пако. – Нам уже пора. – И обращаясь к жене, прибавил: – Дорогая, мне нужно отдохнуть перед обедом.
Долорес поднялась.
– Мелани, у вас нет никакого снотворного? Пако любит, чтобы я отдыхала вместе с ним, но я не могу заснуть днем, поэтому и пью таблетки, но мои уже закончились, – объяснила она.
– К сожалению, нет, – ответила Мелани. Они с Диего проводили друзей и остановились в тени деревьев недалеко от дома. На фоне прозрачно-чистого неба и солнечных лучей сирень раскинула густые бархатные брызги своих соцветий.
Мелани пристально разглядывала спящего мужа: его мускулистая грудь поднималась и опускалась от равномерного дыхания, взгляд Мелани скользнул по золотисто-коричневой дорожке волос, спускавшейся по плоскому, подтянутому животу к паху. Она улыбнулась, вытянулась и сложила руки за головой, наслаждаясь глубиной удовольствия, полученного от близости с Диего. В этот жаркий день пыль в воздухе блестела и искрилась в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь жалюзи их спальни. Любовные супружеские развлечения были лучшим поводом для сиесты, тем более для Мелани, которая также находила, что спать днем слишком жарко.
Мелани осторожно, боясь разбудить Диего, встала и тихонечко вышла из спальни. Без цели бродила она по многочисленным комнатам усадьбы, наслаждаясь тишиной и покоем, обычно царившими в доме в это время дня. Лишь изредка окружающее безмолвие нарушали знакомые звуки далеких полей: мычание коров, окрики пастухов… Мелани нравилось осознавать, что Лас-Акесиас принадлежит теперь ей. Она влюбилась в это место с первого взгляда, и ее чувство крепло все больше и больше с каждой проведенной здесь минутой. Она хотела бы остаться тут вместе с Диего навсегда, убежать подальше от их чопорной, пустой и бессмысленной жизни в Буэнос-Айресе. Мелани часто думала о том, что было бы неплохо растить их будущих детей здесь, за городом, у Диего появятся новые дела, и отпадет нужда в частых поездках. Однажды она сказала ему об этом, не упомянув, правда, о главной причине – о возможности наконец-то завести свой собственный дом и жить отдельно от Амилькара и Марии.
– Это неосуществимо, дорогая, мы не можем жить здесь все время, – ответил Диего. – Я нужен отцу в Буэнос-Айресе, мне необходимо ездить по делам в Америку, и потом за городом очень одиноко зимой. Тебе вряд ли это понравится.
Ответ мужа разочаровал Мелани, но тем не менее Диего пообещал, что, как только погода улучшится, они будут приезжать сюда фактически на каждый уик-энд: покидать Буэнос-Айрес пораньше в пятницу и возвращаться обратно лишь в понедельник, а иногда и во вторник, если Диего будет заниматься поло. Амилькар с Марией не будут ездить с ними. Из объяснений Диего Мелани поняла, что обычно сюда приезжают лишь друзья и дальние родственники. И, если бы визиты сюда Мелани не были столь краткими, Лас-Акесиас мог стать для нее хотя бы иллюзией собственного дома.
Мелани медленно шла по галерее, и звук ее шагов эхом отражался от выложенного терракотовым кафелем пола, с годами отполировавшегося до цвета старой запекшейся крови. Со всех сторон дом окружал большой тенистый двор. Эта усадьба была построена раньше 1800-х годов. Ее оригинальную испанскую простоту несколько десятилетий спустя украсили итальянскими колоннами и балюстрадой, увенчанной плоской крышей. Комнаты дома, как солнечные лучи, разбегались во все стороны от внутренней галереи усадьбы, отчего именно в центре создавалось ощущение постоянной полутьмы. Один из предков, решив исправить эту ошибку, застеклил некоторые участки центральной галереи. Сейчас все двери были открыты, и со двора внутрь проникал чарующий аромат цветущего лимона и жасмина.
Незаметно для самой себя Мелани подошла к передним комнатам дома. Широкие доски пола протяжно скрипели, когда она пересекала гостиную, изучая портреты женщин и мужчин, вот уже многие десятилетия висевшие на этих стенах.
Мелани открыла тяжелую дубовую дверь в конце гостиной и вошла в кабинет. Это была ее самая любимая комната в доме, с окнами, выходящими на обе стороны, открывающими вид на лагуну и лес. Диего и Пако играли здесь в бильярд перед ленчем, и поднос с пустыми бокалами и напитками до сих пор был не убран. Мелани представила себе вежливый, но ледяной гнев, который Мария обрушила бы на свою служанку в случае, если та позволила бы себе допустить такую оплошность в Буэнос-Айресе, и решила позже обязательно поговорить с Эвелиной.
На рабочем столе была разложена небольшая коллекция кадастровых карт. Она стала аккуратно складывать их в стопку, но неожиданно ее внимание привлекла надпись в верхнем углу титульного листа одной из них. „1904" – значилось там. На вид карта казалась действительно очень старой, буквы и цифры в некоторых местах были настолько нечеткими, что их с трудом можно было разобрать. Мелани стало любопытно, и она принялась в подробностях исследовать карту. Разными цветами на ней были обозначены территории имений и место, где они расположены, назывались полные имена владельцев, количество имущества. Самую большую площадь на карте занимал прямоугольник, закрашенный бледно-розовым цветом: Лас-Акесиас – Донна Луиза де ла Форсе де Гэнсалис Гоблин – 24,472 гектара , – прочитала Мелани. Владелицей земли, должно быть, была тетя Лулу, так часто упоминаемая Марией в разговорах, предположила Мелани. Она даже не подозревала, сколь обширные территории занимает эта усадьба. В ее душе зародилось чувство благоговейного страха, когда она представила, что Лас-Акесиас простирается так далеко, что даже нельзя увидеть его границу, что это шестьдесят тысяч акров хорошей сельскохозяйственной земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Ты можешь переоборудовать наши комнаты, если хочешь, – сказал Диего, читая ее мысли. – Я уверен, мама не будет против.
– Глупости, – огрызнулась Мелани. – Мне надоело, что твоя мама решает вопросы, касающиеся только нас. Это дом, где ты ничего не можешь делать самостоятельно.
– Это не проблема, – тотчас ответил Диего, – мама даже не обратит внимания на такие мелочи, главное – согласованно решать более важные вопросы, и незачем ругаться из-за пустяков.
Даже если это правда, и Мария действительно не обратит никакого внимания, и Мелани изменит абсолютно каждую деталь, каждую мелочь, все останется по-прежнему. Диего видит этот дом своим, но для Мелани он никогда не будет ее или их домом. Это дом Марии и Амилькара, и она чувствует их присутствие все время, даже если их нет рядом.
– В конце концов, мы можем купить собственный дом, вопрос не в этом. Просто сейчас не время, Мелани, – продолжал спокойно объяснять Диего, – экономика скоро рухнет с треском, и тогда будет выгодно что-либо покупать. Вчера на вечере двое знакомых сказали мне, что собираются в Майами на этой неделе. Все переводят свои деньги за границу.
– Но ты всегда говорил, что у нас все в порядке, – протестовала Мелани.
– Нужно абсолютно не иметь мозгов, чтобы обсуждать свои проблемы со всеми. А у нас, как мне кажется, есть вещи посущественнее, чем дискуссия на тему экономических неурядиц, – прошептал Диего, отбрасывая в сторону полотенце.
…Диего опять нет дома. Он каждый месяц ездит в Нью-Йорк или в Майами, потому что все здесь сейчас вывозят свои деньги за границу. Диего любит летать, сам управляет самолетом, но всякий раз отказывается взять меня с собой. Он говорит, что ему и второму пилоту необходимо сосредоточить все свое внимание на полете, и ему вдвое трудней вести самолет, когда я нахожусь на борту рядом с ним, он опасается совершить ошибку и боится за мою жизнь. Дома же он не бывает несколько дней подряд. Иногда я понимаю, что очень соскучилась по Нью-Йорку и хочу повидать тебя. Но я, конечно, стараюсь привыкать к новому языку, новым людям, новым друзьям.
О, если бы ты видела этот дом! Он похож на один из тех, что стоят на Пятой авеню, комнаты подойдут и самой королеве Англии. Я ничего не делаю сама по дому: семь человек прислуги, шофер и три охранника. Здесь все нанимают себе охрану – у каждого есть друзья или родственники, которых похитили или едва не похитили. Говорят, что все в стране изменилось к лучшему с приходом к власти военных, однако телохранителей нанимают по-прежнему. К ним настолько привыкли что, абсолютно не смущаясь, могут в их присутствии рассуждать о самых интимных вопросах своей личной жизни или же их используют как доносчиков, улавливающих и запоминающих каждое слово. Я думала, что женщины будут более высокомерны, но на самом деле они при первой же встрече выложат тебе все о себе и своих знакомых, как своему психоаналитику, к которому они ходят слишком часто.
Страна прекрасна, но к ней трудно привыкнуть. Ты не поверишь, зимы здесь один к одному похожи на наши весны, особенно за городом. Когда вернется Диего, мы поедем на уик-энд. Он собирается открыть поло-клуб. Он хочет…
Мелани прервала предложение на середине и перевернула страницу. Она в первый раз писала Донне, с тех пор как вышла замуж, и исписала уже кипу листов. Она и Донна долгое время работали вместе, давали друг другу в долг деньги, если даже у самой оставалась лишь монета в десять центов, ездили в метро в час пик… А сейчас жизнь Мелани повернулась на сто восемьдесят градусов, а у Донны все по-прежнему, и по сравнению с подругой она, должно быть, чувствует себя ничтожной букашкой. „Какая же я глупая, писать ей такое письмо", – подумала Мелани. Скомкав исписанные листы и бросив их в корзинку для мусора, она достала чистые и начала писать заново, но уже совсем в ином стиле, более осторожно и осмотрительно. „Глупости", – пробормотала Мелани; она не должна писать Донне, соблюдая вежливую, но холодную манеру общения, приукрашивая или как-то изменяя рассказ о своей нынешней жизни. Может, попросить ее приехать сюда и остаться на некоторое время с ними… Нет. Их жизнь и так была сейчас слишком трудной. Мелани представила себе, в какой ужас пришла бы Мария, если бы увидела в своем доме Донну.
Мысль о свекрови заставила Мелани принять мудрое решение, и она в очередной раз скомкала незаконченное письмо. Мелани подозревала, что горничные о каждом ее шаге доносили своей хозяйке, а это еще больше усиливало неприязнь Мелани к Марии, которая не только сама была одаренной шпионкой, но находила себе помощников под крышей своего дома. Мгновение подумав обо всем этом, Мелани бросила испорченные листы в намин и разожгла огонь, который быстро охватил их ярким пламенем: затем подошла ближе к мраморному камину и разворошила пепел от так и не законченного письма.
Мелани начинала понемногу привыкать к своей новой жизни. Дни были похожи один на другой, и она чувствовала скуку, даже, скорее всего, это была не скука, а ощущение какой-то дисгармонии. Это ощущение пропадало, когда рядом был Диего, и снова возникало, когда она проводила время со своими новыми друзьями, имевшими огромный жизненный опыт в искусстве поддержания этого ощущения бессмысленности, или с людьми, словно специально созданными для того, чтобы развлекать всех скучающих, предлагая занятия на любой вкус: новая художественная галерея, продажа антиквариата, венгерская графина… Кроме этого – ленчи, обеды, званые вечера и опять ленчи. Все это учит искусству убивать время, и Мелани уже почти привыкла к такой бессмысленной жизни, больше ощущая какую-то опустошенность, чем скуку. Она должна работать, иметь какую-то цель…
– Я больше не в состоянии ничего не делать целыми днями! Я могу работать вместе с тобой в твоем офисе? – однажды спросила она Диего.
– Ты должна быть счастлива, оттого что тебе не нужно работать, – ответил он.
– Но я хочу! И потом я не могу все время просить у тебя деньги.
– Ты и не просишь, – напомнил он ей. Это была правда. Мелани никогда ни за что не платила. Все счета отсылались в офис, а в начале каждого месяца Диего клал на ее столик определенную сумму на личные расходы.
– Но мне нравится зарабатывать деньги самой, – настаивала она. – Я могу быть твоей секретаршей, и мы сможем видеться целый день.
Диего улыбнулся.
– Ты не можешь быть моей секретаршей, – возразил он. – Мирна получает двести долларов в месяц и очень довольна. Пойми, найти хорошо оплачиваемую работу в Буэнос-Айресе довольно сложно.
Мелани не совсем поверила ему. Она никогда не задумывалась о том, кто сколько здесь зарабатывает, даже ее собственная служанка.
– А сколько получает Фелиса? – спросила ока.
– Тебе бы следовало спросить у моей матери. Я уверен, Фелиса получает меньше, чем моя секретарша, но не забывай, что у прислуги есть еще стол и постель. А это очень неплохое и удобное соглашение.
Мелани не понравились рассуждения Диего: это прозвучало так, что подобные условия найма дешевле и выгодней для работодателей, но Мелани не хотела менять тему разговора.
– Почему я не могу быть твоей секретаршей? – настаивала она.
– Потому что Мирна нуждается в работе, а ты нет. Ее муж мало зарабатывает, и у них двое детей. Ты же не хочешь, чтобы я уволил ее? – спросил Диего.
– Не глупи, – не унималась Мелани, не желая мириться с его легкомысленными замечаниями о служанках и чрезмерной заботой о секретарше. Не знай она Мирны, в ее душу закралась бы ревность. Но Мирна была невысокой, полненькой и абсолютно не могла привлекать Диего.
– Это звучит так, будто ты не хочешь, чтобы мы работали вместе, – пошутила Мелани.
– Это не так, – ответил Диего чересчур быстро, в чем не было необходимости, и заметил удивление в глазах Мелани. – Ты права, – согласился он, – тебе нужно чем-то заниматься, но работать со мной – это не самая лучшая идея. Офис небольшой, а мой отец очень требователен, что тебе вряд ли понравится. Это создаст лишние проблемы, Мелани.
Она понимала Диего, но ее сбил с толку его резкий ответ, незачем оправдываться, искать веские аргументы, если он не хочет быть с ней весь день, и уж тем более незачем из-за этого ссориться. В детстве ее пугали крики родителей друг на друга, и ей хотелось, чтобы в ее собственном замужестве всегда царило взаимопонимание.
– Ты можешь работать где-нибудь еще, – предложил Диего. – Хочешь, я попрошу Серхио или Пэтти… – И он начал перечислять длинный список своих друзей, а Мелани в это время думала о своем. Ее испанский был еще не слишком хорош, чтобы заняться настоящим делом, а служить в чьем-то офисе декорацией, только лишь потому, что она очаровательная миссис Сантос и его друзья не хотели бы потерять дружбу ее мужа, Мелани не желала. Она неплохо разбиралась в банковском деле и мечтала заняться настоящей работой и не быть никому обузой.
– Может быть, подождем, пока лето пройдет, – решила закончить разговор Мелани. „Это будет где-нибудь в марте, а сейчас только ноябрь", – с грустью подумала она.
– Этот придурок наколол меня на три тысячи долларов, ты представляешь, Диего?! Мой собственный кузен… и мы вместе… – раздавался голос Пако Лоррегью с другого конца галереи дома. Диего и Мелани приехали в Лас-Акесиас на уик-энд. И сейчас мужчины беседовали о своих делах, отдыхая после ленча, а Мелани и Долорес, жена Пако, сидели на веранде в плетеных креслах и пили кофе. Долорес рассказывала Мелани об изменах своих соседок их мужьям, а Мелани находила рассказ подруги таким же неинтересным, как и беседу мужчин. Они обсуждали финансовый крах, грозовой тучей нависший над страной, и проблемы, так или иначе связанные с ним. Инвестиционные банки исчезали так же быстро, как и появлялись, хищения и растраты умножались с каждым часом, рушились самые прочные и тесные связи в обществе: разваливались семейные фирмы, кровные родственники обирали друг друга в надежде отхватить кусок пожирнее. Но тем не менее жаркий рассказ Пако обо всем этом привлекал внимание Мелани больше, чем пустые сплетни его жены, и миссис Сантос, изобразив на лице застывшую улыбку, прислушивалась к разговору мужчин.
– …Как-то я занял деньги, и сейчас мне нужно вернуть долг.
– Что ты собираешься делать? Дай мне знать, если тебе понадобится моя помощь, – предложил Диего. Пако улыбнулся и похлопал друга по плечу.
– Спасибо, Диего, но, думаю, я справлюсь сам. Я решил продать землю – дядя Хьюго оставил мне ее в прошлом году. Там около тысячи гектаров, этого будет достаточно.
– Постарайся сделать это побыстрей, – посоветовал Диего. – Время не стоит на месте, возможно, вскоре ты уже не сможешь найти покупателя.
– Я знаю. Тогда я продам тебе своих пони… – рассмеялся Пако. – Нам уже пора. – И обращаясь к жене, прибавил: – Дорогая, мне нужно отдохнуть перед обедом.
Долорес поднялась.
– Мелани, у вас нет никакого снотворного? Пако любит, чтобы я отдыхала вместе с ним, но я не могу заснуть днем, поэтому и пью таблетки, но мои уже закончились, – объяснила она.
– К сожалению, нет, – ответила Мелани. Они с Диего проводили друзей и остановились в тени деревьев недалеко от дома. На фоне прозрачно-чистого неба и солнечных лучей сирень раскинула густые бархатные брызги своих соцветий.
Мелани пристально разглядывала спящего мужа: его мускулистая грудь поднималась и опускалась от равномерного дыхания, взгляд Мелани скользнул по золотисто-коричневой дорожке волос, спускавшейся по плоскому, подтянутому животу к паху. Она улыбнулась, вытянулась и сложила руки за головой, наслаждаясь глубиной удовольствия, полученного от близости с Диего. В этот жаркий день пыль в воздухе блестела и искрилась в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь жалюзи их спальни. Любовные супружеские развлечения были лучшим поводом для сиесты, тем более для Мелани, которая также находила, что спать днем слишком жарко.
Мелани осторожно, боясь разбудить Диего, встала и тихонечко вышла из спальни. Без цели бродила она по многочисленным комнатам усадьбы, наслаждаясь тишиной и покоем, обычно царившими в доме в это время дня. Лишь изредка окружающее безмолвие нарушали знакомые звуки далеких полей: мычание коров, окрики пастухов… Мелани нравилось осознавать, что Лас-Акесиас принадлежит теперь ей. Она влюбилась в это место с первого взгляда, и ее чувство крепло все больше и больше с каждой проведенной здесь минутой. Она хотела бы остаться тут вместе с Диего навсегда, убежать подальше от их чопорной, пустой и бессмысленной жизни в Буэнос-Айресе. Мелани часто думала о том, что было бы неплохо растить их будущих детей здесь, за городом, у Диего появятся новые дела, и отпадет нужда в частых поездках. Однажды она сказала ему об этом, не упомянув, правда, о главной причине – о возможности наконец-то завести свой собственный дом и жить отдельно от Амилькара и Марии.
– Это неосуществимо, дорогая, мы не можем жить здесь все время, – ответил Диего. – Я нужен отцу в Буэнос-Айресе, мне необходимо ездить по делам в Америку, и потом за городом очень одиноко зимой. Тебе вряд ли это понравится.
Ответ мужа разочаровал Мелани, но тем не менее Диего пообещал, что, как только погода улучшится, они будут приезжать сюда фактически на каждый уик-энд: покидать Буэнос-Айрес пораньше в пятницу и возвращаться обратно лишь в понедельник, а иногда и во вторник, если Диего будет заниматься поло. Амилькар с Марией не будут ездить с ними. Из объяснений Диего Мелани поняла, что обычно сюда приезжают лишь друзья и дальние родственники. И, если бы визиты сюда Мелани не были столь краткими, Лас-Акесиас мог стать для нее хотя бы иллюзией собственного дома.
Мелани медленно шла по галерее, и звук ее шагов эхом отражался от выложенного терракотовым кафелем пола, с годами отполировавшегося до цвета старой запекшейся крови. Со всех сторон дом окружал большой тенистый двор. Эта усадьба была построена раньше 1800-х годов. Ее оригинальную испанскую простоту несколько десятилетий спустя украсили итальянскими колоннами и балюстрадой, увенчанной плоской крышей. Комнаты дома, как солнечные лучи, разбегались во все стороны от внутренней галереи усадьбы, отчего именно в центре создавалось ощущение постоянной полутьмы. Один из предков, решив исправить эту ошибку, застеклил некоторые участки центральной галереи. Сейчас все двери были открыты, и со двора внутрь проникал чарующий аромат цветущего лимона и жасмина.
Незаметно для самой себя Мелани подошла к передним комнатам дома. Широкие доски пола протяжно скрипели, когда она пересекала гостиную, изучая портреты женщин и мужчин, вот уже многие десятилетия висевшие на этих стенах.
Мелани открыла тяжелую дубовую дверь в конце гостиной и вошла в кабинет. Это была ее самая любимая комната в доме, с окнами, выходящими на обе стороны, открывающими вид на лагуну и лес. Диего и Пако играли здесь в бильярд перед ленчем, и поднос с пустыми бокалами и напитками до сих пор был не убран. Мелани представила себе вежливый, но ледяной гнев, который Мария обрушила бы на свою служанку в случае, если та позволила бы себе допустить такую оплошность в Буэнос-Айресе, и решила позже обязательно поговорить с Эвелиной.
На рабочем столе была разложена небольшая коллекция кадастровых карт. Она стала аккуратно складывать их в стопку, но неожиданно ее внимание привлекла надпись в верхнем углу титульного листа одной из них. „1904" – значилось там. На вид карта казалась действительно очень старой, буквы и цифры в некоторых местах были настолько нечеткими, что их с трудом можно было разобрать. Мелани стало любопытно, и она принялась в подробностях исследовать карту. Разными цветами на ней были обозначены территории имений и место, где они расположены, назывались полные имена владельцев, количество имущества. Самую большую площадь на карте занимал прямоугольник, закрашенный бледно-розовым цветом: Лас-Акесиас – Донна Луиза де ла Форсе де Гэнсалис Гоблин – 24,472 гектара , – прочитала Мелани. Владелицей земли, должно быть, была тетя Лулу, так часто упоминаемая Марией в разговорах, предположила Мелани. Она даже не подозревала, сколь обширные территории занимает эта усадьба. В ее душе зародилось чувство благоговейного страха, когда она представила, что Лас-Акесиас простирается так далеко, что даже нельзя увидеть его границу, что это шестьдесят тысяч акров хорошей сельскохозяйственной земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36