Мелани быстро ополоснула тарелки и погрузила их в посудомоечную машину, после чего Норман притянул ее к себе и прижался губами к ее шее.
– Эти десять дней были самыми лучшими в моей жизни, Фрэнсис. – Время от времени в шутку Норман называл ее именем, которое выдумал ей в Буэнос-Айресе. Мелани подумала, что после смерти Диего эти дни для нее также были самыми лучшими, ведь последние прошедшие месяцы казались просто адом.
– Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, – сказал он, и Мелани поняла, что она сама тоже не хочет этого. Она не хотела спать на матрасе на полу в тесной двухкомнатной квартире Донны и жить на пособие для безработных: ее шансы найти место уменьшались с каждым днем – беременность становилась заметной. Это было равносильно возвращению к нищете ее детства, все ее многолетние усилия превратились в ничто. Мелани хотелось еще немного побыть в приятном ощущении надежности и защиты.
– Я очень счастлива здесь, но я не могу остаться, не имея впереди определенного будущего, – сказала она.
– Ты можешь… ты можешь выйти за меня замуж. Пожалуйста…
Услышав это, Мелани заплакала. Она возненавидела себя за то, что иногда считала Нормана чересчур скучным, продолжая постоянно думать о Диего; за то, что она обманывала его.
– Я беременна, – разрыдалась она. – Я не могу выйти за тебя замуж… Это…
Норман закрыл ей рот своей ладонью.
– Я люблю тебя больше всех на свете, Фрэнсис. И я так же буду любить нашего ребенка.
Три недели спустя мистер и миссис Феллоус вышли из регистрационного отдела в Челси. Теперь все знали ее как Фрэнсис. Ей понравилась идея нового имени как начала новой жизни, разрывающего ее связь с прошлым, которое она хотела забыть. Изменение имени было официальным, но никто, кроме Нормана и регистрационного агента, не знал, как именно в этот день используется ее новое имя, потому что Фрэнсис настояла на закрытой церемонии. Свадьба была в пятницу, а на уик-энд они устроили себе маленький медовый месяц и поехали в Катсволдс. Возвратившись, они сделали небольшой прием для друзей Нормана: в основном это были его коллеги по бизнесу и новые знакомые из партии консерваторов. Следующие недели прошли в напряженной работе перед выборной кампанией. Норман победил, все согласились с тем, что он намного превосходил своих соперников, он даже получил персональное приглашение и поздравительное письмо от миссис Тэтчер. Его молодая американская жена, по мнению всех, была изумительна, великолепная помощница своему мужу и к тому же очаровательная женщина.
Пять месяцев спустя миссис Норман Феллоус родила прекрасного мальчика в больнице Святой Марии в Линдо-Винг. Если бы ее муж уже долгое время являлся членом парламента, то преждевременное появление на свет его ребенка вызвало бы массу сплетен, но Норман был еще мало известен. И все, кто приходил навестить Фрэнсис в больнице, отмечали, что Питер – замечательный ребенок.
Часть вторая
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Угадайте, что? Вам прислали еще цветы, миссис Феллоус! – радостно объявила медсестра, входя к Фрэнсис в палату. Она проворно очистила часть стола, уже уставленного многочисленными букетами, и гордо поставила корзину с белоснежными лилиями. Любуясь своей работой и этими нежными цветами, медсестра отколола от атласной ленточки визитную карточку и громко прочитала:
– „От твоего мужа, который всегда будет любить тебя".
– Это так романтично! – щебетала она, подходя к Фрэнсис, чтобы проверить пульс. – Мистер Малон придет еще раз обследовать вас, но сегодня ночью вы спали намного лучше. Я обязательно сообщу ему об этом и думаю, что еще до полудня он выпишет вас домой.
– Это было бы прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Я действительно чувствую себя сегодня намного лучше.
Вчера ее привезли в больницу и тут же, сделав соответствующее обследование, поставили диагноз: „сотрясение головного мозга". Ночью ее несколько раз будили, чтобы убедиться, не потеряла ли она сознание. Если не считать ужасного кровоподтека на лице, она чувствовала себя прекрасно. Ей очень хотелось домой, чтобы увидеть Питера, которого Норман вчера забрал из больницы, после того как врач осмотрел его и нашел абсолютно здоровым.
Фрэнсис бросила взгляд на цветы. В нагретом воздухе комнаты их аромат становился просто удушающим.
– Дороти, пожалуйста, оставь только лилии и азалии, а все остальные цветы унеси из комнаты, – попросила Фрэнсис.
– Я сейчас пришлю кого-нибудь, миссис Феллоус. Боюсь, у меня нет времени сделать это самой, – ответила медсестра.
Как только Фрэнсис осталась одна, она собрала все карточки, присланные вместе с цветами, и вынесла все это буйное великолепие в коридор, аккуратно расставив цветы вдоль стены. Вернувшись в комнату, она лишь успела расправить лилии и азалии, красовавшиеся на столе, как послышался стук в дверь. Испугавшись, что это может быть врач, Фрэнсис быстро нырнула в постель.
– Войдите, – крикнула она.
Дверь отворилась, и вошел Норман. Он поцеловал жену, а затем протянул ей огромный букет роз.
– Рад видеть, что тебе лучше. Вчера ты страшно напугала меня, – с нежностью в голосе сказал он.
– А ты заставляешь меня чувствовать себя кинозвездой, присылая эти восхитительные букеты цветов, – улыбнулась Фрэнсис.
– Да, я видел целую оранжерею в коридоре, – рассмеялся Норман. – Все страшно беспокоятся о тебе.
Фрэнсис протянула мужу розы.
– Будь добр, дорогой, поставь их вместе с остальными. Азалии прислали Мейджоры, и я подумала, что тебе будет приятно видеть эти цветы.
– С любовью от Джона и Нормы, – громко прочитал он, разглядывая пышный букет. – Не всякий может позволить себе купить цветы на Даунинг-стрит, – после небольшой паузы прибавил он.
Еще много лет назад Фрэнсис заметила, что общественное положение было в некотором роде самым важным для ее мужа, с годами эта слабость стала проявляться все более отчетливо.
– Как Питер? – спросила она, делая вид, что не обратила внимания на его замечание.
– Очень хорошо. Евгения продолжает его баловать, а я собираюсь уже завтра отправить его в школу. Если ты не хочешь, чтобы он зря болтался дома, я могу заехать за ним по дороге в Свентон и отвезти его в школу прямо сейчас.
Фрэнсис почувствовала скрытую критику и неодобрение в словах мужа. Норман всегда считал, что она и Евгения чересчур пекутся о Питере.
– Я думаю, нет никакой разницы, сегодня или завтра. Поступай так, как тебе удобнее, – ответила Фрэнсис.
– Перед тем, как прийти сюда, я звонил Миранде и предупредил, что тебя сегодня не будет, но не сказал, почему.
Как всегда, Норман поступил правильно, подумала Фрэнсис. Если сказать Миранде всю правду, она замучает телефонными звонками, а своим любопытством и заботой может довести до белого каления.
– По дороге к тебе я встретил мистера Малона, – продолжал Норман. – Он сказал, что зайдет и осмотрит тебя. Но поскольку эта ночь прошла хорошо, он считает, что нет смысла задерживать тебя здесь. Я уже договорился, за тобой приедет машина и отвезет домой. Она, должно быть, уже ждет внизу.
– В таком случае, мне надо одеваться, – радостно воскликнула Фрэнсис, отбрасывая в сторону одеяло.
Норман бросил взгляд на часы.
– В коридоре ждет полицейский, он хочет поговорить с тобой. Почему бы тебе не принять его сейчас? Тогда я смогу присутствовать при разговоре. И ты будешь себя более спокойно чувствовать.
Как всегда, трудно было сказать, чем руководствовался Норман, давая этот совет: искренним беспокойством о жене или собственной выгодой.
Фрэнсис ничего не ответила, и Норман распахнул дверь.
– Моя жена хочет видеть вас сейчас, инспектор, – сказал он, жестом приглашая посетителя в комнату.
– Доброе утро, миссис Феллоус. Я инспектор Лукас, – вежливо поздоровался мужчина. – Рад видеть, что вам лучше. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, если не возражаете.
– Нет, нисколько, – ответила Фрэнсис. – Садитесь, пожалуйста.
Инспектор Лукас открыл маленькую записную книжечку и положил ее к себе на колени.
– У нас есть показания вашего сына, и они стали бы более содержательными, если бы вы поделились своими воспоминаниями о случившемся, – обратился инспектор к Фрэнсис.
– Мы ехали за город, там должны были встретиться с мужем, а по дороге Питер уговорил меня зайти на Спайтелфилдскую ярмарку. Он узнал, что там открылся специальный трек, и захотел испробовать свои новые роликовые коньки. Мы пробыли на ярмарке где-то около получаса. А когда, уже возвращаясь оттуда, подходили к моей машине, откуда ни возьмись появился белый фургон. Из него вышли двое мужчин и напали на нас.
– Кроме цвета, вы что-нибудь еще можете сказать о фургоне?
– Нет.
– Опишите, пожалуйста, мужчин. Вы видели их лица?
– Я не разглядывала их, инспектор. Могу лишь сказать, что они оба среднего телосложения, один чуть выше. Первый был одет в голубой спортивный костюм, а второй в джинсы и черную кожаную куртку. Им где-то около тридцати. У обоих каштановые волосы, но вот описать их лица, боюсь, не смогу. Не думаю, что узнала бы их, если бы снова встретила.
– Они говорили с вами?
– Нет. Перед тем, как потерять сознание, я предлагала им деньги, но они ничего не ответили.
Инспектор оторвал взгляд от своей записной книжки и внимательно посмотрел на Фрэнсис.
– А вы видели другого мужчину, что пришел вам на помощь?
Фрэнсис отрицательно покачала головой.
– Я лишь слышала его голос, но очень слабо, неотчетливо, откуда-то издалека, а потом я впала в забытье и уже ничего не помню.
Инспектор посмотрел на свои записи.
– Нас интересует этот мужчина, потому что он знал вас. Он назвал ваше имя и имя вашего сына, когда вызывал „скорую помощь", но Питер сказал, что не говорил ему, кто вы. Мы проверили его имя, адрес и номер телефона, которые он оставил диспетчеру. Они оказались ложными.
– Боюсь, ничем не смогу вам помочь. Я не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть.
– Инспектор, фотографии Фрэнсис и Питера были в журнале две недели назад, – вмешался в разговор Норман. – Этот человек мог видеть их.
– Хочу надеяться, что не все поклонники журнала „Хелло!" разгуливают по улицам с оружием в рунах, мистер Феллоус. Питер сказал, что мужчина был вооружен, хотя он не может утверждать точно. – Инспектор Лукас положил свою записную книжку в карман и встал. – Не хочу вас больше задерживать, миссис Феллоус, но мы обязательно свяжемся с вами через пару дней. Было бы неплохо, если бы вы и ваш сын помогли нам составить устные портреты этих мужчин.
– Я не хочу вовлекать сына, – резко ответила Фрэнсис. – Он уже достаточно пережил за последние дни.
– Тем не менее это было бы полезно для следствия, – настаивал инспектор.
– Это было всего лишь обычное хулиганство, которое случается на улицах нашего города каждый день, – сдержанно проговорила Фрэнсис. – Я понимаю, вы делаете все возможное, но согласитесь, что полиция не в состоянии переловить всех бандитов в Лондоне. Было очень приятно встретиться с вами, – вежливо прибавила она, настойчиво выпроваживая его с очаровательной улыбкой.
Норман пошел проводить посетителя.
– Был бы вам очень признателен, инспектор Лукас, если бы это происшествие сохранилось в тайне, – произнес он, как только они вышли в коридор.
– Сегодня утром мне звонил мистер Несбит из Центрального управления, так что можете не беспокоиться, мистер Феллоус, сообщение о нем не появится в прессе.
Фрэнсис одевалась, когда Норман вернулся в палату.
– Неужели необходимо было упоминать о ежедневно случающихся в Лондоне хулиганствах?! – принялся отчитывать он жену.
– Ради бога, Норман! Это же была не пресс-конференция на тему закона и правопорядка. В любом случае, думаю, он будет голосовать за консервативную партию. А составлять портреты преступников, которых я не помню, – лишняя трата времени. Да и вообще все эти служаки ходят передо мной на задних лапках потому, что я твоя жена, – оборвала мужа Фрэнсис, не желая продолжать бессмысленный разговор.
На следующее утро Фрэнсис встала, когда еще не было и семи. Как обычно, она сначала приняла душ, оделась, как следует уложила волосы, привела в порядок лицо и лишь после этого вышла из спальни и поднялась в комнату Питера.
Мальчик еще сладко и безмятежно спал. Фрэнсис долго стояла, разглядывая его милое, спокойное личико, затем нежно погладила спутавшиеся во сне волосы и решила дать ему возможность поспать лишние полчаса. Школьная форма Питера, приготовленная еще с вечера, аккуратно висела на спинке стула, но Фрэнсис, еще раз желая убедиться, что все в порядке, поправила ее и лишь после этого осторожно вышла из комнаты.
По дороге на кухню она зашла в гостиную и отдернула занавески.
Фрэнсис не любила темные комнаты, тем более если на улице в это время было светло. Она стояла у окна, разглядывая площадь, до сих пор окутанную туманной дымной и спокойствием раннего утра. Все выглядело, как всегда, и в то же время совсем по-другому. Это чувство пришло к ней вчера, когда она наконец вернулась под защиту своего дома, к своей прежней жизни. Вчера ей вдруг показалось, что это происшествие на Спайтелфилде было лишь началом великой охоты, устроенной на нее. И это чувство лишь усилилось, когда ей пришлось идти вечером в спальню по темным коридорам дома одной, потому что Норман вынужден был задержаться в Свентоне.
Под влиянием какого-то импульсивного порыва Фрэнсис резко отошла от окна и, подойдя к телефону, торопливо набрала номер их загородного дома.
– А я ждал, когда можно будет позвонить тебе, – приветствовал жену Норман. – Я думал, ты сегодня захочешь поспать подольше. Как ты провела ночь, дорогая?
– Хорошо, спасибо, – соврала Фрэнсис. – Я хочу сегодня отвезти Питера в школу, поэтому пришлось встать пораньше. Вчера я разговаривала с мистером Томпсоном и предупредила, что Питер будет на месте около десяти часов утра.
– А потом ты можешь приехать сюда, – предложил Норман. – Первую половину дня я буду свободен, и было бы прекрасно, если бы ты провела со мной это время.
– Мне бы тоже хотелось, но, боюсь, у меня не получится. Я должна сегодня идти на работу. – Она не хотела рассказывать мужу о мучивших ее всю ночь страхах, но беспокойство за сына не покидало ее. – Знаешь, Норман, мне не очень нравится мысль, что Питер после всего случившегося останется в школе один. Мне кажется, необходимо договориться с полицией о его охране.
– Я думаю, это лишнее. Ты же сама сказала инспектору Лукасу, что было обычное хулиганство, подобное многим. Они не могут обеспечить охраной всех, кто попадает в подобные неприятные истории.
– Питер всего лишь ребенок, и он твой сын! – Она услышала в трубке, как Норман тяжело вздохнул.
– Будь благоразумной, Фрэнсис. Даже кабинет министров полиция не может себе позволить держать под охраной круглосуточно, не говоря уж об одном ребенке.
– Тогда мы можем кого-нибудь нанять, – настаивала Фрэнсис.
– Это невозможно, дорогая. Людям сразу станет все известно и начнут говорить, что на улицах города стало слишком опасно и что поэтому министр, сторонник партии консерваторов, нанимает своему сыну телохранителя… Извини, но я не думаю, что это хорошая идея.
– Тебе легко так рассуждать, потому что тебе не десять лет. А Питер страшно напуган, – нервно прокричала она в трубку.
– В таком случае для него это будет самым лучшим способом быстрее вернуться к прежнему расположению духа и к своей прежней жизни, – спокойно и твердо проговорил Норман. – Я могу понять твои беспокойство и заботу, но мы должны уметь сдерживать свои эмоции. А сейчас мне нужно идти. Вернусь домой вечером, тогда и поговорим.
Ничего не ответив, Фрэнсис положила трубку и направилась на кухню в надежде найти поддержку и утешение в компании Евгении. Нет, она не будет ничего рассказывать экономке. Фрэнсис знала, что та все поймет и без слов.
– Доброе утро, Евгения, – приветливо сказала она, заходя на кухню.
Когда бы Фрэнсис ни встала, она всегда находила Евгению здесь, как она сама говорила, „на ее кухне". Одевалась Евгения всегда в черное, а на голове неизменно возвышался аккуратно уложенный пучок седых волос.
– Питер еще спит. Я подумала, что сегодня ему можно позволить отдохнуть лишние несколько часов.
– ?Por supuesto! El pobrecito necesita descansar , – покачала головой Евгения.
Маленький мистер Феллоус стал ее любимцем с тех самых пор, как она впервые вошла в этот дом. Питеру тогда не было еще и года. Евгения хорошо и достаточно бегло говорила по-английски, но однажды она обнаружила, что в этом доме понимают все, что бы она ни сказала на испанском, и с тех самых пор, игнорируя недовольство Фрэнсис, экономка семьи Феллоус стала говорить только на своем родном языке.
– Le preparar? huevos revueltos para el desayuno, como a ?l le gustan , – объявила Евгения.
– Доктор считает, что Питеру вредно слишком часто есть яйца. А вчера у него уже была на завтрак яичница, – заметила Фрэнсис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Эти десять дней были самыми лучшими в моей жизни, Фрэнсис. – Время от времени в шутку Норман называл ее именем, которое выдумал ей в Буэнос-Айресе. Мелани подумала, что после смерти Диего эти дни для нее также были самыми лучшими, ведь последние прошедшие месяцы казались просто адом.
– Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, – сказал он, и Мелани поняла, что она сама тоже не хочет этого. Она не хотела спать на матрасе на полу в тесной двухкомнатной квартире Донны и жить на пособие для безработных: ее шансы найти место уменьшались с каждым днем – беременность становилась заметной. Это было равносильно возвращению к нищете ее детства, все ее многолетние усилия превратились в ничто. Мелани хотелось еще немного побыть в приятном ощущении надежности и защиты.
– Я очень счастлива здесь, но я не могу остаться, не имея впереди определенного будущего, – сказала она.
– Ты можешь… ты можешь выйти за меня замуж. Пожалуйста…
Услышав это, Мелани заплакала. Она возненавидела себя за то, что иногда считала Нормана чересчур скучным, продолжая постоянно думать о Диего; за то, что она обманывала его.
– Я беременна, – разрыдалась она. – Я не могу выйти за тебя замуж… Это…
Норман закрыл ей рот своей ладонью.
– Я люблю тебя больше всех на свете, Фрэнсис. И я так же буду любить нашего ребенка.
Три недели спустя мистер и миссис Феллоус вышли из регистрационного отдела в Челси. Теперь все знали ее как Фрэнсис. Ей понравилась идея нового имени как начала новой жизни, разрывающего ее связь с прошлым, которое она хотела забыть. Изменение имени было официальным, но никто, кроме Нормана и регистрационного агента, не знал, как именно в этот день используется ее новое имя, потому что Фрэнсис настояла на закрытой церемонии. Свадьба была в пятницу, а на уик-энд они устроили себе маленький медовый месяц и поехали в Катсволдс. Возвратившись, они сделали небольшой прием для друзей Нормана: в основном это были его коллеги по бизнесу и новые знакомые из партии консерваторов. Следующие недели прошли в напряженной работе перед выборной кампанией. Норман победил, все согласились с тем, что он намного превосходил своих соперников, он даже получил персональное приглашение и поздравительное письмо от миссис Тэтчер. Его молодая американская жена, по мнению всех, была изумительна, великолепная помощница своему мужу и к тому же очаровательная женщина.
Пять месяцев спустя миссис Норман Феллоус родила прекрасного мальчика в больнице Святой Марии в Линдо-Винг. Если бы ее муж уже долгое время являлся членом парламента, то преждевременное появление на свет его ребенка вызвало бы массу сплетен, но Норман был еще мало известен. И все, кто приходил навестить Фрэнсис в больнице, отмечали, что Питер – замечательный ребенок.
Часть вторая
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Угадайте, что? Вам прислали еще цветы, миссис Феллоус! – радостно объявила медсестра, входя к Фрэнсис в палату. Она проворно очистила часть стола, уже уставленного многочисленными букетами, и гордо поставила корзину с белоснежными лилиями. Любуясь своей работой и этими нежными цветами, медсестра отколола от атласной ленточки визитную карточку и громко прочитала:
– „От твоего мужа, который всегда будет любить тебя".
– Это так романтично! – щебетала она, подходя к Фрэнсис, чтобы проверить пульс. – Мистер Малон придет еще раз обследовать вас, но сегодня ночью вы спали намного лучше. Я обязательно сообщу ему об этом и думаю, что еще до полудня он выпишет вас домой.
– Это было бы прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Я действительно чувствую себя сегодня намного лучше.
Вчера ее привезли в больницу и тут же, сделав соответствующее обследование, поставили диагноз: „сотрясение головного мозга". Ночью ее несколько раз будили, чтобы убедиться, не потеряла ли она сознание. Если не считать ужасного кровоподтека на лице, она чувствовала себя прекрасно. Ей очень хотелось домой, чтобы увидеть Питера, которого Норман вчера забрал из больницы, после того как врач осмотрел его и нашел абсолютно здоровым.
Фрэнсис бросила взгляд на цветы. В нагретом воздухе комнаты их аромат становился просто удушающим.
– Дороти, пожалуйста, оставь только лилии и азалии, а все остальные цветы унеси из комнаты, – попросила Фрэнсис.
– Я сейчас пришлю кого-нибудь, миссис Феллоус. Боюсь, у меня нет времени сделать это самой, – ответила медсестра.
Как только Фрэнсис осталась одна, она собрала все карточки, присланные вместе с цветами, и вынесла все это буйное великолепие в коридор, аккуратно расставив цветы вдоль стены. Вернувшись в комнату, она лишь успела расправить лилии и азалии, красовавшиеся на столе, как послышался стук в дверь. Испугавшись, что это может быть врач, Фрэнсис быстро нырнула в постель.
– Войдите, – крикнула она.
Дверь отворилась, и вошел Норман. Он поцеловал жену, а затем протянул ей огромный букет роз.
– Рад видеть, что тебе лучше. Вчера ты страшно напугала меня, – с нежностью в голосе сказал он.
– А ты заставляешь меня чувствовать себя кинозвездой, присылая эти восхитительные букеты цветов, – улыбнулась Фрэнсис.
– Да, я видел целую оранжерею в коридоре, – рассмеялся Норман. – Все страшно беспокоятся о тебе.
Фрэнсис протянула мужу розы.
– Будь добр, дорогой, поставь их вместе с остальными. Азалии прислали Мейджоры, и я подумала, что тебе будет приятно видеть эти цветы.
– С любовью от Джона и Нормы, – громко прочитал он, разглядывая пышный букет. – Не всякий может позволить себе купить цветы на Даунинг-стрит, – после небольшой паузы прибавил он.
Еще много лет назад Фрэнсис заметила, что общественное положение было в некотором роде самым важным для ее мужа, с годами эта слабость стала проявляться все более отчетливо.
– Как Питер? – спросила она, делая вид, что не обратила внимания на его замечание.
– Очень хорошо. Евгения продолжает его баловать, а я собираюсь уже завтра отправить его в школу. Если ты не хочешь, чтобы он зря болтался дома, я могу заехать за ним по дороге в Свентон и отвезти его в школу прямо сейчас.
Фрэнсис почувствовала скрытую критику и неодобрение в словах мужа. Норман всегда считал, что она и Евгения чересчур пекутся о Питере.
– Я думаю, нет никакой разницы, сегодня или завтра. Поступай так, как тебе удобнее, – ответила Фрэнсис.
– Перед тем, как прийти сюда, я звонил Миранде и предупредил, что тебя сегодня не будет, но не сказал, почему.
Как всегда, Норман поступил правильно, подумала Фрэнсис. Если сказать Миранде всю правду, она замучает телефонными звонками, а своим любопытством и заботой может довести до белого каления.
– По дороге к тебе я встретил мистера Малона, – продолжал Норман. – Он сказал, что зайдет и осмотрит тебя. Но поскольку эта ночь прошла хорошо, он считает, что нет смысла задерживать тебя здесь. Я уже договорился, за тобой приедет машина и отвезет домой. Она, должно быть, уже ждет внизу.
– В таком случае, мне надо одеваться, – радостно воскликнула Фрэнсис, отбрасывая в сторону одеяло.
Норман бросил взгляд на часы.
– В коридоре ждет полицейский, он хочет поговорить с тобой. Почему бы тебе не принять его сейчас? Тогда я смогу присутствовать при разговоре. И ты будешь себя более спокойно чувствовать.
Как всегда, трудно было сказать, чем руководствовался Норман, давая этот совет: искренним беспокойством о жене или собственной выгодой.
Фрэнсис ничего не ответила, и Норман распахнул дверь.
– Моя жена хочет видеть вас сейчас, инспектор, – сказал он, жестом приглашая посетителя в комнату.
– Доброе утро, миссис Феллоус. Я инспектор Лукас, – вежливо поздоровался мужчина. – Рад видеть, что вам лучше. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, если не возражаете.
– Нет, нисколько, – ответила Фрэнсис. – Садитесь, пожалуйста.
Инспектор Лукас открыл маленькую записную книжечку и положил ее к себе на колени.
– У нас есть показания вашего сына, и они стали бы более содержательными, если бы вы поделились своими воспоминаниями о случившемся, – обратился инспектор к Фрэнсис.
– Мы ехали за город, там должны были встретиться с мужем, а по дороге Питер уговорил меня зайти на Спайтелфилдскую ярмарку. Он узнал, что там открылся специальный трек, и захотел испробовать свои новые роликовые коньки. Мы пробыли на ярмарке где-то около получаса. А когда, уже возвращаясь оттуда, подходили к моей машине, откуда ни возьмись появился белый фургон. Из него вышли двое мужчин и напали на нас.
– Кроме цвета, вы что-нибудь еще можете сказать о фургоне?
– Нет.
– Опишите, пожалуйста, мужчин. Вы видели их лица?
– Я не разглядывала их, инспектор. Могу лишь сказать, что они оба среднего телосложения, один чуть выше. Первый был одет в голубой спортивный костюм, а второй в джинсы и черную кожаную куртку. Им где-то около тридцати. У обоих каштановые волосы, но вот описать их лица, боюсь, не смогу. Не думаю, что узнала бы их, если бы снова встретила.
– Они говорили с вами?
– Нет. Перед тем, как потерять сознание, я предлагала им деньги, но они ничего не ответили.
Инспектор оторвал взгляд от своей записной книжки и внимательно посмотрел на Фрэнсис.
– А вы видели другого мужчину, что пришел вам на помощь?
Фрэнсис отрицательно покачала головой.
– Я лишь слышала его голос, но очень слабо, неотчетливо, откуда-то издалека, а потом я впала в забытье и уже ничего не помню.
Инспектор посмотрел на свои записи.
– Нас интересует этот мужчина, потому что он знал вас. Он назвал ваше имя и имя вашего сына, когда вызывал „скорую помощь", но Питер сказал, что не говорил ему, кто вы. Мы проверили его имя, адрес и номер телефона, которые он оставил диспетчеру. Они оказались ложными.
– Боюсь, ничем не смогу вам помочь. Я не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть.
– Инспектор, фотографии Фрэнсис и Питера были в журнале две недели назад, – вмешался в разговор Норман. – Этот человек мог видеть их.
– Хочу надеяться, что не все поклонники журнала „Хелло!" разгуливают по улицам с оружием в рунах, мистер Феллоус. Питер сказал, что мужчина был вооружен, хотя он не может утверждать точно. – Инспектор Лукас положил свою записную книжку в карман и встал. – Не хочу вас больше задерживать, миссис Феллоус, но мы обязательно свяжемся с вами через пару дней. Было бы неплохо, если бы вы и ваш сын помогли нам составить устные портреты этих мужчин.
– Я не хочу вовлекать сына, – резко ответила Фрэнсис. – Он уже достаточно пережил за последние дни.
– Тем не менее это было бы полезно для следствия, – настаивал инспектор.
– Это было всего лишь обычное хулиганство, которое случается на улицах нашего города каждый день, – сдержанно проговорила Фрэнсис. – Я понимаю, вы делаете все возможное, но согласитесь, что полиция не в состоянии переловить всех бандитов в Лондоне. Было очень приятно встретиться с вами, – вежливо прибавила она, настойчиво выпроваживая его с очаровательной улыбкой.
Норман пошел проводить посетителя.
– Был бы вам очень признателен, инспектор Лукас, если бы это происшествие сохранилось в тайне, – произнес он, как только они вышли в коридор.
– Сегодня утром мне звонил мистер Несбит из Центрального управления, так что можете не беспокоиться, мистер Феллоус, сообщение о нем не появится в прессе.
Фрэнсис одевалась, когда Норман вернулся в палату.
– Неужели необходимо было упоминать о ежедневно случающихся в Лондоне хулиганствах?! – принялся отчитывать он жену.
– Ради бога, Норман! Это же была не пресс-конференция на тему закона и правопорядка. В любом случае, думаю, он будет голосовать за консервативную партию. А составлять портреты преступников, которых я не помню, – лишняя трата времени. Да и вообще все эти служаки ходят передо мной на задних лапках потому, что я твоя жена, – оборвала мужа Фрэнсис, не желая продолжать бессмысленный разговор.
На следующее утро Фрэнсис встала, когда еще не было и семи. Как обычно, она сначала приняла душ, оделась, как следует уложила волосы, привела в порядок лицо и лишь после этого вышла из спальни и поднялась в комнату Питера.
Мальчик еще сладко и безмятежно спал. Фрэнсис долго стояла, разглядывая его милое, спокойное личико, затем нежно погладила спутавшиеся во сне волосы и решила дать ему возможность поспать лишние полчаса. Школьная форма Питера, приготовленная еще с вечера, аккуратно висела на спинке стула, но Фрэнсис, еще раз желая убедиться, что все в порядке, поправила ее и лишь после этого осторожно вышла из комнаты.
По дороге на кухню она зашла в гостиную и отдернула занавески.
Фрэнсис не любила темные комнаты, тем более если на улице в это время было светло. Она стояла у окна, разглядывая площадь, до сих пор окутанную туманной дымной и спокойствием раннего утра. Все выглядело, как всегда, и в то же время совсем по-другому. Это чувство пришло к ней вчера, когда она наконец вернулась под защиту своего дома, к своей прежней жизни. Вчера ей вдруг показалось, что это происшествие на Спайтелфилде было лишь началом великой охоты, устроенной на нее. И это чувство лишь усилилось, когда ей пришлось идти вечером в спальню по темным коридорам дома одной, потому что Норман вынужден был задержаться в Свентоне.
Под влиянием какого-то импульсивного порыва Фрэнсис резко отошла от окна и, подойдя к телефону, торопливо набрала номер их загородного дома.
– А я ждал, когда можно будет позвонить тебе, – приветствовал жену Норман. – Я думал, ты сегодня захочешь поспать подольше. Как ты провела ночь, дорогая?
– Хорошо, спасибо, – соврала Фрэнсис. – Я хочу сегодня отвезти Питера в школу, поэтому пришлось встать пораньше. Вчера я разговаривала с мистером Томпсоном и предупредила, что Питер будет на месте около десяти часов утра.
– А потом ты можешь приехать сюда, – предложил Норман. – Первую половину дня я буду свободен, и было бы прекрасно, если бы ты провела со мной это время.
– Мне бы тоже хотелось, но, боюсь, у меня не получится. Я должна сегодня идти на работу. – Она не хотела рассказывать мужу о мучивших ее всю ночь страхах, но беспокойство за сына не покидало ее. – Знаешь, Норман, мне не очень нравится мысль, что Питер после всего случившегося останется в школе один. Мне кажется, необходимо договориться с полицией о его охране.
– Я думаю, это лишнее. Ты же сама сказала инспектору Лукасу, что было обычное хулиганство, подобное многим. Они не могут обеспечить охраной всех, кто попадает в подобные неприятные истории.
– Питер всего лишь ребенок, и он твой сын! – Она услышала в трубке, как Норман тяжело вздохнул.
– Будь благоразумной, Фрэнсис. Даже кабинет министров полиция не может себе позволить держать под охраной круглосуточно, не говоря уж об одном ребенке.
– Тогда мы можем кого-нибудь нанять, – настаивала Фрэнсис.
– Это невозможно, дорогая. Людям сразу станет все известно и начнут говорить, что на улицах города стало слишком опасно и что поэтому министр, сторонник партии консерваторов, нанимает своему сыну телохранителя… Извини, но я не думаю, что это хорошая идея.
– Тебе легко так рассуждать, потому что тебе не десять лет. А Питер страшно напуган, – нервно прокричала она в трубку.
– В таком случае для него это будет самым лучшим способом быстрее вернуться к прежнему расположению духа и к своей прежней жизни, – спокойно и твердо проговорил Норман. – Я могу понять твои беспокойство и заботу, но мы должны уметь сдерживать свои эмоции. А сейчас мне нужно идти. Вернусь домой вечером, тогда и поговорим.
Ничего не ответив, Фрэнсис положила трубку и направилась на кухню в надежде найти поддержку и утешение в компании Евгении. Нет, она не будет ничего рассказывать экономке. Фрэнсис знала, что та все поймет и без слов.
– Доброе утро, Евгения, – приветливо сказала она, заходя на кухню.
Когда бы Фрэнсис ни встала, она всегда находила Евгению здесь, как она сама говорила, „на ее кухне". Одевалась Евгения всегда в черное, а на голове неизменно возвышался аккуратно уложенный пучок седых волос.
– Питер еще спит. Я подумала, что сегодня ему можно позволить отдохнуть лишние несколько часов.
– ?Por supuesto! El pobrecito necesita descansar , – покачала головой Евгения.
Маленький мистер Феллоус стал ее любимцем с тех самых пор, как она впервые вошла в этот дом. Питеру тогда не было еще и года. Евгения хорошо и достаточно бегло говорила по-английски, но однажды она обнаружила, что в этом доме понимают все, что бы она ни сказала на испанском, и с тех самых пор, игнорируя недовольство Фрэнсис, экономка семьи Феллоус стала говорить только на своем родном языке.
– Le preparar? huevos revueltos para el desayuno, como a ?l le gustan , – объявила Евгения.
– Доктор считает, что Питеру вредно слишком часто есть яйца. А вчера у него уже была на завтрак яичница, – заметила Фрэнсис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36