Он думал, что перед ним предстанет хорошенькая, но совсем заурядная женщина. И не ожидал, что она окажется красавицей, да еще со вкусом одетой. Он также не представлял, что все в ее доме выглядит столь элегантно. Но главное, он был не готов к тому, насколько отношения Жюля и Фло нежные.
– Честно говоря, я не знала, относитесь вы ко мне по-дружески или нет.
– Дружески, – подтвердил Жюль, отвечая за Симса. Не вызывало сомнений, что они обговорили все заранее. Когда Жюль говорил, его голос звучал почти как шепот, но чувствовалось, что он все еще повелевает.
– Рада этому, – сказала Фло и улыбнулась Симсу. – У меня в холодильнике замечательное белое вино. С аукциона «Брешани».
Жюль и Симс засмеялись.
– Жюль, выпьешь немного?
Жюль посмотрел на Олафа, как бы спрашивая разрешения, и согласно кивнул.
– А вы, Симс?
– С удовольствием.
– У меня есть и другие напитки, если вы хотите что-то другое.
– Нет, белое вино – это прекрасно. Особенно это белое вино.
– Олаф?
– Не могу, Фло, но спасибо.
Она подошла к бару, открыла бутылку вина и налила три бокала.
Жюль удивленно посмотрел на Фло.
– Ты собираешься пить вино? – спросил он. – Я думал, что ты ничего не пьешь, кроме «Дайет коки».
– О, сегодня можно. В конце концов, сегодня у меня настоящий праздник. Добро пожаловать домой, Жюль. – Она подняла бокал в честь этого тоста, Жюль и Симс последовали за ней. – Я только поставлю суфле в духовке, а потом мы поговорим.
– Она просто очаровательна, Жюль, – сказал Симс, когда Фло вышла из комнаты, но в его комплименте слышалась снисходительность, и Жюль заметил это.
Он недовольно кивнул. Жестом руки он попросил Симса открыть его портфель. Симс понял и вынул из портфеля бумаги, которые Жюль нетерпеливо взял.
Вернувшись в комнату, Фло увидела разложенные на стеклянной крышке кофейного столика бумаги и ручку.
– Завтрак будет готов через несколько минут, – сказала она.
– Пахнет чертовски аппетитно, Фло, – заметил Олаф.
– Мое сырное суфле. Что это за бумаги?
– Прочти их, – сказал Жюль.
Фло взяла Один из листов. Он был похож на официальный документ, в верхней части отпечатанное типографским способом имя Жюля и адрес его офиса. Ниже, в правом углу она прочла: мисс Фло Марч, 844, Азалиа Уэй, Беверли-Хиллз, Калифорния 90210. Фло посмотрела на Жюля, затем на Симса Лорда. Мужчины смотрели на нее.
– Прочти, – повторил Жюль.
– «Дорогая Фло, – читала вслух Фло. – Я дал согласие выплачивать тебе двадцать тысяч долларов в месяц в течение пяти лет, с момента подписания документа. Эти деньги будут выплачиваться тринадцатого числа каждого месяца из доходов, получаемых мной от торговых центров «Сантуччи» в Санта-Ана, Сан-Хосе и Санта-Крузе. Симс Лорд, мой адвокат и душеприказчик, уполномочен выполнять данные выплаты. С уважением, Жюль Мендельсон. Свидетели – Олаф Педерсон, Маргарет Мейпл.»
Фло оторвала взгляд от письма и, посмотрев на Жюля, разразилась рыданиями.
– Это чуть больше миллиона баксов, – проговорил Жюль, улыбаясь. – Ты – наследница.
– О, Жюль, – сказала она, снова опустившись перед ним на колени. – Я знала, я всегда знала, что ты позаботишься обо мне.
Жюль положил руку на ее голову.
– Это не все, – прошептал он. Снова махнул рукой Симсу Лорду, и Лорд передал ему другую бумагу. – Этот дом – твой.
– Почти ваш, – поправил Симс. – Владелец этого дома, актер, находится на съемках фильма в Югославии, и бумаги, посланные ему, еще не вернулись, но все предварительно согласовано.
– О, Жюль, не знаю, что сказать. – Она обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он нежно смотрел на нее.
– Кажется, ваше суфле подгорело, Фло, – сказал Олаф.
– О, Боже! – вскрикнула Фло, вскочила на ноги и побежала в кухню. – Черт! – послышался ее вопль из кухни.
Вернувшись через несколько минут, она держала в руке сгоревшее суфле.
– Хочу вам показать, что с ним стало.
Жюль засмеялся, восхищенный ее непосредственностью. Симс тоже засмеялся.
– Но у меня есть еще салат и горячие рогалики, и твой любимый кофейный торт из булочной на Фермерском рынке.
– Мне подходит, – сказал Жюль. Олаф поднял его и перенес к столу.
– Жюль, садись рядом со мной. – Фло похлопала по сиденью стула, стоявшего справа от нее, с таким видом, словно она всю жизнь устраивала званые завтраки. – Карточек мест нет, поэтому вы, Олаф, садитесь рядом с Жюлем, а вы Симс, слева от меня. Мне приятно, что мы наконец встретились, Симс. Жюль говорил о вас постоянно.
Симс подал ей стул, она села, довольная собой, зная, что все сделала хорошо.
– Стол выглядит красиво, Фло, – заметил Жюль. Он знал, как много значит для нее принимать гостей в собственном доме. Он протянул руку и коснулся стоявших в центре стола тюльпанов. – Паулина всегда говорила, что ни одни цветы так красиво не умирают, как тюльпаны. – Это странное замечание было выслушано в молчании. Затем Жюль сказал: – Не понимаю, что заставило меня вспомнить сейчас столь непонятное высказывание.
Вначале разговор за столом не клеился. Слабость Жюля не позволяла ему доминировать, как он к тому привык на различных приемах, где бывал и где все гости с интересом слушали его, отдавая должное его великолепному знанию международных проблем, закулисных дел в мире бизнеса и искусства. Олаф, не привыкший к светской жизни, остро ощущал, что он всего лишь простой санитар, которого пригласили за стол ввиду необычных обстоятельств, а потому считал неудобным вмешиваться в разговор. Симс Лорд чувствовал себя гостем по принуждению, и его холодность могла все испортить, но положение спасла Фло, проявив себя настоящей хозяйкой. Она от всей души желала устраивать приемы для друзей Жюля наилучшим образом, чтобы он мог гордиться ею, а потому не могла позволить, чтобы первая попытка в этом деле оказалась безуспешной, несмотря на сгоревшее суфле. Вскоре ее самокритичный и полный юмора рассказ об утренних приготовлениях к ленчу заставил гостей разразиться смехом. Симс Лорд, большой поклонник дам, особенно замужних, мужья которых вращались в том же социальном круге, что и он, слушал ее и мысленно задавался вопросом: почему ни одна из дам, с которыми он частенько пускался в любовные эскапады, не может быть столь занимательной, как любовница Жюля.
Жюль, сидевший в изнеможении, мог только кивать головой, одобряя ее рассказ. Наконец Фло поднялась, чтобы убрать со стола, и сказала:
– Подождите, сейчас принесу торт.
Когда она вышла в кухню, Олаф первый заметил, что Жюль обмяк и с трудом сидит на стуле.
– С вами все в порядке, босс? – спросил он.
Голова Жюля упала на грудь. Он едва покачал головой. Олаф и Симс одновременно вскочили на ноги.
– Жюль, что случилось? – вскрикнула Фло, войдя в комнату с тортом и увидев, как мужчины склонились над ним.
– Он перевозбудился от поездки сюда, – сказал Симс Олафу тихо, но достаточно четко, чтобы это могла услышать Фло. – Думаю, надо скорее отвезти его домой.
Олаф, не обращая внимания на Симса, подхватил Жюля и отнес на диван. Положив его на спину, он начал массировать ему грудь. Симс и Фло стояли рядом и наблюдали.
Через несколько минут бледность на лице Жюля начала исчезать.
– Олаф, я думаю все-таки, что его надо отвезти домой, – сказал Симс снова. Он выглядел раздраженным и нервным. – Мы не можем позволить ему впасть в коллапс опять в этом доме. С нее уже достаточно. – Было ясно, кого он имел в виду.
Жюль, услышав его слова, кивнул.
– Для Фло это будет нехорошо, – сказал он Олафу. Олаф снова поднял его и понес к выходу. Фло взяла его за руку и вышла с ним к машине. Она открыла дверцу «бентли», и Олаф усадил его на заднее сиденье.
– До свидания, Жюль. – Фло пожала ему руку.
Он посмотрел на Фло. Рот его приоткрылся, вид был измученный. Жюль взял ее руку и поднес к губам, не отрывая глаз от ее лица.
– Фло, мы должны ехать, – сказал Симс.
– Да, да, я знаю. До свидания, Жюль, – повторила она. – Пожалуйста, пусть кто-нибудь из вас мне позвонит попозже. Я хочу знать, как он себя будет чувствовать.
Сидевший за рулем Олаф кивнул Фло и жестом показал, что позвонит. Затем включил зажигание.
– Пожалуйста, Фло, нам надо ехать, – повторил Симс нетерпеливо.
Фло отошла от машины и закрыла дверцу. Фло и Жюль продолжали смотреть друг на друга, пока Олаф разворачивал машину. Затем Фло побежала рядом с машиной, пока она не выехала на Азалиа Уэй. Она наблюдала за ней, пока она не скрылась в каньоне Коулдуотер. Она понимала, что уже больше никогда не увидит Жюля Мендельсона.
* * *
– Никто не дает таких приемов, как Паулина, – произнес князь Фридрих Гессе-Дармштатский голосом, полным восторга. Князь знал, что говорил, поскольку, где только он ни был, самые знаменитые хозяйки приглашали его, беззастенчиво спекулируя на его титуле. Роуз Кливеден, тайная приверженица монархии, даже присела перед ним в реверансе, хотя никто из членов семьи князя не приближался к трону уже более семидесяти двух лет, а княжество, чье имя он носил, перестало существовать еще в конце прошлого века. Дамам, суетившимся вокруг него, дела не было до того, что у него за душой нет ни цента, и он вынужден работать, возглавляя отдел драгоценностей аукциона «Бутбис» в Лондоне, чтобы оплачивать счета за чистку и глажку трех смокингов и девяти манишек – главной поддержки в его жизни. В светских кругах его рассматривали как хорошую приманку для приема, потому что он был в курсе всех новостей международной жизни, которые любят послушать люди из общества. У него хватило благоразумия оставить в Лондоне жену, также прекрасного происхождения, но скучную и малоприятную в общении. Он дал Паулине обещание, что ни словом не обмолвится о приеме у миллиардера в Танжере, на котором он побывал по пути в Лос-Анджелес, в присутствии ее гостей, желавших послушать его рассказ.
– Где же твое кольцо с бриллиантом де Ламбалль? – спросил он Паулину прежде, чем осведомился о состоянии здоровья Жюля. Бриллианты она надела на шею, на запястья, но обручальное кольцо со знаменитым бриллиантом уже несколько дней лежало в сейфе. Немногие интересовались бриллиантами в той степени, в какой ими интересовался Фридрих Гессе-Дармштатский, и было мало камней, которыми он восхищался так, как бриллиантом де Ламбалль, символом блестящего замужества Паулины Мендельсон в продолжение двадцати двух лет. Ему не надо было тщательно всматриваться в этот великолепный камень, чтобы определить, сколько в нем каратов, и когда он рассказывал о нем, о его происхождении, о том, кому он принадлежал и кто его носил, то полностью очаровывал ожидаемого покупателя.
Паулина посмотрела на свой палец. Фридриху она не решилась сказать то, что сказала Симсу Лорду: кольцо ей кажется таким же фальшивым, как и ее замужество.
– О! Я, должно быть, забыла его надеть.
В тот вечер присутствовало всего четырнадцать гостей, что, по масштабам обычных приемов у Мендельсонов, было совсем немного. Но каждая деталь приема была досконально продумана, и гости отметили это. Вечер был теплый, стояла полная луна. Цветы в саду Паулины смотрелись как никогда красиво, а скульптуры Жюля предстали в более выгодном свете. Аперитив пили в павильоне у бассейна, куда доносился запах цветущих растений из оранжереи. Среди гостей были Роуз Кливеден, выпившая слишком много, но сумевшая не испортить настроение другим гостям, по крайней мере, до обеда, Фей Конверс, Камилла Ибери со своим поклонником Филиппом Квиннеллом, Мэдж и Ральф Уайты, Фредди и Бетти-Энн Галаванты, Сэнди и Ив Понды. За исключением Филиппа Квиннелла и Фей Конверс, не было никого из мира искусства, которых Паулина постоянно приглашала на свои приемы. Круг гостей состоял из «старых лос-анджелесцев», как, бывало, их называл Гектор Парадизо. Все спрашивали о Жюле.
– Ему гораздо лучше. Врачи потрясены, – повторяла Паулина снова и снова, хотя видела, в каком состоянии привез его Олаф домой после процедуры кардиосканирования. Все слуги наблюдали из окна за его приездом. Дадли бросился с коляской во двор, чтобы помочь, но Олаф оттолкнул коляску, подхватил Жюля на руки, словно ребенка, и отнес наверх. Когда его проносили мимо Паулины и он был не в состоянии даже говорить, ей подумалось, что следовало бы отменить прием, но позже Жюль пришел в себя и настоял, чтобы прием состоялся.
Мисс Туми, медсестра, следившая за его состоянием, высказала недоумение, почему Олаф и Жюль отсутствовали так долго.
– Не заставили же его ждать в больнице, – говорила она. – Он построил это отделение, в конце-концов. Оно носит его имя. Они обязаны были принять его в первую очередь.
Мисс Туми уже начала усваивать претенциозность семьи, в которой жила. Олаф, занятый своими обязанностями санитара, не отвечал на замечания мисс Туми.
– Жюль просто в ярости, что доктор Петри не разрешил ему спуститься вечером, но он посылает вам всем привет, – сказала Паулина.
– Его «сад скульптур» – потрясающий! – воскликнул князь. – Мне бы хотелось подняться наверх и поговорить с Жюлем. Я никогда не видел сад при вечернем освещении.
– Возможно, позже, – быстро ответила Паулина. – Смотри, Дадли приглашает нас к столу. – Она оперлась на его руку, и они поднялись на террасу.
– Я сожалею, что тебе не понравились серьги с желтыми бриллиантами, Паулина. Я думал, что именно такие тебе хотелось иметь.
Образ Фло Марч с этими сережками в ушах в палате мужа в день, когда у него случился сердечный приступ, снова предстал перед глазами Паулины. Она подавила ярость, которая все еще переполняла ее при мысли, что Жюль подарил серьги своей любовнице.
– Почему ты заговорил об этом?
– Секретарша Жюля звонила, чтобы предупредить, что он возвращает их. Он хотел снова выставить их на аукцион.
– Неужели?
– Ты не знала?
– Когда это было, Фридрих? – спросила она, стараясь сохранить спокойный тон.
– В тот день, когда у него случился приступ. Мисс Мейпл позвонила мне и сказала, что он решил их вернуть, и в тот же вечер я услышал от Ивонн Балбенкян, что у него сердечный приступ.
– Понимаю, – сказала Паулина спокойно. Она задумчиво смотрела вперед, пока они шли по направлению к дому. «Фло Марч, – думала она, – вероятно, украла серьги после того, как Жюль упал без сознания в ее доме». При этой мысли она вздрогнула. В ее глазах Фло Марч выглядела преступницей.
– Мои слова тебя расстроили, Паулина? – спросил князь.
– Нет, нет, – ответила Паулина.
По случаю теплой погоды Паулина распорядилась накрыть стол не в столовой, а в крытом портике. Джервис, главный садовник, украсил портик горшками с желтыми фаленопсиями.
– Как красиво, Паулина, – повторяли восхищенные гости.
– Ты сядешь рядом со мной, Фридрих, – сказала Паулина. – Фей Конверс по другую сторону от тебя.
– С превеликим удовольствием, – заметил князь.
– Ты должен рассказать нам о приеме в Танжере.
– Это был кошмар, абсолютный кошмар. Танжер в августе! Вы представить себе не можете, какое это пекло. А народ? И эти запахи! И нигде нет кондиционеров. Длинные очереди за всем. Везде удлиненные лица. А как нас рассадили? Просто катастрофа! Люди, вроде нас, сидели бок о бок с теми, о ком никогда не слышали и не хотели бы услышать. Если бы вы видели выражение лица Лил Олтемус, когда она увидела гостиницу, в которой поселил нас Сайрус. Это зрелище стоило всего путешествия. – Он состроил гримасу высшей степени презрения, и все рассмеялись. – Естественно, она съехала из гостиницы и устроилась на яхте Резы Балбенкяна. Ужасно забавно, действительно. Я бы не хотел пропустить подобное ни за что на свете.
Филипп Квиннелл, сидевший рядом с Фей Конверс, наблюдал за Паулиной. Его нисколько не интересовал прием в Танжере, поскольку он не знал никого, о ком рассказывал князь, а потому не слушал. Но зато он заметил, с каким изяществом сидела Паулина во главе стола; положив локти на стол и обхватив ладонями подбородок, она все внимание обратила на своего почетного гостя, рассказывающего анекдот за анекдотом о светском приеме, который, казалось, вызвал всеобщий интерес. Филиппу пришло в голову, что Паулина делает вид, что слушает внимательно, но мысли ее были далеко.
Дадли тоже наблюдал за Паулиной, выполняя свои обязанности. Ему показалось, что за внешне спокойным видом Паулины скрывается напряженность. Наконец, с очаровательной улыбкой извинившись за необходимость покинуть гостей по хозяйским делам, она вышла в кухню и выразила Дадли недовольство тем, что одна из служанок жует резинку, обслуживая гостей.
– Я не жевала ее, Дадли, – сказала служанка, когда Паулина вернулась к столу. – Она была во рту, это правда, но я не жевала. Как, черт возьми, она узнала?
Мисс Мей Туми, медсестра, ворвалась в кухню, как вихрь.
– Я в полном замешательстве! Не могу понять, как можно проводить прием в доме, где на одном этаже веселятся, а на другом человек умирает?
Дадли, всегда лояльный к хозяевам, которым он служил много лет, не пожелал вмешиваться в подобный разговор со знающей свое дело медсестрой, но никто не давал ему права призвать ее к молчанию в присутствии многочисленных слуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Честно говоря, я не знала, относитесь вы ко мне по-дружески или нет.
– Дружески, – подтвердил Жюль, отвечая за Симса. Не вызывало сомнений, что они обговорили все заранее. Когда Жюль говорил, его голос звучал почти как шепот, но чувствовалось, что он все еще повелевает.
– Рада этому, – сказала Фло и улыбнулась Симсу. – У меня в холодильнике замечательное белое вино. С аукциона «Брешани».
Жюль и Симс засмеялись.
– Жюль, выпьешь немного?
Жюль посмотрел на Олафа, как бы спрашивая разрешения, и согласно кивнул.
– А вы, Симс?
– С удовольствием.
– У меня есть и другие напитки, если вы хотите что-то другое.
– Нет, белое вино – это прекрасно. Особенно это белое вино.
– Олаф?
– Не могу, Фло, но спасибо.
Она подошла к бару, открыла бутылку вина и налила три бокала.
Жюль удивленно посмотрел на Фло.
– Ты собираешься пить вино? – спросил он. – Я думал, что ты ничего не пьешь, кроме «Дайет коки».
– О, сегодня можно. В конце концов, сегодня у меня настоящий праздник. Добро пожаловать домой, Жюль. – Она подняла бокал в честь этого тоста, Жюль и Симс последовали за ней. – Я только поставлю суфле в духовке, а потом мы поговорим.
– Она просто очаровательна, Жюль, – сказал Симс, когда Фло вышла из комнаты, но в его комплименте слышалась снисходительность, и Жюль заметил это.
Он недовольно кивнул. Жестом руки он попросил Симса открыть его портфель. Симс понял и вынул из портфеля бумаги, которые Жюль нетерпеливо взял.
Вернувшись в комнату, Фло увидела разложенные на стеклянной крышке кофейного столика бумаги и ручку.
– Завтрак будет готов через несколько минут, – сказала она.
– Пахнет чертовски аппетитно, Фло, – заметил Олаф.
– Мое сырное суфле. Что это за бумаги?
– Прочти их, – сказал Жюль.
Фло взяла Один из листов. Он был похож на официальный документ, в верхней части отпечатанное типографским способом имя Жюля и адрес его офиса. Ниже, в правом углу она прочла: мисс Фло Марч, 844, Азалиа Уэй, Беверли-Хиллз, Калифорния 90210. Фло посмотрела на Жюля, затем на Симса Лорда. Мужчины смотрели на нее.
– Прочти, – повторил Жюль.
– «Дорогая Фло, – читала вслух Фло. – Я дал согласие выплачивать тебе двадцать тысяч долларов в месяц в течение пяти лет, с момента подписания документа. Эти деньги будут выплачиваться тринадцатого числа каждого месяца из доходов, получаемых мной от торговых центров «Сантуччи» в Санта-Ана, Сан-Хосе и Санта-Крузе. Симс Лорд, мой адвокат и душеприказчик, уполномочен выполнять данные выплаты. С уважением, Жюль Мендельсон. Свидетели – Олаф Педерсон, Маргарет Мейпл.»
Фло оторвала взгляд от письма и, посмотрев на Жюля, разразилась рыданиями.
– Это чуть больше миллиона баксов, – проговорил Жюль, улыбаясь. – Ты – наследница.
– О, Жюль, – сказала она, снова опустившись перед ним на колени. – Я знала, я всегда знала, что ты позаботишься обо мне.
Жюль положил руку на ее голову.
– Это не все, – прошептал он. Снова махнул рукой Симсу Лорду, и Лорд передал ему другую бумагу. – Этот дом – твой.
– Почти ваш, – поправил Симс. – Владелец этого дома, актер, находится на съемках фильма в Югославии, и бумаги, посланные ему, еще не вернулись, но все предварительно согласовано.
– О, Жюль, не знаю, что сказать. – Она обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он нежно смотрел на нее.
– Кажется, ваше суфле подгорело, Фло, – сказал Олаф.
– О, Боже! – вскрикнула Фло, вскочила на ноги и побежала в кухню. – Черт! – послышался ее вопль из кухни.
Вернувшись через несколько минут, она держала в руке сгоревшее суфле.
– Хочу вам показать, что с ним стало.
Жюль засмеялся, восхищенный ее непосредственностью. Симс тоже засмеялся.
– Но у меня есть еще салат и горячие рогалики, и твой любимый кофейный торт из булочной на Фермерском рынке.
– Мне подходит, – сказал Жюль. Олаф поднял его и перенес к столу.
– Жюль, садись рядом со мной. – Фло похлопала по сиденью стула, стоявшего справа от нее, с таким видом, словно она всю жизнь устраивала званые завтраки. – Карточек мест нет, поэтому вы, Олаф, садитесь рядом с Жюлем, а вы Симс, слева от меня. Мне приятно, что мы наконец встретились, Симс. Жюль говорил о вас постоянно.
Симс подал ей стул, она села, довольная собой, зная, что все сделала хорошо.
– Стол выглядит красиво, Фло, – заметил Жюль. Он знал, как много значит для нее принимать гостей в собственном доме. Он протянул руку и коснулся стоявших в центре стола тюльпанов. – Паулина всегда говорила, что ни одни цветы так красиво не умирают, как тюльпаны. – Это странное замечание было выслушано в молчании. Затем Жюль сказал: – Не понимаю, что заставило меня вспомнить сейчас столь непонятное высказывание.
Вначале разговор за столом не клеился. Слабость Жюля не позволяла ему доминировать, как он к тому привык на различных приемах, где бывал и где все гости с интересом слушали его, отдавая должное его великолепному знанию международных проблем, закулисных дел в мире бизнеса и искусства. Олаф, не привыкший к светской жизни, остро ощущал, что он всего лишь простой санитар, которого пригласили за стол ввиду необычных обстоятельств, а потому считал неудобным вмешиваться в разговор. Симс Лорд чувствовал себя гостем по принуждению, и его холодность могла все испортить, но положение спасла Фло, проявив себя настоящей хозяйкой. Она от всей души желала устраивать приемы для друзей Жюля наилучшим образом, чтобы он мог гордиться ею, а потому не могла позволить, чтобы первая попытка в этом деле оказалась безуспешной, несмотря на сгоревшее суфле. Вскоре ее самокритичный и полный юмора рассказ об утренних приготовлениях к ленчу заставил гостей разразиться смехом. Симс Лорд, большой поклонник дам, особенно замужних, мужья которых вращались в том же социальном круге, что и он, слушал ее и мысленно задавался вопросом: почему ни одна из дам, с которыми он частенько пускался в любовные эскапады, не может быть столь занимательной, как любовница Жюля.
Жюль, сидевший в изнеможении, мог только кивать головой, одобряя ее рассказ. Наконец Фло поднялась, чтобы убрать со стола, и сказала:
– Подождите, сейчас принесу торт.
Когда она вышла в кухню, Олаф первый заметил, что Жюль обмяк и с трудом сидит на стуле.
– С вами все в порядке, босс? – спросил он.
Голова Жюля упала на грудь. Он едва покачал головой. Олаф и Симс одновременно вскочили на ноги.
– Жюль, что случилось? – вскрикнула Фло, войдя в комнату с тортом и увидев, как мужчины склонились над ним.
– Он перевозбудился от поездки сюда, – сказал Симс Олафу тихо, но достаточно четко, чтобы это могла услышать Фло. – Думаю, надо скорее отвезти его домой.
Олаф, не обращая внимания на Симса, подхватил Жюля и отнес на диван. Положив его на спину, он начал массировать ему грудь. Симс и Фло стояли рядом и наблюдали.
Через несколько минут бледность на лице Жюля начала исчезать.
– Олаф, я думаю все-таки, что его надо отвезти домой, – сказал Симс снова. Он выглядел раздраженным и нервным. – Мы не можем позволить ему впасть в коллапс опять в этом доме. С нее уже достаточно. – Было ясно, кого он имел в виду.
Жюль, услышав его слова, кивнул.
– Для Фло это будет нехорошо, – сказал он Олафу. Олаф снова поднял его и понес к выходу. Фло взяла его за руку и вышла с ним к машине. Она открыла дверцу «бентли», и Олаф усадил его на заднее сиденье.
– До свидания, Жюль. – Фло пожала ему руку.
Он посмотрел на Фло. Рот его приоткрылся, вид был измученный. Жюль взял ее руку и поднес к губам, не отрывая глаз от ее лица.
– Фло, мы должны ехать, – сказал Симс.
– Да, да, я знаю. До свидания, Жюль, – повторила она. – Пожалуйста, пусть кто-нибудь из вас мне позвонит попозже. Я хочу знать, как он себя будет чувствовать.
Сидевший за рулем Олаф кивнул Фло и жестом показал, что позвонит. Затем включил зажигание.
– Пожалуйста, Фло, нам надо ехать, – повторил Симс нетерпеливо.
Фло отошла от машины и закрыла дверцу. Фло и Жюль продолжали смотреть друг на друга, пока Олаф разворачивал машину. Затем Фло побежала рядом с машиной, пока она не выехала на Азалиа Уэй. Она наблюдала за ней, пока она не скрылась в каньоне Коулдуотер. Она понимала, что уже больше никогда не увидит Жюля Мендельсона.
* * *
– Никто не дает таких приемов, как Паулина, – произнес князь Фридрих Гессе-Дармштатский голосом, полным восторга. Князь знал, что говорил, поскольку, где только он ни был, самые знаменитые хозяйки приглашали его, беззастенчиво спекулируя на его титуле. Роуз Кливеден, тайная приверженица монархии, даже присела перед ним в реверансе, хотя никто из членов семьи князя не приближался к трону уже более семидесяти двух лет, а княжество, чье имя он носил, перестало существовать еще в конце прошлого века. Дамам, суетившимся вокруг него, дела не было до того, что у него за душой нет ни цента, и он вынужден работать, возглавляя отдел драгоценностей аукциона «Бутбис» в Лондоне, чтобы оплачивать счета за чистку и глажку трех смокингов и девяти манишек – главной поддержки в его жизни. В светских кругах его рассматривали как хорошую приманку для приема, потому что он был в курсе всех новостей международной жизни, которые любят послушать люди из общества. У него хватило благоразумия оставить в Лондоне жену, также прекрасного происхождения, но скучную и малоприятную в общении. Он дал Паулине обещание, что ни словом не обмолвится о приеме у миллиардера в Танжере, на котором он побывал по пути в Лос-Анджелес, в присутствии ее гостей, желавших послушать его рассказ.
– Где же твое кольцо с бриллиантом де Ламбалль? – спросил он Паулину прежде, чем осведомился о состоянии здоровья Жюля. Бриллианты она надела на шею, на запястья, но обручальное кольцо со знаменитым бриллиантом уже несколько дней лежало в сейфе. Немногие интересовались бриллиантами в той степени, в какой ими интересовался Фридрих Гессе-Дармштатский, и было мало камней, которыми он восхищался так, как бриллиантом де Ламбалль, символом блестящего замужества Паулины Мендельсон в продолжение двадцати двух лет. Ему не надо было тщательно всматриваться в этот великолепный камень, чтобы определить, сколько в нем каратов, и когда он рассказывал о нем, о его происхождении, о том, кому он принадлежал и кто его носил, то полностью очаровывал ожидаемого покупателя.
Паулина посмотрела на свой палец. Фридриху она не решилась сказать то, что сказала Симсу Лорду: кольцо ей кажется таким же фальшивым, как и ее замужество.
– О! Я, должно быть, забыла его надеть.
В тот вечер присутствовало всего четырнадцать гостей, что, по масштабам обычных приемов у Мендельсонов, было совсем немного. Но каждая деталь приема была досконально продумана, и гости отметили это. Вечер был теплый, стояла полная луна. Цветы в саду Паулины смотрелись как никогда красиво, а скульптуры Жюля предстали в более выгодном свете. Аперитив пили в павильоне у бассейна, куда доносился запах цветущих растений из оранжереи. Среди гостей были Роуз Кливеден, выпившая слишком много, но сумевшая не испортить настроение другим гостям, по крайней мере, до обеда, Фей Конверс, Камилла Ибери со своим поклонником Филиппом Квиннеллом, Мэдж и Ральф Уайты, Фредди и Бетти-Энн Галаванты, Сэнди и Ив Понды. За исключением Филиппа Квиннелла и Фей Конверс, не было никого из мира искусства, которых Паулина постоянно приглашала на свои приемы. Круг гостей состоял из «старых лос-анджелесцев», как, бывало, их называл Гектор Парадизо. Все спрашивали о Жюле.
– Ему гораздо лучше. Врачи потрясены, – повторяла Паулина снова и снова, хотя видела, в каком состоянии привез его Олаф домой после процедуры кардиосканирования. Все слуги наблюдали из окна за его приездом. Дадли бросился с коляской во двор, чтобы помочь, но Олаф оттолкнул коляску, подхватил Жюля на руки, словно ребенка, и отнес наверх. Когда его проносили мимо Паулины и он был не в состоянии даже говорить, ей подумалось, что следовало бы отменить прием, но позже Жюль пришел в себя и настоял, чтобы прием состоялся.
Мисс Туми, медсестра, следившая за его состоянием, высказала недоумение, почему Олаф и Жюль отсутствовали так долго.
– Не заставили же его ждать в больнице, – говорила она. – Он построил это отделение, в конце-концов. Оно носит его имя. Они обязаны были принять его в первую очередь.
Мисс Туми уже начала усваивать претенциозность семьи, в которой жила. Олаф, занятый своими обязанностями санитара, не отвечал на замечания мисс Туми.
– Жюль просто в ярости, что доктор Петри не разрешил ему спуститься вечером, но он посылает вам всем привет, – сказала Паулина.
– Его «сад скульптур» – потрясающий! – воскликнул князь. – Мне бы хотелось подняться наверх и поговорить с Жюлем. Я никогда не видел сад при вечернем освещении.
– Возможно, позже, – быстро ответила Паулина. – Смотри, Дадли приглашает нас к столу. – Она оперлась на его руку, и они поднялись на террасу.
– Я сожалею, что тебе не понравились серьги с желтыми бриллиантами, Паулина. Я думал, что именно такие тебе хотелось иметь.
Образ Фло Марч с этими сережками в ушах в палате мужа в день, когда у него случился сердечный приступ, снова предстал перед глазами Паулины. Она подавила ярость, которая все еще переполняла ее при мысли, что Жюль подарил серьги своей любовнице.
– Почему ты заговорил об этом?
– Секретарша Жюля звонила, чтобы предупредить, что он возвращает их. Он хотел снова выставить их на аукцион.
– Неужели?
– Ты не знала?
– Когда это было, Фридрих? – спросила она, стараясь сохранить спокойный тон.
– В тот день, когда у него случился приступ. Мисс Мейпл позвонила мне и сказала, что он решил их вернуть, и в тот же вечер я услышал от Ивонн Балбенкян, что у него сердечный приступ.
– Понимаю, – сказала Паулина спокойно. Она задумчиво смотрела вперед, пока они шли по направлению к дому. «Фло Марч, – думала она, – вероятно, украла серьги после того, как Жюль упал без сознания в ее доме». При этой мысли она вздрогнула. В ее глазах Фло Марч выглядела преступницей.
– Мои слова тебя расстроили, Паулина? – спросил князь.
– Нет, нет, – ответила Паулина.
По случаю теплой погоды Паулина распорядилась накрыть стол не в столовой, а в крытом портике. Джервис, главный садовник, украсил портик горшками с желтыми фаленопсиями.
– Как красиво, Паулина, – повторяли восхищенные гости.
– Ты сядешь рядом со мной, Фридрих, – сказала Паулина. – Фей Конверс по другую сторону от тебя.
– С превеликим удовольствием, – заметил князь.
– Ты должен рассказать нам о приеме в Танжере.
– Это был кошмар, абсолютный кошмар. Танжер в августе! Вы представить себе не можете, какое это пекло. А народ? И эти запахи! И нигде нет кондиционеров. Длинные очереди за всем. Везде удлиненные лица. А как нас рассадили? Просто катастрофа! Люди, вроде нас, сидели бок о бок с теми, о ком никогда не слышали и не хотели бы услышать. Если бы вы видели выражение лица Лил Олтемус, когда она увидела гостиницу, в которой поселил нас Сайрус. Это зрелище стоило всего путешествия. – Он состроил гримасу высшей степени презрения, и все рассмеялись. – Естественно, она съехала из гостиницы и устроилась на яхте Резы Балбенкяна. Ужасно забавно, действительно. Я бы не хотел пропустить подобное ни за что на свете.
Филипп Квиннелл, сидевший рядом с Фей Конверс, наблюдал за Паулиной. Его нисколько не интересовал прием в Танжере, поскольку он не знал никого, о ком рассказывал князь, а потому не слушал. Но зато он заметил, с каким изяществом сидела Паулина во главе стола; положив локти на стол и обхватив ладонями подбородок, она все внимание обратила на своего почетного гостя, рассказывающего анекдот за анекдотом о светском приеме, который, казалось, вызвал всеобщий интерес. Филиппу пришло в голову, что Паулина делает вид, что слушает внимательно, но мысли ее были далеко.
Дадли тоже наблюдал за Паулиной, выполняя свои обязанности. Ему показалось, что за внешне спокойным видом Паулины скрывается напряженность. Наконец, с очаровательной улыбкой извинившись за необходимость покинуть гостей по хозяйским делам, она вышла в кухню и выразила Дадли недовольство тем, что одна из служанок жует резинку, обслуживая гостей.
– Я не жевала ее, Дадли, – сказала служанка, когда Паулина вернулась к столу. – Она была во рту, это правда, но я не жевала. Как, черт возьми, она узнала?
Мисс Мей Туми, медсестра, ворвалась в кухню, как вихрь.
– Я в полном замешательстве! Не могу понять, как можно проводить прием в доме, где на одном этаже веселятся, а на другом человек умирает?
Дадли, всегда лояльный к хозяевам, которым он служил много лет, не пожелал вмешиваться в подобный разговор со знающей свое дело медсестрой, но никто не давал ему права призвать ее к молчанию в присутствии многочисленных слуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55