– Киппи? Это Киппи?
– Не Киппи, дорогая, Жюль, – сказала Роуз, обнимая Паулину.
Паулина побледнела.
– Жюль? – спросила она. Она решила последовать совету отца и вернуться к Жюлю. В последние дни в Северо-Восточной гавани и во время полета она раздумывала над тем, что надо покончить с прошлым и начать новую жизнь с Жюлем. Она сделала вывод, что муж поступил необдуманно. При этом она понимала, какие преимущества дает ей жизнь с ним: красивый дом, ее цветы, ее друзья, путешествия, забота мужа о том, чтобы создать ей полный комфорт. Мысленно она забегала вперед, обдумывая, как она проведет год в Брюсселе, какие развлечения сулит ей пребывание там. И самое главное, она знала, что, несмотря на свою любовную связь, Жюль нуждается в ней и любит ее по-прежнему. Она не могла поверить, что он умер.
Шофер Джим, заметив выражение страдания на лице миссис Мендельсон, понял, что Роуз Кливеден дала ей понять, что мистер Мендельсон умер.
– Нет, нет, миссис Мендельсон, – сказал он, – у мистера Мендельсона сердечный приступ. Об этом сейчас сообщили по радио. Он в больнице Седар-Синай, и я сейчас же отвезу вас туда.
– В каком он состоянии? – спросила Паулина.
– Мы не знаем, – ответил Джим.
– Мы не знаем, – повторила Роуз, рыдая.
Приехав в больницу, Паулина не позволила Роуз пойти с собой.
– Отвезите миссис Кливеден домой, Джим, а затем возвращайтесь сюда, пожалуйста.
– Но я хочу быть с тобой, Паулина, – сказала Роуз. – Я нужна тебе.
– Нет, Роуз. Ты должна понять. Я хочу побыть одна с мужем. Ты была замечательна, дорогая. Спасибо тебе. Я буду всегда благодарна тебе за это.
– Вам нужно что-нибудь из багажа, миссис Мендельсон? – спросил Джим.
– Только этот маленький чемоданчик, Джим. И ради Бога, увезите ее отсюда, не поддавайтесь на ее уговоры вернуться сюда.
– Да, мэм. Миссис Мендельсон?
– Да?
– Передайте мистеру Мендельсону, что мы переживаем за него.
– Правильно, Паулина. Передай Жюлю, что мы переживаем за него! – крикнула Роуз из окна лимузина.
Молодая рыжеволосая женщина в порванном костюме от «Шанель», с разбитым и кровоточащим коленом вбежала в отделение «скорой помощи» Медицинского центра Седар-Синай в высшей степени возбужденном состоянии. Она направилась в отдел пропусков, преследуемая полицейским, который на ходу выписывал квитанцию на штраф за превышение скорости, за проезд на «красный свет», за умышленное повреждение общественной собственности и пренебрежение к этому ущербу. Женщина повернулась к своему преследователю и сердито спросила:
– Я ведь никого не убила, не так ли? Полицейский продолжал писать.
– И не ранила? – продолжала Фло.
– Но могли, – ответил полицейский.
– Тогда в этой квитанции нет крайней необходимости. А причина, по которой я ехала с такой скоростью, действительно очень важная. Поэтому я возьму квитанцию, если вы наконец кончите ее писать, и выполню все, что от меня требуется, и предстану перед судом, если в этом будет необходимость, и оплачу штраф или отправлюсь в тюрьму, и заплачу за ворота, которые я сбила, но только все это я сделаю потом. А сейчас я нахожусь здесь, потому что речь идет о жизни и смерти, и очень учтиво прошу вас не задерживать меня ни секундой дольше.
– Молодец, сестренка, выдала ему! – крикнула женщина с двумя маленькими детьми, чей любовник был доставлен в отделение с многочисленными ножевыми ранениями. Другие посетители, сидевшие в ожидании на скамьях, оживились.
Полицейский посмотрел на красивую молодую женщину, отчитавшую его. Она тоже решительно посмотрела на него. Наконец он улыбнулся и протянул ей квитанцию.
– Послушайте, мисс, я не могу ее порвать, а потому отдаю ее вам, – сказал он.
– Естественно, – сказала Фло, успокаиваясь.
– Я надеюсь, ваш больной скоро поправится, – сказал полицейский.
– Спасибо. – Она вязал квитанцию и повернулась к дежурной сестре, выдававшей пропуска.
– Жюль Мендельсон, – сказала Фло.
Сестра, чье имя – Мимоза Перес – значилось на карточке, прикрепленной к халату, внимательно наблюдала, как Фло отчитывала полицейского.
– Вы, должно быть, дочь мистера Мендельсона, не так ли?
Фло удивленно на нее посмотрела. Жюль наверняка бы не потерпел, если кто-то по ошибке принял бы ее за его дочь. Но со времени, когда ее мать привезли в это самое отделение «скорой помощи» с ожогами, полученными при пожаре в гостинице для бедняков, она знала, что только близкие родственники допускаются на верхний этаж для встречи с врачами.
– Спрашиваю вас, потому что обязана, – сказала сестра, как бы извиняясь. – Больничные правила.
Фло, не зная, что ответить, кивнула.
– Только близким родственникам разрешается подниматься наверх. Все эти репортеры, что толпятся здесь, идут на разные уловки, чтобы попасть в отделение реанимации, когда поступают сюда важные персоны или знаменитости. Вы бы видели, что здесь творилось, когда умерла Люсилль Балл. Репортеры так и кишели.
Фло не могла заставить себя назваться дочерью Жюля и никогда бы не выдала себя за его жену. Сестра, готовая помочь смущенной, но богато одетой молодой женщине, сказала:
– Я пропущу вас, мисс Мендельсон. Пройдите по коридору, поверните направо у фонтана, там лифты. Поднимитесь на шестой этаж. Дальше вас проводят.
Фло посмотрела на ее карточку.
– Спасибо, Мимоза, – сказала она. Мимоза улыбнулась.
– Ваш отец все еще в операционной, но не в отделении имени Жюля Мендельсона. Я позвоню и предупрежу дежурную сестру о вашем приходе.
На скамье рядом с женщиной с двумя детьми, любовника которой в это время оперировали, сидел Сирил Рэтбоун.
Он наблюдал за появлением в больнице любовницы Жюля Мендельсона. Он был в сильном возбуждении из-за того, как повернулись в этот день события в его жизни. «Одета в «Шанель». Юбка порвана. Прикинулась его дочерью», – записал он в блокноте свои наблюдения о Фло Марч.
* * *
Все врачи и сестры в отделении реанимации хорошо знали, что Жюль Мендельсон пожертвовал деньги на строительство отделения больницы, носящего его имя. Дважды доктор Петри, ответственный за лечение Жюля Мендельсона, посылал интерна с поручением сообщить Фло о состоянии больного, считая, что она является близкой родственницей семьи Мендельсонов.
– Мы настроены довольно оптимистично, – сказал интерн.
– Это говорит только о том, что он все еще жив, – заметила Фло.
– Но его состояние намного лучше, чем мы ожидали, когда он поступил.
– Могу я повидать его?
– Пока нет.
– Когда же?
Несколько часов провела Фло в холле для посетителей около отделения реанимации. Она пыталась читать журналы и газеты, лежавшие на столике, но не могла сосредоточить внимание ни на чем, постоянно думая о случившемся. В глубине души зарождался страх за себя и за Жюля.
Все пять лет, с тех пор как Жюль вошел в кафе «Вайс-рой» и полностью изменил ее жизнь, Фло стремилась обрести друга, на которого могла бы положиться. Тогда это желание было вызвано не столь важными событиями в ее жизни, как то, что случилось с ней теперь. В эти часы, проведенные в холле, около отделения реанимации, в ожидании, выживает Жюль или нет, желание иметь друга было сильным, как никогда.
Сойдясь так близко с миллиардером, Фло перестала видеться с Керли и Белл, ее друзьями из «Вайсроя», по настоянию Жюля. Он как-то сказал ей: «Общение с этими людьми не доведет до добра». Только Глицерия, горничная из соседнего дома, да Филипп Квиннелл, которого она встретила на собрании анонимных алкоголиков в бревенчатом доме на бульваре Робертсон, были с ней в дружеских отношениях. Но она опасалась слишком доверять Глицерии, потому что знала, что Жюль не одобряет ее дружбу со служанкой Фей Конверс. И, хотя она рассказала все о себе Филиппу Квиннеллу за два дня, проведенные с ним в «Шато Мармон», когда она решила было порвать отношения с Жюлем, Фло знала, что ее любовник презирает красивого молодого человека, который был так добр к ней, а потому не решалась позвонить ему, чтобы услышать слова утешения.
От этих мыслей ее отвлекла передача по телевидению. Бернард Слаткин, ведущий программы «Вечерние новости» Эн-би-си, читал сводку последних новостей:
– «Жюль Мендельсон, миллиардер, банкир, коллекционер и меценат, выдвинутый президентом в кандидаты на пост главы американской делегации на переговоры в Брюсселе, перенес сильный сердечный приступ в одном из частных домов в Беверли-Хиллз сегодня днем. Он был найден в бессознательном состоянии и с приостановкой сердечной деятельности. Сотрудники «скорой помощи», приехавшие в дом, сделали массаж сердца, чтобы оживить его, а затем доставили в Медицинский центр Седар-Синай в Лос-Анджелесе. Представители больницы отказались прокомментировать состояние Жюля Мендельсона.»
Берни Слаткин перешел к другим новостям, а Фло продолжала сидеть, уставившись в телевизор. Она поняла, что «частный дом в Беверли-Хиллз», о котором упомянул ведущий, был ее дом на Азалиа Уэй. Ее охватила дрожь при мысли, что, умри Жюль – и ее имя могло прозвучать в новостях.
– Вы можете сейчас войти, но не больше, чем на десять минут, – сказал подошедший к ней интерн. – Мисс?
– Что? – спросила Фло.
– Я сказал, что вы можете войти к нему, но только на десять минут.
– Он пришел в себя?
– То приходит, то опять теряет сознание. Вы не должны волновать его и утомлять.
– Благодарю вас.
* * *
Арни Цвиллман оторвался от карточной игры в своем особняке на Холмби-Хиллз, который принадлежал когда-то Чарльзу Бойеру, и прислушался к тому, что говорил ведущий «Вечерних новостей» на Эн-би-си Бернард Слаткин.
– Совсем недавно я сказал Жюлю, когда мы вместе обедали у Каспера Стиглица, я сказал: «Жюль, тебе надо сбросить немного жирку, а то у тебя случится сердечный приступ». Клянусь Богом, так и сказал. Подожди, Дом, детка, моя очередь сдавать, а не твоя.
* * *
– Я миссис Мендельсон, – сказала Паулина Мимозе Перес в отделе пропусков отделения «скорой помощи».
– О, да, миссис Мендельсон, – ответила Мимоза, ошеломленная элегантностью и спокойствием женщины, стоявшей перед ней.
Сирил Рэтбоун предпочел не заговаривать с Паулиной Мендельсон и даже не показываться ей. Он прикрыл лицо «Лос-Анджелес Трибьюнэл» и прислушался к тому, как Мимоза Перес объясняла Паулине, как найти отделение реанимации. Сирил обычно внимательно следил за модами сезона и мог с точностью отличить одну парижскую коллекцию от другой. Он записал в своем блокноте, что Паулина Мендельсон была одета в темно-зеленый дорожный костюм, в клетчатую блузку от «Живенши», когда появилась в Медицинском центре Седар-Синай, приехав на лимузине с шофером из аэропорта, где приземлился доставивший ее из Бангора, штат Мэн, шестнадцатиместный «Боинг-727» – личный самолет ее мужа, на котором она вернулась после посещения ее больного оцта, спортсмена Невилля Макэдоу. Он также записал, что миссис Мендельсон на этом же лимузине отослала домой Роуз Кливеден.
Когда Паулина вошла в палату мужа в отделении реанимации, Фло Марч была еще там. Жюль без сознания лежал на кровати. Фло, пристроившись на краю кровати, поглаживала его руку и шептала слова утешения, чтобы подбодрить его.
– Все будет хорошо, Жюль. Думай только о хорошем. Ты скоро поправишься и встанешь. Все случилось от перенапряжения, в котором ты был в последнее время. Из-за Арни Цвиллмана, переговоров в Европе и тому подобного.
Паулина смотрела на сцену, происходившую перед ней.
– Я бы хотела побыть с мужем одна, если не возражаете, – сказала она.
Фло подпрыгнула, словно от электрического шока. Она уставилась на Паулину в ужасе и прикрыла рот рукой. Ее лицо было влажным от слез, тушь с ресниц потекла, и помада размазалась. Ее юбка было порвана. Она смыла кровь с колена, но знала, что оно выглядит ужасно: все в царапинах и синяках.
– О, миссис Мендельсон, – сказала она. Голос ее прозвучал слабо, чуть слышно. Она знала, что эта женщина никогда не плачет при людях.
Паулина подошла к кровати с другой стороны. Взяв руку мужа, она заговорила, словно Фло не существовало.
– Здравствуй, Жюль, – сказала она. – Это Паулина. Сестры сказали мне, что ты не можешь слышать меня, потому что ты в коме, но я этому никогда не верила. Мой отец говорил, что слышал все, что ему говорили, когда с ним случился удар в прошлом году. Ты помнишь? Самолет опоздал на несколько часов. Ужасные штормы в Мэне. Были проблемы с посадкой в Лос-Анджелесе. Папа посылает тебе привет. Конечно, он не знает, что случилось. Роуз приехала в аэропорт и рассказала мне. Она была очень пьяна. Я все расскажу, когда тебе станет лучше. Я знаю, тебя это развеселит. Я разговаривала с доктором Петри. Он ужасно милый и, уверена, отличный врач. Они вызвали доктора Роузуолда из Нью-Йорка для консультации. Я настояла на этом. Через несколько дней, если все пойдет хорошо, они переведут тебя в «Крыло Мендельсонов». Какой смысл дарить целое крыло больницы, если не можешь пользоваться им? Правильно? Там тебе будет удобнее. Ты поправишься, Жюль. Доктор Петри очень на это надеется.
Фло была потрясена выдержкой Паулины Мендельсон. Она никогда не видела женщины с такой стройной фигурой, такой длинной шеей, таким аристократическим лицом и никогда не слышала такого глубокого контральто. Словно служанка, которую только что уволили, она тихо проскользнула к двери, прислушиваясь к каждому сказанному Паулиной слову.
Она уже взялась за ручку двери, но дверь открылась, и в палату вошла медсестра.
– В палате может находиться только один человек, – произнесла сестра сердитым голосом.
– Я уже ухожу, – сказала Фло.
Она обернулась, чтобы взглянуть на Жюля еще раз, и Паулина повернулась в сторону двери. Взгляды женщин встретились, но Паулина перевела взгляд на мочки ушей Фло и замерла. Серьги с большими желтыми бриллиантами, которые подарил ей Жюль в тот вечер, когда они были на обеде у Каспера Стиглица и которые она ему вернула на следующее утро, во время совместного завтрака в «Облаках», висели в ушах Фло Марч. Холодность и сдержанность Паулины как ветром сдуло. Ее лицо исказилось от злобы.
– Вы, – сказала она. – Теперь я вспомнила вас. То-то я подумала, что вы мне знакомы. Это вы врезались в мою машину. Почему я сразу не поняла, что это вы? Вы наверно подумали тогда, как я глупа. Я, кажется, даже сделала комплимент вам по поводу вашего костюма.
– Нет, я не подумала, что вы глупы, миссис Мендельсон, – ответила Фло.
– После этого вы, верно, посмеялись надо мной? Вы смеялись с моим мужем над этим?
– Никогда, клянусь вам, – сказала Фло.
Пристально глядя на Фло, Паулина вспомнила тот момент, когда после похорон Гектора Парадизо на террасе в «Облаках» она спросила Жюля, кто была рыжеволосая женщина в костюме от «Шанель», с которой он разговаривал на ступенях церкви «Доброго Пастыря», и он прикинулся, что не знает ее. Она поняла, что даже потом она заблуждалась.
– Убирайтесь отсюда, – сказала она тихим, но твердым голосом.
– Я же сказала, что уже ухожу, – испуганно проговорила Фло.
Но Паулине этого было недостаточно, чтобы утолить свою злость.
– Вы – проститутка, – добавила она.
– Я не проститутка, – сказала Фло. Из глаз ее полились слезы. Слово «проститутка» больно ранило ее. Однажды она слышала, как какой-то мужчина назвал ее мать проституткой.
– Называйтесь, как хотите, – сказала Паулина и повернулась к Жюлю.
В Фло закипела злоба, не меньшая, чем у Паулины.
– Вы можете позволить себе быть такой высокомерной и важной, миссис Мендельсон. Всю вашу жизнь вы получали все на блюдечке с голубой каемочкой. Вам никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь.
– Быть любовницей-содержанкой, это вы называете зарабатывать на жизнь?
– Да, – выпалила Фло, ответив твердым взглядом на ее взгляд. Она не сказала, что принимала деньги зато, что Паулина не давала или не могла дать, или отклоняла, но Паулина без слов поняла по ее взгляду, что она имела в виду.
Паулина отвернулась.
– Я не спрашиваю о деталях, – сказала она.
– Нет, уж вы послушайте, – ответила Фло. – Я могу рассказать вам.
– Я прошу вас уйти, пока эта сестра не вывела вас отсюда, – сказала Паулина. – Так что, будьте любезны, уйдите.
Жюль издал стон.
Сестра, наблюдавшая за происходящим, сказала:
– Да, мисс, вы должны оставить свою мать наедине с отцом. Только одному родственнику разрешено находиться в палате.
– Ее мать! – воскликнула Паулина, оскорбленная. – Я не мать этой проститутки! Так вот как она проникла сюда?
– Не называйте меня проституткой, – сказала Фло и вышла из палаты.
Сестра, которая была свидетелем сцены, не могла поверить, что подобное может произойти. Спустя несколько минут она рассказала об этой сцене другой медсестре, та рассказала одному из интернов, который пересказал о случившемся другим интернам. Не прошло и часа, как эта новость достигла первого этажа отделения «скорой помощи», где сидел Сирил Рэтбоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Не Киппи, дорогая, Жюль, – сказала Роуз, обнимая Паулину.
Паулина побледнела.
– Жюль? – спросила она. Она решила последовать совету отца и вернуться к Жюлю. В последние дни в Северо-Восточной гавани и во время полета она раздумывала над тем, что надо покончить с прошлым и начать новую жизнь с Жюлем. Она сделала вывод, что муж поступил необдуманно. При этом она понимала, какие преимущества дает ей жизнь с ним: красивый дом, ее цветы, ее друзья, путешествия, забота мужа о том, чтобы создать ей полный комфорт. Мысленно она забегала вперед, обдумывая, как она проведет год в Брюсселе, какие развлечения сулит ей пребывание там. И самое главное, она знала, что, несмотря на свою любовную связь, Жюль нуждается в ней и любит ее по-прежнему. Она не могла поверить, что он умер.
Шофер Джим, заметив выражение страдания на лице миссис Мендельсон, понял, что Роуз Кливеден дала ей понять, что мистер Мендельсон умер.
– Нет, нет, миссис Мендельсон, – сказал он, – у мистера Мендельсона сердечный приступ. Об этом сейчас сообщили по радио. Он в больнице Седар-Синай, и я сейчас же отвезу вас туда.
– В каком он состоянии? – спросила Паулина.
– Мы не знаем, – ответил Джим.
– Мы не знаем, – повторила Роуз, рыдая.
Приехав в больницу, Паулина не позволила Роуз пойти с собой.
– Отвезите миссис Кливеден домой, Джим, а затем возвращайтесь сюда, пожалуйста.
– Но я хочу быть с тобой, Паулина, – сказала Роуз. – Я нужна тебе.
– Нет, Роуз. Ты должна понять. Я хочу побыть одна с мужем. Ты была замечательна, дорогая. Спасибо тебе. Я буду всегда благодарна тебе за это.
– Вам нужно что-нибудь из багажа, миссис Мендельсон? – спросил Джим.
– Только этот маленький чемоданчик, Джим. И ради Бога, увезите ее отсюда, не поддавайтесь на ее уговоры вернуться сюда.
– Да, мэм. Миссис Мендельсон?
– Да?
– Передайте мистеру Мендельсону, что мы переживаем за него.
– Правильно, Паулина. Передай Жюлю, что мы переживаем за него! – крикнула Роуз из окна лимузина.
Молодая рыжеволосая женщина в порванном костюме от «Шанель», с разбитым и кровоточащим коленом вбежала в отделение «скорой помощи» Медицинского центра Седар-Синай в высшей степени возбужденном состоянии. Она направилась в отдел пропусков, преследуемая полицейским, который на ходу выписывал квитанцию на штраф за превышение скорости, за проезд на «красный свет», за умышленное повреждение общественной собственности и пренебрежение к этому ущербу. Женщина повернулась к своему преследователю и сердито спросила:
– Я ведь никого не убила, не так ли? Полицейский продолжал писать.
– И не ранила? – продолжала Фло.
– Но могли, – ответил полицейский.
– Тогда в этой квитанции нет крайней необходимости. А причина, по которой я ехала с такой скоростью, действительно очень важная. Поэтому я возьму квитанцию, если вы наконец кончите ее писать, и выполню все, что от меня требуется, и предстану перед судом, если в этом будет необходимость, и оплачу штраф или отправлюсь в тюрьму, и заплачу за ворота, которые я сбила, но только все это я сделаю потом. А сейчас я нахожусь здесь, потому что речь идет о жизни и смерти, и очень учтиво прошу вас не задерживать меня ни секундой дольше.
– Молодец, сестренка, выдала ему! – крикнула женщина с двумя маленькими детьми, чей любовник был доставлен в отделение с многочисленными ножевыми ранениями. Другие посетители, сидевшие в ожидании на скамьях, оживились.
Полицейский посмотрел на красивую молодую женщину, отчитавшую его. Она тоже решительно посмотрела на него. Наконец он улыбнулся и протянул ей квитанцию.
– Послушайте, мисс, я не могу ее порвать, а потому отдаю ее вам, – сказал он.
– Естественно, – сказала Фло, успокаиваясь.
– Я надеюсь, ваш больной скоро поправится, – сказал полицейский.
– Спасибо. – Она вязал квитанцию и повернулась к дежурной сестре, выдававшей пропуска.
– Жюль Мендельсон, – сказала Фло.
Сестра, чье имя – Мимоза Перес – значилось на карточке, прикрепленной к халату, внимательно наблюдала, как Фло отчитывала полицейского.
– Вы, должно быть, дочь мистера Мендельсона, не так ли?
Фло удивленно на нее посмотрела. Жюль наверняка бы не потерпел, если кто-то по ошибке принял бы ее за его дочь. Но со времени, когда ее мать привезли в это самое отделение «скорой помощи» с ожогами, полученными при пожаре в гостинице для бедняков, она знала, что только близкие родственники допускаются на верхний этаж для встречи с врачами.
– Спрашиваю вас, потому что обязана, – сказала сестра, как бы извиняясь. – Больничные правила.
Фло, не зная, что ответить, кивнула.
– Только близким родственникам разрешается подниматься наверх. Все эти репортеры, что толпятся здесь, идут на разные уловки, чтобы попасть в отделение реанимации, когда поступают сюда важные персоны или знаменитости. Вы бы видели, что здесь творилось, когда умерла Люсилль Балл. Репортеры так и кишели.
Фло не могла заставить себя назваться дочерью Жюля и никогда бы не выдала себя за его жену. Сестра, готовая помочь смущенной, но богато одетой молодой женщине, сказала:
– Я пропущу вас, мисс Мендельсон. Пройдите по коридору, поверните направо у фонтана, там лифты. Поднимитесь на шестой этаж. Дальше вас проводят.
Фло посмотрела на ее карточку.
– Спасибо, Мимоза, – сказала она. Мимоза улыбнулась.
– Ваш отец все еще в операционной, но не в отделении имени Жюля Мендельсона. Я позвоню и предупрежу дежурную сестру о вашем приходе.
На скамье рядом с женщиной с двумя детьми, любовника которой в это время оперировали, сидел Сирил Рэтбоун.
Он наблюдал за появлением в больнице любовницы Жюля Мендельсона. Он был в сильном возбуждении из-за того, как повернулись в этот день события в его жизни. «Одета в «Шанель». Юбка порвана. Прикинулась его дочерью», – записал он в блокноте свои наблюдения о Фло Марч.
* * *
Все врачи и сестры в отделении реанимации хорошо знали, что Жюль Мендельсон пожертвовал деньги на строительство отделения больницы, носящего его имя. Дважды доктор Петри, ответственный за лечение Жюля Мендельсона, посылал интерна с поручением сообщить Фло о состоянии больного, считая, что она является близкой родственницей семьи Мендельсонов.
– Мы настроены довольно оптимистично, – сказал интерн.
– Это говорит только о том, что он все еще жив, – заметила Фло.
– Но его состояние намного лучше, чем мы ожидали, когда он поступил.
– Могу я повидать его?
– Пока нет.
– Когда же?
Несколько часов провела Фло в холле для посетителей около отделения реанимации. Она пыталась читать журналы и газеты, лежавшие на столике, но не могла сосредоточить внимание ни на чем, постоянно думая о случившемся. В глубине души зарождался страх за себя и за Жюля.
Все пять лет, с тех пор как Жюль вошел в кафе «Вайс-рой» и полностью изменил ее жизнь, Фло стремилась обрести друга, на которого могла бы положиться. Тогда это желание было вызвано не столь важными событиями в ее жизни, как то, что случилось с ней теперь. В эти часы, проведенные в холле, около отделения реанимации, в ожидании, выживает Жюль или нет, желание иметь друга было сильным, как никогда.
Сойдясь так близко с миллиардером, Фло перестала видеться с Керли и Белл, ее друзьями из «Вайсроя», по настоянию Жюля. Он как-то сказал ей: «Общение с этими людьми не доведет до добра». Только Глицерия, горничная из соседнего дома, да Филипп Квиннелл, которого она встретила на собрании анонимных алкоголиков в бревенчатом доме на бульваре Робертсон, были с ней в дружеских отношениях. Но она опасалась слишком доверять Глицерии, потому что знала, что Жюль не одобряет ее дружбу со служанкой Фей Конверс. И, хотя она рассказала все о себе Филиппу Квиннеллу за два дня, проведенные с ним в «Шато Мармон», когда она решила было порвать отношения с Жюлем, Фло знала, что ее любовник презирает красивого молодого человека, который был так добр к ней, а потому не решалась позвонить ему, чтобы услышать слова утешения.
От этих мыслей ее отвлекла передача по телевидению. Бернард Слаткин, ведущий программы «Вечерние новости» Эн-би-си, читал сводку последних новостей:
– «Жюль Мендельсон, миллиардер, банкир, коллекционер и меценат, выдвинутый президентом в кандидаты на пост главы американской делегации на переговоры в Брюсселе, перенес сильный сердечный приступ в одном из частных домов в Беверли-Хиллз сегодня днем. Он был найден в бессознательном состоянии и с приостановкой сердечной деятельности. Сотрудники «скорой помощи», приехавшие в дом, сделали массаж сердца, чтобы оживить его, а затем доставили в Медицинский центр Седар-Синай в Лос-Анджелесе. Представители больницы отказались прокомментировать состояние Жюля Мендельсона.»
Берни Слаткин перешел к другим новостям, а Фло продолжала сидеть, уставившись в телевизор. Она поняла, что «частный дом в Беверли-Хиллз», о котором упомянул ведущий, был ее дом на Азалиа Уэй. Ее охватила дрожь при мысли, что, умри Жюль – и ее имя могло прозвучать в новостях.
– Вы можете сейчас войти, но не больше, чем на десять минут, – сказал подошедший к ней интерн. – Мисс?
– Что? – спросила Фло.
– Я сказал, что вы можете войти к нему, но только на десять минут.
– Он пришел в себя?
– То приходит, то опять теряет сознание. Вы не должны волновать его и утомлять.
– Благодарю вас.
* * *
Арни Цвиллман оторвался от карточной игры в своем особняке на Холмби-Хиллз, который принадлежал когда-то Чарльзу Бойеру, и прислушался к тому, что говорил ведущий «Вечерних новостей» на Эн-би-си Бернард Слаткин.
– Совсем недавно я сказал Жюлю, когда мы вместе обедали у Каспера Стиглица, я сказал: «Жюль, тебе надо сбросить немного жирку, а то у тебя случится сердечный приступ». Клянусь Богом, так и сказал. Подожди, Дом, детка, моя очередь сдавать, а не твоя.
* * *
– Я миссис Мендельсон, – сказала Паулина Мимозе Перес в отделе пропусков отделения «скорой помощи».
– О, да, миссис Мендельсон, – ответила Мимоза, ошеломленная элегантностью и спокойствием женщины, стоявшей перед ней.
Сирил Рэтбоун предпочел не заговаривать с Паулиной Мендельсон и даже не показываться ей. Он прикрыл лицо «Лос-Анджелес Трибьюнэл» и прислушался к тому, как Мимоза Перес объясняла Паулине, как найти отделение реанимации. Сирил обычно внимательно следил за модами сезона и мог с точностью отличить одну парижскую коллекцию от другой. Он записал в своем блокноте, что Паулина Мендельсон была одета в темно-зеленый дорожный костюм, в клетчатую блузку от «Живенши», когда появилась в Медицинском центре Седар-Синай, приехав на лимузине с шофером из аэропорта, где приземлился доставивший ее из Бангора, штат Мэн, шестнадцатиместный «Боинг-727» – личный самолет ее мужа, на котором она вернулась после посещения ее больного оцта, спортсмена Невилля Макэдоу. Он также записал, что миссис Мендельсон на этом же лимузине отослала домой Роуз Кливеден.
Когда Паулина вошла в палату мужа в отделении реанимации, Фло Марч была еще там. Жюль без сознания лежал на кровати. Фло, пристроившись на краю кровати, поглаживала его руку и шептала слова утешения, чтобы подбодрить его.
– Все будет хорошо, Жюль. Думай только о хорошем. Ты скоро поправишься и встанешь. Все случилось от перенапряжения, в котором ты был в последнее время. Из-за Арни Цвиллмана, переговоров в Европе и тому подобного.
Паулина смотрела на сцену, происходившую перед ней.
– Я бы хотела побыть с мужем одна, если не возражаете, – сказала она.
Фло подпрыгнула, словно от электрического шока. Она уставилась на Паулину в ужасе и прикрыла рот рукой. Ее лицо было влажным от слез, тушь с ресниц потекла, и помада размазалась. Ее юбка было порвана. Она смыла кровь с колена, но знала, что оно выглядит ужасно: все в царапинах и синяках.
– О, миссис Мендельсон, – сказала она. Голос ее прозвучал слабо, чуть слышно. Она знала, что эта женщина никогда не плачет при людях.
Паулина подошла к кровати с другой стороны. Взяв руку мужа, она заговорила, словно Фло не существовало.
– Здравствуй, Жюль, – сказала она. – Это Паулина. Сестры сказали мне, что ты не можешь слышать меня, потому что ты в коме, но я этому никогда не верила. Мой отец говорил, что слышал все, что ему говорили, когда с ним случился удар в прошлом году. Ты помнишь? Самолет опоздал на несколько часов. Ужасные штормы в Мэне. Были проблемы с посадкой в Лос-Анджелесе. Папа посылает тебе привет. Конечно, он не знает, что случилось. Роуз приехала в аэропорт и рассказала мне. Она была очень пьяна. Я все расскажу, когда тебе станет лучше. Я знаю, тебя это развеселит. Я разговаривала с доктором Петри. Он ужасно милый и, уверена, отличный врач. Они вызвали доктора Роузуолда из Нью-Йорка для консультации. Я настояла на этом. Через несколько дней, если все пойдет хорошо, они переведут тебя в «Крыло Мендельсонов». Какой смысл дарить целое крыло больницы, если не можешь пользоваться им? Правильно? Там тебе будет удобнее. Ты поправишься, Жюль. Доктор Петри очень на это надеется.
Фло была потрясена выдержкой Паулины Мендельсон. Она никогда не видела женщины с такой стройной фигурой, такой длинной шеей, таким аристократическим лицом и никогда не слышала такого глубокого контральто. Словно служанка, которую только что уволили, она тихо проскользнула к двери, прислушиваясь к каждому сказанному Паулиной слову.
Она уже взялась за ручку двери, но дверь открылась, и в палату вошла медсестра.
– В палате может находиться только один человек, – произнесла сестра сердитым голосом.
– Я уже ухожу, – сказала Фло.
Она обернулась, чтобы взглянуть на Жюля еще раз, и Паулина повернулась в сторону двери. Взгляды женщин встретились, но Паулина перевела взгляд на мочки ушей Фло и замерла. Серьги с большими желтыми бриллиантами, которые подарил ей Жюль в тот вечер, когда они были на обеде у Каспера Стиглица и которые она ему вернула на следующее утро, во время совместного завтрака в «Облаках», висели в ушах Фло Марч. Холодность и сдержанность Паулины как ветром сдуло. Ее лицо исказилось от злобы.
– Вы, – сказала она. – Теперь я вспомнила вас. То-то я подумала, что вы мне знакомы. Это вы врезались в мою машину. Почему я сразу не поняла, что это вы? Вы наверно подумали тогда, как я глупа. Я, кажется, даже сделала комплимент вам по поводу вашего костюма.
– Нет, я не подумала, что вы глупы, миссис Мендельсон, – ответила Фло.
– После этого вы, верно, посмеялись надо мной? Вы смеялись с моим мужем над этим?
– Никогда, клянусь вам, – сказала Фло.
Пристально глядя на Фло, Паулина вспомнила тот момент, когда после похорон Гектора Парадизо на террасе в «Облаках» она спросила Жюля, кто была рыжеволосая женщина в костюме от «Шанель», с которой он разговаривал на ступенях церкви «Доброго Пастыря», и он прикинулся, что не знает ее. Она поняла, что даже потом она заблуждалась.
– Убирайтесь отсюда, – сказала она тихим, но твердым голосом.
– Я же сказала, что уже ухожу, – испуганно проговорила Фло.
Но Паулине этого было недостаточно, чтобы утолить свою злость.
– Вы – проститутка, – добавила она.
– Я не проститутка, – сказала Фло. Из глаз ее полились слезы. Слово «проститутка» больно ранило ее. Однажды она слышала, как какой-то мужчина назвал ее мать проституткой.
– Называйтесь, как хотите, – сказала Паулина и повернулась к Жюлю.
В Фло закипела злоба, не меньшая, чем у Паулины.
– Вы можете позволить себе быть такой высокомерной и важной, миссис Мендельсон. Всю вашу жизнь вы получали все на блюдечке с голубой каемочкой. Вам никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь.
– Быть любовницей-содержанкой, это вы называете зарабатывать на жизнь?
– Да, – выпалила Фло, ответив твердым взглядом на ее взгляд. Она не сказала, что принимала деньги зато, что Паулина не давала или не могла дать, или отклоняла, но Паулина без слов поняла по ее взгляду, что она имела в виду.
Паулина отвернулась.
– Я не спрашиваю о деталях, – сказала она.
– Нет, уж вы послушайте, – ответила Фло. – Я могу рассказать вам.
– Я прошу вас уйти, пока эта сестра не вывела вас отсюда, – сказала Паулина. – Так что, будьте любезны, уйдите.
Жюль издал стон.
Сестра, наблюдавшая за происходящим, сказала:
– Да, мисс, вы должны оставить свою мать наедине с отцом. Только одному родственнику разрешено находиться в палате.
– Ее мать! – воскликнула Паулина, оскорбленная. – Я не мать этой проститутки! Так вот как она проникла сюда?
– Не называйте меня проституткой, – сказала Фло и вышла из палаты.
Сестра, которая была свидетелем сцены, не могла поверить, что подобное может произойти. Спустя несколько минут она рассказала об этой сцене другой медсестре, та рассказала одному из интернов, который пересказал о случившемся другим интернам. Не прошло и часа, как эта новость достигла первого этажа отделения «скорой помощи», где сидел Сирил Рэтбоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55