!
Вдоволь повеселившись, они уселись на камни и принялись любоваться красотами гор при ярком лунном свете. Неожиданно сверху подул холодный ветер и выпал иней. Все мигом промокли и озябли и немедля вернулись в приют Божественный Аромат. Там переоделись и предались развлечениям.
В небе блестела Серебряная Река, шумел пронзительный ветер, голубая дымка заволокла горы.
На рассвете путники двинулись к вершине горы и вскоре были у цели. Здесь царил непроницаемый мрак, в двух шагах ничего не видно. Но вот над океаном показалось солнце: первые его лучи позолотили гребни волн и осветили все вокруг.
Князь Шэнь поднял руку и указал в сторону восхода.
Этот круглый диск только что прятался в океане, а теперь он уже сияет в облаках. Для мира столетие – это одно мгновение, потому от румянца на щеках до седины в волосах еще меньше времени! Только сейчас я понял, почему циский Цзин-гун оплакивал заход солнца в горах Юйшань!
Ян улыбнулся.
– Этот алый диск обегает всю землю и освещает три тысячи земных миров, он не почитает это за труд, ибо так предопределено свыше. Он заглядывает в самые мрачные закоулки, в самые темные жилища, от его лучей не укроются даже бесы! Одни облака в силах преградить ему путь; они плавают в небе и порой мешают солнечным лучам пробиться к земле и излить на нее животворное тепло. Я хотел бы стать ураганом и разогнать облака на всех девяти небесах!
Меж тем небо посветлело, рассеялся утренний туман, и стало так светло, что за сто ли можно было различить волосок, лежащий на земле. Указав на вершины, видневшиеся далеко на юге, Лотос проговорила:
– Это южные отроги гор Цзиншань: их снежные пики заслоняют от моего взора земли моих родных. Жаль, что я не дикий гусь, который осенью улетает в те края!
Хун подняла кубок с вином и сказала:
– Древние мудрецы утверждали, что с вершины горы Тайшань мир кажется крошечным. В самом деле, если смотреть на все с такой высоты, то и четыре моря – капля воды, и каждая из шести сторон света – клочок суши. Взгляните на землю – отсюда она не больше моей ладони: с давних времен на ней рождались герои и кумиры, гении и красавицы, рождались и умирали. Давайте же не будем, милые подруги, приземлять горькими слезами и жалобами эти вечные горы и реки, вечный ветер и вечную луну!
Она опорожнила кубок, взяла в руки флейту и начала играть: полились чистые, нежные звуки, и подхватил их осенний ветер, промчал по всем трем небесным мирам и вознес на двенадцатое небо.
Князь Шэнь вымолвил:
– У вас такая необъятная душа, и в вас так много силы, госпожа Хун! Нам, мужчинам, не сравниться с вами!
Утром следующего дня князь Шэнь говорит монаху:
– На вершине мы побывали. Если есть здесь еще какие-то примечательные места, не сочтите за труд показать их нам!
Монах перечислил даосские храмы, назвал самые красивые в этих местах уголки и добавил:
– Самый знаменитый здесь – храм Пяти Сутр, а самое известное место – скала Приют Будды!
Князья сначала отправились к скале: огромные валуны громоздились там друг на друга, образуя неодолимую преграду. Под скалой бежит прозрачный ручей, на берегах его растут прекраснейшие деревья – ни дать ни взять Приют Фей в Нефритовой столице! Путешественники устроились на широком гладком камне, заварили чай, приготовили рис.
Хун осмотрелась и говорит:
– Взгляните, на камне имена разных людей. Выходит, это место привлекало многих. Давайте и мы оставим память о себе и о нашей прогулке!
Ян нахмурился.
– За всю свою жизнь я ни разу не осквернил надписью ни одного красивого уголка. Не понимаю, кому нужны здесь имена!
Хун возразила Яну:
– Я говорила не об именах. Пусть каждый напишет стих – если не лучше, чем на Каменном барабанев Цзи-ян, то и не хуже, чем на Каменной плите в Сяньшань!
Князь Шэнь поддержал предложение Хун, попросил принести кисть, и каждый сочинил восьмистишие. У Яна получилось оно таким:
Спустились на Красный Зонт
Небожители на заре –
Хотели видеть они,
Как солнце из моря встает.
Старый монах показал
Тропу на зеленой горе,
Сказал: «Где Будды Приют,
Там и будет восток и восход!»
Хун начертала вот что:
Безбрежен моря простор,
Луна кругла, холодна;
Прячу я Лотос-меч,
Верхом на луаня сажусь;
Туда, где стоят Три горы,
Стрелой на рассвете мчусь;
В небе, уже голубом,
Песня свирели слышна.
Фея сочинила такой стих:
Набежал ветерок.
Зазвенел подвесок нефрит;
До часа, когда закат,
Со скалой вода говорит.
Бьется она о скалу, –
Ах, ничего-то нет
За бокалом вина
Приятней мирных бесед!
Лотос запечатлела на камне такое сочинение:
Много в реке проток,
Шумят водопады в ней;
Гремя, как гром иль метель,
Пугает она людей
И в море без берегов
Вливается наконец,
Но где же пять облаков,
Небесный моря венец?!
Начертали свои стихи и князь Шэнь и его наложницы, после чего монаха попросили пройтись по надписям резцом.
Фея взяла цитру, провела пальцами по струнам и запела:
Убегает на запад день,
Река бежит на восток. –
С песней легко живу
Мне отведенный срок!
Выслушав песню, князья Опечалились, а тем временем в небо вышла луна, подул прохладный ветер, птицы попрятались в зарослях, – грусть вдруг охватила всех и стала невыносимой.
Взяв за руку Хун, Ян тяжело вздохнул.
– Мне еще нет тридцати, а я обладаю славой, молодыми и красивыми наложницами. Я счастлив и мечтал бы прожить вдали от столицы до ста лет. Но скоро дела снова потребуют меня во дворец, и я не смогу отказаться. Тогда уже не решусь я предсказать, будет ли еще когда-нибудь у меня прогулка в горы, подобная нынешней!
Хун улыбнулась.
– Видите, князь, реку и луну? Воды реки катятся быстро, но не выходят из берегов; луна бывает круглой, бывает похожей на серп, но сияние ее всегда ровно, во все времена года, на протяжении многих столетий, – и река, и луна остаются вечно самими собой. Так пусть и душа ваша будет всегда ясной, как эта луна, а мысль стремительной, как эта река. Покоритесь судьбе и отрешитесь от тревог!
На другой день Ян спрашивает монаха:
– Вы говорили, что в здешних местах много буддийских храмов, и самый знаменитый из них храм Пяти Сутр. Как пройти к нему?
– Это в двадцати ли отсюда, – отвечал монах. – Неподалеку от храма, в горах, живет отшельник, страстный подвижник по прозвищу Пастырь Отечества.
Ян выразил желание осмотреть храм и встретиться с отшельником. А что из этого вышло, вы узнаете из следующей главы.
Глава пятьдесят седьмая
О ТОМ, КАК У СКАЛЫ ПРИЮТ БУДДЫ КНЯЗЬ ШЭНЬ ПРОСТИЛСЯ С ДРУГОМ И КАК ФЕЯ НАШЛА ОТЦА В ХРАМЕ ПЯТИ СУТР
Между тем прошло уже почти полгода, как князь Шэнь уехал из столицы. Императрица день и ночь думала о нем, император скучал без верного подданного, и вот князю был послан приказ немедленно возвращаться.
Тем временем, совершенно забыв о делах, князь Шэнь бродил с другом по горам, хотя мысли о дворе все чаще приходили ему в голову. Но однажды прибыл гонец императора и вручил князю повеление государя. Князь обратил взор на север, четырежды поклонился и начал собираться в дорогу. В душе его воцарилась скорбь, как некогда у тех, кто расставался с друзьями под облаками Яньгуани и на берегах Вэйшуй. Но что поделаешь: белая цапля улетает, камыш остается! А когда прощаются ласточки с журавлями, когда разлучаются друзья, то нет ничего лучше янгуаньской прощальной песни!
Опечаленный близкой разлукой, князь Шэнь говорит Яну:
– Брат мой Ян, счастливая судьба свела нас с вами, мы стали как два рога на голове одного вола, и помыслы наши явственны, словно яшма, разбросанная на льду. Мы связали себя узами дружбы и поклялись помогать один другому, а теперь провели столько времени вместе в этих прекрасных горах! Гуляя по вашему поместью, любуясь горой Красный Зонт, я забывал о мирских волнениях, о том, что меня ждут при дворе. И вот настал час проститься! Меня утешает лишь то, что скоро и вы, брат мой, будете во дворце, где возобновятся наши дружеские встречи и беседы!
Князь Ян отвечал с грустью:
– Дружба – одно из Пяти отношений, и если говорить откровенно, то друг так же близок сердцу, как брат. Может, я глуп, но мне понятны движения души Гуань Чжуна и Бао Шу-я, Юань Чжэня и Бо Цзюй-и! Случайные встречи не влекут за собой печаль разлуки, но когда из жизни ушел Чжун Цзы-ци, то Юй Бо-я никогда больше не прикасался к семи струнам, чтобы играть мелодию «Высокие горы и быстрые реки»! Настоящие друзья не вынесут разлуки, как же нам быть?!
Он достал вино и бокалы и прочитал начало прославленного стихотворения: «Выйдешь ты из Яньгуани, и останусь я один!» Даже листья на ветвях деревьев, даже облака в небе не желают расставаться друг с другом! Но вот уже три циньские дамы берут за руки наложниц Яна и льют слезы перед разлукой…
Проводив князя, Ян и три его подруги сели на осликов и с монахом впереди, указывающим путь, направились к храму Пяти Сутр. Им попадались деревья, которые упирались верхушками в небо, хрустальные ручьи, которые журчали среди сосен, камни, которые покрывала роса, – словом, удивительные, райские места! Через шесть-семь ли пути монах говорит:
– В десятке шагов на восток есть здесь чудесный уголок, не хотите посмотреть?!
Путники свернули с дороги и скоро через узкий проход вышли к селению, с четырех сторон окруженному каменной стеной, которая напоминала восьмистворчатую ширму из белого нефрита. Вдоль стены протекала чистая река, и в одном месте на огромной глыбе виднелась надпись: «Селение Белая Ширма». Из небольшой рощицы вздымались ввысь три громадные скалы, белые, как драгоценная яшма, и высотой они были не меньше пяти или шести чжанов. На вершине каждой рос красный рододендрон. Монах указал на скалы и проговорил:
– Эти скалы называют Яшмовым Лотосом, а напротив них, взгляните, – скала Лужайка Фей. Есть предание: когда в стране воцаряются мир и благодать, на вершине Яшмового Лотоса расцветают рододендроны. Эти цветы распускаются уже десять лет подряд, а в третью и четвертую луну красная тень от них ложится на воды реки!
Князь и женщины продолжали глядеть и вдруг посредине реки заметили многоярусный каменный терем.
– Что это такое?
Это молельня, сюда раз в году приходит Пастырь Отечества, – объяснил монах.
Передохнув, путешественники продолжили путь и вскоре приблизились к храму Пяти Сутр. Народу здесь оказалось видимо-невидимо: паломники, монахи, монахини. Ян спросил у своего проводника:
– Зачем пришли сюда эти люди? Тот отвечал:
– Сегодня Пастырь Отечества будет читать проповедь!
– Мы хотели только осмотреть храм, но с удовольствием послушаем Пастыря, – проговорила Хун, – тем более что полезно очиститься от суетных мыслей!
Они приблизились к храму. Им навстречу вышли два монаха.
– Сегодня мы празднуем день обретения нирваны буддой Шакьямуни. К нам приходят люди со всех десяти сторон света, и мы разъясняем им учение Будды. Однако желающих послушать очень много, а Пастырь Отечества стар и не в силах принять всех, вы уж простите ему!
Ян говорит:
– Мы путешественники и приехали, чтобы осмотреть ваш храм.
Монахи улыбнулись и повели князя и его спутниц к башне над воротами храма; на втором ярусе башни написано: «Первый храм Пяти Сутр Восточного Неба». Строение в узорах желтого и голубого цвета, красные столбы поднимаются чуть не до неба, крыша сделана из голубой черепицы по зеленому мху, такая выдержит любое испытание временем.
С башни спустился молодой монах и начал рассказ о местных красотах:
– На востоке скала Белый Лотос, на юге пик Десяти Бодисатв, но сейчас еще не разошелся утренний туман, и их плохо видно. На западе – гора Бровь Красавицы, на севере – Красный Зонт, ее вершину можно различить только в ясную погоду – так высока она, что ее часто скрывают облака.
Ян поднялся на башню, полюбовался окрестностями и отправился осматривать храм. Миновав длинный проход, он попал в помещение, где читают сутры, затем прошел на террасу – здесь к каждому столбу были прикреплены буддийские поучения, а с потолка свисали колокольцы. Из келий слышалось бормотание монахов. Завидев гостей, они поспешно набрасывали на плечи шелковые накидки и приветствовали их, старые – спокойно и бесстрастно, молодые – почтительно и скромно, как и полагается служителям веры в знаменитом храме. Побывав в Павильоне Архатов и башне Семи Сокровищ, Ян и его спутницы по каменным ступеням взошли на площадку Будды, где стояли Часы-колокол. В центре залы третьего яруса возвышалась статуя Бодисатвы милосердия, а справа и слева от нее – статуи седобородых старцев. Зала была напоена священным ароматом, повсюду стояли голубые знамена с изображением алого лотоса. Молодой монах пояснил настенные изображения.
– На первом месте сидит будда Шакьямуни, слева от него бодисатва Авалокитешвара, справа – бодисатва Кшитигарба. На восточной стене изображено подземное царство и его владыка Ямараджа – к нему после жизни отправятся грешники, на западной стене вы видите рай, куда пойдут праведники.
Монах повел их дальше: за молитвенным павильоном стоял небольшой храм Высших Истин, из дверей его навстречу гостям, опираясь на посох и помахивая четками из ста восьми бусин, вышел настоятель с длинными седыми бровями и бледным изнуренным лицом, которое говорило о твердости его духа и подвижническом нраве. Настоятель сложил ладони и поклонился, после чего проводил гостей к себе в келью.
– Сколько же лет вам, отец? – спросил Ян, усаживаясь.
– Семьдесят девять.
– А как вас зовут?
– Какое может быть у меня имя?! Называют Пастырем Отечества.
– А давно ли выстроен этот храм?
– Его поставили еще в эпоху Тан, а основатель нашей династии его подправил: выходит, лет ему – одна тысяча и сто, и после восстановления – более ста.
– Мы гуляли в горах и случайно узнали, что сегодня вы читаете проповедь, нельзя ли и нам присоединиться к мирянам?
Настоятель усмехнулся.
– Конфуцианцы осуждают буддийские проповеди, поэтому их читают не часто. Отчего-то стали стыдиться приносить жертвы на алтарь предков!
Меж тем возле храма собралось множество народу. Все хотели услышать старца. Монахи с шелковыми накидками через плечо установили возвышение, разожгли курильницы и распахнули двери: перед алтарем мерцали небесные огоньки, бледное сияние, исходившее от статуи Будды, озаряло помост. С башни Семи Сокровищ свесили шелковое полотенце с изображением лотоса. Пастырь Отечества в желтой накидке и парадном головном уборе взял в руки мухобойку и поднялся на Лотосовую площадку. Князь и наложницы смешались с толпой и приготовились слушать. Настоятель начал с «Образцовой лотосовой сутры», голос его звучал громко, разносился по всем десяти сторонам света и возвещал об истинных и ложных путях к Спасению, Монахи и послушники со сложенными ладонями сходили с площадки вниз, поднимали вверх курильницы и возглашали:
– Зримый мир – пустота! Он бесформен: нет у него ни длины, ни ширины, ни высоты!
Люди безмолвствовали. Вдруг один юноша улыбнулся и бросил:
– Мир без длины, ширины и высоты не имеет формы – пусть так, но тогда его нельзя увидеть!
Услышав это, пораженный Пастырь Отечества спустился с Лотосовой площадки и, сложив ладони, склонился перед юношей.
– Мудрые слова! Нам явился живой Будда! И я, ничтожный, готов смиренно выслушать его наставления!
Глаза всех устремились к юноше: лицо у него как цветок, окропленный росой, глаза сияют, словно пятнадцать утренних звезд, облик благородный, голос сладкозвучный и проникает в самое сердце. Это не кто иной, как знаменитая воительница Хун в наряде небожителя!
Скромно улыбнувшись, она говорит:
– Стоит ли считать откровением речи случайного прохожего?
Настоятель в ответ:
– В ваших словах, господин, – все четыреста восемьдесят тысяч сутр! Прошу вас, поднимитесь на Лотосовую площадку и скажите людям что-либо, они жаждут послушать вас!
Хун вежливо отказалась. Тогда настоятель приказал монахам расчистить место перед площадкой и пригласил Хун сказать свои слова оттуда. Хун, как была в венце и алом одеянии, прошла вперед и чинно уселась. Окинув гостя проницательным взором, настоятель взошел на Лотосовую площадку и обратился к людям с такими словами:
– Приблизьтесь же к нам все, кто постиг три равенства и три всеобщности, и слушайте! – Он взмахнул мухобойкой и продолжал: – Учение наше не говорит о том, что существует форма и не существует пустоты и что Лотос – это бесформенная пустота. Оно проповедует совсем иное!
Хун встала.
– Пустота приобретает форму, а форма превращается в пустоту, и если бы не было Лотоса, не существовало бы и нашего учения!
Настоятель вопросил:
– Если бы не было нашего учения, кто бы тогда назвал его учением? Если бы не существовало Лотоса, кто назвал бы этот цветок лотосом?
Хун ответила:
– Нет другого чуда, кроме нашего учения, нет другого цветка, кроме Лотоса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Вдоволь повеселившись, они уселись на камни и принялись любоваться красотами гор при ярком лунном свете. Неожиданно сверху подул холодный ветер и выпал иней. Все мигом промокли и озябли и немедля вернулись в приют Божественный Аромат. Там переоделись и предались развлечениям.
В небе блестела Серебряная Река, шумел пронзительный ветер, голубая дымка заволокла горы.
На рассвете путники двинулись к вершине горы и вскоре были у цели. Здесь царил непроницаемый мрак, в двух шагах ничего не видно. Но вот над океаном показалось солнце: первые его лучи позолотили гребни волн и осветили все вокруг.
Князь Шэнь поднял руку и указал в сторону восхода.
Этот круглый диск только что прятался в океане, а теперь он уже сияет в облаках. Для мира столетие – это одно мгновение, потому от румянца на щеках до седины в волосах еще меньше времени! Только сейчас я понял, почему циский Цзин-гун оплакивал заход солнца в горах Юйшань!
Ян улыбнулся.
– Этот алый диск обегает всю землю и освещает три тысячи земных миров, он не почитает это за труд, ибо так предопределено свыше. Он заглядывает в самые мрачные закоулки, в самые темные жилища, от его лучей не укроются даже бесы! Одни облака в силах преградить ему путь; они плавают в небе и порой мешают солнечным лучам пробиться к земле и излить на нее животворное тепло. Я хотел бы стать ураганом и разогнать облака на всех девяти небесах!
Меж тем небо посветлело, рассеялся утренний туман, и стало так светло, что за сто ли можно было различить волосок, лежащий на земле. Указав на вершины, видневшиеся далеко на юге, Лотос проговорила:
– Это южные отроги гор Цзиншань: их снежные пики заслоняют от моего взора земли моих родных. Жаль, что я не дикий гусь, который осенью улетает в те края!
Хун подняла кубок с вином и сказала:
– Древние мудрецы утверждали, что с вершины горы Тайшань мир кажется крошечным. В самом деле, если смотреть на все с такой высоты, то и четыре моря – капля воды, и каждая из шести сторон света – клочок суши. Взгляните на землю – отсюда она не больше моей ладони: с давних времен на ней рождались герои и кумиры, гении и красавицы, рождались и умирали. Давайте же не будем, милые подруги, приземлять горькими слезами и жалобами эти вечные горы и реки, вечный ветер и вечную луну!
Она опорожнила кубок, взяла в руки флейту и начала играть: полились чистые, нежные звуки, и подхватил их осенний ветер, промчал по всем трем небесным мирам и вознес на двенадцатое небо.
Князь Шэнь вымолвил:
– У вас такая необъятная душа, и в вас так много силы, госпожа Хун! Нам, мужчинам, не сравниться с вами!
Утром следующего дня князь Шэнь говорит монаху:
– На вершине мы побывали. Если есть здесь еще какие-то примечательные места, не сочтите за труд показать их нам!
Монах перечислил даосские храмы, назвал самые красивые в этих местах уголки и добавил:
– Самый знаменитый здесь – храм Пяти Сутр, а самое известное место – скала Приют Будды!
Князья сначала отправились к скале: огромные валуны громоздились там друг на друга, образуя неодолимую преграду. Под скалой бежит прозрачный ручей, на берегах его растут прекраснейшие деревья – ни дать ни взять Приют Фей в Нефритовой столице! Путешественники устроились на широком гладком камне, заварили чай, приготовили рис.
Хун осмотрелась и говорит:
– Взгляните, на камне имена разных людей. Выходит, это место привлекало многих. Давайте и мы оставим память о себе и о нашей прогулке!
Ян нахмурился.
– За всю свою жизнь я ни разу не осквернил надписью ни одного красивого уголка. Не понимаю, кому нужны здесь имена!
Хун возразила Яну:
– Я говорила не об именах. Пусть каждый напишет стих – если не лучше, чем на Каменном барабанев Цзи-ян, то и не хуже, чем на Каменной плите в Сяньшань!
Князь Шэнь поддержал предложение Хун, попросил принести кисть, и каждый сочинил восьмистишие. У Яна получилось оно таким:
Спустились на Красный Зонт
Небожители на заре –
Хотели видеть они,
Как солнце из моря встает.
Старый монах показал
Тропу на зеленой горе,
Сказал: «Где Будды Приют,
Там и будет восток и восход!»
Хун начертала вот что:
Безбрежен моря простор,
Луна кругла, холодна;
Прячу я Лотос-меч,
Верхом на луаня сажусь;
Туда, где стоят Три горы,
Стрелой на рассвете мчусь;
В небе, уже голубом,
Песня свирели слышна.
Фея сочинила такой стих:
Набежал ветерок.
Зазвенел подвесок нефрит;
До часа, когда закат,
Со скалой вода говорит.
Бьется она о скалу, –
Ах, ничего-то нет
За бокалом вина
Приятней мирных бесед!
Лотос запечатлела на камне такое сочинение:
Много в реке проток,
Шумят водопады в ней;
Гремя, как гром иль метель,
Пугает она людей
И в море без берегов
Вливается наконец,
Но где же пять облаков,
Небесный моря венец?!
Начертали свои стихи и князь Шэнь и его наложницы, после чего монаха попросили пройтись по надписям резцом.
Фея взяла цитру, провела пальцами по струнам и запела:
Убегает на запад день,
Река бежит на восток. –
С песней легко живу
Мне отведенный срок!
Выслушав песню, князья Опечалились, а тем временем в небо вышла луна, подул прохладный ветер, птицы попрятались в зарослях, – грусть вдруг охватила всех и стала невыносимой.
Взяв за руку Хун, Ян тяжело вздохнул.
– Мне еще нет тридцати, а я обладаю славой, молодыми и красивыми наложницами. Я счастлив и мечтал бы прожить вдали от столицы до ста лет. Но скоро дела снова потребуют меня во дворец, и я не смогу отказаться. Тогда уже не решусь я предсказать, будет ли еще когда-нибудь у меня прогулка в горы, подобная нынешней!
Хун улыбнулась.
– Видите, князь, реку и луну? Воды реки катятся быстро, но не выходят из берегов; луна бывает круглой, бывает похожей на серп, но сияние ее всегда ровно, во все времена года, на протяжении многих столетий, – и река, и луна остаются вечно самими собой. Так пусть и душа ваша будет всегда ясной, как эта луна, а мысль стремительной, как эта река. Покоритесь судьбе и отрешитесь от тревог!
На другой день Ян спрашивает монаха:
– Вы говорили, что в здешних местах много буддийских храмов, и самый знаменитый из них храм Пяти Сутр. Как пройти к нему?
– Это в двадцати ли отсюда, – отвечал монах. – Неподалеку от храма, в горах, живет отшельник, страстный подвижник по прозвищу Пастырь Отечества.
Ян выразил желание осмотреть храм и встретиться с отшельником. А что из этого вышло, вы узнаете из следующей главы.
Глава пятьдесят седьмая
О ТОМ, КАК У СКАЛЫ ПРИЮТ БУДДЫ КНЯЗЬ ШЭНЬ ПРОСТИЛСЯ С ДРУГОМ И КАК ФЕЯ НАШЛА ОТЦА В ХРАМЕ ПЯТИ СУТР
Между тем прошло уже почти полгода, как князь Шэнь уехал из столицы. Императрица день и ночь думала о нем, император скучал без верного подданного, и вот князю был послан приказ немедленно возвращаться.
Тем временем, совершенно забыв о делах, князь Шэнь бродил с другом по горам, хотя мысли о дворе все чаще приходили ему в голову. Но однажды прибыл гонец императора и вручил князю повеление государя. Князь обратил взор на север, четырежды поклонился и начал собираться в дорогу. В душе его воцарилась скорбь, как некогда у тех, кто расставался с друзьями под облаками Яньгуани и на берегах Вэйшуй. Но что поделаешь: белая цапля улетает, камыш остается! А когда прощаются ласточки с журавлями, когда разлучаются друзья, то нет ничего лучше янгуаньской прощальной песни!
Опечаленный близкой разлукой, князь Шэнь говорит Яну:
– Брат мой Ян, счастливая судьба свела нас с вами, мы стали как два рога на голове одного вола, и помыслы наши явственны, словно яшма, разбросанная на льду. Мы связали себя узами дружбы и поклялись помогать один другому, а теперь провели столько времени вместе в этих прекрасных горах! Гуляя по вашему поместью, любуясь горой Красный Зонт, я забывал о мирских волнениях, о том, что меня ждут при дворе. И вот настал час проститься! Меня утешает лишь то, что скоро и вы, брат мой, будете во дворце, где возобновятся наши дружеские встречи и беседы!
Князь Ян отвечал с грустью:
– Дружба – одно из Пяти отношений, и если говорить откровенно, то друг так же близок сердцу, как брат. Может, я глуп, но мне понятны движения души Гуань Чжуна и Бао Шу-я, Юань Чжэня и Бо Цзюй-и! Случайные встречи не влекут за собой печаль разлуки, но когда из жизни ушел Чжун Цзы-ци, то Юй Бо-я никогда больше не прикасался к семи струнам, чтобы играть мелодию «Высокие горы и быстрые реки»! Настоящие друзья не вынесут разлуки, как же нам быть?!
Он достал вино и бокалы и прочитал начало прославленного стихотворения: «Выйдешь ты из Яньгуани, и останусь я один!» Даже листья на ветвях деревьев, даже облака в небе не желают расставаться друг с другом! Но вот уже три циньские дамы берут за руки наложниц Яна и льют слезы перед разлукой…
Проводив князя, Ян и три его подруги сели на осликов и с монахом впереди, указывающим путь, направились к храму Пяти Сутр. Им попадались деревья, которые упирались верхушками в небо, хрустальные ручьи, которые журчали среди сосен, камни, которые покрывала роса, – словом, удивительные, райские места! Через шесть-семь ли пути монах говорит:
– В десятке шагов на восток есть здесь чудесный уголок, не хотите посмотреть?!
Путники свернули с дороги и скоро через узкий проход вышли к селению, с четырех сторон окруженному каменной стеной, которая напоминала восьмистворчатую ширму из белого нефрита. Вдоль стены протекала чистая река, и в одном месте на огромной глыбе виднелась надпись: «Селение Белая Ширма». Из небольшой рощицы вздымались ввысь три громадные скалы, белые, как драгоценная яшма, и высотой они были не меньше пяти или шести чжанов. На вершине каждой рос красный рододендрон. Монах указал на скалы и проговорил:
– Эти скалы называют Яшмовым Лотосом, а напротив них, взгляните, – скала Лужайка Фей. Есть предание: когда в стране воцаряются мир и благодать, на вершине Яшмового Лотоса расцветают рододендроны. Эти цветы распускаются уже десять лет подряд, а в третью и четвертую луну красная тень от них ложится на воды реки!
Князь и женщины продолжали глядеть и вдруг посредине реки заметили многоярусный каменный терем.
– Что это такое?
Это молельня, сюда раз в году приходит Пастырь Отечества, – объяснил монах.
Передохнув, путешественники продолжили путь и вскоре приблизились к храму Пяти Сутр. Народу здесь оказалось видимо-невидимо: паломники, монахи, монахини. Ян спросил у своего проводника:
– Зачем пришли сюда эти люди? Тот отвечал:
– Сегодня Пастырь Отечества будет читать проповедь!
– Мы хотели только осмотреть храм, но с удовольствием послушаем Пастыря, – проговорила Хун, – тем более что полезно очиститься от суетных мыслей!
Они приблизились к храму. Им навстречу вышли два монаха.
– Сегодня мы празднуем день обретения нирваны буддой Шакьямуни. К нам приходят люди со всех десяти сторон света, и мы разъясняем им учение Будды. Однако желающих послушать очень много, а Пастырь Отечества стар и не в силах принять всех, вы уж простите ему!
Ян говорит:
– Мы путешественники и приехали, чтобы осмотреть ваш храм.
Монахи улыбнулись и повели князя и его спутниц к башне над воротами храма; на втором ярусе башни написано: «Первый храм Пяти Сутр Восточного Неба». Строение в узорах желтого и голубого цвета, красные столбы поднимаются чуть не до неба, крыша сделана из голубой черепицы по зеленому мху, такая выдержит любое испытание временем.
С башни спустился молодой монах и начал рассказ о местных красотах:
– На востоке скала Белый Лотос, на юге пик Десяти Бодисатв, но сейчас еще не разошелся утренний туман, и их плохо видно. На западе – гора Бровь Красавицы, на севере – Красный Зонт, ее вершину можно различить только в ясную погоду – так высока она, что ее часто скрывают облака.
Ян поднялся на башню, полюбовался окрестностями и отправился осматривать храм. Миновав длинный проход, он попал в помещение, где читают сутры, затем прошел на террасу – здесь к каждому столбу были прикреплены буддийские поучения, а с потолка свисали колокольцы. Из келий слышалось бормотание монахов. Завидев гостей, они поспешно набрасывали на плечи шелковые накидки и приветствовали их, старые – спокойно и бесстрастно, молодые – почтительно и скромно, как и полагается служителям веры в знаменитом храме. Побывав в Павильоне Архатов и башне Семи Сокровищ, Ян и его спутницы по каменным ступеням взошли на площадку Будды, где стояли Часы-колокол. В центре залы третьего яруса возвышалась статуя Бодисатвы милосердия, а справа и слева от нее – статуи седобородых старцев. Зала была напоена священным ароматом, повсюду стояли голубые знамена с изображением алого лотоса. Молодой монах пояснил настенные изображения.
– На первом месте сидит будда Шакьямуни, слева от него бодисатва Авалокитешвара, справа – бодисатва Кшитигарба. На восточной стене изображено подземное царство и его владыка Ямараджа – к нему после жизни отправятся грешники, на западной стене вы видите рай, куда пойдут праведники.
Монах повел их дальше: за молитвенным павильоном стоял небольшой храм Высших Истин, из дверей его навстречу гостям, опираясь на посох и помахивая четками из ста восьми бусин, вышел настоятель с длинными седыми бровями и бледным изнуренным лицом, которое говорило о твердости его духа и подвижническом нраве. Настоятель сложил ладони и поклонился, после чего проводил гостей к себе в келью.
– Сколько же лет вам, отец? – спросил Ян, усаживаясь.
– Семьдесят девять.
– А как вас зовут?
– Какое может быть у меня имя?! Называют Пастырем Отечества.
– А давно ли выстроен этот храм?
– Его поставили еще в эпоху Тан, а основатель нашей династии его подправил: выходит, лет ему – одна тысяча и сто, и после восстановления – более ста.
– Мы гуляли в горах и случайно узнали, что сегодня вы читаете проповедь, нельзя ли и нам присоединиться к мирянам?
Настоятель усмехнулся.
– Конфуцианцы осуждают буддийские проповеди, поэтому их читают не часто. Отчего-то стали стыдиться приносить жертвы на алтарь предков!
Меж тем возле храма собралось множество народу. Все хотели услышать старца. Монахи с шелковыми накидками через плечо установили возвышение, разожгли курильницы и распахнули двери: перед алтарем мерцали небесные огоньки, бледное сияние, исходившее от статуи Будды, озаряло помост. С башни Семи Сокровищ свесили шелковое полотенце с изображением лотоса. Пастырь Отечества в желтой накидке и парадном головном уборе взял в руки мухобойку и поднялся на Лотосовую площадку. Князь и наложницы смешались с толпой и приготовились слушать. Настоятель начал с «Образцовой лотосовой сутры», голос его звучал громко, разносился по всем десяти сторонам света и возвещал об истинных и ложных путях к Спасению, Монахи и послушники со сложенными ладонями сходили с площадки вниз, поднимали вверх курильницы и возглашали:
– Зримый мир – пустота! Он бесформен: нет у него ни длины, ни ширины, ни высоты!
Люди безмолвствовали. Вдруг один юноша улыбнулся и бросил:
– Мир без длины, ширины и высоты не имеет формы – пусть так, но тогда его нельзя увидеть!
Услышав это, пораженный Пастырь Отечества спустился с Лотосовой площадки и, сложив ладони, склонился перед юношей.
– Мудрые слова! Нам явился живой Будда! И я, ничтожный, готов смиренно выслушать его наставления!
Глаза всех устремились к юноше: лицо у него как цветок, окропленный росой, глаза сияют, словно пятнадцать утренних звезд, облик благородный, голос сладкозвучный и проникает в самое сердце. Это не кто иной, как знаменитая воительница Хун в наряде небожителя!
Скромно улыбнувшись, она говорит:
– Стоит ли считать откровением речи случайного прохожего?
Настоятель в ответ:
– В ваших словах, господин, – все четыреста восемьдесят тысяч сутр! Прошу вас, поднимитесь на Лотосовую площадку и скажите людям что-либо, они жаждут послушать вас!
Хун вежливо отказалась. Тогда настоятель приказал монахам расчистить место перед площадкой и пригласил Хун сказать свои слова оттуда. Хун, как была в венце и алом одеянии, прошла вперед и чинно уселась. Окинув гостя проницательным взором, настоятель взошел на Лотосовую площадку и обратился к людям с такими словами:
– Приблизьтесь же к нам все, кто постиг три равенства и три всеобщности, и слушайте! – Он взмахнул мухобойкой и продолжал: – Учение наше не говорит о том, что существует форма и не существует пустоты и что Лотос – это бесформенная пустота. Оно проповедует совсем иное!
Хун встала.
– Пустота приобретает форму, а форма превращается в пустоту, и если бы не было Лотоса, не существовало бы и нашего учения!
Настоятель вопросил:
– Если бы не было нашего учения, кто бы тогда назвал его учением? Если бы не существовало Лотоса, кто назвал бы этот цветок лотосом?
Хун ответила:
– Нет другого чуда, кроме нашего учения, нет другого цветка, кроме Лотоса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88