Всю жизнь я мечтала встретить милого сердцу друга, чтобы подарить ему яшму с гор Цзиншань, чтобы вместе с ним до истечения дней своих петь песню «Белый снег». И вот появились Вы, мы полюбили друг друга и решили, что я стану Вашей наложницей, а Вы – моим мужем. Вы дали слово, твердое, как скала, а для меня хватает моего желания, глубокого, как море. Но судьба разлучила нас. Правитель Сучжоу, пользуясь моим подневольным положением, начал преследовать меня. То, что не удалось получить ему в Павильоне Умиротворенных Волн, он задумал взять на реке Цяньтан, когда будет водный праздник в пятый день пятой луны. Я словно птица в клетке, словно рыба в сети. Жить мне осталось недолго. Я решила последовать примеру Цюй Юаня, что бросилася в воду ради спасения своей чести. Как Женщина-утес, и я не дождалась своего возлюбленного, но у меня нет сил ждать дольше. Жить опозоренной я не смогу, потому лучше мне умереть. Молю Вас – не горюйте обо мне, берегите себя и свершите все, что задумали. А когда вернетесь в родные края, помяните мою одинокую душу бумажной денежкой. После смерти я уже ничего не сумею знать о Вас, ничего не сумею сказать Вам, но душа моя не исчезнет без следа. И я хочу, чтобы узы, которые так и не скрепили наш союз в этом мире, связали наши души в мире ином. Пожертвуйте сто ляпов серебра на храм – пусть люди в вашем далеком земном мире вспоминают о моей любви! Кисть дрожит у меня в руке, сердце разрывается от рыданий – как горько мне расставаться с Вами!»
Ян изменился в лице, слезы горя побежали по его щекам и увлажнили ворот одеяния.
– Не может быть, чтобы она погибла!
Он снова прочел письмо, вникая в каждое слово, потом спросил слугу, когда тот выехал из Ханчжоу.
– В четвертый день пятой луны.
– А когда ожидали правителя Сучжоу?
– Через день, к открытию водного праздника. Ян побледнел.
– Значит, Хун уже нет в живых!
Ударив кулаком по столу, он разрыдался. Долго плакал Ян, но в конце концов успокоился и принялся размышлять: «Хун не просто красавица, она еще на удивление твердый человек, у нее смелое сердце. Не могу поверить, чтобы она решилась расстаться с жизнью!» Он достал было из ящика тушечницу и бумагу, чтобы ответить на письмо Хун, но кисть сама собою выпала из его руки. «Да, да, она, конечно, погибла! Разве не я сам в Павильоне Умиротворенных Волн предрек ее смерть в строке: „Увянет цветок, птицу скроет простор“? Я напишу, а кто прочитает мое письмо? Но разве можно отпустить слугу ни с чем? Разве можно не высказать, хотя бы бумаге, всего, что у меня в душе?»
И юноша, снова взяв кисть в руку, начертал:
«Ведь ты сказала мне неправду, Хун?! После нашей удивительной встречи ты не могла предпочесть новому свиданию вечную разлуку! Ты не могла так бессердечно разомкнуть объятия, которые были такими жаркими! Ты не могла так легко забыть нашу любовь! Может, все это мне только снится? Не могу поверить, что ты, красивая и живая, решилась погубить себя, что ты, одаренная и умная, надумала искать спасения на дне озера! Милая Хун, скажи, что это – сон или явь? Когда читаю твое письмо, мне кажется – явь. Когда вспоминаю тебя, твое лицо, разум твердит мне, что гибель твоя – сон. У кого мне узнать, у кого спросить? Сам я сейчас не в силах разобрать, где север, где юг, жив ли я или тоже умер, потому что потерял тебя. Ведь если ты позабыла о нашей клятве быть до конца наших дней вместе, значит, ты разлюбила меня. Я плачу, плачу оттого, что смолкла цитра Бо-я! Вручаю письмо твоему слуге. Жива ли ты, Хун? Отзовешься ли?»
Ян передал это письмо слуге и наказал ему без промедления возвращаться с вестями о Хун. Слуга, поклонившись, тотчас пустился в путь.
Все это время верная Лянь Юй ждала в опустевшем тереме вестей от Яна. Однажды вышла она за ворота в тоске и печали, повздыхала и собралась было вернуться в терем, как вдруг увидела слугу, приехавшего с письмом. От волнения ноги у нее подкосились, и она без чувств упала на землю. Слуга поднял ее, привел в себя и принялся расспрашивать о пропавшей Хун. С рыданиями в голосе Лянь Юй рассказала ему все, что знала. Слуга протянул ей письмо.
– Вот ответ господина Яна. Кто же его прочтет?
– У нашей госпожи был только один друг в жизни, – расплакалась Лянь Юй, – этот молодой господин. Как она ждала весточки от него!
Между тем правитель Инь получил приказ прибыть во дворец: за большие заслуги в управлении округой император пожаловал его должностью военного министра. Лянь Юй попросила барышню Инь взять ее и слугу Хун с собой, и та дала согласие. Собрав вещи, все отправились в столицу.
А молодой Ян, изнывая от жажды узнать хоть что-нибудь о Хун, уже решил отправить в Ханчжоу своего мальчика-слугу. И вдруг к нему явилась девушка, вся в белом, и в ней он узнал Лянь Юй. Закрыв лицо руками, она разрыдалась.
– Вижу, ты пришла с дурными вестями, – дрожащим голосом сказал Ян. – Невмочь мне тебя расспрашивать, расскажи все сама.
Плача и запинаясь, Лянь Юй поведала, как, сказавшись больной, Хун после отъезда Яна закрыла терем для гостей, как стала она подругой барышни Инь, как из-за домогательств правителя Хуана кинулась в реку.
– И зачем только я оставил ее, – прошептал Ян, утирая слезы. – Но скажи мне, как оказалась ты в столице?
– Меня и слугу госпожи пожалела барышня Инь и взяла с собою.
Прошло несколько лун. Сын Неба, завершив укрепление границ государства, пригласил наконец студентов. Он самолично предложил всем собравшимся на экзамен предмет сочинения. Вот что сказал император:
– С древности и по сегодня основы управления страной непрерывно изменяются. Император спрашивает вас: почему во времена первых трех великих династий народ благоденствовал и государство процветало, а после правления Хань и Тан страна потонула в раздорах? Мы недавно взошли на престол и хотим знать, как лучше править нашим народом. Вы, кто здесь сейчас, прочитали многие древние сочинения и накопили в памяти большие знания. Ничего не тая, откровенно и правдиво поведайте нам о наших ошибках и дайте полезные советы.
Пав перед троном ниц, Ян Чан-цюй первым вручил императору свое сочинение. Вот что в нем было сказано:
«Издавна повелось, что государь правит страной по законам Неба. В „Книге перемен“ есть слова: „Дождь и ветер сметают пыль, гром внушает страх“ и „Со сменой времен года природа тоже меняется“. Дождем и ветром Небо очищает мир от скверны, громом предостерегает все живое от дурных поступков и тем ограждает от бед – потому-то творения Неба и не погибают. Сама природа – образец небесной гармонии; она оживает весною и летом и увядает на осень и зиму. Мудрый правитель подражает Небу, поэтому деяния его благи, очищают от скверны и ведут к процветанию, притом что его карающая десница уничтожает наличное зло и предотвращает зло грядущее. Вовремя обласкать, вовремя отринуть, вовремя умертвить, вовремя вернуть к жизни – это и есть путь мудрого монарха. На этом пути расцветает Просвещение, укрепляются Могущество и Власть, благоденствуют Милосердие, Закон и Порядок. Безразличие к законам Неба означает нарушение законов природы и гибель творений Неба.
От веку говорится, что государство есть человек: душа его – государь, руки и ноги его – подданные государя. Если душа бездеятельна – немощны руки и ноги, если душа деятельна – оживают руки и ноги. Стало быть, судьба народа во власти правителя. Мудрый, он, по закону Неба, должен творить, посвящая все свои силы и помыслы благу народа, и народ его прославит.
Ваше Императорское Величество сегодня пожелали узнать, как должно управлять страной – и подданные Ваши возрадовались, ибо самые лучшие слова государя о желании служить добру, самые великолепные его планы остаются пустыми звуками, если он с небрежением относится к основам мудрого правления. Так же бывает и тогда, когда государь на словах почитает мудрости Яо и Шуня, а на деле не живет ими; тоже и подданные – признают славные деяния Хоу-цзи и Се-и, но не подражают им. И я уверяю: Вашему Императорскому Величеству в первую голову нужно держаться мудрых основ правления, а лучшие хранители этой мудрости – древние.
При Яо и Шуне процветанию способствовало милосердие государя, после Шан-Иня – благочестие. И это было «правление государя». Династию Цинь создала сила и оберегала сила – и это было «правление силы». При династии Ханъ в большом почете оказался разум, он вместил в себя и основы «правления государя», и основы «правления силы». Династии Цзинь и Тан погибли, потому что в мыслях правителей воцарился хаос. Не долго процветала и великая Сун, ибо попеременно господствовало то «правление государя», то «правление силы», противореча друг другу. Во времена Яо и Шуня народ отличался простодушием, почему достаточно было обходиться милосердием. Эпохи С я и Инь подарили стране просвещение, и стало возможным править на основе благочестия. От «Воюющих царств» до династии Цзинь господствовал повсюду хаос, и государь должен был полагаться на силу. После Хань, Тан и Сун расцвели науки, люди научились различать между простым и сложным, начали понимать в правах и законах, и посему предпочтение государя обратилось к разуму.
Основы «правления государя» зарождались медленно, они в силе и по сию пору. Основы «правления силы» быстро нашли поклонников и быстро их потеряли. За многие века основы «правления государя» достигли высокого совершенства, а «правление силы» превратилось во зло. Неодинаковыми были судьбы разных царств: во времена одних без конца воевали, во времена других не знали бедствии войны. Можно сказать, что «правление государя» подразумевает спокойствие в государстве, а «правление силы» – непрестанную борьбу. Только мудрый правитель способен воссоединить милосердие и силу. Я верю, что отныне и впредь государство может процвести на основах «правления государя и силы»! Не следует отказываться от милосердия в пользу силы, не следует делать и обратного. Нужно сочетать милосердие с силой, и тогда наступит благоденствие, не виданное после Яо и Шуня. Будет по-иному – империя не превзойдет даже династий Тан и Сун!
Ваши вельможи похваляются своими заслугами, ученые – умением опутывать людей ложными мыслями. Ваши министры, на которых Вы возложили громадную ответственность, забросили дела страны, предались праздности и интригам, нимало не заботясь о будущем. Ваши чиновники не умеют отличить правду от лжи, друзей от врагов, дела ведут по старинке, своего мнения не имеют. Ваши правители в округах занимаются пустословием, талантов не поддерживают, растрачивают казну, не слушают о нуждах народа. Юнцы насмешничают над бедными и учеными, уповают не на справедливость, а на удачу; слабые духом сникли, нетерпеливые топчут закон ради своей корысти. Пошатнулись устои семьи, забыты совесть и стыд, роскошь кичится перед нищетой, никто не помышляет о делах государства. Воины и их начальники на рубежах погрязли в разврате, бездельничают, не знают о враге, забыли про порядок в войсках. В Вашей казне пусто, в кладовых нет зерна, народ бедствует. Ваше Императорское Величество все свое время проводит во дворце. Вы образованны и мудры, но о делах страны судите лишь по донесениям Ваших слуг. А они талдычат о всеместном благоденствии да расточают Вам хвалы, и все это во благо себе, а не Вашему народу. Размышляя о благе подданных и государства, Вы не спускаетесь с трона, пока не упадет та капля в водяных часах, которая скажет Вам, что истекла последняя ночная стража. Но наступает рассвет нового дня – и все остается по-старому: порядка как не было, так и нет. И это потому, что приближенные не помогают Вам.
Процветание и счастье народа зависят прежде всего от Вашего Императорского Величества. Зачем же Вам быть столь нерешительными? В главе «Великий закон» из «Книги истории» писано: «Владыка творит страх, владыка творит послушание». Страх и послушание – вот залог порядка в государстве и мудрого правления государя. Нужно опереться на основы и навести порядок – тогда восторжествует Закон и Просвещение. Древние сравнивали управление страной с ловлей рыбы сетью: стянешь поту лее веревку – закроются все ячейки. Такая веревка для государства – императорский двор, для народа – император. Дабы править страной успешно, Вашему Императорскому Величеству потребны надежные основы правления. Если Вы желаете, чтобы народ страны просветился, нужен порядок. Когда полководец направляет в бой стотысячное войско, он поощряет и наказывает воинов в согласии с воинским уложением. В войске тогда порядок, и оно осиливает втрое превосходящего числом врага. Ваше Императорское Величество желает вести ко благу многомиллионный народ и повелевать четырьмя морями, по нерешительны в том, кому жизнь сохранить, у кого ее отобрать, на что смотреть, а чего не видеть. Вот почему нет в государстве порядка. Как же навести порядок, как улучшить нравы, как править народом, как добиться процветания? По правде, с правления основателя этой династии и до сего дня, никто, как должно, о государстве не радеет, чиновники руководятся допотопными установлениями, повсюду благодушество и леность. Чтобы построить дом, нужно камень взять с северной горы, дерево – с южной, продумать устройство жилища, – тогда только дом получится прочным, переживет и детей и внуков строителя. Если же хозяева дома перестают о нем печься и помышляют единственно о развлечениях, то столбы подгнивают. Сначала это не беспокоит, а после может привести к беде, и погибнут люди, живущие в таком доме. Точно так же не устоит дом, если сын или внук забросят начатое отцом или дедом дело. Если Ваше Императорское Величество не проявит немедля заботы о нашем большом общем доме, то я боюсь даже вымолвить, чем все может кончиться. Допустимо ли по тонкому льду переходить на другой берег? Вы просите новых советов. Но единым взмахом кисти всех вопросов не решишь! Если мысли мои покажутся Вашему Императорскому Величеству неубедительными и Вы прикажете мне еще раз обследовать Хранилище небесных писаний и поддержать мои предложения ссылками на древние сочинения – почту за огромное счастье!»
Император внимательно читал представленные сочинения, как одно похожие друг на друга, без единой новой мысли. Глаза государя потускнели. Наконец он добрался до предложений Ян Чан-цюя.
– О, да это поистине ханьский Цзя И или танский Лу Чжи! Похоже, среди наших ученых сегодня появился подлинный талант!
Император поставил это сочинение выше всех остальных и приказал позвать подавшего его. Едва Ян почтительно склонился перед троном, как подскочил правитель Хуан И-бин и оттеснил юношу со словами:
– Ян Чан-цюй – мальчишка, не ему рассуждать об управлении государством! Пусть лучше занимается стихоплетством!
И еще один придворный проговорил со своего места:
– Этот Ян Чан-цюй – молокосос и неуч! Как он смеет давать советы Сыну Неба? Его сочинение нужно бросить на свалку!
О том, как поступил император, вы узнаете из следующей главы.
Глава седьмая
О ТОМ, КАК МИНИСТР ИНЬ ВЫДАЛ СВОЮ ДОЧЬ ЗАМУЖ И КАК ЧЛЕН ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ ЯН ОТПРАВИЛСЯ В ССЫЛКУ
Императору так понравилось сочинение Яна, что он назвал его первым среди всех. И тут один из придворных сказал:
– Древние мудрецы говорили: «Государю надобно следовать только заветам Яо и Шуня». А Ян Чан-цюй пишет о силе, что есть первая ошибка. В «Книге истории» упоминаются страх и послушание как основы правления страной, но их должны воцарять министры, а не самолично император, – вот вторая ошибка. Прошу ваше величество вычеркнуть имя этого невежды из списков и установить другого победителя.
Это говорил государственный советник Лу Цзюнь, наследник приемов небезызвестного Лу Ци, вельможа ловкий и хитрый, готовый пресмыкаться перед сильным и обливать презрением слабого, умевший провести самого императора, старый завистник, давно уже искавший занять более высокое положение при дворе и пока утвержденный новым императором на прежнем посту в воздаяние хорошего знакомства с делами минувшего царствования и за преклонный возраст. Он не смог промолчать, потому что похвала, полученная Яном от императора, и ученость этого юноши больно ущемили его самолюбие.
Император выслушал его и промолчал. Заговорил другой вельможа:
– Известно, что Ван Бо в эпоху Тан прославился своими стихами уже в возрасте девяти лет, а Цю Цзюню было всего девятнадцать лет, когда он удивлял императорский двор при династии Сун своими обширными познаниями. Издревле способности и талант не зависят от возраста. Слова почтенного Лу Цзюня несправедливы: император спрашивает нашего совета, и каждый обязан дать его в меру понимания и способностей. Действительно, управлять государством в древности и теперь – не одно и то же. Как не считаться с этим? Но сановник Лу Цзюнь боится нового слова, заступает дорогу молодым, отрицает полезность наук и искусства, искажает истину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Ян изменился в лице, слезы горя побежали по его щекам и увлажнили ворот одеяния.
– Не может быть, чтобы она погибла!
Он снова прочел письмо, вникая в каждое слово, потом спросил слугу, когда тот выехал из Ханчжоу.
– В четвертый день пятой луны.
– А когда ожидали правителя Сучжоу?
– Через день, к открытию водного праздника. Ян побледнел.
– Значит, Хун уже нет в живых!
Ударив кулаком по столу, он разрыдался. Долго плакал Ян, но в конце концов успокоился и принялся размышлять: «Хун не просто красавица, она еще на удивление твердый человек, у нее смелое сердце. Не могу поверить, чтобы она решилась расстаться с жизнью!» Он достал было из ящика тушечницу и бумагу, чтобы ответить на письмо Хун, но кисть сама собою выпала из его руки. «Да, да, она, конечно, погибла! Разве не я сам в Павильоне Умиротворенных Волн предрек ее смерть в строке: „Увянет цветок, птицу скроет простор“? Я напишу, а кто прочитает мое письмо? Но разве можно отпустить слугу ни с чем? Разве можно не высказать, хотя бы бумаге, всего, что у меня в душе?»
И юноша, снова взяв кисть в руку, начертал:
«Ведь ты сказала мне неправду, Хун?! После нашей удивительной встречи ты не могла предпочесть новому свиданию вечную разлуку! Ты не могла так бессердечно разомкнуть объятия, которые были такими жаркими! Ты не могла так легко забыть нашу любовь! Может, все это мне только снится? Не могу поверить, что ты, красивая и живая, решилась погубить себя, что ты, одаренная и умная, надумала искать спасения на дне озера! Милая Хун, скажи, что это – сон или явь? Когда читаю твое письмо, мне кажется – явь. Когда вспоминаю тебя, твое лицо, разум твердит мне, что гибель твоя – сон. У кого мне узнать, у кого спросить? Сам я сейчас не в силах разобрать, где север, где юг, жив ли я или тоже умер, потому что потерял тебя. Ведь если ты позабыла о нашей клятве быть до конца наших дней вместе, значит, ты разлюбила меня. Я плачу, плачу оттого, что смолкла цитра Бо-я! Вручаю письмо твоему слуге. Жива ли ты, Хун? Отзовешься ли?»
Ян передал это письмо слуге и наказал ему без промедления возвращаться с вестями о Хун. Слуга, поклонившись, тотчас пустился в путь.
Все это время верная Лянь Юй ждала в опустевшем тереме вестей от Яна. Однажды вышла она за ворота в тоске и печали, повздыхала и собралась было вернуться в терем, как вдруг увидела слугу, приехавшего с письмом. От волнения ноги у нее подкосились, и она без чувств упала на землю. Слуга поднял ее, привел в себя и принялся расспрашивать о пропавшей Хун. С рыданиями в голосе Лянь Юй рассказала ему все, что знала. Слуга протянул ей письмо.
– Вот ответ господина Яна. Кто же его прочтет?
– У нашей госпожи был только один друг в жизни, – расплакалась Лянь Юй, – этот молодой господин. Как она ждала весточки от него!
Между тем правитель Инь получил приказ прибыть во дворец: за большие заслуги в управлении округой император пожаловал его должностью военного министра. Лянь Юй попросила барышню Инь взять ее и слугу Хун с собой, и та дала согласие. Собрав вещи, все отправились в столицу.
А молодой Ян, изнывая от жажды узнать хоть что-нибудь о Хун, уже решил отправить в Ханчжоу своего мальчика-слугу. И вдруг к нему явилась девушка, вся в белом, и в ней он узнал Лянь Юй. Закрыв лицо руками, она разрыдалась.
– Вижу, ты пришла с дурными вестями, – дрожащим голосом сказал Ян. – Невмочь мне тебя расспрашивать, расскажи все сама.
Плача и запинаясь, Лянь Юй поведала, как, сказавшись больной, Хун после отъезда Яна закрыла терем для гостей, как стала она подругой барышни Инь, как из-за домогательств правителя Хуана кинулась в реку.
– И зачем только я оставил ее, – прошептал Ян, утирая слезы. – Но скажи мне, как оказалась ты в столице?
– Меня и слугу госпожи пожалела барышня Инь и взяла с собою.
Прошло несколько лун. Сын Неба, завершив укрепление границ государства, пригласил наконец студентов. Он самолично предложил всем собравшимся на экзамен предмет сочинения. Вот что сказал император:
– С древности и по сегодня основы управления страной непрерывно изменяются. Император спрашивает вас: почему во времена первых трех великих династий народ благоденствовал и государство процветало, а после правления Хань и Тан страна потонула в раздорах? Мы недавно взошли на престол и хотим знать, как лучше править нашим народом. Вы, кто здесь сейчас, прочитали многие древние сочинения и накопили в памяти большие знания. Ничего не тая, откровенно и правдиво поведайте нам о наших ошибках и дайте полезные советы.
Пав перед троном ниц, Ян Чан-цюй первым вручил императору свое сочинение. Вот что в нем было сказано:
«Издавна повелось, что государь правит страной по законам Неба. В „Книге перемен“ есть слова: „Дождь и ветер сметают пыль, гром внушает страх“ и „Со сменой времен года природа тоже меняется“. Дождем и ветром Небо очищает мир от скверны, громом предостерегает все живое от дурных поступков и тем ограждает от бед – потому-то творения Неба и не погибают. Сама природа – образец небесной гармонии; она оживает весною и летом и увядает на осень и зиму. Мудрый правитель подражает Небу, поэтому деяния его благи, очищают от скверны и ведут к процветанию, притом что его карающая десница уничтожает наличное зло и предотвращает зло грядущее. Вовремя обласкать, вовремя отринуть, вовремя умертвить, вовремя вернуть к жизни – это и есть путь мудрого монарха. На этом пути расцветает Просвещение, укрепляются Могущество и Власть, благоденствуют Милосердие, Закон и Порядок. Безразличие к законам Неба означает нарушение законов природы и гибель творений Неба.
От веку говорится, что государство есть человек: душа его – государь, руки и ноги его – подданные государя. Если душа бездеятельна – немощны руки и ноги, если душа деятельна – оживают руки и ноги. Стало быть, судьба народа во власти правителя. Мудрый, он, по закону Неба, должен творить, посвящая все свои силы и помыслы благу народа, и народ его прославит.
Ваше Императорское Величество сегодня пожелали узнать, как должно управлять страной – и подданные Ваши возрадовались, ибо самые лучшие слова государя о желании служить добру, самые великолепные его планы остаются пустыми звуками, если он с небрежением относится к основам мудрого правления. Так же бывает и тогда, когда государь на словах почитает мудрости Яо и Шуня, а на деле не живет ими; тоже и подданные – признают славные деяния Хоу-цзи и Се-и, но не подражают им. И я уверяю: Вашему Императорскому Величеству в первую голову нужно держаться мудрых основ правления, а лучшие хранители этой мудрости – древние.
При Яо и Шуне процветанию способствовало милосердие государя, после Шан-Иня – благочестие. И это было «правление государя». Династию Цинь создала сила и оберегала сила – и это было «правление силы». При династии Ханъ в большом почете оказался разум, он вместил в себя и основы «правления государя», и основы «правления силы». Династии Цзинь и Тан погибли, потому что в мыслях правителей воцарился хаос. Не долго процветала и великая Сун, ибо попеременно господствовало то «правление государя», то «правление силы», противореча друг другу. Во времена Яо и Шуня народ отличался простодушием, почему достаточно было обходиться милосердием. Эпохи С я и Инь подарили стране просвещение, и стало возможным править на основе благочестия. От «Воюющих царств» до династии Цзинь господствовал повсюду хаос, и государь должен был полагаться на силу. После Хань, Тан и Сун расцвели науки, люди научились различать между простым и сложным, начали понимать в правах и законах, и посему предпочтение государя обратилось к разуму.
Основы «правления государя» зарождались медленно, они в силе и по сию пору. Основы «правления силы» быстро нашли поклонников и быстро их потеряли. За многие века основы «правления государя» достигли высокого совершенства, а «правление силы» превратилось во зло. Неодинаковыми были судьбы разных царств: во времена одних без конца воевали, во времена других не знали бедствии войны. Можно сказать, что «правление государя» подразумевает спокойствие в государстве, а «правление силы» – непрестанную борьбу. Только мудрый правитель способен воссоединить милосердие и силу. Я верю, что отныне и впредь государство может процвести на основах «правления государя и силы»! Не следует отказываться от милосердия в пользу силы, не следует делать и обратного. Нужно сочетать милосердие с силой, и тогда наступит благоденствие, не виданное после Яо и Шуня. Будет по-иному – империя не превзойдет даже династий Тан и Сун!
Ваши вельможи похваляются своими заслугами, ученые – умением опутывать людей ложными мыслями. Ваши министры, на которых Вы возложили громадную ответственность, забросили дела страны, предались праздности и интригам, нимало не заботясь о будущем. Ваши чиновники не умеют отличить правду от лжи, друзей от врагов, дела ведут по старинке, своего мнения не имеют. Ваши правители в округах занимаются пустословием, талантов не поддерживают, растрачивают казну, не слушают о нуждах народа. Юнцы насмешничают над бедными и учеными, уповают не на справедливость, а на удачу; слабые духом сникли, нетерпеливые топчут закон ради своей корысти. Пошатнулись устои семьи, забыты совесть и стыд, роскошь кичится перед нищетой, никто не помышляет о делах государства. Воины и их начальники на рубежах погрязли в разврате, бездельничают, не знают о враге, забыли про порядок в войсках. В Вашей казне пусто, в кладовых нет зерна, народ бедствует. Ваше Императорское Величество все свое время проводит во дворце. Вы образованны и мудры, но о делах страны судите лишь по донесениям Ваших слуг. А они талдычат о всеместном благоденствии да расточают Вам хвалы, и все это во благо себе, а не Вашему народу. Размышляя о благе подданных и государства, Вы не спускаетесь с трона, пока не упадет та капля в водяных часах, которая скажет Вам, что истекла последняя ночная стража. Но наступает рассвет нового дня – и все остается по-старому: порядка как не было, так и нет. И это потому, что приближенные не помогают Вам.
Процветание и счастье народа зависят прежде всего от Вашего Императорского Величества. Зачем же Вам быть столь нерешительными? В главе «Великий закон» из «Книги истории» писано: «Владыка творит страх, владыка творит послушание». Страх и послушание – вот залог порядка в государстве и мудрого правления государя. Нужно опереться на основы и навести порядок – тогда восторжествует Закон и Просвещение. Древние сравнивали управление страной с ловлей рыбы сетью: стянешь поту лее веревку – закроются все ячейки. Такая веревка для государства – императорский двор, для народа – император. Дабы править страной успешно, Вашему Императорскому Величеству потребны надежные основы правления. Если Вы желаете, чтобы народ страны просветился, нужен порядок. Когда полководец направляет в бой стотысячное войско, он поощряет и наказывает воинов в согласии с воинским уложением. В войске тогда порядок, и оно осиливает втрое превосходящего числом врага. Ваше Императорское Величество желает вести ко благу многомиллионный народ и повелевать четырьмя морями, по нерешительны в том, кому жизнь сохранить, у кого ее отобрать, на что смотреть, а чего не видеть. Вот почему нет в государстве порядка. Как же навести порядок, как улучшить нравы, как править народом, как добиться процветания? По правде, с правления основателя этой династии и до сего дня, никто, как должно, о государстве не радеет, чиновники руководятся допотопными установлениями, повсюду благодушество и леность. Чтобы построить дом, нужно камень взять с северной горы, дерево – с южной, продумать устройство жилища, – тогда только дом получится прочным, переживет и детей и внуков строителя. Если же хозяева дома перестают о нем печься и помышляют единственно о развлечениях, то столбы подгнивают. Сначала это не беспокоит, а после может привести к беде, и погибнут люди, живущие в таком доме. Точно так же не устоит дом, если сын или внук забросят начатое отцом или дедом дело. Если Ваше Императорское Величество не проявит немедля заботы о нашем большом общем доме, то я боюсь даже вымолвить, чем все может кончиться. Допустимо ли по тонкому льду переходить на другой берег? Вы просите новых советов. Но единым взмахом кисти всех вопросов не решишь! Если мысли мои покажутся Вашему Императорскому Величеству неубедительными и Вы прикажете мне еще раз обследовать Хранилище небесных писаний и поддержать мои предложения ссылками на древние сочинения – почту за огромное счастье!»
Император внимательно читал представленные сочинения, как одно похожие друг на друга, без единой новой мысли. Глаза государя потускнели. Наконец он добрался до предложений Ян Чан-цюя.
– О, да это поистине ханьский Цзя И или танский Лу Чжи! Похоже, среди наших ученых сегодня появился подлинный талант!
Император поставил это сочинение выше всех остальных и приказал позвать подавшего его. Едва Ян почтительно склонился перед троном, как подскочил правитель Хуан И-бин и оттеснил юношу со словами:
– Ян Чан-цюй – мальчишка, не ему рассуждать об управлении государством! Пусть лучше занимается стихоплетством!
И еще один придворный проговорил со своего места:
– Этот Ян Чан-цюй – молокосос и неуч! Как он смеет давать советы Сыну Неба? Его сочинение нужно бросить на свалку!
О том, как поступил император, вы узнаете из следующей главы.
Глава седьмая
О ТОМ, КАК МИНИСТР ИНЬ ВЫДАЛ СВОЮ ДОЧЬ ЗАМУЖ И КАК ЧЛЕН ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ ЯН ОТПРАВИЛСЯ В ССЫЛКУ
Императору так понравилось сочинение Яна, что он назвал его первым среди всех. И тут один из придворных сказал:
– Древние мудрецы говорили: «Государю надобно следовать только заветам Яо и Шуня». А Ян Чан-цюй пишет о силе, что есть первая ошибка. В «Книге истории» упоминаются страх и послушание как основы правления страной, но их должны воцарять министры, а не самолично император, – вот вторая ошибка. Прошу ваше величество вычеркнуть имя этого невежды из списков и установить другого победителя.
Это говорил государственный советник Лу Цзюнь, наследник приемов небезызвестного Лу Ци, вельможа ловкий и хитрый, готовый пресмыкаться перед сильным и обливать презрением слабого, умевший провести самого императора, старый завистник, давно уже искавший занять более высокое положение при дворе и пока утвержденный новым императором на прежнем посту в воздаяние хорошего знакомства с делами минувшего царствования и за преклонный возраст. Он не смог промолчать, потому что похвала, полученная Яном от императора, и ученость этого юноши больно ущемили его самолюбие.
Император выслушал его и промолчал. Заговорил другой вельможа:
– Известно, что Ван Бо в эпоху Тан прославился своими стихами уже в возрасте девяти лет, а Цю Цзюню было всего девятнадцать лет, когда он удивлял императорский двор при династии Сун своими обширными познаниями. Издревле способности и талант не зависят от возраста. Слова почтенного Лу Цзюня несправедливы: император спрашивает нашего совета, и каждый обязан дать его в меру понимания и способностей. Действительно, управлять государством в древности и теперь – не одно и то же. Как не считаться с этим? Но сановник Лу Цзюнь боится нового слова, заступает дорогу молодым, отрицает полезность наук и искусства, искажает истину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88