Я не в силах этого понять! Прошу вас, ваше величество, не неволить меня и переменить ваше высочайшее решение!
Император разгневался.
– Да как смеешь ты, мальчишка, чернить старого вельможу и противоречить нашей воле? В тюрьму – нету у нас для тебя прощения!
Когда отец и сын, поклонившись, ушли, выступил вперед сановник Лу Цзюнь.
– Воистину, дерзость, что Ян Чан-цюй так позорил первого министра Хуана перед троном. Этому юнцу пойдет на пользу ссылка, она послужит назиданием и для других гордецов. А верный слуга двух государей, смею надеяться, найдет у вас утешение!
Император приказал Ян Чан-цюю отправиться в Цзянчжоу и обратился к Хуану с такими словами:
– Мы наказали дерзкого Ян Чан-цюя, который по недомыслию и молодости посмел оскорбить вас. Мы обещали также устроить счастье вашей дочери, и мы сдержим слово, можете быть уверены!
Сын Неба удалился во внутренние покои и рассказал матери о том, что произошло. Та спрашивает:
– Неужели вы так дорожите своим первым министром?
– Да нет, – рассмеялся император, – к старости он совсем оскудел разумом, но просьба его законна, а молодой академик вел себя чересчур заносчиво.
Меж тем Ян Чан-цюй, получив приказ отбыть в ссылку, стал прощаться с родителями.
– Ах, сынок, сынок, – запричитала госпожа Сюй, – не успел ты получить должность, как в наш дом пожаловала беда. Уж лучше бы жить нам всем возле Белого Лотоса да возделывать землю!
– Вины моей в этом деле нет, я скоро вернусь, – утешает сын несчастную мать. – Поберегите себя, а обо мне не тревожьтесь.
– Цзянчжоу местность сырая, недобрая к людям. Но ты не поддавайся тоске, у тебя еще все впереди, – успокоил сына отец.
Низко поклонился Ян отцу с матерью, и тронулся в путь, и через десять дней добрался до назначенного ему места, где поселился в небольшой хижине. Прошло несколько месяцев, в продолжение которых его никто ни разу не побеспокоил. Однажды хозяин спрашивает своего постояльца:
– Отчего вы целыми днями все дома да дома, никуда не ходите, как другие опальные? А ведь в наших краях есть на что посмотреть, – места красивые.
– Я провинился перед государем, до гуляний ли мне? И потом, я не люблю бродить без дела.
А время шло. Миновало лето, подошла осень. Завыли холодные ветры, багряными сделались клены, потянулись к югу стаи гусей, посыпались с ветвей листья. Старикам и тем в такую пору тоскливо, каково же молодому изгнаннику? Загрустил, загоревал академик: «Пусть невиновен я, но мне от этого не легче. Тяжелая у меня доля! Но сдаваться никак нельзя. Нужно отказаться от затворничества, попытаться развеять тоску прогулками, как делают другие изгнанники. Может, красота здешних гор да полей принесет облегчение?!»
Ян обратился к хозяину:
– Ты говорил, что у вас здесь красиво. Скажи, куда мне пойти.
Хозяин в ответ:
– Неподалеку отсюда течет большая река, что зовется Сюньянцзян, а на берегу павильон. Очень красивое место!
Взяв с собой мальчика, Ян поднялся в павильон над рекой. Павильон не отличался изяществом, но был хорошо расположен, и вид с его террасы открывался прекрасный. Наступил вечер, сумрак понемногу окутал окрестные холмы, журчание воды навевало покой…
Яну так понравилось здесь, что он стал приходить в павильон каждый день. В шестнадцатый день восьмой луны Ян вышел на террасу после захода солнца, желая полюбоваться сиянием Небесной красавицы. Осень шуршит в камышах возле берега. Словно далекие звездочки, поблескивают огни рыбацких лодок, кукушка будит печальные воспоминания, тоскливо кричат обезьяны… Опершись о перила, Ян погрузился в невеселые размышления, – и вдруг порыв ветерка донес до него неясный звук. Ян прислушался… А что он услышал, об этом в следующей главе.
Глава восьмая
О ТОМ, КАК НА ГОРЕ ЛАЗОРЕВОГО ГРАДА ЯН ЧАН-ЦЮЙ ЗАСТАВИЛ ЗВУЧАТЬ ЯШМОВУЮ ФЛЕЙТУ И КАК ОН ОБНАРУЖИЛ КРАСНОЕ ПЯТНЫШКО В ЗЕЛЕНОМ ТЕРЕМЕ
Молодой изгнанник размышлял в павильоне на берегу реки Сюньянцзян, как вдруг порыв ветра донес до него какой-то звук.
– Как ты думаешь, что это? – спросил он у мальчика-слуги.
– Кажется, цитра, – ответил тот.
Ян рассмеялся.
– Ты ошибся. Большая струна дает резкий звук, малая – мягкий. Это лютня. В старину здесь отбывал ссылку танский поэт Бо Цзюй-и и повстречал девушку, игравшую на лютне. Наверно, это эхо той лютни!
Они пошли в направлении, откуда неслись звуки, и через несколько ли наткнулись на маленький домик возле бамбуковой рощи. Мальчик постучал в ворота, и вышла молоденькая служанка в зеленой кофте и красной юбке. Ян сказал:
– Я любовался луной в павильоне и пришел сюда, услышав мелодию лютни.
Служанка провела гостя во двор, оградой которому служили сосны и бамбук. У входа в дом росли желтые хризантемы. Красные листья кленов затеняли крышу и перила. На террасе сидела освещенная лунными лучами красавица с лютней на коленях. Она была одета в блестящую кофту и легкую юбку. Ян замедлил шаги и остановился, когда хозяйка встала и пошла навстречу гостю. Приветливо улыбнувшись, она зажгла светильник и пригласила юношу подняться на террасу.
– Кто пожаловал в эту дивную ночь к забытой всеми гетере?
Ян, улыбаясь, разглядывал прелестное лицо женщины, которое напоминало ясную осеннюю луну, яркий, раскрывший все свои лепестки пион. Та тоже втихомолку любовалась Яном: его нефритовым лицом, стройной фигурой, – судя по одежде, перед нею был не простолюдин.
– Я из других краев, изгнанник. Любовался луной и услыхал вашу лютню – и вот я здесь. Не сыграете ли мне что-нибудь еще? – попросил Ян.
Красавица с готовностью взяла лютню в руки, тронула струны, и полилась грустная мелодия. Ян вздохнул.
– Что за чудо! Напоминает лепестки осыпавшихся цветов или яшму, брошенную в пыль. Это не «Тоска по родине» Ван Чжао-цзюнь?
Красавица молча улыбнулась и снова заиграла что-то, терзающее душу печалью.
– Великолепно! – сказал Ян. – Представляется, будто в мрачном ущелье или на берегу хмурой реки разлучаются влюбленные. Не «Любовную тоску» Чжун Цзы-ци вы только что исполнили?
Гетера отложила лютню.
– Нет, ведь вы не играли на цитре, как Бо-я, да и я не Чжун Цзы-ци, хотя в руках у меня лютня. Но кто вы? За что вас сюда сослали?
Ян поведал ей свою историю и свои горести.
– Ну а я родом из Лояна, – сказала хозяйка, – зовут меня Цзя, а здесь прозвали Феей Лазоревого града. С малых лет я лишилась родителей и попала в зеленый терем. Обо мне пошла дурная молва, и я переселилась сюда, чтобы скрыться от злых людей и быть поближе к даосам. Но оленя выдает запах мускуса, а фэнчэнский меч – яркий блеск, потому снова оказалась я в зеленом тереме. А теперь другая беда: нравы здесь суровые, у всех на уме только выгода, даже рыбу ловят и продают без песен. Вот я и грущу в одиночестве.
Ян слушал, вздыхал, а красавица все поглядывала исподтишка на красивого юношу. Закончив свой рассказ, она спросила:
– Какую же должность вы при дворе отправляли? – Я успел только сдать экзамены и получить звание, стал членом императорской академии. До службы государю дело не дошло.
– Простите мою дерзость; можно узнать ваше имя?
– Я из рода Янов, а зовут меня Чан-цюй. Девушка склонилась к лютне.
– Недавно я разучила новую мелодию – не хотите послушать?
Она взяла медиатор и заиграла: страсть и скорбь звучали пронзительно, словно звенели осколки внезапно рухнувшей медной горы, словно стонал медный колокол. Казалось, будто разлилось бескрайнее море, а над ним раскрылось во всю ширь безоглядное небо. Целомудренная юная дева тоскует по милому другу… И вдруг Яна озарило – да ведь это та мелодия, которую сочинила Хун!
А Цзя, окончив играть и выслушав историю Хун, негромко сказала:
– Говорят, что когда вянет орхидея, то и пион клонится к земле, а когда сосна хорошо растет, то и кедр радуется. И людям надо бы так жить – вместе горевать и радоваться. Я не знакома с вашей Хун, но мне жаль, что такая чистая, благородная душа навек поселилась в реке. Я знаю только, что ее часто вспоминают в зеленых теремах. Хун погибла, но живет в памяти людей и прежде всего в вашей. Я слышала от подруг повесть о вашей любви и давно хотела увидеть вас. Наконец это случилось, и я очень рада, что теперь мне есть кому петь и изливать душу, рада, что у меня появился друг. Когда Конфуций начал учиться игре на цитре у Ши Сяна, то, говорят, в первый день он постигал душу своего учителя, во второй – изучал его манеры и поведение, на третий – изумлялся его внешностью. Я вижу вас сегодня впервые, но ваши манеры, душа и внешность кажутся мне давно знакомыми, – наверно, моя лютня рассказала о вас все. И опять Ян глубоко вздохнул.
– Для меня Хун не была такой, как другие гетеры. Она стала мне подругой. Своими речами и тонкостью чувств вы напоминаете мне ее. Мне и радостно и грустно от нашей встречи.
Принесли вино, потекла беседа. Впервые за время изгнания Ян ощутил хмель в крови и волнение в душе. Тонкий вкус и гибкий ум хозяйки казались ему несравненными. Он все больше подпадал под ее очарование.
– Я знаю теперь, как вы играете на лютне. Ваше умение выше всяческих похвал. Вы обладаете и другими талантами? – спросил юноша.
– Вы еще не слышали музыки моей души, – рассмеялась в ответ гетера. – У меня есть яшмовая флейта, правда, не помню, как она ко мне попала. Она парная – один инструмент у меня, а другой – неизвестно у кого. Некогда император Сюань-юань, услышав песни брачной пары Фениксов, объединил голоса самца и самки в одно целое, создав мелодию из двенадцати звуков для бамбуковой флейты. Но моя флейта поет только женскую партию – как бы половину мелодии. Получается песня величественная и широкая, в ней нет ни следа печали. Я сыграю ее вам, но не здесь, а на горе Лазоревого града при свете луны, если вы придете ко мне еще хотя бы раз.
Пообещав заглянуть непременно, Ян простился с гетерой.
К вечеру следующего дня он направился с мальчиком-слугой к дому Феи. Было еще светло, и просторная долина, где стоял зеленый терем, радовала сердце безыскусной красотой.
Гетера вышла навстречу Яну с улыбкой. Словно Фея из нефритовой беседки, сияя чистотой и легко ступая, она появилась перед юношей.
Ян взял хозяйку терема за руку.
– Вас не случайно прозвали здесь Феей. Да и сама долина, не будь в ней вашего терема, похожа на обитель фей.
– Я очень люблю природу, – ответила гетера, – и выбрала эти места, очарованная красотой горы Лазоревого града. К счастью, дурные люди меня здесь не беспокоят. Но одной все-таки тоскливо. Как хорошо, что появились вы, скрасили мое одиночество и развеяли тоску в сердце! Сегодня я ощущаю себя настоящей феей.
Они прошли в дом и начали пить чай. И вот уже на западе, за горой, скрылось солнце, а с востока на небо поднялась луна. Хозяйка приказала двум своим служанкам принести вина и фруктов, взяла яшмовую флейту и вместе с Яном поднялась на вершину горы. Отправив служанок собирать хворост, она устроила ложе из мха и пригласила Яна присесть.
– Гора Лазоревого града – самая красивая в Цзянчжоу, а полнолуние восьмого месяца – самая прекрасная пора. Вы случайно оказались в этих краях, мы случайно встретились и вот любуемся вместе прекрасной горой и прекрасной луной – разве не судьба нас свела?! Отведайте моего вина. Оно не из лучших, но развеет невеселые думы. Потом я сыграю вам, – сказала Фея.
Когда легкое опьянение наполнило истомой обоих, Фея взяла свою флейту, поднесла ее к губам – и от песни, исполненной страсти, раскатилось эхо по долинам, закачались деревья и травы, взлетели в небо спавшие на вершине горы журавли. Второй раз дотронулась Фея до флейты губами – все вокруг потемнело, грянул гром, содрогнулись долины и горы. От третьего прикосновения взметнулся ураган, взвился песок, занавесив тусклой кисеей луну, и стало слышно, как танцуют в неизвестной дали драконы, как ревут тигр и тигрица. Ян перепугался не на шутку, служанки и мальчик приготовились бежать без оглядки. А Фея, изнемогая от напряжения, так что капельки пота выступили на ее челе, наконец отложила инструмент.
– Мне довелось однажды повстречать небожителей, – сказала она. – Они и научили меня этой мелодии. Ее название «Призыв к победе». Император древности Сюань-юань обучал под нее своих воинов, подбадривал робких, подгонял ленивых. Я сыграла вам только часть этой мелодии, всю целиком я ее не помню.
Яна поразила эта музыка. А гетера протянула ему флейту и говорит:
– Попробуйте извлечь из нее звук, хотя в руках простого смертного она не должна заиграть!
Ян улыбнулся, поднес флейту к губам, и раздался красивый чистый звук. Фея вздохнула:
– Теперь я знаю – вы отмечены Небом, вы не земной житель, вы звездный дух. Я занимаюсь музыкой с детства, не уступлю в умении ни Ши Куану, ни Цзи Чжа, но вы видели, каких трудов стоит мне игра на этой флейте. А вы, впервые взяв инструмент в руки, сразу подчинили его себе. Судя по звуку, вам предстоит стать великим воином. Хотите научиться играть на этой флейте? У вас получится, и вы превзойдете всех!
Она преподала ему искусство игры, и талантливый Ян быстро овладел всеми тонкостями. Гетера не могла сдержать восхищения.
– У вас просто поразительный талант! Глубокой ночью, освещенные яркой луной, держась за руки, Фея и Ян возвратились в зеленый терем. С этого времени Ян бывал у гетеры каждодневно. Дружба их крепла, но Яну уже было мало этого, он возмечтал о любви красавицы гетеры, а та делала вид, что не замечает никаких перемен в Яне.
– Мы знакомы уже много недель, но вы не хотите стать моей возлюбленной. Почему? – посетовал как-то Ян.
Фея рассмеялась.
– Говорят, любовь господина безвкусна, как вода, и только любовь милого – сладкое вино. Я хочу быть всю жизнь возле своего суженого, мужчины для развлечения не привлекают меня. Жениться на мне вы все равно не можете, потому будем-ка лучше добрыми друзьями. Да и разве пристало вам миловаться с безродной гетерой?!
Ян выслушал и оставил свои притязания.
Зайдя однажды к Цзя, Ян узнал, что гетера уехала в местную управу, и был очень огорчен. Томясь скукой, он подумал: «Я видел красоты горы Лазоревого града лишь ночью. Почему бы не осмотреть ее при дневном свете?!» Взяв с собой мальчика-слугу, он стал подниматься к вершине. По пути встречались удивительные цветы и деревья, громоздились скалы причудливых очертаний, журчали прозрачные ручейки. Изрядно утомившись, Ян присел на камень отдохнуть и задремал. И в легком полусне увидел он вдруг бодисатву в шелковом наряде и с посохом в руке. Лик ее напоминал драгоценную яшму, глаза лучились светом. Подойдя к Яну, она сложила на груди руки и молвит:
– Здравствуй, Вэнь-чан! Быстро же ты позабыл Хун-лянь – Красную птицу. Теперь, я вижу, ты увлекся Феей, да-да, Феей шести небес. А меня ты не забыл? Я бодисатва Авалокитешвара из Храма Подлунных Волн в Южном море и по приказу Нефритового владыки доставила тебе сочинение У-цюя. Познакомь с ним людей! Бодисатва ударила посохом по камню и сказала в полный голос:
– Проснись! Я ухожу, мне пора.
Ян открыл глаза. Он сидел все на том же камне, но перед ним лежала книга. Вернувшись домой, Ян открыл ее. В самом деле, это были наставления У-цюя по астрологии, военному искусству и магии. К ночи он запомнил все и только собрался лечь спать, как услышал приближающиеся шаги, – это Фея со своими служанками шла в павильон любоваться луной. Ян выглянул в окно: не божественная ли Чан-э шествует к Дворцу Простора и Стужи, не Ткачиха ли разыскивает возле Серебряной Реки своего Волопаса?! Все перепуталось в голове Яна, все мысли перемешались: он перестал понимать, где люди, а где небожители. Но тут Фея вошла к Яну и, видя его растерянность, топнула ногой, желая вернуть его на землю.
– Немного выпадает в жизни прекрасных мгновений – нельзя спать в такую ночь! – весело сказала она. – Смотрите, луна стоит над рекой и зовет нас. Пойдемте-ка в павильон полюбуемся ею, а потом – ко мне в терем!
Ян велел мальчику-слуге присматривать за домом и отправился с Феей на берег. Будто снег, серебрится белый песок, высоко в чистом осеннем небе висит луна, взмывают ввысь испуганные людьми чайки. Красавица гетера идет по искоркам песка у самой воды, рука в руке с Яном, оборачивается к нему и говорит:
– В Цзяннани любят песню о прогулках весенними днями по лугам. Но у нас здесь ночь и луна, и я спою вам другую песню.
Она взмахнула рукавами, вспугнув чаек, и чистым голосом запела:
Белая чайка! Умчать не спеши –
Останься, коль нет обид!
Белая с черного неба луна
Прибрежный песок светлит.
Где черное, белое, сон и явь –
Кто скажет, кто вразумит?
Ян продолжил песню:
Белая чайка, останься со мной,
Не дай вековать в тоске!
Ужели одной приятней смотреть
Лунную тропку в песке?
Изгнанник, я, как и ты, пришел
Красотой любоваться к реке!
Они поднялись в павильон. Только скрип якорных канатов там, где виднелись огоньки рыбацких лодок, нарушал тишину ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Император разгневался.
– Да как смеешь ты, мальчишка, чернить старого вельможу и противоречить нашей воле? В тюрьму – нету у нас для тебя прощения!
Когда отец и сын, поклонившись, ушли, выступил вперед сановник Лу Цзюнь.
– Воистину, дерзость, что Ян Чан-цюй так позорил первого министра Хуана перед троном. Этому юнцу пойдет на пользу ссылка, она послужит назиданием и для других гордецов. А верный слуга двух государей, смею надеяться, найдет у вас утешение!
Император приказал Ян Чан-цюю отправиться в Цзянчжоу и обратился к Хуану с такими словами:
– Мы наказали дерзкого Ян Чан-цюя, который по недомыслию и молодости посмел оскорбить вас. Мы обещали также устроить счастье вашей дочери, и мы сдержим слово, можете быть уверены!
Сын Неба удалился во внутренние покои и рассказал матери о том, что произошло. Та спрашивает:
– Неужели вы так дорожите своим первым министром?
– Да нет, – рассмеялся император, – к старости он совсем оскудел разумом, но просьба его законна, а молодой академик вел себя чересчур заносчиво.
Меж тем Ян Чан-цюй, получив приказ отбыть в ссылку, стал прощаться с родителями.
– Ах, сынок, сынок, – запричитала госпожа Сюй, – не успел ты получить должность, как в наш дом пожаловала беда. Уж лучше бы жить нам всем возле Белого Лотоса да возделывать землю!
– Вины моей в этом деле нет, я скоро вернусь, – утешает сын несчастную мать. – Поберегите себя, а обо мне не тревожьтесь.
– Цзянчжоу местность сырая, недобрая к людям. Но ты не поддавайся тоске, у тебя еще все впереди, – успокоил сына отец.
Низко поклонился Ян отцу с матерью, и тронулся в путь, и через десять дней добрался до назначенного ему места, где поселился в небольшой хижине. Прошло несколько месяцев, в продолжение которых его никто ни разу не побеспокоил. Однажды хозяин спрашивает своего постояльца:
– Отчего вы целыми днями все дома да дома, никуда не ходите, как другие опальные? А ведь в наших краях есть на что посмотреть, – места красивые.
– Я провинился перед государем, до гуляний ли мне? И потом, я не люблю бродить без дела.
А время шло. Миновало лето, подошла осень. Завыли холодные ветры, багряными сделались клены, потянулись к югу стаи гусей, посыпались с ветвей листья. Старикам и тем в такую пору тоскливо, каково же молодому изгнаннику? Загрустил, загоревал академик: «Пусть невиновен я, но мне от этого не легче. Тяжелая у меня доля! Но сдаваться никак нельзя. Нужно отказаться от затворничества, попытаться развеять тоску прогулками, как делают другие изгнанники. Может, красота здешних гор да полей принесет облегчение?!»
Ян обратился к хозяину:
– Ты говорил, что у вас здесь красиво. Скажи, куда мне пойти.
Хозяин в ответ:
– Неподалеку отсюда течет большая река, что зовется Сюньянцзян, а на берегу павильон. Очень красивое место!
Взяв с собой мальчика, Ян поднялся в павильон над рекой. Павильон не отличался изяществом, но был хорошо расположен, и вид с его террасы открывался прекрасный. Наступил вечер, сумрак понемногу окутал окрестные холмы, журчание воды навевало покой…
Яну так понравилось здесь, что он стал приходить в павильон каждый день. В шестнадцатый день восьмой луны Ян вышел на террасу после захода солнца, желая полюбоваться сиянием Небесной красавицы. Осень шуршит в камышах возле берега. Словно далекие звездочки, поблескивают огни рыбацких лодок, кукушка будит печальные воспоминания, тоскливо кричат обезьяны… Опершись о перила, Ян погрузился в невеселые размышления, – и вдруг порыв ветерка донес до него неясный звук. Ян прислушался… А что он услышал, об этом в следующей главе.
Глава восьмая
О ТОМ, КАК НА ГОРЕ ЛАЗОРЕВОГО ГРАДА ЯН ЧАН-ЦЮЙ ЗАСТАВИЛ ЗВУЧАТЬ ЯШМОВУЮ ФЛЕЙТУ И КАК ОН ОБНАРУЖИЛ КРАСНОЕ ПЯТНЫШКО В ЗЕЛЕНОМ ТЕРЕМЕ
Молодой изгнанник размышлял в павильоне на берегу реки Сюньянцзян, как вдруг порыв ветра донес до него какой-то звук.
– Как ты думаешь, что это? – спросил он у мальчика-слуги.
– Кажется, цитра, – ответил тот.
Ян рассмеялся.
– Ты ошибся. Большая струна дает резкий звук, малая – мягкий. Это лютня. В старину здесь отбывал ссылку танский поэт Бо Цзюй-и и повстречал девушку, игравшую на лютне. Наверно, это эхо той лютни!
Они пошли в направлении, откуда неслись звуки, и через несколько ли наткнулись на маленький домик возле бамбуковой рощи. Мальчик постучал в ворота, и вышла молоденькая служанка в зеленой кофте и красной юбке. Ян сказал:
– Я любовался луной в павильоне и пришел сюда, услышав мелодию лютни.
Служанка провела гостя во двор, оградой которому служили сосны и бамбук. У входа в дом росли желтые хризантемы. Красные листья кленов затеняли крышу и перила. На террасе сидела освещенная лунными лучами красавица с лютней на коленях. Она была одета в блестящую кофту и легкую юбку. Ян замедлил шаги и остановился, когда хозяйка встала и пошла навстречу гостю. Приветливо улыбнувшись, она зажгла светильник и пригласила юношу подняться на террасу.
– Кто пожаловал в эту дивную ночь к забытой всеми гетере?
Ян, улыбаясь, разглядывал прелестное лицо женщины, которое напоминало ясную осеннюю луну, яркий, раскрывший все свои лепестки пион. Та тоже втихомолку любовалась Яном: его нефритовым лицом, стройной фигурой, – судя по одежде, перед нею был не простолюдин.
– Я из других краев, изгнанник. Любовался луной и услыхал вашу лютню – и вот я здесь. Не сыграете ли мне что-нибудь еще? – попросил Ян.
Красавица с готовностью взяла лютню в руки, тронула струны, и полилась грустная мелодия. Ян вздохнул.
– Что за чудо! Напоминает лепестки осыпавшихся цветов или яшму, брошенную в пыль. Это не «Тоска по родине» Ван Чжао-цзюнь?
Красавица молча улыбнулась и снова заиграла что-то, терзающее душу печалью.
– Великолепно! – сказал Ян. – Представляется, будто в мрачном ущелье или на берегу хмурой реки разлучаются влюбленные. Не «Любовную тоску» Чжун Цзы-ци вы только что исполнили?
Гетера отложила лютню.
– Нет, ведь вы не играли на цитре, как Бо-я, да и я не Чжун Цзы-ци, хотя в руках у меня лютня. Но кто вы? За что вас сюда сослали?
Ян поведал ей свою историю и свои горести.
– Ну а я родом из Лояна, – сказала хозяйка, – зовут меня Цзя, а здесь прозвали Феей Лазоревого града. С малых лет я лишилась родителей и попала в зеленый терем. Обо мне пошла дурная молва, и я переселилась сюда, чтобы скрыться от злых людей и быть поближе к даосам. Но оленя выдает запах мускуса, а фэнчэнский меч – яркий блеск, потому снова оказалась я в зеленом тереме. А теперь другая беда: нравы здесь суровые, у всех на уме только выгода, даже рыбу ловят и продают без песен. Вот я и грущу в одиночестве.
Ян слушал, вздыхал, а красавица все поглядывала исподтишка на красивого юношу. Закончив свой рассказ, она спросила:
– Какую же должность вы при дворе отправляли? – Я успел только сдать экзамены и получить звание, стал членом императорской академии. До службы государю дело не дошло.
– Простите мою дерзость; можно узнать ваше имя?
– Я из рода Янов, а зовут меня Чан-цюй. Девушка склонилась к лютне.
– Недавно я разучила новую мелодию – не хотите послушать?
Она взяла медиатор и заиграла: страсть и скорбь звучали пронзительно, словно звенели осколки внезапно рухнувшей медной горы, словно стонал медный колокол. Казалось, будто разлилось бескрайнее море, а над ним раскрылось во всю ширь безоглядное небо. Целомудренная юная дева тоскует по милому другу… И вдруг Яна озарило – да ведь это та мелодия, которую сочинила Хун!
А Цзя, окончив играть и выслушав историю Хун, негромко сказала:
– Говорят, что когда вянет орхидея, то и пион клонится к земле, а когда сосна хорошо растет, то и кедр радуется. И людям надо бы так жить – вместе горевать и радоваться. Я не знакома с вашей Хун, но мне жаль, что такая чистая, благородная душа навек поселилась в реке. Я знаю только, что ее часто вспоминают в зеленых теремах. Хун погибла, но живет в памяти людей и прежде всего в вашей. Я слышала от подруг повесть о вашей любви и давно хотела увидеть вас. Наконец это случилось, и я очень рада, что теперь мне есть кому петь и изливать душу, рада, что у меня появился друг. Когда Конфуций начал учиться игре на цитре у Ши Сяна, то, говорят, в первый день он постигал душу своего учителя, во второй – изучал его манеры и поведение, на третий – изумлялся его внешностью. Я вижу вас сегодня впервые, но ваши манеры, душа и внешность кажутся мне давно знакомыми, – наверно, моя лютня рассказала о вас все. И опять Ян глубоко вздохнул.
– Для меня Хун не была такой, как другие гетеры. Она стала мне подругой. Своими речами и тонкостью чувств вы напоминаете мне ее. Мне и радостно и грустно от нашей встречи.
Принесли вино, потекла беседа. Впервые за время изгнания Ян ощутил хмель в крови и волнение в душе. Тонкий вкус и гибкий ум хозяйки казались ему несравненными. Он все больше подпадал под ее очарование.
– Я знаю теперь, как вы играете на лютне. Ваше умение выше всяческих похвал. Вы обладаете и другими талантами? – спросил юноша.
– Вы еще не слышали музыки моей души, – рассмеялась в ответ гетера. – У меня есть яшмовая флейта, правда, не помню, как она ко мне попала. Она парная – один инструмент у меня, а другой – неизвестно у кого. Некогда император Сюань-юань, услышав песни брачной пары Фениксов, объединил голоса самца и самки в одно целое, создав мелодию из двенадцати звуков для бамбуковой флейты. Но моя флейта поет только женскую партию – как бы половину мелодии. Получается песня величественная и широкая, в ней нет ни следа печали. Я сыграю ее вам, но не здесь, а на горе Лазоревого града при свете луны, если вы придете ко мне еще хотя бы раз.
Пообещав заглянуть непременно, Ян простился с гетерой.
К вечеру следующего дня он направился с мальчиком-слугой к дому Феи. Было еще светло, и просторная долина, где стоял зеленый терем, радовала сердце безыскусной красотой.
Гетера вышла навстречу Яну с улыбкой. Словно Фея из нефритовой беседки, сияя чистотой и легко ступая, она появилась перед юношей.
Ян взял хозяйку терема за руку.
– Вас не случайно прозвали здесь Феей. Да и сама долина, не будь в ней вашего терема, похожа на обитель фей.
– Я очень люблю природу, – ответила гетера, – и выбрала эти места, очарованная красотой горы Лазоревого града. К счастью, дурные люди меня здесь не беспокоят. Но одной все-таки тоскливо. Как хорошо, что появились вы, скрасили мое одиночество и развеяли тоску в сердце! Сегодня я ощущаю себя настоящей феей.
Они прошли в дом и начали пить чай. И вот уже на западе, за горой, скрылось солнце, а с востока на небо поднялась луна. Хозяйка приказала двум своим служанкам принести вина и фруктов, взяла яшмовую флейту и вместе с Яном поднялась на вершину горы. Отправив служанок собирать хворост, она устроила ложе из мха и пригласила Яна присесть.
– Гора Лазоревого града – самая красивая в Цзянчжоу, а полнолуние восьмого месяца – самая прекрасная пора. Вы случайно оказались в этих краях, мы случайно встретились и вот любуемся вместе прекрасной горой и прекрасной луной – разве не судьба нас свела?! Отведайте моего вина. Оно не из лучших, но развеет невеселые думы. Потом я сыграю вам, – сказала Фея.
Когда легкое опьянение наполнило истомой обоих, Фея взяла свою флейту, поднесла ее к губам – и от песни, исполненной страсти, раскатилось эхо по долинам, закачались деревья и травы, взлетели в небо спавшие на вершине горы журавли. Второй раз дотронулась Фея до флейты губами – все вокруг потемнело, грянул гром, содрогнулись долины и горы. От третьего прикосновения взметнулся ураган, взвился песок, занавесив тусклой кисеей луну, и стало слышно, как танцуют в неизвестной дали драконы, как ревут тигр и тигрица. Ян перепугался не на шутку, служанки и мальчик приготовились бежать без оглядки. А Фея, изнемогая от напряжения, так что капельки пота выступили на ее челе, наконец отложила инструмент.
– Мне довелось однажды повстречать небожителей, – сказала она. – Они и научили меня этой мелодии. Ее название «Призыв к победе». Император древности Сюань-юань обучал под нее своих воинов, подбадривал робких, подгонял ленивых. Я сыграла вам только часть этой мелодии, всю целиком я ее не помню.
Яна поразила эта музыка. А гетера протянула ему флейту и говорит:
– Попробуйте извлечь из нее звук, хотя в руках простого смертного она не должна заиграть!
Ян улыбнулся, поднес флейту к губам, и раздался красивый чистый звук. Фея вздохнула:
– Теперь я знаю – вы отмечены Небом, вы не земной житель, вы звездный дух. Я занимаюсь музыкой с детства, не уступлю в умении ни Ши Куану, ни Цзи Чжа, но вы видели, каких трудов стоит мне игра на этой флейте. А вы, впервые взяв инструмент в руки, сразу подчинили его себе. Судя по звуку, вам предстоит стать великим воином. Хотите научиться играть на этой флейте? У вас получится, и вы превзойдете всех!
Она преподала ему искусство игры, и талантливый Ян быстро овладел всеми тонкостями. Гетера не могла сдержать восхищения.
– У вас просто поразительный талант! Глубокой ночью, освещенные яркой луной, держась за руки, Фея и Ян возвратились в зеленый терем. С этого времени Ян бывал у гетеры каждодневно. Дружба их крепла, но Яну уже было мало этого, он возмечтал о любви красавицы гетеры, а та делала вид, что не замечает никаких перемен в Яне.
– Мы знакомы уже много недель, но вы не хотите стать моей возлюбленной. Почему? – посетовал как-то Ян.
Фея рассмеялась.
– Говорят, любовь господина безвкусна, как вода, и только любовь милого – сладкое вино. Я хочу быть всю жизнь возле своего суженого, мужчины для развлечения не привлекают меня. Жениться на мне вы все равно не можете, потому будем-ка лучше добрыми друзьями. Да и разве пристало вам миловаться с безродной гетерой?!
Ян выслушал и оставил свои притязания.
Зайдя однажды к Цзя, Ян узнал, что гетера уехала в местную управу, и был очень огорчен. Томясь скукой, он подумал: «Я видел красоты горы Лазоревого града лишь ночью. Почему бы не осмотреть ее при дневном свете?!» Взяв с собой мальчика-слугу, он стал подниматься к вершине. По пути встречались удивительные цветы и деревья, громоздились скалы причудливых очертаний, журчали прозрачные ручейки. Изрядно утомившись, Ян присел на камень отдохнуть и задремал. И в легком полусне увидел он вдруг бодисатву в шелковом наряде и с посохом в руке. Лик ее напоминал драгоценную яшму, глаза лучились светом. Подойдя к Яну, она сложила на груди руки и молвит:
– Здравствуй, Вэнь-чан! Быстро же ты позабыл Хун-лянь – Красную птицу. Теперь, я вижу, ты увлекся Феей, да-да, Феей шести небес. А меня ты не забыл? Я бодисатва Авалокитешвара из Храма Подлунных Волн в Южном море и по приказу Нефритового владыки доставила тебе сочинение У-цюя. Познакомь с ним людей! Бодисатва ударила посохом по камню и сказала в полный голос:
– Проснись! Я ухожу, мне пора.
Ян открыл глаза. Он сидел все на том же камне, но перед ним лежала книга. Вернувшись домой, Ян открыл ее. В самом деле, это были наставления У-цюя по астрологии, военному искусству и магии. К ночи он запомнил все и только собрался лечь спать, как услышал приближающиеся шаги, – это Фея со своими служанками шла в павильон любоваться луной. Ян выглянул в окно: не божественная ли Чан-э шествует к Дворцу Простора и Стужи, не Ткачиха ли разыскивает возле Серебряной Реки своего Волопаса?! Все перепуталось в голове Яна, все мысли перемешались: он перестал понимать, где люди, а где небожители. Но тут Фея вошла к Яну и, видя его растерянность, топнула ногой, желая вернуть его на землю.
– Немного выпадает в жизни прекрасных мгновений – нельзя спать в такую ночь! – весело сказала она. – Смотрите, луна стоит над рекой и зовет нас. Пойдемте-ка в павильон полюбуемся ею, а потом – ко мне в терем!
Ян велел мальчику-слуге присматривать за домом и отправился с Феей на берег. Будто снег, серебрится белый песок, высоко в чистом осеннем небе висит луна, взмывают ввысь испуганные людьми чайки. Красавица гетера идет по искоркам песка у самой воды, рука в руке с Яном, оборачивается к нему и говорит:
– В Цзяннани любят песню о прогулках весенними днями по лугам. Но у нас здесь ночь и луна, и я спою вам другую песню.
Она взмахнула рукавами, вспугнув чаек, и чистым голосом запела:
Белая чайка! Умчать не спеши –
Останься, коль нет обид!
Белая с черного неба луна
Прибрежный песок светлит.
Где черное, белое, сон и явь –
Кто скажет, кто вразумит?
Ян продолжил песню:
Белая чайка, останься со мной,
Не дай вековать в тоске!
Ужели одной приятней смотреть
Лунную тропку в песке?
Изгнанник, я, как и ты, пришел
Красотой любоваться к реке!
Они поднялись в павильон. Только скрип якорных канатов там, где виднелись огоньки рыбацких лодок, нарушал тишину ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88