Всмотревшись, Ян узнал в них верных Ма Да и Дун Чу.
– Откуда вы? – спросил Ян.
– Мы приехали, чтобы и здесь служить вам верой и правдой. Но время дорого – что с нашим Хун Хунь-то?
Не стыдясь своих слез, Ян отвечает:
– Беда! Вы, которые, как и я, делили с Хун все тяготы военных лет, скорбите! Прекрасный цветок увял нынешней ночью! Помогите мне предать ее земле!
Тут Дун Чу достал снадобье и протянул Яну, в двух словах рассказав о чудесном старце. Едва веря в удачу, Ян растолок лекарство и всыпал его в побелевший рот Хун. Не прошло и четверти дня, как из горла Хун пролилась красная вода, больная вздохнула и повернулась на другой бок. Ян не мот слова от радости вымолвить. Он бросился к Дун Чу и Ма Да.
– Я вечный ваш должник – вы спасли мою Хун! Молодцы, что не поехали вместе со мной, иначе вас тоже оклеветали бы и постарались убить.
Те поклонились князю.
– Мы понимаем, что вы имеете в виду, князь! Теперь, когда жизнь Хун вне опасности, мы прощаемся с вами и отправляемся дальше на юг, чтобы загодя предотвратить беды, которые могут вам грозить.
– И я понял вас, – улыбнулся Ян. – Но жизнь наша и смерть – в руках Неба. Спасибо за все, и возвращайтесь домой!
Вскоре привели беглого слугу. Князь подошел к нему.
– Я не сделал тебе ничего плохого, почему же ты вознамерился убить меня?
Слуга поначалу упирался, но вскоре признал свою вину и открылся:
– Меня подослал министр Лу Цзюнь! По приказу моего господина я сопровождал имперского ревизора Ханя и должен был при удобном случае отравить вас ядом, который хранил при себе.
Князь усмехнулся и передал преступника ревизору Ханю, попросив поступить с негодяем по всей строгости закона. Ревизор посадил слугу в острог, наказал строго его стеречь и дожидаться распоряжений государя.
Тем временем Хун наконец пришла в себя, и жизнь вернулась к ней. Ян рассказал возлюбленной о появлении Ма Да и Дун Чу, об их встрече с чудесным старцем.
– Это, конечно же, был мой учитель и наставник – даос Белое Облако!
Повернувшись лицом на запад, она несколько раз поклонилась, благодаря своего спасителя. Слезы радости текли у нее по лицу.
На другой день путники продолжали колесить по дорогам и через несколько десятков ли прибыли в землю Гуйлинь. До столицы было отсюда шесть тысяч ли. На здешних горах ничего не росло, жилища попадались редко, сотни ли разделяли постоялые дворы один от другого. Наконец им посчастливилось наткнуться на один, где они и расположились на отдых. Вокруг дома со всех сторон громоздились большие копны сена. Князь спросил хозяина, зачем ему столько сена, и услышал в ответ:
– Сено у нас на вес золота. Неподалеку живут варвары. Время от времени они совершают разбойничьи набеги, поэтому мы, местные жители, заранее готовим корм для конницы нашего войска.
Вечером Хун негромко говорит Яну:
– Не нравится мне это сено – так легко устроить здесь пожар! Нужен-то всего один негодяй с факелом. Прикажите слугам не распаковывать вещи и не распрягать лошадей. И пусть все время освещают двор.
Она вышла, обошла все строения кругом, но причин для тревоги не было. Недалеко от постоялого двора высилась небольшая, совсем лысая гора, ни травинки не росло на ней. Успокоенная всем увиденным, Хун вернулась и присела возле князя, который лег спать, не раздеваясь. Прошла четвертая стража, наступила пятая. Все в доме спали, стояла мертвая тишина. Хун разбудила Яна и говорит:
– Наступил самый опасный час. Нам нужно подняться на холм неподалеку и оттуда посмотреть, что будет дальше.
– Неужели ты трусишь? – рассмеялся князь.
– Лучше ошибиться в своих подозрениях, – ответила Хун, – чем проглядеть беду!
Она приказала слугам без шума взять из дома вещи и нести их на ближнюю гору. Никто из находившихся в доме ничего не заметил. Прошло немного времени – и вдруг запылали копны сена, и огонь вмиг охватил все строения. Люди выскочили во двор, пытаясь погасить пожар, да куда там! Ревизор Хань, едва не задохнувшись от дыма, прорвался сквозь пламя и прибежал полураздетый к Яну и Хун.
– Как вы угадали, что будет пожар? – спросил ревизор.
Князь усмехнулся.
– Разве может человек знать, что с ним случится? Жизнь и смерть его в руках Неба! Человек бессилен, только Небо может ему помочь! – Едва он это сказал, как под горой послышался шум и крики, и появились неизвестные вооруженные люди.
– Мы разбойники! – вопили они. – Если хотите жить, отдавайте добро!
Они с гамом полезли на гору. Хун выхватила свои мечи и уже приготовилась сразиться с негодяями. Но – тут из огня и дыма возникли два могучих всадника, которые с пиками наперевес ринулись на разбойников.
– Эй вы, подлые убийцы! Мало вам пожара, теперь вы хотите пролить человеческую кровь! Берегитесь!
Их голоса звучали как гром. Вот уже трое или четверо негодяев корчатся, проткнутые насквозь, а остальные удирают сломя голову. Воины скачут следом, нанося им страшные удары, и убивают главаря. Потом кричат:
– Мы охотники! Увидели, как эти негодяи подожгли дом, и решили вас спасти. Теперь едем домой!
Прокричали, и поскакали на юг, и вскоре исчезли с глаз. Теперь можно было вернуться на постоялый двор, но от него мало что осталось. К тому же в огне погибли многие невинные постояльцы.
Ревизор приказал привести к нему схваченных слугами раненых разбойников. В живых остались двое. В гневе Хань накинулся на них.
– По какому праву вы занимаетесь разбоем, нападаете на путников, поджигаете дома?
Разбойники, понурившись, молчали. Тогда ревизор приказал слугам допросить их с батогами. Негодяи испугались и заговорили:
– Надеяться нам не на что, поэтому всё скажем. Мы слуги министра Лу Цзюня, отправленные сюда с тайным поручением. Всех нас министр разделил на три отряда и приказал во что бы то ни стало погубить князя. В первом отряде были слуги господина Ханя, во втором – десять человек, из которых остались мы двое. Нам поручили поджечь дом, в котором остановится князь, потом под личиной разбойников напасть на него.
Ревизор молча выслушал признание и спрашивает:
– Где же третий отряд?
– Третий отряд составлен из убийц, но они пошли другой дорогой, и мы не знаем куда.
Следующие шесть или семь дней путники провели в дороге, поскольку им не попалось ни одного постоялого двора. Наконец, достигнув границ Юньнани, они нашли один и остановились на ночлег. Светила ясная луна, было прохладно. Князь прошел к себе в комнату и стал любоваться звездным небом у окна. В густых зарослях бамбука куковала кукушка да кричали обезьяны. Сон не шел к князю. Он взял за руку Хун и предложил прогуляться под луной. Внезапно порыв холодного ветра поднял и закружил в воздухе палые листья. Хун в испуге отпрянула от окна и, схватив мечи, стала перед Яном. В тот же миг какой-то человек перемахнул изгородь и впрыгнул в комнату. Хун преградила ему путь. При неясном свете луны замелькали клинки, посыпались, словно снежинки, искры. В конце концов Хун повергла негодяя на пол, и убийца запросил пощады.
Разгневанный князь говорит:
– Кто такой? По чьему приказу хотел убить меня? Тут подоспели ревизор Хань и слуги. Зажгли свет.
Убийца поглядел на князя и спрашивает:
– Простите, господин, мое любопытство: не вы ли лет семь-восемь назад ехали через Сучжоу сдавать экзамен на должность?
– Откуда ты обо мне знаешь? – удивился князь. Разбойник вздохнул.
– Вот ведь есть у меня глаза, а дважды меня подвели – второй раз нападаю на достойного человека! Помните разбойников, что ограбили вас в лесу неподалеку от Сучжоу?
Ян покачал головой.
– Сколько лет прошло, а ты не бросил своего гнусного ремесла! Все бродишь по дорогам, убиваешь людей! Хоть ты и старый мой знакомец, но я тебя не помилую.
Разбойник взмолился:
– Погодите убивать меня! Меня уже раз наказали мечом, да так, что я на всю жизнь остался калекой. В живых мне все равно оставаться нельзя – прослыву глупцом, который соблазнился посулом министра Лу Цзюня ценою в тысячу золотых, да не получил награды. И мертвым от меча быть нельзя – останусь навек подлым убийцей. Пенять надо на себя! С этими словами он выхватил нож и вонзил себе в сердце. Князь с сожалением взглянул на мертвого, достал несколько лянов серебра и попросил хозяина постоялого двора похоронить наемного убийцу.
Дней через пять или шесть добрались до места ссылки Яньского князя. Навстречу им вышел правитель Юньнани, он представился и предложил князю выбрать для жительства дом вблизи управы.
Ян прервал его:
– Разве государственным преступникам положено жить при управе?
Он нашел небольшой домик за городской стеной и велел прибраться в нем. Ревизор, выполнивший приказ императора и доставивший князя на место, начал прощаться.
– Прошу вас быть осторожней! Помните, что было в дороге, не выходите без охраны за ворота. Вернувшись в столицу, я подробно доложу его величеству обо всем, чему был свидетелем, и потребую наказать государственного преступника Лу Цзюня.
Князь удивился.
– Странно вы говорите! За время нашего путешествия таких слов я от вас не слыхал. Могу ли я верить вам сейчас?
– Я убедился, что вы верны родине. Уверен, что в скором времени государь все поймет и возвратит вам свою милость.
– Злая воля Лу Цзюня свела нас в этой беде. Теперь все позади. Желаю вам счастливого пути! Верю, что если останемся живы и встретимся, то станем друзьями, – тепло раскланялся Ян с Ханем.
Тем временем Лу Цзюнь, которому больше не мешал Яньский князь, совсем распустился. Изгнал всех неугодных ему чиновников, заменил их своими родственниками и друзьями. Коварством и обманом, подкупом и силой он подчинил себе весь двор. Безмерной лестью он добился того, что император все больше доверял ему и поручал самые важные дела. Злобный и бездушный, властный и наглый, Лу Цзюнь страшился только одного – возвращения Яньского князя из ссылки. Он с нетерпением ждал вестей из Юньнани. Наконец прибыл один из его уцелевших слуг, и привез он вести, которые удручали. Рассвирепевший Лу Цзюнь приказал сурово наказать слугу и задумался: «Если я сохраню расположение государя, то, будь Яньский князь верен престолу, как Гао-яо, Хоу-цзи, Се-и, Гуань Лун-пан или Би Гань, обладай он всеми талантами, ему не вырваться из ссылки!» В голове его созрел коварный план. Он вызвал Дун Хуна и поделился с ним своими мыслями. А что это были – за мысли, об этом в следующей главе.
Глава двадцать девятая
О ТОМ, КАК ЛУ ЦЗЮНЬ ПРИВЕТСТВОВАЛ ДАОСА В ПРИЮТЕ НЕБОЖИТЕЛЕЙ, А СЫН НЕБА ПРИНИМАЛ ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦУ ЗАПАДА ВО ДВОРЦЕ БЕЗУПРЕЧНОЙ ЧЕСТНОСТИ
С давних времен известно, что многие несчастья страны происходят из-за людей, которых одолевает тщеславие или жажда богатства и знатности. Но слава и положение недолго радуют тех, кто обманывает государя и направляет его по ложному пути. Итак, Лу Цзюнь пригласил к себе Дун Хуна, отослал из покоев слуг и, взяв гостя за руку, говорит:
– Увы, скоро придет конец нашим встречам и беседам!
– Не понимаю, о чем вы, – удивился Дун Хун.
– Ты ведь знаешь, – тяжело вздохнул Лу Цзюнь, – Яньский князь – мой заклятый враг. По слухам, скоро он снова будет в чести у императора, и тогда меня ждут немилость и опала. Пока не поздно, лучше бросить службу да уехать в родные края, чтобы лечь в могилу рядом с предками!
– Не беспокойтесь понапрасну, – успокаивает Дун Хун. – Дни и ночи провожу я подле государя. Он принимает меня как сына, и мне известны все его сокровенные мысли. Император уважает вас, о Яньском князе и думать забыл.
Лу Цзюнь криво усмехнулся.
– Ты молод, еще не знаешь превратностей жизни. А я на государственной службе уже более сорока лет, при дворе поседел и всякого навидался. Все познал: победы и поражения, славу и позор. Мне ли не понимать, как дальше будет. Недаром говорится: «Старый конь сам дорогу знает». Государь любит, конечно, своих приближенных, но они для него что наложницы для мужа: одной всегда мало, потому что новенькое манит. Ты сейчас пока один в сердце господина: услаждаешь слух его музыкой и целиком владеешь его помыслами. Сын Неба тебя обласкал, должность тебе почетную пожаловал, но смотри, всего несколько лун миновало, а двор уже завидует тебе и ждет твоего падения. Любая красотка приедается, ее песни и танцы теряют прежнюю прелесть – и печальная участь грозит ей. Я ведь люблю тебя, потому и помогаю: если тебе хорошо – и мне хорошо, тебе плохо – и мне плохо. Видишь, я не так о себе даже беспокоюсь, как о тебе!
– Я очень ценю вашу заботу, – дважды поклонился Дун Хун, – и готов «вязать для вас травы». Запомню ваши советы: буду еще осторожнее, постараюсь поменьше попадаться на глаза придворным и все сделаю, чтобы не потерять милости государя.
– Ты правильно говоришь, – засмеялся Лу Цзюнь, – да только едва ли все это поможет. Знаешь пословицу: «Тигр, выбравшийся из западни, злее, чем тигр, в западню не попавший»? Для нас с тобой этот тигр – Яньский князь. И будь ты в три раза осторожнее, он, как вернется, найдет, в чем тебя уличить да обвинить.
Опустив голову, Дун Хун задумался, а потом говорит:
– Я еще несмышлён, мало что понимаю в жизни. Научите, как быть. За вами я готов в огонь и в воду!
Лу Цзюнь остался доволен ответом. Пригласил гостя отобедать у него в доме, увел его в потайную комнату, и там они беседовали до утра, и в юную душу вливался яд предательства. А между тем Сын Неба ничего не ведает, не подозревает, что благополучие могучей еще недавно державы висит на волоске: словно плоская глыба с горы Тайшань, вот-вот рухнут ее устои!
Однажды император в обществе Лу Цзюня и Дун Хуна наслаждался музыкой, что было заведено теперь каждый день. Мать-императрица, по обычаю выпустив в пруд рыбок, велела освободить из тюрем заключенных и пришла к сыну.
– Яньский князь был непочтителен с тобой, наговорил лишнего, но в сущности он – один из самых преданных наших слуг. Ты наказал его за дерзость изгнанием, но, я думаю, настала пора простить его и вернуть в столицу.
– Поверьте, матушка, – улыбнулся император, – я высоко ценю преданность Ян Чан-цюя: я возвел его в чин министра, отметил наградами его военные и гражданские заслуги. Однако он переусердствовал и злоупотребил данной ему властью, и я решил немного наказать его. Пока не пришло известие о его прибытии к месту ссылки, рано говорить о прощении. Пусть пройдет несколько лун, тогда я и призову его назад.
– Ты все же был чрезмерно суров, – покачала головой императрица, – не кажется ли тебе, что ты допустил ошибку?
Весь следующий день император принимал подданных, а вечером, сняв парадные одежды, удалился в свои покои. С востока светила полная луна, в небесах замигали первые звезды. Миновало уже одиннадцать лун года, а осень, казалось, все еще продолжается. Позвав к себе Лу Цзюня и Дун Хуна, император повелел подготовиться к развлечениям в Павильоне Феникс. Сын Неба пожелал пригласить туда членов императорской семьи с женами и наложницами, и когда все собрались, приказал Дун Хуну играть, а придворным дамам танцевать. Зазвучала музыка, закружились красавицы в красных и зеленых одеяниях, полилось вино. Лицо государя осветилось радостной улыбкой, он взял в руки цитру и самолично исполнил несколько мелодий. Гости в восторге провозгласили многие лета Сыну Неба. Император указал на семнадцатиствольную свирель и повелел Дун Хуну:
– Сыграй-ка нам древнее сочинение Ван Цзы-цзиня, развей пыль будничных забот!
Дун Хун взял свирель и мастерски исполнил сочинение.
– Эта мелодия печальна и нагоняет грусть, – улыбнулся император, – недаром в древних стихах говорится: «Отчего же свирель так тоскует по иве?» Потому мелодию и назвали «Ивой». А теперь успокой нашу душу!
Дун Хун сыграл другое. Император похвалил его:
– Хорошо! Чистая, покойная мелодия, она смягчает сердце, недаром в древних стихах сказано: «Лунной ночью иду по дороге в Янчжоу». Отсюда и название ее «Янчжоу». Теперь исполни что-нибудь легкое и красивое!
Дун Хун переменил лад. Император слушал с явным удовольствием, а когда музыка кончилась, улыбнулся, хлопнул яшмовой ладонью по столику и воскликнул:
– Какое наслаждение приносит прекрасная музыка! Она пьянит душу, наполняет разум смятением. Это ведь «Цветы среди деревьев в саду императора»!
Дун Хун продолжал играть. Сын Неба в восторге оглядел присутствующих.
– Что за чудо! Кажется, будто мы с Ян-гуйфэй в Павильоне Орлиного Древа слушаем, как играют на лютнях красивые девушки, а подпевают им маленькие девочки! Эта мелодия даже прекраснее тех, что сочинял Ли Сань-лан! Она прекраснее той, которою этот выдающийся музыкант заставил цветы быстрее распускаться. Ли Сань-лана после смерти поносили, имя его надолго предали забвению, но разве же одними делами измеряются заслуги правителя? Вот мы сейчас наслаждаемся его несравненной музыкой – кто осудит это? Особенно когда в присутствии придворных дам и наших приближенных ее исполняет императорский музыкант Дун Хун, таланты которого не уступят умению Ли Сань-лана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Откуда вы? – спросил Ян.
– Мы приехали, чтобы и здесь служить вам верой и правдой. Но время дорого – что с нашим Хун Хунь-то?
Не стыдясь своих слез, Ян отвечает:
– Беда! Вы, которые, как и я, делили с Хун все тяготы военных лет, скорбите! Прекрасный цветок увял нынешней ночью! Помогите мне предать ее земле!
Тут Дун Чу достал снадобье и протянул Яну, в двух словах рассказав о чудесном старце. Едва веря в удачу, Ян растолок лекарство и всыпал его в побелевший рот Хун. Не прошло и четверти дня, как из горла Хун пролилась красная вода, больная вздохнула и повернулась на другой бок. Ян не мот слова от радости вымолвить. Он бросился к Дун Чу и Ма Да.
– Я вечный ваш должник – вы спасли мою Хун! Молодцы, что не поехали вместе со мной, иначе вас тоже оклеветали бы и постарались убить.
Те поклонились князю.
– Мы понимаем, что вы имеете в виду, князь! Теперь, когда жизнь Хун вне опасности, мы прощаемся с вами и отправляемся дальше на юг, чтобы загодя предотвратить беды, которые могут вам грозить.
– И я понял вас, – улыбнулся Ян. – Но жизнь наша и смерть – в руках Неба. Спасибо за все, и возвращайтесь домой!
Вскоре привели беглого слугу. Князь подошел к нему.
– Я не сделал тебе ничего плохого, почему же ты вознамерился убить меня?
Слуга поначалу упирался, но вскоре признал свою вину и открылся:
– Меня подослал министр Лу Цзюнь! По приказу моего господина я сопровождал имперского ревизора Ханя и должен был при удобном случае отравить вас ядом, который хранил при себе.
Князь усмехнулся и передал преступника ревизору Ханю, попросив поступить с негодяем по всей строгости закона. Ревизор посадил слугу в острог, наказал строго его стеречь и дожидаться распоряжений государя.
Тем временем Хун наконец пришла в себя, и жизнь вернулась к ней. Ян рассказал возлюбленной о появлении Ма Да и Дун Чу, об их встрече с чудесным старцем.
– Это, конечно же, был мой учитель и наставник – даос Белое Облако!
Повернувшись лицом на запад, она несколько раз поклонилась, благодаря своего спасителя. Слезы радости текли у нее по лицу.
На другой день путники продолжали колесить по дорогам и через несколько десятков ли прибыли в землю Гуйлинь. До столицы было отсюда шесть тысяч ли. На здешних горах ничего не росло, жилища попадались редко, сотни ли разделяли постоялые дворы один от другого. Наконец им посчастливилось наткнуться на один, где они и расположились на отдых. Вокруг дома со всех сторон громоздились большие копны сена. Князь спросил хозяина, зачем ему столько сена, и услышал в ответ:
– Сено у нас на вес золота. Неподалеку живут варвары. Время от времени они совершают разбойничьи набеги, поэтому мы, местные жители, заранее готовим корм для конницы нашего войска.
Вечером Хун негромко говорит Яну:
– Не нравится мне это сено – так легко устроить здесь пожар! Нужен-то всего один негодяй с факелом. Прикажите слугам не распаковывать вещи и не распрягать лошадей. И пусть все время освещают двор.
Она вышла, обошла все строения кругом, но причин для тревоги не было. Недалеко от постоялого двора высилась небольшая, совсем лысая гора, ни травинки не росло на ней. Успокоенная всем увиденным, Хун вернулась и присела возле князя, который лег спать, не раздеваясь. Прошла четвертая стража, наступила пятая. Все в доме спали, стояла мертвая тишина. Хун разбудила Яна и говорит:
– Наступил самый опасный час. Нам нужно подняться на холм неподалеку и оттуда посмотреть, что будет дальше.
– Неужели ты трусишь? – рассмеялся князь.
– Лучше ошибиться в своих подозрениях, – ответила Хун, – чем проглядеть беду!
Она приказала слугам без шума взять из дома вещи и нести их на ближнюю гору. Никто из находившихся в доме ничего не заметил. Прошло немного времени – и вдруг запылали копны сена, и огонь вмиг охватил все строения. Люди выскочили во двор, пытаясь погасить пожар, да куда там! Ревизор Хань, едва не задохнувшись от дыма, прорвался сквозь пламя и прибежал полураздетый к Яну и Хун.
– Как вы угадали, что будет пожар? – спросил ревизор.
Князь усмехнулся.
– Разве может человек знать, что с ним случится? Жизнь и смерть его в руках Неба! Человек бессилен, только Небо может ему помочь! – Едва он это сказал, как под горой послышался шум и крики, и появились неизвестные вооруженные люди.
– Мы разбойники! – вопили они. – Если хотите жить, отдавайте добро!
Они с гамом полезли на гору. Хун выхватила свои мечи и уже приготовилась сразиться с негодяями. Но – тут из огня и дыма возникли два могучих всадника, которые с пиками наперевес ринулись на разбойников.
– Эй вы, подлые убийцы! Мало вам пожара, теперь вы хотите пролить человеческую кровь! Берегитесь!
Их голоса звучали как гром. Вот уже трое или четверо негодяев корчатся, проткнутые насквозь, а остальные удирают сломя голову. Воины скачут следом, нанося им страшные удары, и убивают главаря. Потом кричат:
– Мы охотники! Увидели, как эти негодяи подожгли дом, и решили вас спасти. Теперь едем домой!
Прокричали, и поскакали на юг, и вскоре исчезли с глаз. Теперь можно было вернуться на постоялый двор, но от него мало что осталось. К тому же в огне погибли многие невинные постояльцы.
Ревизор приказал привести к нему схваченных слугами раненых разбойников. В живых остались двое. В гневе Хань накинулся на них.
– По какому праву вы занимаетесь разбоем, нападаете на путников, поджигаете дома?
Разбойники, понурившись, молчали. Тогда ревизор приказал слугам допросить их с батогами. Негодяи испугались и заговорили:
– Надеяться нам не на что, поэтому всё скажем. Мы слуги министра Лу Цзюня, отправленные сюда с тайным поручением. Всех нас министр разделил на три отряда и приказал во что бы то ни стало погубить князя. В первом отряде были слуги господина Ханя, во втором – десять человек, из которых остались мы двое. Нам поручили поджечь дом, в котором остановится князь, потом под личиной разбойников напасть на него.
Ревизор молча выслушал признание и спрашивает:
– Где же третий отряд?
– Третий отряд составлен из убийц, но они пошли другой дорогой, и мы не знаем куда.
Следующие шесть или семь дней путники провели в дороге, поскольку им не попалось ни одного постоялого двора. Наконец, достигнув границ Юньнани, они нашли один и остановились на ночлег. Светила ясная луна, было прохладно. Князь прошел к себе в комнату и стал любоваться звездным небом у окна. В густых зарослях бамбука куковала кукушка да кричали обезьяны. Сон не шел к князю. Он взял за руку Хун и предложил прогуляться под луной. Внезапно порыв холодного ветра поднял и закружил в воздухе палые листья. Хун в испуге отпрянула от окна и, схватив мечи, стала перед Яном. В тот же миг какой-то человек перемахнул изгородь и впрыгнул в комнату. Хун преградила ему путь. При неясном свете луны замелькали клинки, посыпались, словно снежинки, искры. В конце концов Хун повергла негодяя на пол, и убийца запросил пощады.
Разгневанный князь говорит:
– Кто такой? По чьему приказу хотел убить меня? Тут подоспели ревизор Хань и слуги. Зажгли свет.
Убийца поглядел на князя и спрашивает:
– Простите, господин, мое любопытство: не вы ли лет семь-восемь назад ехали через Сучжоу сдавать экзамен на должность?
– Откуда ты обо мне знаешь? – удивился князь. Разбойник вздохнул.
– Вот ведь есть у меня глаза, а дважды меня подвели – второй раз нападаю на достойного человека! Помните разбойников, что ограбили вас в лесу неподалеку от Сучжоу?
Ян покачал головой.
– Сколько лет прошло, а ты не бросил своего гнусного ремесла! Все бродишь по дорогам, убиваешь людей! Хоть ты и старый мой знакомец, но я тебя не помилую.
Разбойник взмолился:
– Погодите убивать меня! Меня уже раз наказали мечом, да так, что я на всю жизнь остался калекой. В живых мне все равно оставаться нельзя – прослыву глупцом, который соблазнился посулом министра Лу Цзюня ценою в тысячу золотых, да не получил награды. И мертвым от меча быть нельзя – останусь навек подлым убийцей. Пенять надо на себя! С этими словами он выхватил нож и вонзил себе в сердце. Князь с сожалением взглянул на мертвого, достал несколько лянов серебра и попросил хозяина постоялого двора похоронить наемного убийцу.
Дней через пять или шесть добрались до места ссылки Яньского князя. Навстречу им вышел правитель Юньнани, он представился и предложил князю выбрать для жительства дом вблизи управы.
Ян прервал его:
– Разве государственным преступникам положено жить при управе?
Он нашел небольшой домик за городской стеной и велел прибраться в нем. Ревизор, выполнивший приказ императора и доставивший князя на место, начал прощаться.
– Прошу вас быть осторожней! Помните, что было в дороге, не выходите без охраны за ворота. Вернувшись в столицу, я подробно доложу его величеству обо всем, чему был свидетелем, и потребую наказать государственного преступника Лу Цзюня.
Князь удивился.
– Странно вы говорите! За время нашего путешествия таких слов я от вас не слыхал. Могу ли я верить вам сейчас?
– Я убедился, что вы верны родине. Уверен, что в скором времени государь все поймет и возвратит вам свою милость.
– Злая воля Лу Цзюня свела нас в этой беде. Теперь все позади. Желаю вам счастливого пути! Верю, что если останемся живы и встретимся, то станем друзьями, – тепло раскланялся Ян с Ханем.
Тем временем Лу Цзюнь, которому больше не мешал Яньский князь, совсем распустился. Изгнал всех неугодных ему чиновников, заменил их своими родственниками и друзьями. Коварством и обманом, подкупом и силой он подчинил себе весь двор. Безмерной лестью он добился того, что император все больше доверял ему и поручал самые важные дела. Злобный и бездушный, властный и наглый, Лу Цзюнь страшился только одного – возвращения Яньского князя из ссылки. Он с нетерпением ждал вестей из Юньнани. Наконец прибыл один из его уцелевших слуг, и привез он вести, которые удручали. Рассвирепевший Лу Цзюнь приказал сурово наказать слугу и задумался: «Если я сохраню расположение государя, то, будь Яньский князь верен престолу, как Гао-яо, Хоу-цзи, Се-и, Гуань Лун-пан или Би Гань, обладай он всеми талантами, ему не вырваться из ссылки!» В голове его созрел коварный план. Он вызвал Дун Хуна и поделился с ним своими мыслями. А что это были – за мысли, об этом в следующей главе.
Глава двадцать девятая
О ТОМ, КАК ЛУ ЦЗЮНЬ ПРИВЕТСТВОВАЛ ДАОСА В ПРИЮТЕ НЕБОЖИТЕЛЕЙ, А СЫН НЕБА ПРИНИМАЛ ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦУ ЗАПАДА ВО ДВОРЦЕ БЕЗУПРЕЧНОЙ ЧЕСТНОСТИ
С давних времен известно, что многие несчастья страны происходят из-за людей, которых одолевает тщеславие или жажда богатства и знатности. Но слава и положение недолго радуют тех, кто обманывает государя и направляет его по ложному пути. Итак, Лу Цзюнь пригласил к себе Дун Хуна, отослал из покоев слуг и, взяв гостя за руку, говорит:
– Увы, скоро придет конец нашим встречам и беседам!
– Не понимаю, о чем вы, – удивился Дун Хун.
– Ты ведь знаешь, – тяжело вздохнул Лу Цзюнь, – Яньский князь – мой заклятый враг. По слухам, скоро он снова будет в чести у императора, и тогда меня ждут немилость и опала. Пока не поздно, лучше бросить службу да уехать в родные края, чтобы лечь в могилу рядом с предками!
– Не беспокойтесь понапрасну, – успокаивает Дун Хун. – Дни и ночи провожу я подле государя. Он принимает меня как сына, и мне известны все его сокровенные мысли. Император уважает вас, о Яньском князе и думать забыл.
Лу Цзюнь криво усмехнулся.
– Ты молод, еще не знаешь превратностей жизни. А я на государственной службе уже более сорока лет, при дворе поседел и всякого навидался. Все познал: победы и поражения, славу и позор. Мне ли не понимать, как дальше будет. Недаром говорится: «Старый конь сам дорогу знает». Государь любит, конечно, своих приближенных, но они для него что наложницы для мужа: одной всегда мало, потому что новенькое манит. Ты сейчас пока один в сердце господина: услаждаешь слух его музыкой и целиком владеешь его помыслами. Сын Неба тебя обласкал, должность тебе почетную пожаловал, но смотри, всего несколько лун миновало, а двор уже завидует тебе и ждет твоего падения. Любая красотка приедается, ее песни и танцы теряют прежнюю прелесть – и печальная участь грозит ей. Я ведь люблю тебя, потому и помогаю: если тебе хорошо – и мне хорошо, тебе плохо – и мне плохо. Видишь, я не так о себе даже беспокоюсь, как о тебе!
– Я очень ценю вашу заботу, – дважды поклонился Дун Хун, – и готов «вязать для вас травы». Запомню ваши советы: буду еще осторожнее, постараюсь поменьше попадаться на глаза придворным и все сделаю, чтобы не потерять милости государя.
– Ты правильно говоришь, – засмеялся Лу Цзюнь, – да только едва ли все это поможет. Знаешь пословицу: «Тигр, выбравшийся из западни, злее, чем тигр, в западню не попавший»? Для нас с тобой этот тигр – Яньский князь. И будь ты в три раза осторожнее, он, как вернется, найдет, в чем тебя уличить да обвинить.
Опустив голову, Дун Хун задумался, а потом говорит:
– Я еще несмышлён, мало что понимаю в жизни. Научите, как быть. За вами я готов в огонь и в воду!
Лу Цзюнь остался доволен ответом. Пригласил гостя отобедать у него в доме, увел его в потайную комнату, и там они беседовали до утра, и в юную душу вливался яд предательства. А между тем Сын Неба ничего не ведает, не подозревает, что благополучие могучей еще недавно державы висит на волоске: словно плоская глыба с горы Тайшань, вот-вот рухнут ее устои!
Однажды император в обществе Лу Цзюня и Дун Хуна наслаждался музыкой, что было заведено теперь каждый день. Мать-императрица, по обычаю выпустив в пруд рыбок, велела освободить из тюрем заключенных и пришла к сыну.
– Яньский князь был непочтителен с тобой, наговорил лишнего, но в сущности он – один из самых преданных наших слуг. Ты наказал его за дерзость изгнанием, но, я думаю, настала пора простить его и вернуть в столицу.
– Поверьте, матушка, – улыбнулся император, – я высоко ценю преданность Ян Чан-цюя: я возвел его в чин министра, отметил наградами его военные и гражданские заслуги. Однако он переусердствовал и злоупотребил данной ему властью, и я решил немного наказать его. Пока не пришло известие о его прибытии к месту ссылки, рано говорить о прощении. Пусть пройдет несколько лун, тогда я и призову его назад.
– Ты все же был чрезмерно суров, – покачала головой императрица, – не кажется ли тебе, что ты допустил ошибку?
Весь следующий день император принимал подданных, а вечером, сняв парадные одежды, удалился в свои покои. С востока светила полная луна, в небесах замигали первые звезды. Миновало уже одиннадцать лун года, а осень, казалось, все еще продолжается. Позвав к себе Лу Цзюня и Дун Хуна, император повелел подготовиться к развлечениям в Павильоне Феникс. Сын Неба пожелал пригласить туда членов императорской семьи с женами и наложницами, и когда все собрались, приказал Дун Хуну играть, а придворным дамам танцевать. Зазвучала музыка, закружились красавицы в красных и зеленых одеяниях, полилось вино. Лицо государя осветилось радостной улыбкой, он взял в руки цитру и самолично исполнил несколько мелодий. Гости в восторге провозгласили многие лета Сыну Неба. Император указал на семнадцатиствольную свирель и повелел Дун Хуну:
– Сыграй-ка нам древнее сочинение Ван Цзы-цзиня, развей пыль будничных забот!
Дун Хун взял свирель и мастерски исполнил сочинение.
– Эта мелодия печальна и нагоняет грусть, – улыбнулся император, – недаром в древних стихах говорится: «Отчего же свирель так тоскует по иве?» Потому мелодию и назвали «Ивой». А теперь успокой нашу душу!
Дун Хун сыграл другое. Император похвалил его:
– Хорошо! Чистая, покойная мелодия, она смягчает сердце, недаром в древних стихах сказано: «Лунной ночью иду по дороге в Янчжоу». Отсюда и название ее «Янчжоу». Теперь исполни что-нибудь легкое и красивое!
Дун Хун переменил лад. Император слушал с явным удовольствием, а когда музыка кончилась, улыбнулся, хлопнул яшмовой ладонью по столику и воскликнул:
– Какое наслаждение приносит прекрасная музыка! Она пьянит душу, наполняет разум смятением. Это ведь «Цветы среди деревьев в саду императора»!
Дун Хун продолжал играть. Сын Неба в восторге оглядел присутствующих.
– Что за чудо! Кажется, будто мы с Ян-гуйфэй в Павильоне Орлиного Древа слушаем, как играют на лютнях красивые девушки, а подпевают им маленькие девочки! Эта мелодия даже прекраснее тех, что сочинял Ли Сань-лан! Она прекраснее той, которою этот выдающийся музыкант заставил цветы быстрее распускаться. Ли Сань-лана после смерти поносили, имя его надолго предали забвению, но разве же одними делами измеряются заслуги правителя? Вот мы сейчас наслаждаемся его несравненной музыкой – кто осудит это? Особенно когда в присутствии придворных дам и наших приближенных ее исполняет императорский музыкант Дун Хун, таланты которого не уступят умению Ли Сань-лана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88