— Мне ужасно жаль, что я налетела на вас, — извинилась та. — Дело в том, что я слишком задержалась, а зная своего мужа, могу себе представить, что он уже в нетерпении постукивает ногой по полу…
— Не стоит беспокоиться, — заверила ее Элизабет. А затем, поскольку дама выглядела необыкновенно дружелюбно в своем костюме тыквы, добавила:
— Собственно говоря, я вам даже признательна. Возможно, это первый случай в моей жизни, когда не я являюсь причиной подобного происшествия. Я ужасно неуклюжая.
Ее новая приятельница рассмеялась:
— Ну, раз мы так хорошо понимаем друг друга, надеюсь, вы не сочтете меня слишком развязной и позволите представиться. Меня зовут миссис Блейк Рейвенскрофт, но вы меня смертельно обидите, если станете называть иначе, чем Кэролайн.
— А я мисс Элизабет Хочкис, компаньонка леди Дэнбери.
— Господи милосердный, да что вы? Говорят, это настоящий дракон в юбке.
— Только внешне. На самом деле она очень милая. Если, конечно, ее не дразнить.
Кэролайн кивнула, приглаживая светло-русые волосы.
— Я очень растрепанная?
— Не более чем полагается тыкве.
— Да, тыквам разрешаются некоторые поблажки в прическе.
Элизабет снова рассмеялась в восторге от новой знакомой.
Кэролайн протянула ей руку:
— Вы идете?
Элизабет с готовностью кивнула, и они направились к лестнице.
— Преклоняю перед вами свой стебель, — весело сказала Кэролайн, приподняв свою зеленую маску в шутливом приветствии. — Мой муж довольно часто бывал здесь в детстве и уверяет, что до сих пор боится леди Дэнбери.
— Ваш муж дружил с ее детьми?
— Вообще-то с племянником. С маркизом Ривердейлом. Собственно, я надеялась увидеть его сегодня вечером. Полагаю, его пригласили. Вы с ним встречались?
— Нет. Ни разу. Но я слышала о нем на этой неделе.
— Правда? — Кэролайн начала осторожно спускаться с лестницы. — Чем же он занят? Он уже целый месяц не подает о себе вестей.
— Признаться, не знаю. На прошлой неделе у леди Дэнбери был небольшой прием, и он прислал записку одному из гостей, настаивая на немедленной встрече в Лондоне.
— О-о! Как интересно! И вполне в духе Джеймса.
Элизабет улыбнулась при звуке знакомого имени. У нее есть собственный Джеймс, и она ждет не дождется, когда снова его увидит.
Кэролайн остановилась на ступеньке и повернулась к Элизабет с почти сестринским и очень любопытным выражением.
— Что это значит?
— О чем вы?
— Об этой улыбке. И не отрицайте, что улыбались. Я отлично видела!
— О! — Элизабет почувствовала, что щеки ее загорелись. — Ничего особенного. Просто у меня есть поклонник, которого тоже зовут Джеймс.
— Неужели? — В аквамариновых глазах Кэролайн вспыхнул энтузиазм прирожденной свахи. — Вы должны нас познакомить.
— Его здесь нет, к сожалению. Это новый управляющий леди Дэнбери, но его недавно вызвали в Лондон. По семейным делам, насколько я понимаю.
— Какая жалость. У меня такое чувство, будто мы с вами старые друзья. Мне было бы приятно с ним познакомиться.
Глаза Элизабет увлажнились.
— Как мило, что вы это сказали.
— Вы так думаете? Как я рада, что вы не сочли меня чересчур развязной! Я воспитывалась вдали от света, и у меня есть дурная привычка говорить не подумав. Это сводит моего мужа с ума.
— Уверена, он вас обожает.
Глаза Кэролайн засияли, и Элизабет поняла, что это брак по любви.
— Я так задержалась, что не удивлюсь, если он откусит мне голову, — призналась Кэролайн. — Он всегда тревожится по пустякам.
— Тогда нам лучше поторопиться.
— Мне не терпится представить вас Блейку.
— Это было бы замечательно. Но вначале я должна найти леди Дэнбери и убедиться, что ей ничего не нужно.
— Ах да, долг зовет. Но вы должны пообещать, что мы еще увидимся сегодня вечером, — Кэролайн лукаво улыбнулась и указала на свой костюм. — Меня легко узнать.
Добравшись до подножия лестницы, Элизабет расцепила руки с Кэролайн.
— Обещаю. — Она улыбнулась и, помахав рукой, бросилась вон из бального зала. Леди Дэнбери, должно быть, встречает гостей, и проще обежать вокруг дома, чем продираться сквозь толпу.
* * *
— Какого черта? — Сопроводив этот вопрос более сильными и громкими проклятиями, Джеймс направил коня в обход столпотворения из экипажей, медленно подъезжавших к Дэнбери-Хаусу.
Бал-маскарад! Ну конечно, этот дурацкий, никому не нужный и крайне неуместный бал-маскарад. Он совсем забыл о нем.
Джеймс распланировал этот вечер до последней детали. Вначале нужно зайти к тетке. Он сообщит ей, что потерпел фиаско, пытаясь вывести на чистую воду шантажиста, и пообещает, что продолжит расследование, — однако он не может посвятить всю свою жизнь исключительно этому делу.
Затем он поедет в коттедж Элизабет и попросит ее выйти за него замуж. Всю дорогу домой он ухмылялся, как идиот, обдумывая каждое слово. Он решил, что отведет Лукаса в сторону и попросит у него руки сестры. Разумеется, Джеймс не собирался позволять восьмилетнему ребенку распоряжаться жизнью сестры, но мысль об участии мальчика в процедуре сватовства согревала ему душу.
К тому же он догадывался, что подобный жест растрогает Элизабет, что, возможно, и было истинной причиной, стоявшей за его затеей.
Но, судя по всему, ему не удастся сегодня ускользнуть из Дэнбери-Хауса, а тем более поговорить с теткой наедине.
Раздосадованный препятствием в виде скопления карет, Джеймс свернул с дороги и направил коня через заросшее деревьями пространство, окружавшее главную лужайку Дэнбери-Хауса. Полная луна и свет, струившийся из многочисленных окон особняка, освещали путь достаточно ярко, чтобы не придерживать скакуна на пути к конюшне.
Позаботившись о лошади, Джеймс устало вошел в свой маленький коттедж, с улыбкой припомнив, как несколькими неделями раньше застал здесь Элизабет. Он так и не рассказал ей об этом. Ну да ладно. У них впереди вся жизнь, чтобы делиться воспоминаниями.
Он старался не обращать внимания на доносившиеся с вечеринки звуки, предпочитая покой и уединение своего временного пристанища, однако не мог игнорировать голодного урчания в пустом желудке. Сгорая от нетерпения увидеться с Элизабет, Джеймс мчался в Суррей с такой скоростью, что даже не остановился перекусить. В его коттедже, естественно, не нашлось ничего съедобного, и поэтому, позволив себе одно-единственное, но громкое проклятие, он побрел назад. Даст Бог, он проберется на кухню никем не узнанным и избежит встречи с подвыпившим гулякой, которому приспичило поболтать.
Нагнув голову, Джеймс смешался с толпой, высыпавшей на лужайку. Если он будет вести себя как слуга, гости Агаты будут видеть в нем слугу и при некотором везении оставят его в покое. Бог свидетель, чего они никак не ожидают, так это встретить маркиза Ривердейла в измятой одежде, покрытого пылью с ног до головы.
Он миновал основное скопление народа и был на полпути к своей цели, как вдруг уголком глаза заметил белокурую пастушку, которая, споткнувшись о камень, отчаянно замахала рукой, пытаясь сохранить равновесие, и наконец выпрямилась, упершись в землю посохом.
Элизабет. Кто же еще? Никакая другая белокурая пастушка не может быть такой очаровательно неуклюжей.
Похоже, ее путь лежит вокруг Дэнбери-Хауса к парадному входу. Джеймс слегка изменил свой маршрут и двинулся ей наперерез, воспарив душой при мысли, что она скоро окажется в его объятиях.
Когда только он успел превратиться в такого романтически настроенного идиота?
Кто знает? Да и какая разница? Он влюбился. Наконец-то он нашел женщину, которая способна заполнить его сердце, и если это превратило его в законченного дурака, значит, так тому и быть.
Он догнал спешившую в обход дома Элизабет и, прежде чем она услышала скрип гравия под его ногами, схватил ее за запястье.
Девушка резко обернулась, ахнув от неожиданности. Джеймс с восторгом наблюдал, как испуг в ее глазах сменяется радостью.
— Джеймс! — воскликнула она, потянувшись к нему свободной рукой. — Вы вернулись.
Он поднес ее руки к своим губам и поцеловал.
— Я не мог находиться вдали от вас.
За время разлуки она несколько оробела и, не решаясь встретиться с ним глазами, тихо призналась:
— Я тоже.
К черту приличия! Он обнял ее и поцеловал. А затем, заставив себя оторваться от ее губ, шепнул:
— Пойдемте со мной.
— Куда?
— Все равно.
И она пошла.
Глава 17
Ночь была полна волшебства. Луна ярко светила, в воздухе витал тонкий аромат полевых цветов, легкий ветерок ласкал кожу, нашептывая нежные слова.
Элизабет казалась себе сказочной принцессой. Женщина, мчавшаяся по лугам с развевающимися, как золотые ленты, волосами, не могла быть простенькой и заурядной Элизабет Хочкис. В эту ночь она превратилась в другое существо. Сердце ее освободилось от бремени тревог. Беззаботная и счастливая, она купалась в чистой радости.
Они бежали, взявшись за руки. Дэнбери-Хаус исчез из виду, хотя звуки празднества все еще доносились до них. Деревья вокруг становились гуще, и наконец Джеймс остановился, тяжело дыша от усталости и возбуждения.
— О Господи! — выдохнула Элизабет, чуть не налетев на него.
Он обвил ее руками, и ее дыхание оборвалось.
— Поцелуйте меня, — потребовал он.
Очарование ночи захватило Элизабет. Она больше не думала о том, что прилично, а что нет. Все колебания исчезли. Запрокинув голову, она подставила ему лицо, и он завладел ее губами с восхитительной смесью нежности и примитивного желания.
— Я не возьму вас. Не здесь… не сейчас, — пообещал он, почти касаясь губами ее кожи. — Но позвольте мне любить вас.
Элизабет не понимала, что он имеет в виду, но кровь ее вскипела и стремительно понеслась по жилам. Она не могла отказать ему ни в чем. Подняв взор, она увидела огонь в его карих глазах и приняла решение.
— Любите меня, — шепнула она. — Я верю вам.
Его пальцы дрогнули, когда он благоговейно коснулся нежной кожи у нее на висках, перебирая золотистый шелк волос. Элизабет казалась трогательно маленькой по сравнению с его громадными, ставшими вдруг неуклюжими руками. Он боялся ее сломать. Прекрасная и хрупкая, она принадлежала ему, и он был готов на все, чтобы ее защитить.
— Я постараюсь быть нежным, — прошептал Джеймс, с трудом узнавая собственный голоед — Я никогда не обижу вас. Никогда!
В ее глазах светилось бесконечное доверие. Это был великий дар, от которого переворачивалась душа.
Он легко провел пальцами по ее гладкой щеке вниз, по нежной коже шеи. На Элизабет было платье, ничуть не похожее на то, что она обычно носила. Оно едва держалось на плечах, норовя соскользнуть при малейшем движении. Казалось, достаточно зацепить пальцем мягкую белую ткань, чтобы обнажилось изящное плечико, затем другое, а потом спустить его вниз…
Кровь прилила к его чреслам. Господь милосердный, если он дошел до такого состояния, только вообразив, как раздевает ее, что же будет, если она, обнаженная и податливая, окажется в его объятиях? Как он сможет заняться с ней любовью с нежностью и вниманием, которых она заслуживает? Чувствуя, как дыхание обжигает легкие, Джеймс медленно спустил платье с одного плеча, не отрывая взгляда от обнажавшейся кожи, мерцавшей, как редчайшая жемчужина, в лунном свете. Он склонил голову и уткнулся лицом в теплую соблазнительную выемку между ее плечом и шеей, с блаженным ощущением, что вернулся домой.
Не прерывая поцелуя, он спустил платье с другого плеча девушки, и ткань сдвинулась, обнажив верхнюю часть ее груди. Элизабет что-то вымолвила — возможно, его имя, — но не издала ни звука протеста. Он расстегнул единственную пуговицу, стягивающую платье спереди, расширив вырез настолько, что оно соскользнуло вниз.
Элизабет подняла руки, пытаясь прикрыться, но Джеймс перехватил их и отвел в сторону, прижавшись к ее губам в легком, как перышко, поцелуе.
— Вы прекрасны, — прошептал он, обдавая ее теплым дыханием. — Прекрасны!
Продолжая удерживать ее запястья, он свободной рукой накрыл одну ее грудь. Удивительно пышная и упругая, она заполнила его ладонь, и Джеймс не сдержал стона наслаждения, ощутив, как сморщился и напрягся сосок.
Он заглянул ей в лицо, испытывая потребность видеть ее выражение, желая убедиться, что ей нравятся его прикосновения. Полуоткрытые губы Элизабет блестели, словно она только что их облизнула. Изумленные глаза затуманились, она коротко и часто дышала.
Подхватив ее под ягодицы, он опустился вместе с ней на землю. Волосы Элизабет бесценным золотым веером раскинулись по прохладному ковру густой травы. Джеймс замер на секунду, созерцая ее и вознося хвалу неведомому богу, который привел его к этому моменту, а затем, склонив голову, приник к ее груди.
У Элизабет вырвался потрясенный возглас, когда его губы сомкнулись на ее соске. Его горячее дыхание обжигало кожу, проникало в кровь. У нее возникло странное ощущение, словно ей тесно в собственном теле, которое вдруг показалось чужим. Ей хотелось двигаться, вытянуть ноги, поерзать по траве, сжать ладони, погрузив пальцы в его густые темные волосы.
Она выгнулась под ним, словно в нее вселился демон страсти, искушавший вкусить всего, что он мог ей дать.
— Джеймс! — выдохнула она, а затем прошептала его имя снова, повторяя его как мольбу или молитву.
Он положил руку ей на лодыжку, передвинулся к колену, а затем медленно, заставляя ее изнывать от предвкушения, скользнул выше и сжал ее бедро.
Его имя снова слетело с губ Элизабет, но он заглушил ее слова поцелуем, между тем как его рука двинулась выше по нежной коже внутренней стороны ее бедра. Она замерла, чувствуя, что он приближается к чему-то тайному и запретному.
Джеймс поднял голову и взглянул на Элизабет. Она несколько раз моргнула, прежде чем ей удалось сфокусировать взгляд на любимых чертах. С обольстительной улыбкой на губах он спросил:
— Мне продолжать?
Помоги ей Боже, но она кивнула и успела увидеть, как его улыбка стала шире, прежде чем он, склонив голову, прижался губами к ее шее.
И тут его рука двинулась выше.
Он почти добрался до верха ее бедра, оказавшись так близко от средоточия ее женственности, что Элизабет охватила дрожь предвкушения.
— Доверьтесь мне, — прошептал он. — Доверьтесь. Вам будет хорошо. Обещаю.
Элизабет слегка раздвинула ноги, позволив ему расположиться поудобнее. Она вдруг заметила, что Джеймс опирается на руки, удерживая свое мощное тело на весу.
Но все изменилось, когда он опустился на нее. По сравнению с ней он казался огромным. Она не осознавала его мощи и силы, пока он не прижался к ней всем телом.
Он накрыл ладонью и сжал, поддразнивая, ее бедро, так что его большой палец оказался в тревожащей близости от скрывавших ее женственность завитков.
А затем он коснулся ее.
Она и представить себе не могла, что способна ощущать такой жар и трепет, так отчаянно желать прикосновения другого человека.
Джеймс шептал ей слова любви, его горячее дыхание обжигало ее ухо, а пальцы дразнили и возбуждали. Каждый раз, когда ей казалось, что она достигла предела и больше не вынесет, он увлекал ее еще выше, поднимая на новый уровень страсти.
Элизабет вцепилась в траву, опасаясь, что если обнимет Джеймса, то разорвет его рубашку. Однако он прошептал, скользнув пальцем в ее лоно:
— Коснитесь меня.
Напуганная собственной страстью, она осторожно поднесла руки к воротничку его рубашки. Верхняя пуговица была расстегнута. Она быстро расстегнула вторую, спеша дотронуться до его кожи.
— Бог мой, Элизабет! — выдохнул Джеймс. — Вы меня убьете.
Она остановилась, метнувшись взглядом к его лицу.
— Не бойтесь, — сказал он, невольно рассмеявшись. — Мне хорошо.
— Правда? Потому что… о-о-ох!
Элизабет не имела представления, что именно он сделал пальцами, но нараставшее внутри нее давление достигло предела, и последовал взрыв. Ее тело напряглось, выгнулось, затрепетало, и, когда наконец содрогнулось, ей показалось, что она разлетелась на тысячу осколков.
— О, Джеймс, — вздохнула она, — вы дали мне возможность ощутить такое блаженство!
Его тело все еще оставалось твердым, как гранит. Он страдал от неутоленного желания и знал, что не сможет удовлетворить его этим вечером. Руки его дрожали от напряжения, и он перекатился на бок, вытянувшись рядом с ней на траве. Упершись локтем в землю, Джеймс смотрел на Элизабет. Глаза ее были закрыты, и Джеймс понял, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее.
— Мне так много нужно вам сказать, — прошептал он, целуя ее в волосы.
Глаза Элизабет распахнулись:
— Что?
— Завтра, — пообещал он, ласково поправляя ее спущенный лиф. Казалось преступлением закрывать такую совершенную красоту, но он знал, что ее смущает нагота. Точнее, будет смущать, когда она вспомнит о ней.
Элизабет покраснела — в порыве страсти она забыла, что полуодета.
— Почему не сегодня? — спросила она.
Резонный вопрос. Джеймс испытывал искушение назвать свое настоящее имя и попросить ее выйти за него замуж, но сдержался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33