А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Выпавший ночью снег укрыл следы саней, не позволяя узнать направление, куда скрылись чукчи.Днем, при поднявшемся над горизонтом солнце, в небе вдруг возникло темно-серое облако, и из него протянулись к зениту светлые лучи. Врангель с Козьминым сошлись на том, что это, конечно, не может быть северное сияние: яркое солнце должно затмевать свет лучей. Сотник Татаринов высказал свою точку зрения:— Где-то там, в море, полынья. От воды идут испарения и образуют облако. Лучи — лишь частицы расходящегося пара. Не было б солнца, не видели б и лучей. Это как радуга.Объяснение казака выглядело правдоподобным. Еще один день, уже в начале марта, прошел в движении на восток. Козьмин вдруг закричал со своей нарты:— Земля, вижу землю!Чтобы привлечь внимание спутников, он выстрелил из ружья. Что-то действительно виднелось на севере среди ледяной равнины. Врангель поднялся со зрительной трубой на возвышенный берег: то, что Козьмин принял за гористую землю, было лишь нагромождением льдин у края большой полыньи.Вечером того же дня был сооружен четвертый, последний, продовольственный склад, и единственный остававшийся при отряде проводник-якут был отправлен с пустой нартой назад. Теперь путешественников сопровождали лишь три казака во главе с Татариновым.Уж сколько дней, как прошли за Большой Баранов Камень, отряд исследовал берега, где на протяжении последних десятилетий не ступала нога русских людей. Лишь в прошлом веке отважный купец Никита Шалауров рискнул пройти этим путем и бесследно сгинул — то ли погиб от голода, то ли от рук воевавших с русскими чукчей.Вечером, выйдя из палатки, Врангель засмотрелся на холодное темное небо. Было ясно, и мороз словно усилил блеск звезд. Дул ветер от северо-востока. Небо вдруг озарилось светом огненного столба. Из него прорезались яркие лучи, скользнувшие через небосклон по направлению ветра. Свечение длилось недолго, и через несколько минут лучи погасли. Уже не первый раз наблюдал он ночные сполохи, но к этой фантастической картине привыкнуть было, кажется, невозможно.Из палатки доносился храп уснувших казаков. Прежде чем войти в нее, Врангель подумал: как-то там Матюшкин, не сердится ли на него за то, что оказался в стороне от первого похода на Север?
Отправляясь на ярмарку в Островное, Федор Матюшкин действительно испытывал обиду на Врангеля. Не он ли стучал по столу кулаком и грозил карами исправникам и комиссарам, требуя от них обеспечить экспедицию провиантом? Разве не он мотался с той же целью в устье Колымы? Не он подыскал дом для начальника экспедиции и распорядился о строительстве обсерватории?И ради чего? Начальник будто забыл о его рвении и предпочел взять в поход Козьмина, прибывшего на все готовое. Где же справедливость? Конечно, штурман намного опытнее в искусстве навигации, географическом определении мест. И все же, сокрушался Матюшкин, Фердинанд был не прав. Да еще, как на грех, навязался в спутники этот «всемирный путешественник» Джон Кокрэн.— Может, Джон, пойдешь до Островного на лыжах? — спокойно спросил он перед отъездом Кокрэна. — Ты же путешествуешь пешком...Англичанин ехидного юмора не оценил и с грустью ответил:— Хочешь избавиться от меня, Федор? Скажи прямо, я тебе надоел?Пришлось ехать на собачьих упряжках вместе.К их прибытию в Островное все участники ярмарки уже собрались. Небольшое поселение в тридцать домов и юрт с полуразвалившейся часовней Св. Николая и обнесенной забором крепостью, конечно, не могло вместить несколько десятков прибывших на ярмарку русских купцов и колымского комиссара со свитой сопровождавших его казаков. Некоторые из купцов разместились походным станом — в палатках. На другой стороне разбили свой лагерь приехавшие торговать чукчи.Даже на Кокрэна, успевшего немало повидать на своем пути через всю Россию, вид Островного, каким поселок предстал поздним вечером, произвел весьма сильное впечатление. Мерцание огня в окнах домишек как-то терялось на фоне разложенных по берегам реки ярких костров. Перестуку шаманских бубнов в чукотском лагере словно вторили доносившиеся от противоположного стана протяжные сибирские песни. Всхрап вьючных лошадей смешивался с многоголосым воем сотен привязанных у жилья собак. Будто стремясь внести в картину свои краски, усыпанное звездами небо вдруг полыхнуло разлившимися по нему красно-зелеными сполохами полярного сияния.Местный священник использовал приезд на ярмарку чукчей для совершения обряда крещения язычников. Посмотреть на зрелище пришли в набитую людьми часовенку и Матюшкин с Кокрэном. Рискнувшему принять христианскую веру молодому чукче был обещан за его мужество фунт табаку. Он смиренно слушал малопонятную ему речь священника, но когда наступил решающий момент и чукче предложили трижды окунуться в купель с холодной водой, он отрицательно качнул головой и сказал по-русски: «Эта не надо. Моя не хочу!» Напоминание о табаке в конце концов сломило сопротивление, и отважный туземец вскочил в купель, тут же, дрожа от холода, выскочил из нее и забегал по часовне с криками: «Отдай табак! Моя табак!» Толпа реагировала на представление веселым гоготом.Накануне открытия ярмарки осуществлявший местную власть комиссар собрал у себя русских купцов и чукотских старейшин, чтобы установить на каждый товар минимальную цену, ниже которой продавать нельзя. И вот настал долгожданный день торга.Солнце озарило чукчей, вставших на холме со своими товарами, разложенными на нартах, — шкурами чернобурых лис, песцов, выдр, бобров и медведей, моржовыми клыками и ремнями из кожи этого зверя, как и санными полозьями, изготовленными из ребер кита, и меховой одеждой и обувью своего производства. Некоторую часть товаров они выменяли у американских народов по ту сторону Берингова пролива... У русских рассчитывали получить чай, сахар, материи, железные котлы и чайники, топоры, пилы, огнива, бисер...Матюшкин с Кокрэном с любопытством наблюдали, как будет проходить торг. Спокойствие опиравшихся на копья чукчей являло резкий контраст с нетерпеливо мнущимися с ноги на ногу русскими. Удар колокола возвестил начало торговых сделок. И тут же шеренга русских купцов дрогнула. Они, будто их подхватил вихрь, смятенно, стремясь опередить друг друга, побежали, проваливаясь в снегу, к ожидающим их чукчам, держа тюки с товаром в обеих руках. Кто-то спотыкается, падает. Другой потерял второпях шапку и бежит с непокрытой головой вперед. И вот уже сошлись вплотную, купцы хватают чукчей за кухлянки, что-то возбужденно кричат на смеси русского и чукотского, достают из мешков свои котлы, чайники, напоказ трясут ими в воздухе, жадно хватают с саней куньи, лисьи шкурки, дуют на них, проверяя качество меха.Эх вы, в сердцах думал Матюшкин, глядя на потерявших всякое чувство собственного достоинства соотечественников. Постыдились бы. Да какой там стыд, когда речь идет о наживе! Чукчи-то народ хоть и дикий, а держать себя умеют, до суеты не опускаются. Вот жадность-то до чего доводит!Вечером купцы, дабы отметить удачные сделки, пустились в хмельную гульбу. На следующий день азартный торг возобновился.
Подступы к Шелагскому мысу встретили небольшой отряд Врангеля новыми испытаниями. Закончились дрова, и, чтобы развести костер и сварить обед, пришлось пожертвовать огню шесты от палатки и пару запасных санных полозьев.— Худо, — угрюмо бормотал до того не унывавший сотник Татаринов, — очень худо! А вдруг и дальше дров не найдем?Врангель понимал его состояние. Ни Татаринов, ни другие два казака прежде не бывали в этих краях и не могли сказать, что ждет их впереди.К счастью, мороз, спавший до восемнадцати градусов, позволил провести следующий день вообще без огня. Тем более что путникам и без того было жарко. У западной оконечности Шелагского мыса дорогу преградили сплошные ледяные торосы. Подталкивая нарты, чтобы помочь собакам, люди то карабкались на ледяные горы, то с риском сломать шею скользили вниз. Котловины меж торосами были заполнены труднопроходимым рыхлым снегом, а как только собаки вытягивали нарты на сухие места, там открывались россыпи крупных кристаллов соли, сдиравшие с полозьев лед и ранившие ноги собак.Берег моря здесь обрамляли мрачные черные скалы, составленные из наклонных, лежащих друг на друге, как дрова, каменных столбов.И все же Бог, по-видимому, не совсем забыл их. На берегу небольшой бухты увидели наносный сосновый лес и наконец смогли, сделав привал, обсушиться и утолить голод горячей пищей.Татаринов пошел после обеда осмотреть окрестности, вскоре вернулся и позвал Врангеля вместе с собой. Сотник подвел его к яме, усыпанной китовыми ребрами, и пепелищу возле нее. Рядом как опознавательный знак в землю было вкопано большое бревно.— Чукчи? — риторически спросил Врангель.— А кто же еще! — хмыкнул Татаринов.— Но почему они избегают нас? Боятся?— Может, и так.— Мне надо проверить, — помолчав, сказал Врангель, — куда дальше уходит берег — на север или на юг.— Продуктов осталось дня на три, — напомнил Татаринов.— Знаю, но этого требуют задачи, поставленные перед экспедицией.— Тогда попробуем, — согласно кивнул сотник и тут же предложил для облегчения пути оставить на месте бивака одного из казаков с остатками их провианта.Предложение было разумным, и Врангель очередной раз с благодарностью вспомнил Геденштрома, порекомендовавшего взять в спутники этого человека.Вернувшись, вновь подняли собак и на двух нартах, оставив казака на привале, поехали дальше. Природа, словно поощряя отвагу путников, наконец смилостивилась над ними: вдоль берега открылась ровная полоса гладкого, покрытого снегом льда, и собаки, воспряв, набрали приличную скорость. Проехав около сорока миль, отряд достиг вытянутого в море мыса. В честь стойкости спутника, делившего все невзгоды похода, Врангель назвал его мысом Козьмина. И здесь обнаружились яма, наполненная китовыми ребрами, и следы пепелища. Поднявшись на холм, Врангель определил географические координаты места и с помощью казаков обозначил крайний предел их странствий на восток сложенной из камней пирамидой.Обозрев в трубу продолжение береговой линии, удостоверился, что она имеет юго-восточное направление. Если бы берег от Шелагского мыса простирался на восток или на северо-восток, это могло бы подтвердить гипотезу английского ученого Бурнея о том, что Азия и Америка соединены далее Шелагского мыса перешейком. Но направление берега опровергало Бурнея. Открытие было важным, искупающим все тяготы пути.Лишь поздним вечером добрались обратно до палатки, где оставили казака с припасами. Дабы занять себя полезным делом, казак соорудил в их отсутствие большой крест из двух бревен. Татаринов ножом вырезал на нем год, число и месяц пребывания здесь отряда Врангеля. Общими усилиями крест втащили на утес и крепко вбили там меж камней.Теперь не мешало помолиться о том, чтобы сохранились припасы, оставленные в складах-сайбах на обратный путь. Все понимали: если склады разграблены зверями, их почти неизбежно ждет голодная смерть.
Завершение длившихся три дня ярмарочных торгов наконец позволило Федору Матюшкину встретиться для установления дружественных отношений с чукотскими старшинами. Через знавшего язык чукчей якута Мордовского Матюшкин пригласил старшин в дом, где располагался вместе с Джоном Кокрэном. Мордовскому было велено передать чукчам, что ежели они уважат гостеприимство русского офицера, их ждут богатые подарки.На встречу явились четверо самых знатных чукотских старшин: Макамок и Леут — они обитали со своим народом в заливе Св. Лаврентия; Валетка, скитавшийся с принадлежащими ему оленьими стадами в тундрах района Шелагского мыса, и Эврашка, кочующий с возглавляемым им племенем близ Чаунской губы.Поблагодарив за приход и стараясь сразу расположить гостей к задушевной беседе, Матюшкин одарил каждого пудовой сумой табаку. Кокрэна он представил как своего друга, русского купца.— Государь император, — начал разговор Федор, — поручил мне и моим товарищам, морским офицерам, исследовать восточные берега Ледовитого моря, дабы изыскать пути, коими легче и удобнее доставлять чукчам кораблями все, что нужно вам, — железные вещи, табак, материи и другие товары.После того как толмач Мордовский перевел эту фразу, Матюшкин продолжил:— Нам придется приближаться к вашим берегам, выходить на вашу землю, и хотелось бы, чтобы прежние военные стычки между нашими народами никогда не повторялись, и мы рассчитываем на дружеский прием от подчиненных вам племен. Ваша дружба будет высоко оценена русскими, и все ваши люди получат от нас подарки.Выслушав эти посулы, чукчи оживленно затараторили. Ответное слово взял Валетка, лет пятидесяти, сухой, с редкой бородкой и копной спутанных черных волос.— Разве мы не подданные сына солнца? — важно сказал он, имея в виду русского императора. — Он дал нам это оружие, потому что уважает нас, а не для того, чтобы мы употребляли его во зло и несли гибель русским людям.При этом Валетка вытащил за серебряную рукоять кортик, подвешенный в ножнах у его пояса, и с гордостью пояснил, что это оружие было подарено его отцу в царствование императрицы Екатерины II.Беседа завершилась уверениями старшин в дружбе к русским и обещанием оказать принявшему их офицеру и его друзьям всяческую помощь, когда они достигнут чукотской земли. На прощанье гости выпили по штофу поднесенной им водки, и угощение еще более возвысило превосходное расположение их духа.Провожая старшин, Матюшкин спросил, не знают ли они что-либо о большой земле или островах, которые могут находиться в море к северу от их владений. Валетка, когда якут-толмач перевел вопрос, взял в руки прут, наклонился к снегу и начертил береговую линию в районе Чаунской губы, обозначил на берегу два мыса и к северо-востоку от одного из них нарисовал большой остров.Якут Мордовский перевел слова Валетки:— Много гор на нем, и он велик. Там живут люди, и летом Валетка с родичами ездит к ним на кожаных байдарах торговать.Перевод несколько разочаровал Матюшкина. Он не сомневался, что Валетка имеет в виду не остров, а противоположный берег Америки.Неплохо сложились переговоры со старшинами и Джона Кокрэна. Пообещав щедрые подарки в виде табака и вина, Кокрэн просил Леута довезти его до залива Лаврентия и помочь перебраться вместе с родичами старшины на американский берег. Леут согласно кивнул головой и заявил, что приглашает русских друзей посетить завтра его юрту. Там обо всем и договорятся.В назначенный час Матюшкин вместе с Кокрэном подошли к большому, в форме шатра, крытому шкурами оленя жилищу Леута. Хозяин, толстенький, лоснящийся от жира, встретил их у дверей и пригласил следовать за ним внутрь. По его примеру Матюшкин, согнувшись, вполз под полог. За ним — и Кокрэн. В нос ударила малоприятная смесь из запахов горящего китового жира, прелой одежды и испарений обнаженных человеческих тел. Леут тотчас разоблачился и, голый до пояса, сел на устилавшую пол шкуру, представив гостям пышнотелую жену и взрослую, лет семнадцати, дочь, одетых столь же необременительно, как хозяин. Полуобнаженные женщины весело переглядывались, хихикали и, стремясь привлечь гостей, кокетливо вплетали бисер в намазанные жиром волосы. По приказу мужа супруга Леута скользнула в кухонное отделение и принесла в немытой, со следами сала, чашке вареную оленину и в придачу миску с горьким на вкус китовым жиром, приглашая отведать и то, и другое. Леут проворно доставал из чаши куски мяса и набивал ими рот.Хозяйка, обратив внимание, что гости как будто позабыли про китовый жир, широко улыбнувшись, сама взяла миску и сделала попытку влить дурно пахнувшее варево в горло Кокрэну. Англичанин выпучил глаза, его горло произвело несколько отторгающих пищу спазмов, и, прикрыв рот руками, он на четвереньках полез из душного жилья на спасительный свежий воздух. Проводив его осуждающим взглядом, Леут скорбно покачал головой. Гость, кажется, совершенно не понимал, что, выразив пренебрежение к предложенной пище, нанес хозяину несмываемую обиду. Набравшись мужества, Матюшкин, по примеру Леута, обмакнул оленину в китовый жир и принялся сосредоточенно жевать. Потом с довольным видом постучал себя по животу и, выразив лицом полное восхищение, в знак высоких достоинств северных яств поднял вверх большой палец. Когда долг вежливости был исполнен, мичман раскланялся с хозяевами и с облегчением полез из шатра наружу.Для Кокрэна же преждевременный уход имел самые плачевные последствия. При новой встрече Леут хмуро объявил ему, что за доставку на американский берег купец должен заплатить не менее тридцати пудов табака. Цена была чрезмерной, и Кокрэн отказался от услуг старшины. Матюшкину он заявил, что возвращается обратно на Колыму и попробует добраться до Америки через порт Охотск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48