Одна из молний все же угодила в бразильский бриг, но, к счастью, попала в якорную цепь и скользнула по ней в воду.Гроза постепенно отходила в сторону, но ее канонада, затихая вдали, слышалась до утра.Врангель рассчитывал встретиться в бразильской столице с генеральным консулом России доктором Лангсдорфом и доставил письма ему от Крузенштерна и известного астронома академика Шуберта Шуберт, Федор Иванович (1758—1825) — русский астроном и геодезист, член Петербургской АН (с 1789), автор учебников по теоретической астрономии.
: доктор Лангсдорф Лангсдорф, Григорий Иванович (Георг Генрих) (1774—1852) натуралист и этнограф, действительный член Петербургской АН (с 1821), участник первой русской кругосветной экспедиции 1803—1806 гг., возглавлял русскую экспедицию во внутренние районы Бразилии (1821—1829 гг.).
был женат на его дочери, Фредерике Федоровне. Но во время поездки в город выяснилось, что Лангсдорфа в Рио нет и он находится где-то в бразильских джунглях в продолжительной научной экспедиции. Что ж, стало быть, не удастся, как было поручено, доставить в Петербург новые собранные Лангсдорфом обширные коллекции.Колеся по городу в наемном экипаже, Врангель и Матюшкин с удовольствием вспоминали, как радушно принимали офицеров «Камчатки» Григорий Иванович и Фредерика Федоровна.— А слуга-индеец в их доме, ты помнишь, что рассказывал о нем Григорий Иванович? — весело вопрошал Матюшкин.— Еще бы! — усмехнулся Врангель. — Доктор Лангсдорф представил его не без юмора.Было от чего развеселиться, когда Лангсдорф, указав на слугу в его доме, пояснил, что этот парень оставлен ему вроде как в наследство прежним российским поверенным Балк-Полевым, увлекавшимся антропологией и однажды попросившим португальского офицера, отъезжавшего в джунгли на борьбу с повстанцами, привести ему череп какого-нибудь покойного индейца. Офицер же привез этого парня и передал российскому поверенному со словами: «Делайте с ним, что хотите, но сами видите, его череп в прекрасном состоянии и в научных целях вам не найти лучшего экземпляра».— Тогда казалось смешным, — поправил себя Врангель. — Теперь же я вижу в этой шутке своеобразное отражение колониальной психологии португальцев.— А помнишь, Фердинанд, — взывал к памяти капитана Матюшкин, когда они проезжали мимо здания театра, — как повздорили здесь Литке с лейтенантом Филатовым?— Да, — пробурчал Врангель, — этот Филатов все плавание Федору Петровичу отравил.Пополнив запасы воды и продовольствия и поправив во время двухнедельной стоянки в Рио такелаж, в середине декабря Врангель вновь вывел бриг «Кроткий» в море и взял курс к мысу Горн.
На пути от чилийского порта Вальпараисо Врангель, по свойственному ему чувству самоконтроля, все чаще ловил себя на мысли, что им овладевает хандра и дурное настроение отражается на отношениях с матросами и офицерами: он непроизвольно, без особых на то оснований, мог повысить голос, вспылить.— Да что с вами, Фердинанд Петрович? — как-то участливо поинтересовался славившийся среди коллег своей невозмутимостью штурман Козьмин.— Не знаю, должно быть, утомила жара, — сознавая, что вновь погорячился по пустякам и был не прав, выдавил из себя Врангель.Поводов же для раздражения накопилось немало. Слишком долго из-за встречных ветров огибали мыс Горн. А выйдя из Вальпараисо, чуть не неделю впустую потратили на поиски неведомых островов, будто бы открытых американскими китобоями в Тихом океане.— Вы сами-то видели эти острова? — напрямик спросил он в Вальпараисо командира стоявшего в гавани американского фрегата.— Я не был там, — признался американец. — Но на наших китобойцах ходят опытные моряки, и у меня нет оснований не доверять им.— Что ж, проверим, — буркнул Врангель и, склонившись над показанной ему картой, на которой красными чернилами были помечены «находки» китобойцев, записал координаты двух островов.Увы, безмятежная, чистая, как стекло, морская гладь встретила корабль и ниже, и выше тропика Козерога, где должны были находиться отмеченные на карте острова. Штиль вновь задержал судно, а жара между тем становилась все ощутимее, и запас взятой в Вальпараисо воды таял катастрофически быстро.Теперь намеченная ранее остановка на острове Таити представлялась капитану недопустимой роскошью: придется опять отклоняться от прямого пути к Камчатке. Ближе по маршруту лежали Вашингтоновы острова. На одном из них, Нукагиве, имеется, по описанию заходившего на остров Крузенштерна, небольшая и очень уютная бухта, названная Крузенштерном портом Чичагова, — почти идеальное место для починки корабля. В последние же дни стало очевидно, что бриг надо срочно ставить на якорь в безопасном месте и заняться ремонтом: в трюме с пугающей скоростью прибывала вода.Стоя в вечерний час на палубе и следя взглядом за выпрыгивающими в воздух летучими рыбами и летящими одним курсом с кораблем фаэтонами, Врангель с некоторым нетерпением ожидал доклада мичмана Дейбнера, посланного в трюм, чтобы проверить приток воды. Дейбнер, самый молодой из офицерского состава, дальше острова Борнхольм на Балтике плаваний ранее не совершал, но был исполнителен и при каждом случае демонстрировал служебное рвение.Врангель все еще провожал взглядом полет краснохвостных птиц, примечая, что ниже к воде появились иные гостьи — с темным оперением, похожие на бакланов. Кажется, земля уже недалеко. По расчетам Козьмина, к Вашингтоновым островам они могли подойти нынешней ночью.— Господин капитан! — мичман Дейбнер появился почти неслышно, лицо его выражало плохо скрытую тревогу.— Слушаю вас, Адольф Леонтьевич, — с показным безразличием ответил Врангель.— За прошедшие сутки вода прибыла еще на четыре дюйма.Скверно, подумал Врангель. Раньше такое количество воды они набирали не менее чем в восемь дней.— Что с помпами? — отрывисто спросил он.— По-прежнему барахлят. Должно быть, неполадки в котлах.Неисправность помп обнаружилась, как обычно, в самый неподходящий момент.Отпустив мичмана, Врангель подумал, что течь в трюме скорее всего объяснялась необычной жарой последних дней, из-за чего верхняя часть корпуса рассохлась и начала пропускать воду в пазах. Ничего, в общем-то, страшного. На Нукагиве подлатаются. Если память ему не изменяет, Крузенштерн описывал жителей острова как людей добродушных и приветливых к иноземцам. Крузенштерн, правда, слышал от проживавших на Нукагиве европейских моряков, что у островитян есть одна неприятная черта: из всех блюд они более всего ценят мясо своих врагов. Но это можно, пожалуй, отнести к разряду морских баек, какими склонные к юмору люди любят потчевать доверчивых путешественников.
На рассвете, ориентируясь по карте острова, составленной Крузенштерном, Врангель при благоприятном пассатном ветре ввел бриг в неширокую горловину бухты Чичагова. Пока, следуя к бухте, корабль огибал остров на расстоянии трех кабельтовых от берега, у офицеров и матросов было достаточно времени, чтобы рассмотреть его. Заросли кокосовых пальм покрывали долины и горные склоны; с тысячефутовых каменных террас низвергались в море серебристые ленты рек и ручьев. В зрительную трубу можно было ясно различить кружащих над водой ярко окрашенных тропических птиц, и кроме них ничто не показывало признаков жизни: в этот ранний час населявшие остров туземцы, вероятно, спали.Капитан «Кроткого» приказал встать на якоря ближе к крутому восточному берегу гавани. От низменной северной стороны, где, по некоторым признакам, располагалось селение островитян, судно отделяли около ста пятидесяти саженей: даже если нукагивцы действительно миролюбивы, о мерах безопасности забывать не стоило.Появление в гавани корабля не осталось незамеченным. Не прошло и получаса, как к нему поспешили с берега на долбленых пирогах более сотни островитян. Подплыв к борту, мужчины предлагали для мены кокосовые орехи, грозди бананов и плоды хлебного дерева. Женщины, бесстыдно похлопывая себя по бедрам и поглаживая обнаженные груди, недвусмысленно давали понять, что и они кое-что могут предложить морякам.Среди островитян особенно выделялся рослый, лет двадцати пяти, мужчина с сильным мускулистым телом, с головы до ног покрытым затейливой татуировкой. Используя спущенный с борта канат, с помощью которого моряки осуществляли обмен товарами, представлявшими интерес для обеих сторон, он поднялся на палубу и, тыкая в грудь пальцем, назвал себя Гута. Нукагивец сунул Матюшкину, приняв его за старшего, лист бумаги, испещренный непонятными письменами, из коей Врангель уяснил лишь то, что этот Гута встречался с заходившими на остров иноземными моряками, доказательством чего и служит предъявленная им бумага.Бойкий туземец, объясняясь пальцами, выразил желание остаться на судне, чтобы помогать матросам и служить проводником во время походов на берег. Его круглое лицо так и сияло радушием и готовностью быть полезным иноземцам. И все же Врангель колебался.— Чего ты боишься, Фердинанд? — постарался убедить его Матюшкин. — Разве не видишь, что он из того же племени тихоокеанских канаков, каких мы встречали во время похода на «Камчатке» на Сандвичевых островах? А канаки по самой своей природе не способны причинять зло.После полудня Врангель, оставив старшим на судне лейтенанта Лаврова, в сопровождении Матюшкина и Дейбнера отправился на берег. Взятый проводником Гута вывел шлюпку к устью широкого ручья. Бурун не был сильным, и осмотр берега показал, что это место вполне подходит для забора пресной воды и заготовки дров.— Право странно, Фердинанд, — задумчиво оборонил Матюшкин, пока в сопровождении Гуты и трех вооруженных матросов они с Врангелем исследовали примыкающий к ручью берег, — такое славное местечко, и никого из жителей не видать.— Гута, — повернулся он к островитянину, — где селение?Федору потребовалась изобретательная игра знаками, чтобы донести до нукагивца смысл вопроса. Непроницаемое лицо островитянина тут же изобразило широкую улыбку, и, что-то тараторя на своем языке, он дал понять с помощью знаков, что дальше в лесу есть несколько хижин, а основное селение — в долине, за холмами.Ночь прошла спокойно, а утром на берег под командой Матюшкина был послан баркас с десятью вооруженными матросами для заготовки дров. Тщательный осмотр обшивки корабля подтвердил опасения Врангеля: от испытанной в тропиках жары смола вытекла и пенька едва держалась в пазах, что и стало причиной течи судна. По распоряжению капитана плотники тут же начали ремонт корабля. Чинить пришлось и поврежденные помпы.
К обеду вернулась с берега команда Матюшкина.— Все прекрасно, Фердинанд, — сообщил Федор. — Гута привел своих сородичей во главе со старшиной, его зовут Магедедо, и они помогли нам нарубить дрова и поднести их к шлюпке. Они только с виду свирепые, а на деле-то милейшие люди. Я расплатился с ними гвоздями, и они были счастливы. Просили позволения навестить корабль.Вскоре почтенного вида вождь Магедедо с более молодым спутником по имени Отомаго, оказавшимся сыном верховного жреца, подплыв на пирогах, поднялись на борт «Кроткого». Желая развить и укрепить добрые отношения, Врангель предложил гостям подарки — топоры, бисер, куски материи и постарался объяснить, что такими же подарками он готов платить островитянам за поставки на корабль продуктов питания.Туземцы охотно приняли топоры и даже азартно помахали ими в воздухе, будто собираясь рубиться с противником. Остальные же дары, к удивлению русских моряков, не вызвали у них ни малейшего интереса. Через сопровождавшего его сородича, немного говорившего по-английски, вождь Магедедо твердил, что тряпки им не нужны, а нужны ружья и порох. Но оружие и боеприпасы Врангель, следуя полученным в Петербурге инструкциям, обменивать на что-либо или дарить туземцам отнюдь не собирался.Гости, встретив отказ уважить их просьбу, надулись. Дабы не оставлять у них невыгодное впечатление о посещении корабля, Врангель велел позвать двух моряков-балалаечников и повеселить общество своей игрой. Обида тут же была забыта. Отомаго и Магедедо покачали от восхищения плечами и даже попробовали сплясать на палубе. А после обеда, устроенного в их честь в кают-компании, с умеренным, как положено, дегустированием спиртных напитков, дружеские чувства островитян по отношению к русским офицерам вознеслись на такую высоту, что вождь Магедедо и сын жреца никак уже не хотели покидать корабль без того, чтобы кто-либо из хозяев, желательно, разумеется, командир, не сопроводил их до селения.Врангель и Матюшкин отправились на берег в двух гребных лодках в сопровождении пяти вооруженных, как и офицеры, матросов.Селение располагалось в долине реки, той самой, если судить по карте Крузенштерна, которой капитан Лисянский дал имя Невка. Из-за сильного прибоя к берегу пришлось идти по пояс в воде. Оставив у шлюпок вооруженный караул, офицеры вместе с провожатыми двинулись к селению. Тропический лес дохнул на путников духотой и влажной сыростью. Ярко оперенные птицы пели в ветвях свои крикливые песни. Огромные папоротники колыхались по краям тропы; петли опутавших стволы лиан спускались к земле. Безотчетная тревога вдруг овладела Врангелем. Ему казалось, что кто-то невидимый в чаще леса караулит каждый их шаг. И он испытал явное облегчение, когда тропа вновь вывела к струившейся в тенистых берегах реке.У построенной из бамбука, крытой листьями легкой хижины офицеров встретил верховный жрец, или таца, как называли его островитяне, старик лет шестидесяти по имени Тогояпу, отличавшийся от своей полуголой и вооруженной копьями свиты не только роскошным, по понятиям островитян, нарядом, но и ожерельем из акульих зубов, опоясывавшим его шею. Когда церемония знакомства была завершена, Тогояпу протянул Врангелю своего рода рекомендательное послание, оставленное, судя по дате, капитаном английского купеческого корабля, побывавшего на острове семь месяцев назад. Англичанин воздавал должное гостеприимству местных: жителей и их честности в торговых сделках.— Если наша с вами торговля тоже будет успешной, — заявил жрецу Врангель, — вы тоже получите от меня бумагу с выражением благодарности. Но ее еще надо заслужить.Не теряя времени, жрец выложил русскому капитану, что бы он хотел получить взамен за съестные припасы. На первом месте вновь фигурировали оружие и порох.— Я понимаю, — вежливо ответил Врангель, — ваши нужды. Но на моем корабле, к сожалению, лишних ружей нет и запас пороха тоже ограничен. Однако есть много чего другого, что может вам пригодиться.В целом же визит прошел успешно. Пришельцев угостили мясом зажаренной свиньи и тропическими плодами. Было предложено и молоко, которое пили прямо из надрезанных кокосовых орехов, и весьма крепкий напиток, называемый по дереву, из коего он изготовляется, ава.У шлюпок на берегу офицеров поджидали в окружении группы туземцев и русских матросов два обросших европейца. Лицо одного из них, с продавленным носом, носило следы тяжелой формы сифилиса. Оба оказались моряками с некогда заходившего на остров в районе гавани Анна Мария английского корабля. То ли они сами бежали с судна, то ли были оставлены на берегу за какую-либо тяжкую провинность, Врангель из их путаных объяснений толком и не понял. Больным сифилисом оказался и второй, более здоровый с виду, моряк, назвавший себя Джеймсом Редоном.— Нет ли, капитан, врача на борту вашего корабля? — спросил Редон.Врангель ответил, что врач есть и он постарается оказать помощь.Пока шлюпки возвращались к стоявшему на якорях «Кроткому», Джеймс Редон сообщил Врангелю, что месяцев девять назад одно русское судно заходило в гавань Анна Мария, и его моряки, угрожая оружием, силой забрали из тамошнего селения всех свиней.— Да отчего же вы решили, что корабль был русский? — недоверчиво спросил Врангель. Насколько ему было известно, на Вашингтоновы острова после двадцатилетней давности визита сюда «Надежды» и «Невы» не заходил ни один русский корабль.— Я понял это по оставленным в подарок туземцам курительным трубкам, — пояснил Джеймс Редон. — Ни английские, ни американские моряки такими не пользуются.— Действительно «основательный» аргумент! — иронически хмыкнул Врангель.На борту корабля он тут же поручил доктору Киберу обследовать англичан и назначить им курс лечения. Поскольку же, как сообщил осмотревший бедолаг Кибер, у Джеймса. Редона болезнь была лишь в зачаточной форме, Врангель подумал, что этого моряка, изучившего, по его словам, язык островитян, можно использовать в качестве переводчика.
Жара по-прежнему донимала, и Врангель, откликнувшись на просьбу матросов, разрешил растянуть возле борта брига парусину и принимать в ней морские ванны.Ремонт корпуса шел своим чередом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
: доктор Лангсдорф Лангсдорф, Григорий Иванович (Георг Генрих) (1774—1852) натуралист и этнограф, действительный член Петербургской АН (с 1821), участник первой русской кругосветной экспедиции 1803—1806 гг., возглавлял русскую экспедицию во внутренние районы Бразилии (1821—1829 гг.).
был женат на его дочери, Фредерике Федоровне. Но во время поездки в город выяснилось, что Лангсдорфа в Рио нет и он находится где-то в бразильских джунглях в продолжительной научной экспедиции. Что ж, стало быть, не удастся, как было поручено, доставить в Петербург новые собранные Лангсдорфом обширные коллекции.Колеся по городу в наемном экипаже, Врангель и Матюшкин с удовольствием вспоминали, как радушно принимали офицеров «Камчатки» Григорий Иванович и Фредерика Федоровна.— А слуга-индеец в их доме, ты помнишь, что рассказывал о нем Григорий Иванович? — весело вопрошал Матюшкин.— Еще бы! — усмехнулся Врангель. — Доктор Лангсдорф представил его не без юмора.Было от чего развеселиться, когда Лангсдорф, указав на слугу в его доме, пояснил, что этот парень оставлен ему вроде как в наследство прежним российским поверенным Балк-Полевым, увлекавшимся антропологией и однажды попросившим португальского офицера, отъезжавшего в джунгли на борьбу с повстанцами, привести ему череп какого-нибудь покойного индейца. Офицер же привез этого парня и передал российскому поверенному со словами: «Делайте с ним, что хотите, но сами видите, его череп в прекрасном состоянии и в научных целях вам не найти лучшего экземпляра».— Тогда казалось смешным, — поправил себя Врангель. — Теперь же я вижу в этой шутке своеобразное отражение колониальной психологии португальцев.— А помнишь, Фердинанд, — взывал к памяти капитана Матюшкин, когда они проезжали мимо здания театра, — как повздорили здесь Литке с лейтенантом Филатовым?— Да, — пробурчал Врангель, — этот Филатов все плавание Федору Петровичу отравил.Пополнив запасы воды и продовольствия и поправив во время двухнедельной стоянки в Рио такелаж, в середине декабря Врангель вновь вывел бриг «Кроткий» в море и взял курс к мысу Горн.
На пути от чилийского порта Вальпараисо Врангель, по свойственному ему чувству самоконтроля, все чаще ловил себя на мысли, что им овладевает хандра и дурное настроение отражается на отношениях с матросами и офицерами: он непроизвольно, без особых на то оснований, мог повысить голос, вспылить.— Да что с вами, Фердинанд Петрович? — как-то участливо поинтересовался славившийся среди коллег своей невозмутимостью штурман Козьмин.— Не знаю, должно быть, утомила жара, — сознавая, что вновь погорячился по пустякам и был не прав, выдавил из себя Врангель.Поводов же для раздражения накопилось немало. Слишком долго из-за встречных ветров огибали мыс Горн. А выйдя из Вальпараисо, чуть не неделю впустую потратили на поиски неведомых островов, будто бы открытых американскими китобоями в Тихом океане.— Вы сами-то видели эти острова? — напрямик спросил он в Вальпараисо командира стоявшего в гавани американского фрегата.— Я не был там, — признался американец. — Но на наших китобойцах ходят опытные моряки, и у меня нет оснований не доверять им.— Что ж, проверим, — буркнул Врангель и, склонившись над показанной ему картой, на которой красными чернилами были помечены «находки» китобойцев, записал координаты двух островов.Увы, безмятежная, чистая, как стекло, морская гладь встретила корабль и ниже, и выше тропика Козерога, где должны были находиться отмеченные на карте острова. Штиль вновь задержал судно, а жара между тем становилась все ощутимее, и запас взятой в Вальпараисо воды таял катастрофически быстро.Теперь намеченная ранее остановка на острове Таити представлялась капитану недопустимой роскошью: придется опять отклоняться от прямого пути к Камчатке. Ближе по маршруту лежали Вашингтоновы острова. На одном из них, Нукагиве, имеется, по описанию заходившего на остров Крузенштерна, небольшая и очень уютная бухта, названная Крузенштерном портом Чичагова, — почти идеальное место для починки корабля. В последние же дни стало очевидно, что бриг надо срочно ставить на якорь в безопасном месте и заняться ремонтом: в трюме с пугающей скоростью прибывала вода.Стоя в вечерний час на палубе и следя взглядом за выпрыгивающими в воздух летучими рыбами и летящими одним курсом с кораблем фаэтонами, Врангель с некоторым нетерпением ожидал доклада мичмана Дейбнера, посланного в трюм, чтобы проверить приток воды. Дейбнер, самый молодой из офицерского состава, дальше острова Борнхольм на Балтике плаваний ранее не совершал, но был исполнителен и при каждом случае демонстрировал служебное рвение.Врангель все еще провожал взглядом полет краснохвостных птиц, примечая, что ниже к воде появились иные гостьи — с темным оперением, похожие на бакланов. Кажется, земля уже недалеко. По расчетам Козьмина, к Вашингтоновым островам они могли подойти нынешней ночью.— Господин капитан! — мичман Дейбнер появился почти неслышно, лицо его выражало плохо скрытую тревогу.— Слушаю вас, Адольф Леонтьевич, — с показным безразличием ответил Врангель.— За прошедшие сутки вода прибыла еще на четыре дюйма.Скверно, подумал Врангель. Раньше такое количество воды они набирали не менее чем в восемь дней.— Что с помпами? — отрывисто спросил он.— По-прежнему барахлят. Должно быть, неполадки в котлах.Неисправность помп обнаружилась, как обычно, в самый неподходящий момент.Отпустив мичмана, Врангель подумал, что течь в трюме скорее всего объяснялась необычной жарой последних дней, из-за чего верхняя часть корпуса рассохлась и начала пропускать воду в пазах. Ничего, в общем-то, страшного. На Нукагиве подлатаются. Если память ему не изменяет, Крузенштерн описывал жителей острова как людей добродушных и приветливых к иноземцам. Крузенштерн, правда, слышал от проживавших на Нукагиве европейских моряков, что у островитян есть одна неприятная черта: из всех блюд они более всего ценят мясо своих врагов. Но это можно, пожалуй, отнести к разряду морских баек, какими склонные к юмору люди любят потчевать доверчивых путешественников.
На рассвете, ориентируясь по карте острова, составленной Крузенштерном, Врангель при благоприятном пассатном ветре ввел бриг в неширокую горловину бухты Чичагова. Пока, следуя к бухте, корабль огибал остров на расстоянии трех кабельтовых от берега, у офицеров и матросов было достаточно времени, чтобы рассмотреть его. Заросли кокосовых пальм покрывали долины и горные склоны; с тысячефутовых каменных террас низвергались в море серебристые ленты рек и ручьев. В зрительную трубу можно было ясно различить кружащих над водой ярко окрашенных тропических птиц, и кроме них ничто не показывало признаков жизни: в этот ранний час населявшие остров туземцы, вероятно, спали.Капитан «Кроткого» приказал встать на якоря ближе к крутому восточному берегу гавани. От низменной северной стороны, где, по некоторым признакам, располагалось селение островитян, судно отделяли около ста пятидесяти саженей: даже если нукагивцы действительно миролюбивы, о мерах безопасности забывать не стоило.Появление в гавани корабля не осталось незамеченным. Не прошло и получаса, как к нему поспешили с берега на долбленых пирогах более сотни островитян. Подплыв к борту, мужчины предлагали для мены кокосовые орехи, грозди бананов и плоды хлебного дерева. Женщины, бесстыдно похлопывая себя по бедрам и поглаживая обнаженные груди, недвусмысленно давали понять, что и они кое-что могут предложить морякам.Среди островитян особенно выделялся рослый, лет двадцати пяти, мужчина с сильным мускулистым телом, с головы до ног покрытым затейливой татуировкой. Используя спущенный с борта канат, с помощью которого моряки осуществляли обмен товарами, представлявшими интерес для обеих сторон, он поднялся на палубу и, тыкая в грудь пальцем, назвал себя Гута. Нукагивец сунул Матюшкину, приняв его за старшего, лист бумаги, испещренный непонятными письменами, из коей Врангель уяснил лишь то, что этот Гута встречался с заходившими на остров иноземными моряками, доказательством чего и служит предъявленная им бумага.Бойкий туземец, объясняясь пальцами, выразил желание остаться на судне, чтобы помогать матросам и служить проводником во время походов на берег. Его круглое лицо так и сияло радушием и готовностью быть полезным иноземцам. И все же Врангель колебался.— Чего ты боишься, Фердинанд? — постарался убедить его Матюшкин. — Разве не видишь, что он из того же племени тихоокеанских канаков, каких мы встречали во время похода на «Камчатке» на Сандвичевых островах? А канаки по самой своей природе не способны причинять зло.После полудня Врангель, оставив старшим на судне лейтенанта Лаврова, в сопровождении Матюшкина и Дейбнера отправился на берег. Взятый проводником Гута вывел шлюпку к устью широкого ручья. Бурун не был сильным, и осмотр берега показал, что это место вполне подходит для забора пресной воды и заготовки дров.— Право странно, Фердинанд, — задумчиво оборонил Матюшкин, пока в сопровождении Гуты и трех вооруженных матросов они с Врангелем исследовали примыкающий к ручью берег, — такое славное местечко, и никого из жителей не видать.— Гута, — повернулся он к островитянину, — где селение?Федору потребовалась изобретательная игра знаками, чтобы донести до нукагивца смысл вопроса. Непроницаемое лицо островитянина тут же изобразило широкую улыбку, и, что-то тараторя на своем языке, он дал понять с помощью знаков, что дальше в лесу есть несколько хижин, а основное селение — в долине, за холмами.Ночь прошла спокойно, а утром на берег под командой Матюшкина был послан баркас с десятью вооруженными матросами для заготовки дров. Тщательный осмотр обшивки корабля подтвердил опасения Врангеля: от испытанной в тропиках жары смола вытекла и пенька едва держалась в пазах, что и стало причиной течи судна. По распоряжению капитана плотники тут же начали ремонт корабля. Чинить пришлось и поврежденные помпы.
К обеду вернулась с берега команда Матюшкина.— Все прекрасно, Фердинанд, — сообщил Федор. — Гута привел своих сородичей во главе со старшиной, его зовут Магедедо, и они помогли нам нарубить дрова и поднести их к шлюпке. Они только с виду свирепые, а на деле-то милейшие люди. Я расплатился с ними гвоздями, и они были счастливы. Просили позволения навестить корабль.Вскоре почтенного вида вождь Магедедо с более молодым спутником по имени Отомаго, оказавшимся сыном верховного жреца, подплыв на пирогах, поднялись на борт «Кроткого». Желая развить и укрепить добрые отношения, Врангель предложил гостям подарки — топоры, бисер, куски материи и постарался объяснить, что такими же подарками он готов платить островитянам за поставки на корабль продуктов питания.Туземцы охотно приняли топоры и даже азартно помахали ими в воздухе, будто собираясь рубиться с противником. Остальные же дары, к удивлению русских моряков, не вызвали у них ни малейшего интереса. Через сопровождавшего его сородича, немного говорившего по-английски, вождь Магедедо твердил, что тряпки им не нужны, а нужны ружья и порох. Но оружие и боеприпасы Врангель, следуя полученным в Петербурге инструкциям, обменивать на что-либо или дарить туземцам отнюдь не собирался.Гости, встретив отказ уважить их просьбу, надулись. Дабы не оставлять у них невыгодное впечатление о посещении корабля, Врангель велел позвать двух моряков-балалаечников и повеселить общество своей игрой. Обида тут же была забыта. Отомаго и Магедедо покачали от восхищения плечами и даже попробовали сплясать на палубе. А после обеда, устроенного в их честь в кают-компании, с умеренным, как положено, дегустированием спиртных напитков, дружеские чувства островитян по отношению к русским офицерам вознеслись на такую высоту, что вождь Магедедо и сын жреца никак уже не хотели покидать корабль без того, чтобы кто-либо из хозяев, желательно, разумеется, командир, не сопроводил их до селения.Врангель и Матюшкин отправились на берег в двух гребных лодках в сопровождении пяти вооруженных, как и офицеры, матросов.Селение располагалось в долине реки, той самой, если судить по карте Крузенштерна, которой капитан Лисянский дал имя Невка. Из-за сильного прибоя к берегу пришлось идти по пояс в воде. Оставив у шлюпок вооруженный караул, офицеры вместе с провожатыми двинулись к селению. Тропический лес дохнул на путников духотой и влажной сыростью. Ярко оперенные птицы пели в ветвях свои крикливые песни. Огромные папоротники колыхались по краям тропы; петли опутавших стволы лиан спускались к земле. Безотчетная тревога вдруг овладела Врангелем. Ему казалось, что кто-то невидимый в чаще леса караулит каждый их шаг. И он испытал явное облегчение, когда тропа вновь вывела к струившейся в тенистых берегах реке.У построенной из бамбука, крытой листьями легкой хижины офицеров встретил верховный жрец, или таца, как называли его островитяне, старик лет шестидесяти по имени Тогояпу, отличавшийся от своей полуголой и вооруженной копьями свиты не только роскошным, по понятиям островитян, нарядом, но и ожерельем из акульих зубов, опоясывавшим его шею. Когда церемония знакомства была завершена, Тогояпу протянул Врангелю своего рода рекомендательное послание, оставленное, судя по дате, капитаном английского купеческого корабля, побывавшего на острове семь месяцев назад. Англичанин воздавал должное гостеприимству местных: жителей и их честности в торговых сделках.— Если наша с вами торговля тоже будет успешной, — заявил жрецу Врангель, — вы тоже получите от меня бумагу с выражением благодарности. Но ее еще надо заслужить.Не теряя времени, жрец выложил русскому капитану, что бы он хотел получить взамен за съестные припасы. На первом месте вновь фигурировали оружие и порох.— Я понимаю, — вежливо ответил Врангель, — ваши нужды. Но на моем корабле, к сожалению, лишних ружей нет и запас пороха тоже ограничен. Однако есть много чего другого, что может вам пригодиться.В целом же визит прошел успешно. Пришельцев угостили мясом зажаренной свиньи и тропическими плодами. Было предложено и молоко, которое пили прямо из надрезанных кокосовых орехов, и весьма крепкий напиток, называемый по дереву, из коего он изготовляется, ава.У шлюпок на берегу офицеров поджидали в окружении группы туземцев и русских матросов два обросших европейца. Лицо одного из них, с продавленным носом, носило следы тяжелой формы сифилиса. Оба оказались моряками с некогда заходившего на остров в районе гавани Анна Мария английского корабля. То ли они сами бежали с судна, то ли были оставлены на берегу за какую-либо тяжкую провинность, Врангель из их путаных объяснений толком и не понял. Больным сифилисом оказался и второй, более здоровый с виду, моряк, назвавший себя Джеймсом Редоном.— Нет ли, капитан, врача на борту вашего корабля? — спросил Редон.Врангель ответил, что врач есть и он постарается оказать помощь.Пока шлюпки возвращались к стоявшему на якорях «Кроткому», Джеймс Редон сообщил Врангелю, что месяцев девять назад одно русское судно заходило в гавань Анна Мария, и его моряки, угрожая оружием, силой забрали из тамошнего селения всех свиней.— Да отчего же вы решили, что корабль был русский? — недоверчиво спросил Врангель. Насколько ему было известно, на Вашингтоновы острова после двадцатилетней давности визита сюда «Надежды» и «Невы» не заходил ни один русский корабль.— Я понял это по оставленным в подарок туземцам курительным трубкам, — пояснил Джеймс Редон. — Ни английские, ни американские моряки такими не пользуются.— Действительно «основательный» аргумент! — иронически хмыкнул Врангель.На борту корабля он тут же поручил доктору Киберу обследовать англичан и назначить им курс лечения. Поскольку же, как сообщил осмотревший бедолаг Кибер, у Джеймса. Редона болезнь была лишь в зачаточной форме, Врангель подумал, что этого моряка, изучившего, по его словам, язык островитян, можно использовать в качестве переводчика.
Жара по-прежнему донимала, и Врангель, откликнувшись на просьбу матросов, разрешил растянуть возле борта брига парусину и принимать в ней морские ванны.Ремонт корпуса шел своим чередом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48