Он медленно продолжал идти вперед, и неизвестно, чем бы кончилась схватка, если б из-за спины мичмана не выскочила услышавшая его крик и вовремя подоспевшая лайка. Остервенелый собачий лай обратил медведя вспять, и вскоре он скрылся за поворотом тропы.Вслед за обнаружившей что-то собакой Матюшкин подошел к камню, за которым сидел медведь. Там лежала свежая, еще не тронутая зверем нерпа. Должно быть, косолапый лишь недавно подкараулил ее на берегу и затащил сюда, чтобы полакомиться без помех. Да помешали, потому и был так сердит.Закинув нерпу на плечо, мичман пошел назад.Проводники-якуты молча сидели на камнях, покуривая короткие трубки-гамзы.— Что кричал там, кого встретил? — отрывисто спросил Бережной.— Медведя повстречал, добычу не поделили, — кинув нерпу на землю, небрежно ответил мичман.— Где ж хозяин?— Сбежал, а вот это мне оставил.Никто из спутников словно не обратил внимания, что он был без ружья и подвергался очевидной опасности, и это, как и их равнодушие к тому, что сам мичман считал подвигом бесстрашия, задело его. Бережной как будто все же испытывал угрызения совести, что не поспешил на помощь. Но сказал иное:— Пройти там можно?— Теперь можно.— Ты уверен, что за этим перевалом мы найдем чукчей? — грозно подступился купец к толмачу Мордовскому.— Да-да, — испуганно забормотал тот, — они там, за горой.Но и к вечеру, когда, пройдя опасной тропой через горы, вновь спустились в тундру, никаких признаков близкого соседства чукчей заметно не было.— Так где же они? — Из-за неудачных поисков то мамонтовой кости, а теперь чукотских становищ Бережной с каждым днем все более мрачнел.— Они здесь, где-то здесь! — хнычущим голосом ответил чуванец.— Ладно, — свирепо глядя на него, процедил Бережной, — завтра, прямым путем, мы возвращаемся через тундру в Нижнеколымск.Однако наутро, когда отряд, следуя долиной впадавшей в море небольшой речки, обогнул сопку, за ней открылся наконец чукотский лагерь — десятка два юрт, еще теплые, мерцавшие углями кострищи, валявшиеся на земле полуобглоданные оленьи кости. Но лагерь был пуст, и все говорило о том, что жители покинули его в большой спешке.— Может, они боятся нас и прячутся где-то рядом? — высказал догадку мичман. — Надо взглянуть окрест.Спешившись, он стал карабкаться на крутую горку, но прежде чем добрался до вершины, густой туман окутал землю, сделав невозможным обзор. Прозвучавший выстрел поторопил его вниз.Бережной дал команду идти дальше вверх по реке.
Несмотря на мучавший всех голод, продолжал пеший путь и отряд Врангеля. В пятнадцати верстах от последнего ночлега подошли к горному хребту. Быстрый ручей у его подножия кое-как, погружаясь в воду до пояса, перешли вброд и начали тяжелый подъем. Шедший впереди юкагир, достигнув вершины, осмотрелся и ликующе завопил:— Река, внизу река! Это Анюй.Его вопль подбодрил остальных, и, когда они встали рядом, юкагир показал на змеившуюся в долине ленту реки.— Я знаю это место, — торжественно заявил проводник. — Там, ниже по течению, стоит мой зимний балаган. А выше — селение Коновалово.К берегу реки подошли предельно усталыми. Сил хватило лишь на то, чтобы развести костер. Здесь и решили заночевать. Но попавший в родные края юкагир явно воспрял телом и духом. Выпив чай, он заявил, что пойдет к селению и принесет пищу. Часа через два вернулся, и по его виду Врангель понял, что проводник идет с пустыми руками.— Там никого нет, — обескураженно сказал юкагир, — все еще на летовьях. И кладовые пусты.Утром Врангель принял решение идти вниз по реке к Островному. На привале вновь варили лиственничные волокна. С тоской провожали голодными глазами летевшие высоко в небе, на юг, стаи гусей и уток.Островного достигли к вечеру, чтобы с горечью убедиться: судьба по-прежнему безжалостна к ним. И это селение оказалось покинутым жителями, ушедшими, должно быть, на покол оленей. В чуланах не нашлось ни черствой лепешки, ни заплесневелой юколы.— Они ждут оленей у Обромской горы, — сказал юкагир. — Я пойду туда.Обратно он вернулся на лодке, которую одолжил местный князек, с полтушей оленя, парой копченых оленьих языков и одной большой рыбой. Это было все, что удалось выпросить у князька. По словам юкагира, его народ голодает, люди едят толченые кости, коренья, варят оленьи шкуры.Подкрепившись и оставив кое-что про запас, Врангель с двумя якутами поплыл на лодке вниз по Анюю. До Нижнеколымска оставалось примерно три дня пути.
Уже ни у кого не было сомнений, что чукчи избегают встречи с пришельцами. На реке вновь попались поспешно брошенные юрты и еще не остывшие угли костров.Совсем рядом мелькнуло несколько оленей, и Матюшкин уже поднимал ружье, намереваясь подстрелить одного из них. Купец грубовато остановил его:— Бубенцы, что ль, не слышал? Это домашнее стадо. Подстрелишь — хлопот от чукчей не оберешься.У кряжа гор наткнулись на уходившую в сторону от реки, в распадок, дорогу. На ней обнаружились и старые, и свежие оленьи следы.— Однако здесь чукчи ездили.— Похоже, — согласился Бережной. — Только куда, к Берингову проливу? А нам зачем?— Думаю, ехать надо по дороге, — высказал свое мнение мичман. — Она может вывести на Анюй, к Островному.Но купец твердо стоял на своем: идти надо вверх по реке. Совершенно незнакомые с этой местностью якуты в замешательстве молчали.— Анюй там, за хребтом гор, — поставил точку на споре Бережной.Подъем в горы отряд начал при густевшем на глазах тумане. Тихо и мрачно было кругом. Лишь изредка покатятся вниз камни, сбитые копытами лошадей, и где-то над головой журчат ручьи, водопадами низвергающиеся с вершин.Какое-то время впереди еще можно было рассмотреть уходящие в тучи зубчатые утесы, но вскоре туман скрыл их.Сужаясь, тропа петляла, огибая уступ, а опустившаяся в ущелье молочная муть сгустилась до того, что всадники вынуждены были спешиться и вести лошадей на поводу.Проводник-чуванец, Бережной, а следом и Матюшкин достигли наконец плоской вершины и в замешательстве остановились. Куда же дальше? — гадали они. Впереди зияла заполненная клубами тумана почти отвесная пропасть. Подошли и якуты с караваном вьючных лошадей. Вид пропасти поразил и их. Ждать, пока туман рассеется, и поискать тогда продолжения тропы? Но от пропитавшей воздух сырости всех и без того бил озноб. Следовать назад? Слишком далеко, да и лошади измучены.Внезапно где-то рядом послышались стук копыт и хорканье оленей. Якуты уверяли, что промчавшиеся по их следам олени исчезли в проходе меж гор. Тщательные поиски вывели к узкой расщелине. Чуванец прошел по ней немного вперед и вернулся с клочком оленьей шерсти, которую нашел на одном из камней. Один за другим путники углубились в темный провал меж скал. Через полчаса вышли к самому гребню хребта. С трех сторон из тумана проступали вершины гор. Белая пелена не позволяла рассмотреть землю, но, глядя в свободную от каменных нагромождений сторону, Бережной уверенно заявил:— Там, внизу, уже тундра.Матюшкин лишь скептически хмыкнул: по его счислению, тундра лежала значительно дальше.Придерживаясь руками за валуны, начали осторожный спуск оленьей тропой вниз. Невозможность рассмотреть что-либо впереди наводила на всех почти мистический страх. Скользившие из-под ног камни летели в пустоту, и слышался отдаленный расстоянием плеск: вероятно, у подножия горы был водоем.Темнело, но до наступления ночи спуск в долину благополучно завершился, и путники оказались на берегу озера, в которое поблизости падал низвергавшийся со скал ручей. Изголодавшиеся лошади быстро отыскали траву. Не столь удачливы были люди: у них оставалось лишь несколько сухарей и по юколе на каждого.В одном из вьюков нашли запас сухих дров. Пламя костра осветило мрачное лицо Бережного. Кажется, подумал Матюшкин, купец всерьез засомневался, что они на верном пути.
Развеявшее туман утро позволило наконец-то без помех обозреть окрестности. Там, где Бережной ожидал увидеть открытую тундру, тянулся труднопроходимый кряж гор, и они замыкали долину со всех сторон.— Мы взяли не ту дорогу, — решительно высказался мичман. — Надо вернуться назад.Бережной горько рассмеялся. Взглянув на крутую оленью тропу, по которой в сумерках они спускались в долину, он отрицательно качнул головой:— Нет, обратно мы не пойдем. Я не хочу, чтобы лошади и мы сами сломали здесь шеи.Тучный луг в межгорной котловине насытил всю ночь кормившихся лошадей. В мышиных норах якуты раскопали дикий лук и съедобные коренья. Но голод продолжал мучить людей.Подъем другим путем в гору привел к невероятному открытию: впереди слышался грозный плеск волн, и в воздух поднимались пары морского тумана.— Я ошибся, — хмуро признал Бережной, исподлобья взглянув на мичмана. — А вы, кажется, были правы. Куда теперь?Вновь спустились в долину, и Матюшкин предложил идти по руслу впадавшей в озеро реки. Теперь уже никто не возражал ему. Еще одна ночь застала на дне каменного ущелья, и нечего кинуть в закипающую воду подвешенного над огнем котла. Якут Анисим тихо дернул Матюшкина за рукав, шепнул:— Отойдем в сторону, тойон.Вслед за якутом мичман пошел к пасущимся поблизости лошадям. Там, где их уже не могли видеть другие, якут вытащил из-под замшевой оленьей кухлянки небольшую утку.— Откуда она?— Подбил по дороге камнем. Съешь ее, тойон. Только ты можешь вывести нас. Тебе нужны силы.Взяв утку, мичман вернулся к костру и без раздумий бросил ее в общий котел. Хоть чуть-чуть голод был утолен. Якуты сгрызли и все кости.Ночь выдалась холодной, а утром пошел сильный снег. В поисках дров перетрясли все тюки, и тщетно. Чтобы отогреться и вскипятить чай, пустили на костер шесты от палатки. Русло реки в конце концов привело к распадку, и, следуя вожатому, караван начал подниматься наверх. Заночевать пришлось на вершине горы. Теперь не было и дров, и люди пытались согреться, прижимаясь к теплым бокам прилегших на снег лошадей.Спуск с седловины оказался опаснее подъема, и только вязкий сырой снег помогал тормозить и не скатиться в пропасть. Голод и неуверенность в том, что им суждено вернуться к родным домам, по-разному, как подметил Матюшкин, действовали на его спутников. Бережной, отойдя на привале от общей группы, вставал на колени и, осеняя себя крестным знамением, истово молился, взывая к Господу о заступничестве, милосердии и спасении их жизней. Якут Анисим что-то заунывно пел на своем языке. Другой прыгал и скакал по камням, производя впечатление человека, у которого «не все дома». Матюшкин же пытался изгнать черные мысли воспоминаниями о лицейских друзьях — о Кюхельбекере, всегда флегматичном добряке Дельвиге, о проказах стихотворца Пушкина... Как веселы и остроумны были их общие забавы!Шатаясь от слабости и подумывая, не пора ли, чтоб утолить голод, пристрелить одну из лошадей, добрели днем до гряды холмов и пошли наверх. Вера, что удастся вырваться из кольца гор, уже едва теплилась у заплутавших странников. Но что это темнеет внизу, на равнине?— Лес, лес! — раздалось почти одновременно из нескольких глоток.Подзорная труба позволила лучше рассмотреть небольшую рощу лиственниц. А невдалеке от нее видно и озеро.Напрасно подстегивали они лошадей, побуждая двигаться вскачь. Измученные животные, как и люди, плелись еле-еле.— Надо все же подстрелить одну. Конина подкрепит нас, — вернулся мичман к одолевавшей его мысли.— Нет, тойон, — возразил якут Анисим. — Они уже больны. У них плохая кровь. Мы тоже заболеем, если съедим их мясо.— Он прав, — подтвердил Бережной. — Только Бог поможет нам.Так дотащились до берега озера и без сил рухнули на покрытую снегом траву.— Анисим, — Матюшкин потряс уже засыпавшего якута, — где-то у нас была сеть. Надо забросить ее.Якут с трудом встал, осознав простоту и разумность этой мысли. Он распаковал один из тюков, достал сеть. Снял с лошадиной спины привязанную к ней легкую лодку — ветку и отнес ее к воде. Мичман передал ему сеть, и, отплыв подальше от берега, якут начал аккуратно опускать сеть в воду. Вернувшись, он вновь лег на землю и тут же уснул. Сон сморил и мичмана.Разбудило солнце. Поднялся один, другой... Встал и Матюшкин. Взглянул на часы: ого! Скоро и вечер. Сеть по-прежнему недвижно лежала на воде.— Анисим, — воззвал к якуту Матюшкин, — не пора ли проверить улов?В сети действительно кое-что оказалось: три крупных жирных чира, несколько сигов.— Господь помог! — рухнул на колени Бережной.Чуванец уже ожесточенно рубил ближнее дерево. Затрещал костер, и вскоре из котла пошел ароматный рыбный дух. Подкрепившись, повеселели и на отдохнувших лошадях поехали дальше. Теперь уже каждый верил, что смерть прошла стороной. К вечеру добрались до Анюя и на устье впадавшего в нее ручья стали располагаться на ночлег.— Гуси! — устремив глаза в небо, задумчиво сказал Бережной.— И сокол над ними кружит, — углядел Матюшкин.Примерившись, хищник камнем упал на одну из птиц. И что это? Смертельно раненый гусь стал стремительно расти, приближаясь к земле, и рухнул чуть не на головы изумленно наблюдавших эту картину путников. Подобрав мертвую птицу, Бережной благоговейно перекрестился:— Господь услышал наши молитвы. Помог опять!
В долине Анюя немилосердная прежде судьба, словно в награду за терпение, решила сторицей воздать страдальцам за испытанные ими лишения.Следующий привал устроили в тополиной роще, на мыске, образуемом при впадении в Анюй малой реки. Рядом — пышный луг, прекрасное пастбище для лошадей.— Рыба скатывается, уходит в ямы. Надо построить закол, — предложил один из якутов, и, согласившись с ним, дружно взялись за дело.Приток Анюя перегородили дровяным забором с небольшим отверстием внизу и против ловушки закрепили сеть. В ожидании разожгли жаркий костер: к ночи начало подмораживать. Солнце едва скрылось за холмами, и облака еще светились его отблесками. Не прошло и часу, как сеть стала дергаться и утопать в воде. Взявшись за канаты, вытащили ловушку на берег. Внутри все плескалось, кипело, рыбы прыгали вверх, пытаясь уйти на свободу. Улов оказался богат, и Бережной не поленился пересчитать пойманных рыб — их оказалось без малого двести: голец, муксун, чир... Досыта наевшись, вновь поставили сеть.Воспоминания о голодных муках еще были слишком свежи у каждого, и все стремились запастись впрок. За ночь ловушку опустошали несколько раз, через час-полтора. Место было выбрано фартовое: к утру общий улов составил почти тысячу штук. И только тогда позволили себе прилечь на отдых.Когда встали, Матюшкин заикнулся: не пора ли двигаться дальше? Запас пищи есть, голод им не грозит. И тут же град упреков посыпался на него: кто же уходит от своей удачи? И даже Бережной встал на сторону проводников.Днем рыба не пошла. Но ночной улов вдвое превысил результат предыдущей ночи. Рыбы было уже так много, что, посоветовавшись, единодушно порешили, что всю везти не стоит. Надо сделать склад, сайбу, и часть запасов оставить здесь. Быть может, этот пищевой склад спасет от голодной смерти семьи кочующих здесь чуванцев или юкагиров. А за сохранность рыбы при наступивших морозах можно не волноваться.Стоял самый конец августа, и Бережной вспомнил, что ныне день тезоименитства государя императора Александра I и надобно достойно его отметить. Якуты взялись поварить. Кроме отварной рыбы, сделали из нее шашлыки, малосолку. Приправили кушанья найденным на лугу диким луком и питательными травами. Жалели лишь, что запас водки кончился. Но и без нее молитвы в честь государя, Белого царя и Сына солнца, как называли императора якуты и юкагиры, звучали вслед за Бережным дружно и слаженно. В благодарность за усердие купец угостил проводников мешочками табака, который так и не удалось выменять на другой товар у чукчей.Едва двинулись на отдохнувших лошадях дальше, как обнаружили в роще чуванскую сайбу и в ней запас зимней одежды. Бережной перекрестился:— Бог слышит молитвы, спасает нас!Одеты были легко, по-летнему, и морозы начали основательно донимать. Для всех шестерых путников в сайбе нашлось по меховой кухлянке, паре рукавиц и теплой обуви из оленьих шкур. Взамен оставили в сайбе табак, порох и свинец и вбили рядом крест, указывающий направление к рыбному складу.
Морозы быстро крепчали, и притоки Анюя сковал лед. По ночам тонкий ледок образовывался и на большой реке. Вплотную подступавшие к ней горы вынуждали всадников иногда несколько раз на день переходить с одного берега на другой. Но вода заметно упала, и на шиверах это не представляло особых трудов.Уже и чуванская одежда недостаточно оберегала от холода, и, чтобы согреться, слезали с лошадей и шли рядом с ними пешком.Так добрались до юкагирского становища. Бережного и проводника-юкагира многие здесь знали, и гостям выделили, освободив ее, самую большую юрту. В теплом помещении, под укрывшим от непогоды пологом, сон был крепок как никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Несмотря на мучавший всех голод, продолжал пеший путь и отряд Врангеля. В пятнадцати верстах от последнего ночлега подошли к горному хребту. Быстрый ручей у его подножия кое-как, погружаясь в воду до пояса, перешли вброд и начали тяжелый подъем. Шедший впереди юкагир, достигнув вершины, осмотрелся и ликующе завопил:— Река, внизу река! Это Анюй.Его вопль подбодрил остальных, и, когда они встали рядом, юкагир показал на змеившуюся в долине ленту реки.— Я знаю это место, — торжественно заявил проводник. — Там, ниже по течению, стоит мой зимний балаган. А выше — селение Коновалово.К берегу реки подошли предельно усталыми. Сил хватило лишь на то, чтобы развести костер. Здесь и решили заночевать. Но попавший в родные края юкагир явно воспрял телом и духом. Выпив чай, он заявил, что пойдет к селению и принесет пищу. Часа через два вернулся, и по его виду Врангель понял, что проводник идет с пустыми руками.— Там никого нет, — обескураженно сказал юкагир, — все еще на летовьях. И кладовые пусты.Утром Врангель принял решение идти вниз по реке к Островному. На привале вновь варили лиственничные волокна. С тоской провожали голодными глазами летевшие высоко в небе, на юг, стаи гусей и уток.Островного достигли к вечеру, чтобы с горечью убедиться: судьба по-прежнему безжалостна к ним. И это селение оказалось покинутым жителями, ушедшими, должно быть, на покол оленей. В чуланах не нашлось ни черствой лепешки, ни заплесневелой юколы.— Они ждут оленей у Обромской горы, — сказал юкагир. — Я пойду туда.Обратно он вернулся на лодке, которую одолжил местный князек, с полтушей оленя, парой копченых оленьих языков и одной большой рыбой. Это было все, что удалось выпросить у князька. По словам юкагира, его народ голодает, люди едят толченые кости, коренья, варят оленьи шкуры.Подкрепившись и оставив кое-что про запас, Врангель с двумя якутами поплыл на лодке вниз по Анюю. До Нижнеколымска оставалось примерно три дня пути.
Уже ни у кого не было сомнений, что чукчи избегают встречи с пришельцами. На реке вновь попались поспешно брошенные юрты и еще не остывшие угли костров.Совсем рядом мелькнуло несколько оленей, и Матюшкин уже поднимал ружье, намереваясь подстрелить одного из них. Купец грубовато остановил его:— Бубенцы, что ль, не слышал? Это домашнее стадо. Подстрелишь — хлопот от чукчей не оберешься.У кряжа гор наткнулись на уходившую в сторону от реки, в распадок, дорогу. На ней обнаружились и старые, и свежие оленьи следы.— Однако здесь чукчи ездили.— Похоже, — согласился Бережной. — Только куда, к Берингову проливу? А нам зачем?— Думаю, ехать надо по дороге, — высказал свое мнение мичман. — Она может вывести на Анюй, к Островному.Но купец твердо стоял на своем: идти надо вверх по реке. Совершенно незнакомые с этой местностью якуты в замешательстве молчали.— Анюй там, за хребтом гор, — поставил точку на споре Бережной.Подъем в горы отряд начал при густевшем на глазах тумане. Тихо и мрачно было кругом. Лишь изредка покатятся вниз камни, сбитые копытами лошадей, и где-то над головой журчат ручьи, водопадами низвергающиеся с вершин.Какое-то время впереди еще можно было рассмотреть уходящие в тучи зубчатые утесы, но вскоре туман скрыл их.Сужаясь, тропа петляла, огибая уступ, а опустившаяся в ущелье молочная муть сгустилась до того, что всадники вынуждены были спешиться и вести лошадей на поводу.Проводник-чуванец, Бережной, а следом и Матюшкин достигли наконец плоской вершины и в замешательстве остановились. Куда же дальше? — гадали они. Впереди зияла заполненная клубами тумана почти отвесная пропасть. Подошли и якуты с караваном вьючных лошадей. Вид пропасти поразил и их. Ждать, пока туман рассеется, и поискать тогда продолжения тропы? Но от пропитавшей воздух сырости всех и без того бил озноб. Следовать назад? Слишком далеко, да и лошади измучены.Внезапно где-то рядом послышались стук копыт и хорканье оленей. Якуты уверяли, что промчавшиеся по их следам олени исчезли в проходе меж гор. Тщательные поиски вывели к узкой расщелине. Чуванец прошел по ней немного вперед и вернулся с клочком оленьей шерсти, которую нашел на одном из камней. Один за другим путники углубились в темный провал меж скал. Через полчаса вышли к самому гребню хребта. С трех сторон из тумана проступали вершины гор. Белая пелена не позволяла рассмотреть землю, но, глядя в свободную от каменных нагромождений сторону, Бережной уверенно заявил:— Там, внизу, уже тундра.Матюшкин лишь скептически хмыкнул: по его счислению, тундра лежала значительно дальше.Придерживаясь руками за валуны, начали осторожный спуск оленьей тропой вниз. Невозможность рассмотреть что-либо впереди наводила на всех почти мистический страх. Скользившие из-под ног камни летели в пустоту, и слышался отдаленный расстоянием плеск: вероятно, у подножия горы был водоем.Темнело, но до наступления ночи спуск в долину благополучно завершился, и путники оказались на берегу озера, в которое поблизости падал низвергавшийся со скал ручей. Изголодавшиеся лошади быстро отыскали траву. Не столь удачливы были люди: у них оставалось лишь несколько сухарей и по юколе на каждого.В одном из вьюков нашли запас сухих дров. Пламя костра осветило мрачное лицо Бережного. Кажется, подумал Матюшкин, купец всерьез засомневался, что они на верном пути.
Развеявшее туман утро позволило наконец-то без помех обозреть окрестности. Там, где Бережной ожидал увидеть открытую тундру, тянулся труднопроходимый кряж гор, и они замыкали долину со всех сторон.— Мы взяли не ту дорогу, — решительно высказался мичман. — Надо вернуться назад.Бережной горько рассмеялся. Взглянув на крутую оленью тропу, по которой в сумерках они спускались в долину, он отрицательно качнул головой:— Нет, обратно мы не пойдем. Я не хочу, чтобы лошади и мы сами сломали здесь шеи.Тучный луг в межгорной котловине насытил всю ночь кормившихся лошадей. В мышиных норах якуты раскопали дикий лук и съедобные коренья. Но голод продолжал мучить людей.Подъем другим путем в гору привел к невероятному открытию: впереди слышался грозный плеск волн, и в воздух поднимались пары морского тумана.— Я ошибся, — хмуро признал Бережной, исподлобья взглянув на мичмана. — А вы, кажется, были правы. Куда теперь?Вновь спустились в долину, и Матюшкин предложил идти по руслу впадавшей в озеро реки. Теперь уже никто не возражал ему. Еще одна ночь застала на дне каменного ущелья, и нечего кинуть в закипающую воду подвешенного над огнем котла. Якут Анисим тихо дернул Матюшкина за рукав, шепнул:— Отойдем в сторону, тойон.Вслед за якутом мичман пошел к пасущимся поблизости лошадям. Там, где их уже не могли видеть другие, якут вытащил из-под замшевой оленьей кухлянки небольшую утку.— Откуда она?— Подбил по дороге камнем. Съешь ее, тойон. Только ты можешь вывести нас. Тебе нужны силы.Взяв утку, мичман вернулся к костру и без раздумий бросил ее в общий котел. Хоть чуть-чуть голод был утолен. Якуты сгрызли и все кости.Ночь выдалась холодной, а утром пошел сильный снег. В поисках дров перетрясли все тюки, и тщетно. Чтобы отогреться и вскипятить чай, пустили на костер шесты от палатки. Русло реки в конце концов привело к распадку, и, следуя вожатому, караван начал подниматься наверх. Заночевать пришлось на вершине горы. Теперь не было и дров, и люди пытались согреться, прижимаясь к теплым бокам прилегших на снег лошадей.Спуск с седловины оказался опаснее подъема, и только вязкий сырой снег помогал тормозить и не скатиться в пропасть. Голод и неуверенность в том, что им суждено вернуться к родным домам, по-разному, как подметил Матюшкин, действовали на его спутников. Бережной, отойдя на привале от общей группы, вставал на колени и, осеняя себя крестным знамением, истово молился, взывая к Господу о заступничестве, милосердии и спасении их жизней. Якут Анисим что-то заунывно пел на своем языке. Другой прыгал и скакал по камням, производя впечатление человека, у которого «не все дома». Матюшкин же пытался изгнать черные мысли воспоминаниями о лицейских друзьях — о Кюхельбекере, всегда флегматичном добряке Дельвиге, о проказах стихотворца Пушкина... Как веселы и остроумны были их общие забавы!Шатаясь от слабости и подумывая, не пора ли, чтоб утолить голод, пристрелить одну из лошадей, добрели днем до гряды холмов и пошли наверх. Вера, что удастся вырваться из кольца гор, уже едва теплилась у заплутавших странников. Но что это темнеет внизу, на равнине?— Лес, лес! — раздалось почти одновременно из нескольких глоток.Подзорная труба позволила лучше рассмотреть небольшую рощу лиственниц. А невдалеке от нее видно и озеро.Напрасно подстегивали они лошадей, побуждая двигаться вскачь. Измученные животные, как и люди, плелись еле-еле.— Надо все же подстрелить одну. Конина подкрепит нас, — вернулся мичман к одолевавшей его мысли.— Нет, тойон, — возразил якут Анисим. — Они уже больны. У них плохая кровь. Мы тоже заболеем, если съедим их мясо.— Он прав, — подтвердил Бережной. — Только Бог поможет нам.Так дотащились до берега озера и без сил рухнули на покрытую снегом траву.— Анисим, — Матюшкин потряс уже засыпавшего якута, — где-то у нас была сеть. Надо забросить ее.Якут с трудом встал, осознав простоту и разумность этой мысли. Он распаковал один из тюков, достал сеть. Снял с лошадиной спины привязанную к ней легкую лодку — ветку и отнес ее к воде. Мичман передал ему сеть, и, отплыв подальше от берега, якут начал аккуратно опускать сеть в воду. Вернувшись, он вновь лег на землю и тут же уснул. Сон сморил и мичмана.Разбудило солнце. Поднялся один, другой... Встал и Матюшкин. Взглянул на часы: ого! Скоро и вечер. Сеть по-прежнему недвижно лежала на воде.— Анисим, — воззвал к якуту Матюшкин, — не пора ли проверить улов?В сети действительно кое-что оказалось: три крупных жирных чира, несколько сигов.— Господь помог! — рухнул на колени Бережной.Чуванец уже ожесточенно рубил ближнее дерево. Затрещал костер, и вскоре из котла пошел ароматный рыбный дух. Подкрепившись, повеселели и на отдохнувших лошадях поехали дальше. Теперь уже каждый верил, что смерть прошла стороной. К вечеру добрались до Анюя и на устье впадавшего в нее ручья стали располагаться на ночлег.— Гуси! — устремив глаза в небо, задумчиво сказал Бережной.— И сокол над ними кружит, — углядел Матюшкин.Примерившись, хищник камнем упал на одну из птиц. И что это? Смертельно раненый гусь стал стремительно расти, приближаясь к земле, и рухнул чуть не на головы изумленно наблюдавших эту картину путников. Подобрав мертвую птицу, Бережной благоговейно перекрестился:— Господь услышал наши молитвы. Помог опять!
В долине Анюя немилосердная прежде судьба, словно в награду за терпение, решила сторицей воздать страдальцам за испытанные ими лишения.Следующий привал устроили в тополиной роще, на мыске, образуемом при впадении в Анюй малой реки. Рядом — пышный луг, прекрасное пастбище для лошадей.— Рыба скатывается, уходит в ямы. Надо построить закол, — предложил один из якутов, и, согласившись с ним, дружно взялись за дело.Приток Анюя перегородили дровяным забором с небольшим отверстием внизу и против ловушки закрепили сеть. В ожидании разожгли жаркий костер: к ночи начало подмораживать. Солнце едва скрылось за холмами, и облака еще светились его отблесками. Не прошло и часу, как сеть стала дергаться и утопать в воде. Взявшись за канаты, вытащили ловушку на берег. Внутри все плескалось, кипело, рыбы прыгали вверх, пытаясь уйти на свободу. Улов оказался богат, и Бережной не поленился пересчитать пойманных рыб — их оказалось без малого двести: голец, муксун, чир... Досыта наевшись, вновь поставили сеть.Воспоминания о голодных муках еще были слишком свежи у каждого, и все стремились запастись впрок. За ночь ловушку опустошали несколько раз, через час-полтора. Место было выбрано фартовое: к утру общий улов составил почти тысячу штук. И только тогда позволили себе прилечь на отдых.Когда встали, Матюшкин заикнулся: не пора ли двигаться дальше? Запас пищи есть, голод им не грозит. И тут же град упреков посыпался на него: кто же уходит от своей удачи? И даже Бережной встал на сторону проводников.Днем рыба не пошла. Но ночной улов вдвое превысил результат предыдущей ночи. Рыбы было уже так много, что, посоветовавшись, единодушно порешили, что всю везти не стоит. Надо сделать склад, сайбу, и часть запасов оставить здесь. Быть может, этот пищевой склад спасет от голодной смерти семьи кочующих здесь чуванцев или юкагиров. А за сохранность рыбы при наступивших морозах можно не волноваться.Стоял самый конец августа, и Бережной вспомнил, что ныне день тезоименитства государя императора Александра I и надобно достойно его отметить. Якуты взялись поварить. Кроме отварной рыбы, сделали из нее шашлыки, малосолку. Приправили кушанья найденным на лугу диким луком и питательными травами. Жалели лишь, что запас водки кончился. Но и без нее молитвы в честь государя, Белого царя и Сына солнца, как называли императора якуты и юкагиры, звучали вслед за Бережным дружно и слаженно. В благодарность за усердие купец угостил проводников мешочками табака, который так и не удалось выменять на другой товар у чукчей.Едва двинулись на отдохнувших лошадях дальше, как обнаружили в роще чуванскую сайбу и в ней запас зимней одежды. Бережной перекрестился:— Бог слышит молитвы, спасает нас!Одеты были легко, по-летнему, и морозы начали основательно донимать. Для всех шестерых путников в сайбе нашлось по меховой кухлянке, паре рукавиц и теплой обуви из оленьих шкур. Взамен оставили в сайбе табак, порох и свинец и вбили рядом крест, указывающий направление к рыбному складу.
Морозы быстро крепчали, и притоки Анюя сковал лед. По ночам тонкий ледок образовывался и на большой реке. Вплотную подступавшие к ней горы вынуждали всадников иногда несколько раз на день переходить с одного берега на другой. Но вода заметно упала, и на шиверах это не представляло особых трудов.Уже и чуванская одежда недостаточно оберегала от холода, и, чтобы согреться, слезали с лошадей и шли рядом с ними пешком.Так добрались до юкагирского становища. Бережного и проводника-юкагира многие здесь знали, и гостям выделили, освободив ее, самую большую юрту. В теплом помещении, под укрывшим от непогоды пологом, сон был крепок как никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48