ГРУ! ГРУ братвой не занимается. Понял, фуфлыжник? И хватит дуру гнать. Кто завалил Пана?Резидент открыл рот и послал Артиста так далеко и с такими подробными-подробными объяснениями, как туда добраться, что я сразу поверил, что он и вправду подполковник.Его выходную арию прервал Боцман. Он оторвал от мотка кусок липучки и заклеил резиденту рот. Бросил Артисту:— Кончай его!Это была единственная фраза, которую Боцман произнес, и адресована она была не Артисту, а нам. Мы с Трубачом одновременно перемахнули через подоконник и нажали на кнопки японского собрата отечественного «Удара», направив приборы на Артиста и Боцмана, как пульты, которыми включают и выключают телевизоры. Из патрубков выскочили на пружинах металлические пластинки-электроды, и оба «телевизора» рухнули на ковер, довольно правдоподобно при этом дернувшись.Настолько правдоподобно, что я даже обеспокоился. Аккумуляторы мы из «Ударов», конечно, вынули, но вдруг в конденсаторах осталось что-нибудь от положенных по норме тысяч вольт и ребят шарахнуло по-настоящему? Но когда мы уволокли их в прихожую, Боцман притянул меня к себе, приподнял маску и шепнул на ухо:— У него в мини-баре «беретта».Я успокоился: если и шарахнуло, то не сильно.Мы вернулись в номер и, не обращая внимания на ошалевшего резидента, осмотрели стол, тумбочки и стенные шкафы. В одном из ящиков я обнаружил «Кодак» с набором объективов, а в платяном шкафу — фотоштатив с укрепленной на нем цейсовской стереотрубой, дающей, судя по размерам, не меньше чем стократное увеличение. Я установил штатив у окна и сразу понял, почему резиденту так понравился этот номер в отеле средней руки и даже без бассейна: в окулярах стереотрубы в просвете между кронами дубов и сосен были отчетливо видны угол виллы Назарова, фонари вокруг бассейна, белые столы и шезлонги у кромки воды. В одном из шезлонгов полулежал сам Назаров, перед ним стоял Розовский в «бермудах» и что-то доказывал, размахивая руками. От отеля до виллы было около километра, выражение лиц не просматривалось, но то, что разговор был горячий, не вызывало сомнений. Не без сожаления оторвался я от стереотрубы, поднял с ковра выпавший из руки Артиста нож и освободил резидента от пут, а заодно и от липучки. Бросил шнур Трубачу и кивнул в сторону прихожей:— Свяжи их.— Они в отключке, — возразил Трубач. — На час, не меньше. Фирма гарантирует.— А если раньше очухаются? В суд на фирму подашь?— Тогда уж и утащить сразу надо.— Давай, — согласился я и повернулся к резиденту:— Подстрахуйте нас, Леон.Если что, скажете: ваши гости слегка перебрали… Не дожидаясь ответа, я всунулся вслед за Трубачом в прихожую и помог ему спеленать Артиста и Боцмана. Связывать пришлось без дураков, на совесть, нельзя было допустить, чтобы резидент почуял неладное. Потом Трубач взвалил на спину Боцмана, а я Артиста, он был полегче. Двор мы пересекли без приключений, погрузили ребят в фургончик и заперли дверцу. Резидент наблюдал за нами с балкона. Он вернулся в номер на пару минут раньше нас, и когда мы вошли, уже стоял посреди номера и целился в нас из «беретты». «Беретта» была дамская, 22-го калибра, но держал он ее обеими руками, как какой-нибудь крупнокалиберный кольт или «магнум».— Стоять на месте! Руки за голову! — приказал он.— Ну вот, ни тебе здравствуйте, ни спасибо, — ответил я, подходя к мини-бару и доставая из него банку кока-колы. — А ведь мы вас только что от смерти спасли.И возможно — довольно мучительной. — Я с удовольствием отхлебнул из банки.— Стоять! — повторил резидент, сбитый с толку.— Хватит дурака валять. Пистолет-то у вас не заряжен.Он передернул затвор, патрон вылетел из казенника, и прежде чем его место в стволе занял другой, «беретта» уже была в руках Трубача и он даже успел подхватить у самого пола первый патрон. Это меня в нем всегда поражало. Понятно, Муха с его пятьюдесятью пятью килограммами — он выстреливал ими с быстротой эфы.А в Трубаче с его ростом в метр восемьдесят было не меньше девяноста килограммов. Медведь и медведь. Видно, правильно рассказывают бывалые охотники, что у медведя реакция, как у рыси.— Смотри-ка, заряжен, — сообщил Трубач и перебросил мне «беретту». Я разрядил ее, бросил патроны под кровать и вернул «беретту» резиденту.— Садитесь, Леон. И давайте спокойно поговорим.— Кто вы такой? — хрипло спросил он.— Я — Серж. А вы — мудак. Кто же держит оружие в баре? Любая горничная может наткнуться.— Запирается бар. Как вы на меня вышли?— Те двое вывели. Кореша Пана. Они пасли вас со вчерашнего дня. А мы — их. А вот как они на вас вышли — это мне было бы крайне интересно узнать. Кому вы передали информацию о Пане?Резидент не ответил.— Ладно, — сказал я. — Снимаю вопрос. И так знаю: Вологдину. И откуда вы ее получили, тоже знаю: в информационном центре ФСБ или МВД.Но вот чего я не знаю и хочу узнать: когда вы ее передали?Резидент продолжал молчать.— Кому вы передавали информацию о нас? — продолжал я. — Какую? Откуда вы ее получили?.. Так не пойдет, Леон. Мы пришли не в молчанку с вами играть. Вы что, не понимаете, в каком положении оказались? Вы провалились. С треском. То, что мы вас расшифровали, — полбеды. Но о вас знают люди Пана. Вы понимаете, что это для вас означает?— Вы не могли за ними следить, — проговорил резидент. — Ваше задание:Назаров. Доставить его в Москву.— Это — часть нашего задания. Вторая часть — обеспечить его безопасность. Что мы и делаем. От кого вы узнали о нашем задании?— От вашего руководства. Я встал. Кивнул Трубачу:— Пригляди за ним. А я пойду этих братков приведу. Пусть они с ним разбираются. Не хочет нам помочь — так хоть не будет мешать. И нам головной болью меньше — не нужно думать, куда их трупы девать.— Вы этого не сделаете! — сказал резидент. Я повернулся к нему:— А вы? Как бы вы поступили на нашем месте? Он не ответил.— Сука ты толстожопая! — сказал я ему. — На твое внедрение затратили огромные деньги. Тебе платят валютой за счет старух, которые месяцами пенсию не получают.А ты что делаешь? Жрешь, пьешь, на пляже валяешься, информацией торгуешь направо и налево! Из-за тебя, сука, нас чуть не перестреляли на вилле «Креон»! И после всего ты говоришь, что я этого не сделаю? Я это уже сделал!— Подождите, Серж! — остановил меня резидент уже у порога. — Я не торгую информацией, клянусь! Я сообщаю только то, что мне приказано и кому приказано!— Откуда ты узнал о нашем задании? Только не начинай про руководство, ты о нем даже понятия не имеешь!— Не буду. Успокойтесь, Серж. Я все расскажу. О вашем задании я узнал из разговора Вологдина и Розовского в баре «Бейрут». Я знал, где и когда они встретятся. И поставил «жучок» под столиком, за которым обычно сидел Вологдин. Я говорю правду, у меня есть пленка с записью этого разговора.— Как ты узнал об их встрече?— Перехватил звонок.— Где прослушка?— В прихожей, в электрощитке. Трубач вышел и через минуту вернулся с черной плоской коробочкой в руках.— ТСМ 0321, — сообщил он. — Мы видели такие в Никосии. Шедевр микроэлектроники. Бесконтактное подключение. Транслирует обоих абонентов.Дальность передачи — полтора километра.— Разбей, — сказал я. — Она ему больше не понадобится.Резидент побледнел:— Вы хотите меня убить?— Наоборот, спасти. А для этого тебе нужно держаться подальше от наших дел.Когда здесь появился Вологдин?— Дней десять назад. Мне было приказано информировать его об обстановке на вилле. Как и вас.— Когда ты ему передал наводку на Пана?— За два дня до вашего приезда.— Он сам ее запросил?— Да. Он приказал мне передать в Москву: «Пафос сгорел, срочно дайте другой контакт». В Пафосе была база Хруста, за день до этого его арестовал Интерпол.— Что ты сообщал Вологдину о нас?— Клянусь, ничего! Он сам знал о вас все. А я знал только ваше имя, день приезда и телефон для связи.— А потом нашел по телефону адрес и поставил нам два «жучка».Зачем?Резидент пожал плечами:— На всякий случай. Информация никогда не бывает лишней.— Бывает, — возразил я. — Не просто лишней, а опасной для жизни. Как ты связываешься с Москвой?— По системе «Интернет» с шифром.— Врет, — вмешался Трубач. — У его «Пентиума» нет выхода в «Интернет».— Этот компьютер связан с терминалом в моем офисе в Никосии. Через него я и вхожу в «Интернет».— Войди, — приказал я. — Запроси данные на Губермана.— Я передал вам всю информацию о нем, — напомнил резидент.— Я хочу в этом убедиться.— Пожалуйста… Он пошелестел клавиатурой, через пару минут на экране появился текст. Он был аналогичен тому, что резидент передал мне по телефону, но с точными датами пребывания объекта за границей. Я отметил: в Гамбурге Губерман был с 12 по 26 июня. После похорон Александра Назарова. Похоже, Док был прав: проводил самостоятельное расследование взрыва яхты.— Убедились? — спросил резидент.— Затребуй дополнительные данные. На мониторе появилась надпись на английском: «В допуске отказано».— Набери шифр.— Я его не знаю.— Послушай, Леон! Ты, похоже, решил, что уже выкрутился из этой ситуации.Нет, не выкрутился. И не выкрутишься, если еще хоть раз попытаешься вильнуть передо мной задом!— Но я не знаю шифра, клянусь! У меня есть дополнительные данные на Губермана. Но я получил их из другого места.— Откуда?— Из ФСБ. От моего старого друга, он каждый год приезжает ко мне в отпуск.Они в файлах моего никосийского терминала.— Вызывай.На мониторе замелькали таблицы. Наконец, появился файл «ГУБ». И текст:«Негласный сотрудник КГБ. Завербован в августе 1987г. В 1988г, прошел спецподготовку в центре „Альфа“. Присвоено звание младший лейтенант КГБ. В 1990г. — лейтенант КГБ. В 1994г. — ст, лейтенант ФСБ».Вон оно как.— Запроси центральную базу данных: Пастухов Сергей Сергеевич.На экране появилось: «Данных нет».— Перегудов Иван Георгиевич. «Данных нет».— Ухов Николай Иванович. «Данных нет».— Назаров Аркадий Назарович. «В допуске отказано». Резидент объяснил:— Это означает, что объект либо негласный сотрудник, либо находится в оперативной разработке.— Розовский Борис Семенович. «В допуске отказано».— Ельцин Борис Николаевич. «В допуске отказано».— Можешь выключить. Последний вопрос, Леон. Отнесись к нему очень серьезно.Тебе было приказано обеспечивать мне и Вологдину информационную поддержку. А ты лезешь во все дырки. Зачем?— Я хотел продать эту информацию Назарову.— Почему же не продал?— Я не могу встретиться с ним один на один. Все его контакты контролирует Розовский.— Чем тебе мешает Розовский?Резидент помедлил с ответом. На его смуглом бабьем лице со вздыбленными черными усами отражалась напряженная работа мысли.— Вы поймете. Сами. Чуть позже, — проговорил он. — Если позволите, у меня два вопроса. Вы сказали, что вас чуть не перестреляли на вилле «Креон». Вы случайно проговорились? Или?..— Или, — подтвердил я.— Значит ли это, что вы хотите, чтобы я сообщил об этом в Москву?— Значит.Трубач обеспокоенно взглянул на меня.— Пусть знают, — сказал я.— От меня потребуют доказательств. Я вытащил из кармана паспорт Вологдина и передал резиденту.— Перешли в Москву. Есть у тебя канал?— В экстренных случаях могу воспользоваться дипломатической почтой. У меня есть выход на посольство.— Вот и воспользуйся.Он раскрыл паспорт, некоторое время удивленно рассматривал сквозную дыру в ржаво-красном обводе, потом вдруг побледнел так, что лицо его из смуглого превратилось в серое.— Доказательство? — спросил я. Он закивал:— Да… да!.. Боже милостивый! Конечно, да!..— У тебя был еще вопрос, — напомнил я.— Был… Извините… Скажите, Серж, я могу рассчитывать, что обо всем этом — обо всем, что здесь произошло, — не станет известно в Москве?Я пожал плечами:— Это будет зависеть от того, насколько откровенным ты был с нами. И если выяснится, что не очень… — Я буду с вами откровенным. Совершенно откровенным. Вы спасли мне жизнь.Поверьте, я умею быть благодарным. Я дам вам информацию, за которую вам заплатят очень большие деньги.— Кто?— Назаров. Если вы сумеете встретиться с ним наедине.Резидент подошел к простенку между окнами, вынул из плетеного кашпо горшок с какими-то незнакомыми мне крупными розовыми цветами, приподнял цветы за стебли и извлек из-под земляного кома завернутую в полиэтилен коробочку с аудиокассетой.— Возьмите. Прослушайте до самого конца. Запись не очень чистая, но все поймете.— Вы не очень похожи на человека, который легко отказывается от больших денег, — заметил я, разглядывая кассету и пряча ее в карман.Резидент взглянул на меня глазами быка, которого тащат на бойню.— А на человека, который сам сует голову в петлю, я похож? — негромко спросил он.— Нам пора, — напомнил Трубач. — Очухаются эти, начнут шуметь.— Сейчас идем. Вот что, Леон. Завтра же уезжайте в Никосию. И носа сюда не показывайте. А еще лучше — ложитесь в больницу. На какую-нибудь операцию. Вам аппендицит вырезали?— Вырезали.— Ну, пусть еще раз вырежут. Или что-нибудь другое. Вам нужно начисто выйти из игры. На неделю примерно. Это для вас будет самое лучшее. И кончайте с привычкой хранить оперативные данные на бумажках.— Я просто не успел ее сжечь.— Это «просто» могло вам дорого обойтись. Не провожайте нас, мы сами найдем дорогу.— Ну что, вроде неплохо вышло, — заметил Трубач, когда мы спускались по лестнице. — Даже лучше, чем ожидали.Я согласился:— Намного лучше.Мы пересекли дворик и обомлели: фургончика не было. II «…Меня слышит… Всем, кто меня слышит… Пастух, Боцман, Док… всем, кто слышит… Я Муха, выйти на прием не могу… Фургон идет вверх к трассе Ларнака — Лимасол, Артист и Боцман в фургоне… Всем, кто слышит. Я Муха… на связи… Держусь за запаску, сильно трясет, выйти на прием не могу, руки заняты… Подъезжаем к трассе… Всем, кто меня слышит… Угонщик один… Вышли на трассу, свернули налево, к Лимасолу… скорость около сорока… Я Муха. Всем, кто меня слышит…»Едва прошли первые секунды обалдения после того, как я догадался включить рацию, мы с Трубачом, не сговариваясь, рванули вниз, к набережной, в надежде перехватить какую-нибудь машину. Но не пробежали и ста метров, как в глаза нам резанул свет фар и рядом осел на тормозах белый «кадиллак» хозяина «Трех олив».Док высунулся:— Быстро!И дал по газам, не дожидаясь, когда мы захлопнем дверцы. Из его рации, как и из моей, бубнил голос Мухи:«Идем под восемьдесят… проехали шестнадцатый километр… Всем, кто меня слышит… Я Муха, угонщик один, идем в сторону Лимасола…»Расстояние между нами увеличивалось, голос Мухи становился заметно тише.Посадка у «кадиллака» была такая, что на каждой ямке он царапался о дорогу всем днищем. А когда вывернули наконец на трассу и Док утопил педаль газа в пол, лимузин набрал шестьдесят километров в час, и на этой цифре стрелка застыла, как припаянная.— Да жми же ты! — заорал Трубач.— Все! Не идет больше! Здесь телефон, нужно звонить в полицию, пусть перехватят!— Нельзя! — возразил я. — Там Боцман и Артист, связанные, в масках.Засветимся."Всем, кто слышит… Я Муха… прошли двадцать второй километр… Тормозит!Сворачивает налево!.. Свора… Е!.."Я схватил рацию.— Муха! Я Пастух!.. Слышишь меня? Муха, что случилось? Я Пастух. Прием!..Муха, ответь. Я Пастух. Прием!В динамике некоторое время было тихо, потом раздался голос Мухи:— Слышу тебя, Пастух. Прием.— Что стряслось?— Запаска отвалилась, мать ее… И я с ней.— Где ты сейчас?— В кювете!.. Черт! Всю жопу ободрал. И ногу зашиб.— Где фургон?— Вниз идет, к морю. Там деревня какая-то, огни… Здесь указатель, сейчас подползу, гляну… Зараза, запаской по ноге садануло… Сейчас, Пастух… Есть, вижу.Кити. Деревня или поселок. Кити. Как понял?— Понял тебя. Кити. На трассу сможешь выползти?— Смогу.— Вылезай и жди. Оставайся на связи… Я переключил рацию на прием и неожиданно услышал в динамике мужской голос — сквозь сор помех и посторонних звуков:— Я Первый, вызываю «Эр-тридцать пять». Первый вызывает1 «Эр-тридцать пять». Прием!..Это был не Муха. И не Артист. И не Боцман — у Боцмана вообще рации не было.Что за дьявольщина?— Я Первый, вызываю «Эр-тридцать пять», — снова прозвучало в динамике. — «Эр-тридцать пять», как слышите? Прием!..— Угонщик! — догадался Трубач. — По своей рации говорит!Точно. Из наших рация была только у Артиста. Либо она все время была на связи, либо Артист каким-то образом исхитрился ее включить и теперь она работала как микрофон.— Я Первый, слышу вас. Отчаливайте и идите в сторону Лимасола. В двенадцати милях от вас рыбацкий поселок Кити. Посмотрите на карте. Как поняли? Прием!..— Разворачивайся! — приказал я Доку. — Жми в Ларнаку, в порт!— А Муха?— Потом заберем. Быстрей!— Правильно поняли, — вновь прозвучало в рации. — Подойдете к причалу, двигатель не глушить. Я буду вас ждать. Ходу вам минут сорок. До связи!..Дорога к Ларнаке шла под горку, и наш белоснежный «кадиллак» летел со скоростью аж шестьдесят пять километров в час. А на большее эта двадцатилетняя колымага была способна, только если сбросить ее с обрыва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45