Боевые командиры заранее сделали всё возможное для обеспечения связи, когда планировали оборону, кроме того, они разработали систему сигнализации посредством цепочек сигнальных флагов, подобную монгольской, как описал её Дзебу, которая позволяла им передавать простые приказы и сообщения через определённое расстояние. Кроме того, местные командиры каждого участка стены отвечали за свои решения.
- Вот пошли наши корабли, - сказал Мунетоки, с волнением указывая в направлении Хакосаки. Дзебу почувствовал, как у него что-то поднялось в груди, когда он увидел длинные низкие силуэты маленьких вельботов, выходившие навстречу врагу в портовую бухту. Это было похоже на то, как если бы сразу сто кобая ринулись в воду. Разглядывая маленькие корабли, Дзебу вспомнил, что к их построению приложил руку Моко и вдруг его прошибла дрожь: а где Моко? Его друг мог очутиться где-нибудь поблизости. Как мог один корабль спасти целый огромный флот?
Теперь морская гладь была вся усеяна парусниками вплоть до выхода из порта, причем это была ещё небольшая часть, корабли все еще выходили из-за горизонта. Теперь стало возможно рассмотреть сами корабли, Дзебу узнавал некоторые из них со времен своего пребывания в Китае. Стало ясно, что монголы присвоили себе всё, что было на плаву в портах Кореи и Китая. Здесь были и огромные семимачтовые океанские торговые сампаны с глубокими корпусами, ходившие между островами в южных и западных морях, и портовые джонки с бочкообразными корпусами и высокой кормой. Здесь были гружёные, с широким бимсом, и длинные лёгкие джонки, узконосые джонки и джонки с высоко поднятыми вверх носами, сампаны как с квадратной, так и с овальной кормой, с глубоким килем и плоскодонки, джонки с одной мачтой, с тремя и с пятью. Здесь же были двухсекционные лодки, построенные самим Кублай-ханом для передвижения по каналам китайских островов. Здесь было бесчисленное множество маленьких суденышек, сампанов, плотов из тростника, траулеров, каноэ и даже надувных плотов из кожи.
- Если бы я только мог выйти в море на одном из наших кобая! - неожиданно сказал Саметомо, стиснув кулаки.
- Даже и не думай об этом, - испуганно сказала Танико. - Тебе следует вернуться назад, в Камакуру, твое место не здесь. И конечно же, не в открытом море.
- Простите меня, мама, - сказал Саметомо, внимательно глядя на неё. - Я не вернусь назад в Камакуру.
- Саметомо, мы ведь уже говорили об этом, - сердито возразила Танико. - Ты не нужен здесь. Ты только прибавляешь забот нашему самураю, ему придется защищать ещё одного человека.
- Простите меня, мама, но ведь я сегун, - спокойно ответил Саметомо, - Мунетоки подбрил мне голову и завязал в узел волосы. Я мужчина. Я готов занять свое место среди воинов. Я бы не ослушался вас во многом другом, мама, но в данном случае я не могу вам подчиниться, потому что в вас говорит сердце простой матери, а не разум Ама-сёгун!
- Ты не прав! - спокойно возразила Танико. - Женщина-самурай посылает своего сына на битву с улыбкой. Ты правильно сказал, ты - сегун. Именно поэтому ты нужен в Камакуру, чтобы управлять страной.
- Я неопытен в руководстве. Кузен Мунетоки справится с этим лучше меня. Если я останусь здесь, то я смогу продолжить то, что вы начали вчера, мама. Войска будут сражаться ещё лучше, зная, что они делают это на глазах у сегуна.
- Ты предлагаешь мне вернуться в Камакуру? - сердито спросил Мунетоки. Дзебу подавил улыбку.
- Кузен, - сказал Саметомо, - я никогда не забуду, как вы вернулись после последнего нападения на нашу страну и рассказывали нам о том, как вам удалось победить монголов. Теперь окажите мне честь доложить вам о том же по окончании этой войны.
Мунетоки со смиренным видом повернулся к Танико:
- Мальчик хочет заслужить уважение самурая. Он не сможет заслужить его, находясь в Камакуре в качестве императора-ребенка. Кому-то одному из нашей семьи следует остаться здесь, чтобы вдохновлять наших людей. Мы с вами вернемся в Камакуру. Хотя прежде я хотел бы совершить рейд на одном из наших небольших кораблей.
- Очень хорошо, Мунетоки, - сказал Танико. - Тогда возвращайтесь в Камакуру. Но если Саметомо останется здесь, то и я тоже. И если он совершит какую-нибудь глупость, он ответит передо мной.
- Мама, - вздохнул Саметомо, - вы меня стыдите.
- Зато тебе не будет стыдно здесь всё время, пока ты будешь на берегу наблюдать ход сражения, а самураи будут видеть своего Верховного главнокомандующего, находящегося вне опасности. Но как только ты ступишь ногой на одно из этих маленьких суденышек, то по возвращении тебе действительно придется приготовиться к настоящему стыду. Потому что я буду стоять на берегу, ожидая тебя.
Её глаза сверкали гневом, Дзебу нашел это забавным, хотя для Саметомо это было страшным. Дзебу выглянул в окно и увидел нечто такое, что заставило его крикнуть:
- Смотрите!
Пламя охватило вражеские суда, их паруса почернели и обвисли, тёмно-серый дым клубами поднимался в воздух. У Дзебу и у всех, кто видел, что монгольские корабли вот-вот потонут, вырвался радостный крик. На этом расстоянии было трудно разглядеть кобая, они были очень маленькими. Но было ясно, что они были там, между вражескими судами, подходя к их бортам и поджигая их. Воздух озарялся яркими вспышками огня, раздавались раскаты, похожие на удары грома. Хуа пао, находившиеся на джонках, были брошены на помощь кораблям. Но пылало все больше и больше вражеских кораблей.
Сражение у входа в порт бушевало более часа. Дзебу снова и снова спрашивал себя: где Моко? Вскоре все пространство воды покрылось дымом, и уже не было видно флота, уходящего за линию горизонта. Впрочем, дым начал наконец рассеиваться. Дзебу смог увидеть, как низкие почерневшие призраки потянулись назад, к Хакосаки. Он попытался сосчитать их. Это было трудно сделать с такого расстояния, но казалось, что их было примерно около тридцати. Его душа успокоилась. Более сотни ушли. Горевшие джонки тонули. Но монгольский флот появился снова, заполняя все видимое пространство. Дзебу ожидал, что захватчики снова начнут заходить в порт, однако вместо этого ближние корабли начали поворачивать и уходить к острову Шинга.
- Они сделают попытку высадиться на Шинге и обойти стену, - сказал Мунетоки.
- Мне надо идти, - сказал Дзебу. Он низко поклонился Саметомо и Танико.
- Бой за остров Шинга уже закончится, пока вы попадёте туда, - запротестовала Танико.
- Он может затянуться на многие дни, моя госпожа, - сказал Дзебу, направляясь к лестнице. А затем тихим голосом, который никто другой не расслышал, сказал:
- Перестаньте пытаться защитить мужчин, которых вы любите.
- Последняя попытка защитить Саметомо дала мне возможность остаться возле тебя, - прошептала Танико. - Обещай мне, что ты не пустишь Саметомо драться. И обещай, что вернёшься ко мне.
- Обещаю! - шёпотом отвечал Дзебу. Он стиснул ее руку и вышел.
Глава 17
Красные и жёлтые огни слегка покачивались впереди в темноте, их было так много, что они казались звёздами в небе. Сильный, высокий голос разносился над водой - кто-то пел по-монгольски песню о молодом влюблённом, который скакал девяносто девять дней и девяносто девять ночей, чтобы соединиться со своей любимой, а нашёл лишь её могилу, на которой выросли дикие цветы. Эту песню Дзебу много раз слышал у лагерных костров на краю пустыни Гоби. Странно было слышать ее теперь в заливе Хаката, на галере «Летящее Перо», которая с тридцатью воинами на борту бесшумно, как летит журавль, скользила к монгольскому флоту. Ветра в эту ночь не было, поэтому галера шла на веслах, без паруса. Дзебу стоял в середине судна, одной рукой держась за мачту, а другой сжимая нагинату.
Был конец месяца, и узкий серп убывающей луны ещё только всходил, хотя после полуночи прошло уже много времени. Когда маленькая галера подошла ближе, борта монгольских сампанов с желтыми фонарями на носу и красными на корме поднялись над ней, как укрепления замков. Дзебу и его воины оказались перед заграждением из рыболовных сетей, которые были протянуты между стоявшими в ряд кораблями и увешаны колокольчиками, чтобы не только останавливать вражеские суда, но и предупреждать об их приближении. Хаяма Сакагура, сын Моко, стоял на корме «Летящего Пера», крепко сжимая обеими руками древко нагинаты, очень длинное и прекрасно отточенное лезвие которой, изготовленное из самой лучшей стали, было таким, как у меча. Гребцы - тоже вооружённые самураи - ударами весёл удержали маленькую галеру на месте. Сакагура три раза взмахнул нагинатой. Большой квадратный кусок сети бесшумно упал в воду, и «Летящее Перо» проскользнуло через преграду. Мунетоки, стоявший за спиной Дзебу, облегченно вздохнул.
Вдали послышался крик, и в воздухе пронеслись горящие стрелы. Галера-кобая, плывшая вдоль сети севернее «Летящего Пера», загорелась. Должно быть, они задели колокольчики, когда пытались пройти сеть, подумал Дзебу. На фоне огня были видны фигуры людей, прыгавшие с галеры в воду. Это отвлечет врага и облегчит остальным участникам вылазки путь через заграждение.
Ночь была жаркой и сырой, и потому даже на воде воздух был густым и неподвижным. Как только «Летящее Перо» оказалось среди монгольских кораблей, люди на нем почувствовали тошнотворную вонь - смесь запахов лошадей, немытых тел, мусора, гниющего мяса и человеческих нечистот. Огромный флот быстро отравлял залив. «Мясоеды немытые!» - проворчал Мунетоки. Их кобая двигалась теперь вдоль борта двухмачтового сампана. Сперва люди Дзебу гребли, потом дали течению нести себя и наконец оказались у самой середины вражеского судна, где его борта были ниже всего. До Дзебу доносились с палубы голоса врагов, разговаривавших между собой на незнакомом ему языке - он догадался, что это был корейский. Потом он услышал, что лошади у противоположного борта забили копытами и одна из них фыркнула. Теперь его люди должны действовать быстро: похоже, лошади почуяли их и сейчас поднимут шум. Дзебу отодвинулся от основания мачты, освобождая место для двух самураев, которые с быстротой людей, выполняющих привычную работу, размотали канат и вынули закреплявшие ее на месте деревянные гвозди и планки. Другие воины из команды направили падение мачты с помощью привязанных к ее вершине канатов. Она с громким стуком упала на край вражеского борта, и пронзительный тревожный крик разорвал воздух сырой ночи.
Это была третья ночь с того дня, как флот Великого Хана появился в заливе Хаката. Каждую ночь галеры отплывали от берега, проникали в глубину вражеского строя, вклиниваясь среди больших кораблей, и с помощью откидывающихся мачт, которые изобрел Моко, сцеплялись с монгольскими сампанами. Перерезав всех вражеских воинов и моряков, до которых они могли добраться, японцы поджигали вражеские корабли и спасались бегством - или пытались спастись. Каждую ночь половина отплывших галер не возвращалась назад.
«Ничего, когда враги перебьют всех воинов, не способных к этому делу, мы будем терять меньше галер», - беспечно сказал сын Моко, когда Дзебу договаривался, что отправится вместе с Мунетоки в ночной налет на «Летящем Пере». Дзебу посчитал это замечание жестоким, но ничего не сказал: Сакагура считался лучшим из капитанов галер и поэтому был больше всех способен привезти Мунетоки назад невредимым, всё остальное не имело значения.
Дзебу не виделся с Моко до этого дня. Вышло это так: когда монгольский флот приплыл к этим берегам, военные сампаны врага погнались за разведывательным кораблем Моко и заставили его укрыться в скалах, находившихся в одном дне пути к северу от залива Хаката. Сам Дзебу до этого утра участвовал в том яростном бою, который закончился изгнанием монголов с острова Шинга. Этой ночью Моко смотрел, как «Летящее Перо» отплывает из Акодзаки, и его глаза сияли от гордости за сына.
Сакагура пообещал, что предоставит Дзебу и Мунетоки право быть первыми на вражеском корабле. Дзебу крепче сжал в ладонях рукоять нагинаты и поставил свою босую ногу на мачту, лежавшую теперь наклонно. Но тут неожиданный толчок локтем в ребра отбросил его в сторону, и Мунетоки стал, подтягиваясь на руках, взбираться по мачте впереди него. Регент Страны Восходящего Солнца так же, как самый низший по званию и младший по возрасту из его самураев, не смог противиться желанию первым броситься на врага. Подавив свой гнев, Дзебу стал тем же путем подниматься вслед за ним: он был обязан защищать регента во время этой вылазки.
Перед его глазами мелькнул Мунетоки, опускающий меч на спину пронзительно кричавшего моряка-корейца. Описав широкую дугу нагинатой, Дзебу бросился к маленькому фонарю возле двери кормовой каюты, схватил его и расплескал горящее масло по палубе. Монгольские солдаты стали подниматься наверх, размахивая мечами, копьями и луками со стрелами, но самураи уже овладели палубой и убивали их, как только те вылезали из люков. На корме корабля вспыхнул еще один пожар. «Если здесь есть хоть одна крупица чёрного пороха, мы все взлетим на воздух вместе с ними», - подумал Дзебу.
Моряки-корейцы, поняв, что их корабль уже невозможно спасти, стали прыгать за борт. Монгольские солдаты были упрямее - или в более безнадёжном положении, потому что мало кто из них умел плавать. У них не было выбора: им оставалось сражаться. Примерно двадцать из них сумели построиться в ряд на палубе и теперь непрерывно стреляли по нападавшим из луков с меткостью, говорившей о хорошей подготовке. Дзебу одним прыжком оказался на краю борта, ухватился за свободно свисавший конец одной из снастей, обвязал его вокруг своей левой руки и спрыгнул ногами вперед прямо на лучников, сбив с ног ближайших, а остальных убил или разогнал ударами нагинаты. Самураи бросились на монголов. Длинные мечи японских воинов сверкали в свете пожара, как факелы. Мунетоки был впереди, и огромный монгол, успевший подняться на ноги, целился копьём в грудь регента. Дзебу, вращая нагинату над головой, кинулся на великана и обрушил удар на его шею. Отрубленная голова скатилась в темноту за бортом. Мунетоки успел поклониться в знак благодарности, прежде чем отрубил голову другому монголу ударом меча, который сжимал обеими руками.
Монголы просто не привыкли сражаться пешими и в тесноте, подумал Дзебу. Сакагура закричал: «Воробей! Воробей!» - это был сигнал уходить с вражеского корабля, и самураи стали прыгать в воду или спускаться по мачте «Летящего Пера». Скоро все оставшиеся в живых участники налета были на борту галеры. Удалось сохранить даже мачту: четыре человека из команды установили её на прежнее место. Гребцы оттолкнулись веслами от борта, и «Летящее Перо» понеслось по заливу к Хакосаки.
Пламя горящих кораблей далеко осветило флот захватчиков. Раздался грохот: один из стоявших вдали кораблей взорвался. Ещё одна команда галеры погибла, мрачно подумал Дзебу, слушая одобрительный возгласы стоявших вокруг него людей Сакагуры. Хуа пао, находившиеся на палубах сампанов, стреляли с громким гулом, горящие стрелы с шипением неслись по воздуху. В свете пожаров вдали стал виден корабль, рядом с которым окружавшие его сампаны казались карликами перед великаном. Он был от носа до кормы увешан знаменами и весь выкрашен китайской киноварью, как кровь. На парусе передней мачты была нарисована огромная голова тигра с оскаленными клыками. Это был флагманский корабль Аргуна Багадура, «Красный Тигр». «Интересно, знает ли Аргун, что я не погиб от его стрел в Осю», - подумал Дзебу. «Красный Тигр» был окружен кольцом меньших по размеру боевых сампанов. Пробиться к нему было невозможно.
«Ненавижу ли я его? - спросил себя Дзебу. - Хочу ли я отомстить за всё, что он сделал со мной?» Заглянув в своё сердце, монах-воин с облегчением обнаружил, что не чувствует ненависти. Аргун был для него чем-то вроде опасного хищного зверя - вроде тигра со своего паруса. Можно чувствовать себя обязанным уничтожить тигра, но его нельзя ненавидеть так, как ненавидишь лживого человека вроде Хоригавы. Аргуном можно даже восхищаться и находить в нём своеобразную красоту, как находят её в тигре. Ощущение глубинной сути вещей - сила монахов братства зиндзя - подсказывало Дзебу, что его вражда с Аргуном - часть порядка мироздания и обусловлена тем вечным законом, о котором говорил Тайтаро.
Раздался оглушительный грохот, и пламя сверкнуло на соседнем с ним сампане. Что-то круглое и чёрное пронеслось по воздуху, оставляя за собой след из искр. Дзебу затаил дыхание: упадёт оно на «Летящее Перо» или нет? Снаряд упал в воду далеко слева от галеры и взорвался, подняв огромный фонтан. Один из воинов, стоявших возле Дзебу, вскрикнул и упал, держась рукой за ухо, из которого текла кровь. Эти летающие куски металла - самая опасная часть монгольских огненных шаров, подумал Дзебу. Но хуа пао плохо попадали в цель, когда находились на кораблях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57