Глаза его были непроницаемы, как гранит. В них не было ни следа чувства. Они смотрели на неё и ничего ей не говорили - и этим говорили всё. «О нет», - подумала она. Пустота в яме её живота обернулась опускающимся железным шаром. Безрадостные серые глаза сказали ей, что он не счастлив быть здесь, что он не хотел приходить к ней, что он ненавидит её.
Он говорил теперь, тонко скрыв презрение в завитках бороды и усов.
- Моя госпожа, вызов кем-то, столь возвышенным и сильным, как вы, большая честь для низкого монаха. - Голос был грубее, чем она помнила, но тише. Звук его поверг её в трепет. - Я не могу найти тишины нигде в мире, и я больше привычен к звону стали о сталь, чем к звону монастырских колоколов. За каждую ночь, что я проспал в монастыре, я провел сотню ночей на голой земле. Что касается вашей столицы, то это сильный и страшный город, достойный самураев. И грандиознейшее из его сооружений - ваша резиденция, моя госпожа, замок сегуна. Особняк семьи Шима, где я оставил вас так давно, перед тем как присоединиться к господину Юкио для борьбы на его стороне в Войне Драконов, был великолепным дворцом. Но этот замок затмевает его совершенно. Моя госпожа поднимается всё выше в этом мире!..
Он никогда не прощал ей ее честолюбия. Все, кто были в комнате, уставились на Дзебу. Он совершал проступок, упоминая Юкио, чья репутация была пока запятнана здесь, в Камакуре. Она была уверена, что этим Дзебу напоминает им, что он боролся вместе с Юкио до конца и не забыл этого.
- Моя госпожа, мы совершили путешествие на такое большое расстояние в такое короткое время, - заикнулся Моко. - Мы не ели весь день. Не будет ли лучше встретиться снова, когда мы освежимся?
Милый Моко старался защитить Дзебу, обвиняя в его неприязни усталость. Это заставило её засмеяться вопреки ее печали.
- Не будь нелепым, Моко! Мы только начали разговор, - сказала она.
- Мои извинения, госпожа Танико, - сказал Дзебу, всё так же пристально глядя на её ширму. - Конечно, имя Муратомо-но Юкио никогда не должно упоминаться в этом замке.
Это подразумевало, что она одобряет преследования и смерть Юкио. Танико не могла ответить на обвинение перед членами Совета, потому что это требовало критики Хидейори, которого ей, как приличной вдове, следовало защищать. Но она не могла позволить обвинению остаться без ответа.
- Я принимаю твое извинение, монах Дзебу, - сказала она самым ласковым тоном, на какой была способна. - Твоя верность своему другу и господину в течение столь многих лет похвальна. - Она осторожно выбрала эти несколько слов. - Спор между моим господином Хидейори, бывшим сегуном, и его братом, командиром Юкио, был большой печалью для меня, и я никогда не понимала его причины. Сейчас, когда оба ушли, пусть ссора будет похоронена вместе с прахом моего мужа в гробнице Хачимана. Пусть оба господина запомнятся только как два величайших героя клана Муратомо. Пройдёт время, и мы забудем причины их кровавой ссоры. Мы помним с уважением всех великих воинов Страны Восходящего Солнца, и могущественнейших воинов из семьи Такаши мы помним так же хорошо, как тех, кто был убит ими. Если бы только все наши герои были живы сегодня, мы могли бы не бояться больше никаких ужасных врагов нашей нации, когда-либо известных.
Сообщение, думала она, было достаточно ясно: «Я тоже симпатизировала Юкио. Видишь, я публично назвала его командиром, титулом, запрещенным Хидейори. Давай забудем все прошлые обиды. Я не обвиняю тебя в смертях Хидейори, или Кийоси, или Ацуи. Мне нужна твоя помощь!»
Ответ горько разочаровал Танико. Она надеялась на поддержку его любви. Вместо этого, если она хочет иметь его возле себя, она должна будет смириться с его презрением. Она чувствовала себя так, как будто землетрясение раскололо землю и она падает в трещину. Это положение было невозможным. Они должны прийти к какому-нибудь доброму соглашению, даже если он больше не любит её. Она понимала, что она в долгу перед ним за годы испытаний, когда она обидела его, отослав прочь после его признания в убийстве Кийоси, и что она должна быть терпеливой теперь. Она может немного потерпеть его насмешки. Может быть, если они поговорят одни, она сумеет мирно поладить с ним.
- Зиндзя - почтенные самураи, как расценивалось в наших древних сказаниях, - сказала Танико. - Я надеюсь, что знания зиндзя и самураев соединятся, что поможет нам выиграть эту войну. Я хотела бы теперь обсудить это с шике Дзебу. Я не задерживаю остальных, кроме тебя. - С формальными приветствиями к Моко, Цумиоши, её членам Совета и множеству придворных женщин, она освободила Сиреневый Зал. Из-за возможности чьего-нибудь появления она осталась за своей ширмой, хранимая пожилой «женщиной-в-ожидании», чьей осмотрительности она доверяла.
- Подойди ближе, Дзебу, - сказала она. - Теперь, когда мы одни, тебе не нужно сидеть так далеко. - Он плавно поднялся и, наполовину сократив расстояние между ними, опустился на колени опять. «Ни один мужчина не двигается так грациозно», - подумала она. Самураи выглядели по сравнению с ним как переваливающиеся утки. Она испытывала к нему непреодолимое влечение и не могла оторвать глаз от его длинных коричневых рук.
- Что моя госпожа хочет от меня? - спросил он тем хриплым тихим голосом, который вызывал у нее дрожь.
Она заставила свой ум заняться делом и повиноваться.
- Мы знаем, что монголы будут атаковать где-то вдоль западного побережья. Военачальники бакуфу готовы нас защищать. Ты можешь помочь им, научив всему, что ты помнишь из своих лет борьбы против монголов. Ты можешь рассказать им, как тренировать наших людей. Ты сам можешь организовать школу, в которой самураи смогуг изучать новые тактики. Разбросанные по всем островам, должны ещё остаться самураи, которые воевали вместе с тобой и Юкио в Китае и Монголии. Ты должен найти их и сделать учителями в этих школах.
- Немного осталось из них, моя госпожа, - сказал Дзебу холодно. - Только около трёхсот воинов вернулось с нами из Китая. Многие из них убиты во время Войны Драконов. Ещё больше умерло, когда твой благородный муж развязал войну против тех, кто оставался верен господину Юкио.
- Хорошо, ты расскажешь всем, кто поддерживал господина Юкио, что прошлое не имеет никакого отношения к делу и что их народ нуждается в них сейчас, - сказала Танико, отчаиваясь, так как видела, что Дзебу не собирается оставить в покое вопрос о Юкио. - Если правила Ордена позволяют, я хотела бы, чтобы ты также тренировал наших людей в военных искусствах зиндзя. Под этим я подразумеваю как философию зиндзя, так и специальные технические приемы. Исходя из того, что ты рассказывал мне об этом раньше, я уверена, что философия зиндзя была бы весьма ценной для самураев. - Она дала понять Дзебу обворожительной улыбкой, что она надеется, на мгновение забыв о ширме между ними и прокляв её, когда вспомнила. - Возможно, ты также сможешь помочь нашим командирам в планировании, - продолжала она. - Монголы могут атаковать где угодно, вдоль побережья Кюсю или Хонсю, и эту ужасно длинную линию надо защищать. Наши силы будут растянуты так тонко, что атака монголов будет как удар кулака сквозь бумажную стену.
- Тогда я советую тебе построить стену из камня, - сказал Дзебу.
- Каменную стену вдоль всех берегов обоих островов? Невозможно!
Дзебу тряхнул головой.
- Будет необходимо построить её только вокруг бухты Хаката. Там, где монголы будут высаживаться.
- Как можешь ты быть уверен в этом?
- Им нужна очень большая гавань, чтобы дать пристанище огромному флоту. Гавань должна быть закрытой, как порт для погрузки на корабли, и удобной - так как их корабли, уже перегруженные людьми к лошадьми, не могут возить запасы провизии на долгий путь. Место высадки должно быть также достаточно закрыто от центра страны, так что монголы должны будут пройти без боя сквозь целый остров Кюсю или вниз через горы Хонсю, чтобы прийти к Дому Провинций и в Хэйан Кё. Есть только одна гавань, которая отвечает всем этим условиям, - Хаката.
- Если мы поставим все наши войска на защиту, монголы надёжно обучат свои, - сказала Танико. Разговор собирался стать лучше. Озлобление ушло, когда они стали обсуждать насущные проблемы.
- Они будут высаживаться тихо, даже если будут знать, что мы их ждем. Они будут уверены, что разобьют нас. Проницательный стратег попытался бы высадиться в нескольких местах, но, когда человек принадлежит к обширной империи Кублай-хана, он рассчитывает победить, бросая все свои войска против всех вражеских войск в одном огромном столкновении. Такой человек имеет чрезвычайно высокое мнение о своей собственной силе, идя на авантюру, подобную этой.
Танико увидела в памяти улыбающееся лицо Кублай-хана. Это был человек, перед которым народы трепетали со времени, когда он был маленьким мальчиком. Человек, который мог мечтать о сооружении собственной зеленой горы, чтобы высадить на ней по одному дереву каждого вида со всего мира. Дзебу был прав: такой человек мог бы, вероятно, высадить свои войска в бухте Хаката, потому что она соответствовала его выгодам, даже если каждый воин в Стране Восходящего Солнца ждёт этого от него.
- Ты думаешь, что мы можем действительно победить, Дзебу? - спросила она озабоченно. - Ты единственный воин из всех вокруг меня, кто имеет какое-то мнение относительно реальной силы монголов.
- Они не в состоянии вести войну, какую они предпримут, - сказал Дзебу. - Пока Кублай-хан пробует провести наиболее трудную и рискованную из всех военных операций - вторжение через открытый океан. Его возможность прислать подкрепление будет ограничена, особенно если его флот будет оставлен на якоре у наших берегов. Если мы сможем удержать его армию у водной черты, им понадобятся их корабли как база для операций. Они не смогут послать корабли назад, чтобы перевезти побольше войск. Вот почему я предлагаю стену. Сможем ли мы так победить, никто не сможет сказать. Здесь также много ненадежного. Мы, зиндзя, верим в единый бросок в бой со всей энергией, не заботясь о том, кто побеждает или проигрывает.
- Если они победят, я не намерена жить, - сказала Танико.
- Я знаю, - сказал Дзебу с улыбкой. - Ты возьмёшь лук и стрелы в руки и умрёшь в огне.
Момент был почти товарищеский. Думая о стене, которую он предлагал, она вспомнила полуразрушенную Великую Китайскую Стену, где они стояли вместе на ветру и смотрели на север, на страну, которая взрастила монголов. Лампы в Сиреневом Зале горели тускло, и «женщина-в-ожидании», которая была в почтенном возрасте, казалась спящей.
- О Дзебу, когда ты говорил о стене, я не могла не вспомнить время, когда ты и я смотрели на Великую Стену вместе. Мы были вместе потом так много, и много лет были порознь, и я никогда не была счастлива - ни прежде, ни с тех пор. Ты должен помнить. Это счастье вернулось теперь. Мы снова вместе. Мы можем быть счастливы!
Её голос запнулся. Дзебу долго молча смотрел на нее. В глубине гранитных глаз она чувствовала вулканический огонь. Коричневые руки, опиравшиеся о бедра, были напряжены. Наконец он сказал:
- Я готов служить тебе, моя госпожа, но только в этой войне. Я не думаю, что это подразумевает какие-либо вопросы для обсуждения прошлого, которого больше не существует.
Она откинулась назад, радуясь ширме между ними, которая прятала её испуганный взгляд.
- Почему ты боишься, шике? - спросила она, умоляя. - С того момента, как ты вошел в зал, я чувствую твой гнев. Я не считаю, что сделала что-то, что заслуживает такой ненависти. Какие бы ни были причины, я прошу тебя простить меня. Как иначе мы сможем действовать сообща? Конечно, ты мог бы не приходить сюда, если ты ненавидишь меня так сильно, как показываешь.
Ответ Дзебу разбил её надежды.
- Есть много причин, почему я здесь, но самая важная - это Юкио. Он был моей жизнью. Я делаю то, что он советовал бы мне делать, если бы был жив. Он мог бы командовать нашей обороной сейчас, если бы не был убит человеком, которому ты была женой, моя госпожа. - Он говорил сквозь стиснутые зубы.
«Я не унижалась ни перед кем, - думала она, - кроме этого грубого монаха. Я мать сегуна. Самураи десятками тысяч умрут, защищая меня. Регент обращается ко мне за советом».
- Спасибо, что объяснился со мной так ясно, шике Дзебу, - сказала она стальным голосом. - Пожалуйста, оставь меня теперь. Аудиенция окончена.
- Моя госпожа! - Он встал, поклонился и вышел из комнаты с подчёркнутой вежливостью.
Она сидела со сжатыми кулаками. «Я не позволю, чтобы этот человек что-то делал для защиты Страны Восходящего Солнца, - думала она. - Пусть уходит обратно, в свой монастырь, Я ненавижу его!»
Глава 12
В полдень следующего дня Танико сидела в палате, походящей на луну, на верхнем этаже высочайшей башни в замке, которую она часто использовала для медитации. Солнце горело над более низкими соседними крышами, золотые дельфины которых отражали блистающие лучи. Её чувства были более противоречивы, чем когда-либо. Танико допустила помощь Дзебу, теперь она думала об этом. Здравый смысл его плана построения стены вокруг бухты Хаката доказывал, насколько Дзебу может быть полезен. И в злобе от его гнева на неё она не могла стереть его лицо из своей памяти.
Затем вставала проблема: что делать с вручением меча? Со времени смерти Хидейори она хранила наследный меч Муратомо, Хидекири. Она думала, что он, соответственно, перейдет к Саметомо, и планировала вручить его ему на сегодняшней церемонии, на закате солнца. Она собиралась пригласить Дзебу, как гостя, и устроить их встречу с Саметомо и Мунетоки. Его присутствие на церемонии должно было символизировать примирение сёгуната с последователями Юкио, но поскольку она и Дзебу не были примирены, то, вероятно, было лучше провести церемонию без него. Она одновременно хотела и не хотела видеть его там. После стольких многих лет её нужда быть возле него была так велика, что Танико хотела видеть его, несмотря на его злобу. Она думала спросить совета у Ейзена. Он мог бы дать благословение на церемонию. Но Ейзен не знал Дзебу. Моко знал. Она быстро написала записку, вызывая Моко прийти в замок безотлагательно, и послала одного из своих охранников к нему.
Моко пришел в личную комнату Танико в час Овцы. Он вспотел под слоями кимоно, каждое было более обильно украшено, чем предыдущее. Будучи старыми друзьями, они встретились без всяких ширм и «женщин-в-ожидании». Покои Танико были так же просты, как и при жизни Хидейори. Главным украшением в комнате была каллиграфическая копия стихов из Бриллиантовой сутры, сделанная Саметомо год назад, которую она оставила в виде свитка и повесила на своем персональном алтаре. Сегодня позади него стояла ваза с белыми розами. Как обычно, Моко выбрал момент восхититься художественными способностями Саметомо и прочитать стихи.
- Нет других вещей, столь же славных, - сказал он. - Ты знаешь, старый мудрец Тайтаро говорил что-то, подобное этому, перед тем как умер.
- Тайтаро умер? - Танико была ошарашена. - Дзебу не сказал ни слова об этом! Это был замечательный старик. О, как печально! - Появление Тайтаро в Шангту тогда, давно, дало ей первый луч надежды, что она может в один день быть спасена и вернуться домой. Тайтаро казался отцом для нее - настоящим отцом, не как Бокуден, - во время её пребывания с Дзебу в Китае. Слёзы выступили у неё на глазах. Как мог Дзебу не сказать ей об этом? Неужели его ненависть так велика? - Почтение Амиде Будде, - прошептала она в память Тайтаро. - Как и когда он умер, Моко?
Моко рассказал ей о почти сверхъестественном уходе Тайтаро из этого мира.
- Токайдо, - сказала Танико, вытирая глаза бледно-зелёным рукавом открытого кимоно. - Столько важного для нас произошло под Токайдо! Ты помнишь, как клялся всегда быть гонцом между нами, Моко-сан?
- Помню, моя госпожа. - Глаза Моко были большими и влажными от печали.
- Моко-сан, ты видел, как он говорил со мной на аудиенции прошедшей ночью? Я чувствую, что я никогда не пошлю за ним! Что ты думаешь?
- Моя госпожа, я уверен, что мастер Дзебу всё ещё любит тебя. Его гнев подтверждает это. Он человек, который познал всё в жизни, чтобы принимать спокойно всё, что случается с ним. Кроме того, его отношение к тебе подобно землетрясению, тайфуну. Даже дурак, подобный мне, может видеть, что он любит тебя.
Ободрённая, Танико перестала плакать.
- Что делать с церемонией вручения меча, Моко? Должна я приглашать его? - Изумлённая, она думала: «Предводители нации обращаются ко мне за советом, а я обращаюсь к косоглазому плотнику».
- Позволь мне передать твое приглашение шике, моя госпожа. Я постараюсь убедить его не вести себя подобно медведю весной.
- О, Моко, как мне отблагодарить тебя по достоинству?
- У меня есть другая причина сделать это, моя госпожа. До сих пор твой сын был достаточно милостив, возвысив мою семью до класса самураев, мой старший сын теперь должен носить в бою наше новое родовое имя, Хаяма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57