- Я слышал много рассказов, моя госпожа. - Сердитые глаза были не так забавны, какими они были некогда, заметила Танико. Это были глаза мужчины, который много видел и много делал, думая. Пухлые губы были очерчены глубокими морщинами. «Ну, мы все изменились, - подумала она. - Могу я быть сорокашестилетней, в самом деле?»
- Я видела его, Моко. Он выглядит очень пожилым. После Юкио и, возможно, кого-то из зиндзя ты ближайший друг Дзебу. Я знаю, он жив. Ты должен это также знать.
- Меня не стоит называть его другом, - сказал Моко, печально глядя на свои широкие, как у мясника, руки. - Ты обвиняла шике в смерти господина Кийоси и в убийстве твоего сына Ацуи. Теперь ты хочешь также обвинить его в смерти сегуна.
- Моко-сан, сегун собирался убить меня. Если бы он не умер внезапно, я бы не была теперь живой.
Она рассказала Моко, как она узнала, что Хидейори обманул ее, и как она ненавидела его после этого.
- Я обещал шике, что не расскажу тебе ничего, - сказал он, колеблясь.
- Так он жив! - воскликнула она. - Ты говорил с ним, Моко, расскажи мне! Расскажи мне все - я прошу тебя!
Он покачал головой:
- Я не могу нарушить обещание.
- Ты можешь, ради добра! Разве ты оставишь меня доживать остаток моей жизни в одиночестве и отчаянии?
Долго Моко молчал. Наконец он кивнул и сказал:
- Пожалуйста, пойми, я не принимал большого участия в этом. Это было просто удачей, что я был там. Что священники называют судьбой. Ты дала мне идею, моя госпожа, если помнишь. Это ты сказала мне, что господин Юкио и шике Дзебу обнаружены в Осю, и что Хоригава и гурхан Аргун собираются туда, чтобы арестовать их, и что Фудзивара и Ерубуцу тайно обещали предать Юкио. Я никогда не верил, что господин Хидейори хотел, чтобы господина Юкио привели живым. Он не того сорта человек, который позволяет своим врагам защищаться.
- Я очень хотела поверить, что он намеревался сохранить Юкио жизнь.
- Это долг женщины - думать хорошо о муже. Я не знаю, что за сумасшествие овладело мной, но я думал, каким образом я мог бы помочь шике, предостеречь его, в крайнем случае. Я не говорил тебе потому, что я не хотел вашего согласия с сегуном. Я упаковал различные вещи в ящики и нанял экипаж для моего самого быстрого кобая - открытого корабля с двенадцатью гребцами. Я поплыл на север вдоль побережья от Камакуры. Когда моя кобая достигла Кесеннумо, недалеко от столицы Осю, я выяснил, что Хоригава и Аргун с монгольской армией уже прибыли в Хирайдзуми и что господин Ерубуцу дал им сигнал атаковать Юкио. У меня только и было времени, чтобы надеть монгольскую кавалерийскую броню, которую я привез из Китая тогда, продать некоторые золотые части упряжи и высадиться после них. Годы, проведенные мной среди монголов, помогли мне слиться с войсками Аргуна, не привлекая внимания. Самым большим риском, которому я подвергался, было то, что я мог быть послан в сражение и убит одним из своих людей или даже господином Юкио или шике. Но монгольский командир признал во мне одного из своих людей, так что никто не давал мне приказов атаковать. И так я видел господина Юкио последний раз, моя госпожа.
- Моко-сан, пожалуйста, ответь, я хочу услышать, что случилось. Никто не может рассказать мне полную историю того сражения.
- Это будет больно для вас, моя госпожа, но я попытаюсь.
Моко описал переговоры Аргуна с Юкио и Дзебу, попытку Дзебу убить Хоригаву, как он бросил Торлука на краю утеса, героические смерти, одна за другой, преследование Юкио и последнюю атаку Дзебу, когда за ним загорелась часовня.
- Он стоял там, моя госпожа, как бог войны, огромная фигура в чёрных доспехах. Он поднял руки и закричал: «Убейте меня!» Монголы пытались убить его, забросав его стрелами. Он еще стоял, опершись о разрушенную стену, и не падал. Он убил многих из них за это время, пока они боялись рискнуть приблизиться к нему. Наконец один воин подъехал близко к нему, махая саблей. Шике, казалось, бросился вперед, и монголы закричали, что он атакует снова. Но это было только движение лошади, а всадник ею не управлял. Он просто был в доспехах, и они поддерживали его. Он упал на землю, затем скатился к краю обрыва и полетел вниз по крутому склону горы в ущелье. Там он упал, наполовину погребенный снегом.
Я тогда спустился по склону вниз. Я не обращал внимания, обнаружат ли меня, жив я буду или умру. У меня было какое-то сумасшедшее намерение сохранить тело шике от любого дальнейшего оскорбления. «Монголы должны также убить меня, - сказал я себе, - прежде чем я позволю им снести голову моего дорогого шике Дзебу». Я достиг дна ущелья. Здесь были солдаты, но они спасали тяжело раненных товарищей, вырывая их у смерти. Только я нашел тело шике, как монголы сверху дали приказ отступать. Я оттащил тело под большой камень. Оно было тяжелым, как камень, я не знал, где взять силы. Я слышал, как монголы звали кого-то в атаку, кричали, что они были преданы, затем они ушли, и с ними немедленно исчез жуткий монгольский поход. Они даже оставили часть своих убитых. Я был один с шике, плача над его телом…
Но, короче! Я уже начал думать о сборе дров для погребального костра, когда услышал шаги приближающейся лошади, покрытой снегом. Фигура на лошади ехала по ущелью. К моему изумлению, это был настоятель Тайтаро.
- Тайтаро! - воскликнула Танико. - У меня и мысли не было, что он жив!
- Он не выглядел очень старым, моя госпожа. У меня есть чувство, что он был, когда создавался мир, и знает все секреты небес и земли. Когда он увидел тело шике, всё, что он сказал, это: «Если бы ты мог пережить меня!» Затем он объяснил, что зиндзя всегда знали их с господином Юкио местонахождение. Теперь, когда шике Дзебу ушёл, старый монах пришел забрать его тело и поместить его в согласии с обрядом зиндзя. Старый человек не плакал, и я не ожидал этого, зная, что зиндзя не рассматривают смерть как зло. Он поблагодарил меня за сбережение тела. «Теперь его урна не будет пустой», - сказал он. Он зажёг смоляной факел и сидел, глядя на лицо шике, казалось, целый час.
Затем он, к моему удивлению, наклонился вперед. Он прошептал мне, что он увидел маленький след пара под ноздрями шике. Он начал исследовать шике осторожно, трогая его здесь и там, отодвигая его шлем и некоторые части его доспехов, которые защищали его от стрел. Тайтаро дал мне подержать запястье шике, сказав, что его эмоции могут пошутить над ним при обнаружении признаков жизни, которых нет. Но я также почувствовал слабый пульс под пальцами. Где-то в центре этой большой, неподвижной, облаченной в доспехи фигуры, изрешечённой стрелами, что-то жило. Старик предостерег меня, что шике, вероятно, умрёт в течение часа. «Даже в этом случае, - сказал он, - мы должны сделать для него все, что можем». Я сказал бы, что он с трудом сдерживал свою собственную горячность.
«Ты не готов сбросить маску, Дзебу!» - прошептал Тайтаро в ухо шике. Из карманов своей одежды он достал мешочки и сложенную бумагу. Он вдунул розоватый порошок в ноздри шике. Он всыпал содержимое фарфоровой баночки между его губами. Он шептал заклинания зиндзя. Однажды мне почудилось слово «дьяволы». Мы начали удалять стрелы, которые торчали в каждой части его тела. Тайтаро попросил меня удалить те стрелы, которые не проникали в жизненно важные области, выдергивая вонзившиеся головки. Те же, которые были близки к сердцу шике Дзебу, легким и желудку, должны были оставаться нетронутыми, чтобы не убить его при попытке удаления. Я держал фонарь высоко, а старый настоятель проникал в глубокие раны и мягко выдергивал головки стрел. Он залеплял раны лекарственной бумагой и хлопковой ватой. Он, вероятно, в три раза старше меня, но его руки были тверже, чем когда-либо были мои…
Ночь вокруг нас становилась темнее и холоднее. Тайтаро объяснил мне, что холод нам помогает. Он замедляет жизненные процессы в теле шике, и, таким образом, ему нужно меньше сил, чтобы выжить, и он предохраняет многие его раны от загноения. Он сказал, что замедление сердца, дыхания и других процессов в теле преподавалось для всех зиндзя и было состоянием, в которое они должны были погружать себя при необходимости, сохраняя свою жизненную энергию внутри, казалось бы, мёртвого тела, как искра может спрятаться в сердце почерневшего угля. Мы завернули тело шике в одежды, сделали носилки из копий и одеял, чтобы нести его.
Перед тем как покинуть ущелье, мы нашли убитого монгола с рыжеватыми волосами и ростом с шике и одели его в доспехи шике. Тайтаро сказал, что люди господина Хидейори должны быть уверены, что шике Дзебу мертв, а для них всякий монгол выглядит как остальные. Со временем голова будет отнесена господину Хидейори, к тому времени испорченная настолько, что будет невозможно сказать, кто это был. Таким образом, голова, которую твой отец опознал как шике Дзебу, принадлежала какому-то неизвестному монголу.
- Вторая голова была головой Юкио?
- Да, как это ни печально. Перед тем как монголы покинули поле сражения, они приказали спасти голову господина Юкио из сжигаемого здания, в котором он сделал сеппуку.
- Почему монголы ушли так поспешно?
- Их разведчики сообщили им, что армия господина Ерубуцу собирается атаковать их и уже собрала повстанцев. Аргун не колебался ни мгновенья, и монголы унеслись и даже не имели времени, чтобы собрать головы, которые они потеряли. Господин Хидейори перехитрил самого себя. Он нанял Аргуна, чтобы убить Юкио, и затем Ерубуцу, чтобы атаковать Аргуна, после чего его камакурская армия разбила бы Ерубуцу. Атака Ерубуцу против Аргуна не позволила Аргуну получить голову шике Дзебу, и это дало Тайтаро и мне время для спасения шике. Люди Осю гнали и преследовали монголов всю ночь, потом они пришли к месту сражения, а Тайтаро и я покинули его вместе с телом шике. Они послали в Камакуру то, что считали нужными головами, за что господин Хидейори наградил их вторжением и завоеванием их земли…
Страшное путешествие мы совершили в горах Осю! Нашей целью был монастырь Чёрного Медведя зиндзя, вблизи Ома, на самой северной оконечности нашего острова Хонсю. Много дней мы с трудом шли по заснеженным долинам между черных скал, взбирались на валуны величиной с императорский дворец. Мы привязали один конец носилок шике к лошади Тайтаро, а другой конец взяли сами и несли. Шике ухитрялся сохранять жизнь все это время…
Это было мое самое близкое общение с чудом. Лекарства зиндзя принесли шике облегчение, конечно. Лекарства Тайтаро привели к тому, что жизнь мастера Дзебу теплилась, как огонёк лампадки. Они также помогали и нам. Какой-то порошок мы принимали с едой, которой было сушеная рыба и рисовые лепешки, дававшие нам силы нести Дзебу. Этот порошок заставлял меня испытывать восторг, несмотря на трагедию, свидетелем которой я был, и испытания, которым мы подвергались. Если бы я мог взять часть порошка для моих кораблестроителей, я мог бы построить флот, как у Великого Хана, за год.
Наконец мы пришли к семье дровосеков, и старый настоятель заплатил старшему сыну, чтобы он был проводником к храму Чёрного Медведя. Спустя два дня мы встретились с группой монахов зиндзя на лошадях и на следующий день были в монастыре. Я был так изнурён, что даже перестал беспокоиться, будет ли шике Дзебу жив или умрёт…
Он был ещё в опасной близости к смерти. Наш долгий путь через эти холодные северные горы с наступлением зимы чуть не убил его. После они положили его на постель в монастыре, удалили все стрелы из его тела, очистили и забинтовали все его раны с применением порошков, пластырей и бинтов и прочитали молитвы над ним. Тайтаро объяснил мне, что эти молитвы будут проникать в его глубинную суть, которая никогда не спит, и вызывать внутреннюю энергию шике, чтобы ускорить его выздоровление…
Наряду с этими словами, конечно, продолжалось лечение медикаментами и таким питанием, которое могло пройти через его горло. Но после нескольких дней в монастыре у него начался жар, и мы чуть не потеряли его снова. Тайтаро и я сменяли друг друга, сидя с ним день и ночь. Я видел жар, горящий в его теле, и казалось, что в нём не осталось ничего, кроме скелета. После нескольких бессонных для нас дней и ночей его горячка стала спадать. И я тогда заметил, что он поседел и его голова и борода стали совершенно белыми.
Он лежал без сознания в монастыре более месяца. Тяжёлые снега засыпали все здания монастыря. Когда я не был рядом с ним - а я проводил большую часть времени, сидя рядом с ним, - я говорил с монахами зиндзя. Я узнал, что среди братьев их Ордена шике, как представлялось, был величайшим воином всех времен.
«Как странно, что Хидейори падает с лошади и умирает, - думала Танико, - в то время как Дзебу, пронзенный стрелами, падает со скалы и живёт». Он жив, он жив, кричало, казалось, её сердце, тогда как Моко рассказывал его историю.
- Шике Дзебу пошевелился однажды вечером, час или более спустя после того, как монастырский повар распорядился влить полную чашку супа, каплю за каплей, в его горло. Я посмотрел на него нетерпеливо. Его глаза открылись. Он посмотрел на меня, и я заплакал от радости. Я хотел вскочить и позвать Тайтаро и других монахов, но не мог оставить комнату ни на мгновение. Я сцепил беспомощно руки, вскочил, сел и запнулся. Он смотрел на меня, озадаченный. Я понимал, что последнее его воспоминание было о монгольских стрелах, пронзающих его тело на утесе в Осю. Он, возможно, думал, что это рай и что Будда породил специальное подобие его старого слуги Моко.
Наконец он произнёс - только одну фразу: «Я никогда не найду мира». Затем он откинулся на своё ложе и закрыл опять глаза.
Теперь я побежал за Тайтаро. Я и он сидели там до рассвета, ожидая, но он ничего не сказал в эту ночь. На следующий день он проснулся опять, поприветствовал меня и своего названого отца и спросил, где он и как сюда попал. Он долго плакал о господине Юкио. Старый настоятель рассказал ему, как мы спрятали его, потому что сегун в самом деле хотел бы его смерти. Я ожидал, что он прореагирует с гневом на упоминание о господине Хидейори, но он сказал, что Муратомо-но Хидейори был самым большим страдальцем, какого он когда-либо знал…
«Как верно, - подумала Танико. - И насколько он лучше каждого рядом с ним. Но если он не чувствовал ненависти к Хидейори, почему он пришел к гробнице Хачимана?»
- Теперь, когда шике Дзебу был в сознании, я стал заботиться о возвращении в Камакуру. Но затем побережье стало окружено льдом, и снег сделал дороги непроходимыми, таким образом, я остался наблюдать, становясь сильнее и узнавая больше о зиндзя. Настоятель Тайтаро принес ему странный кристалл с запутанным узором, вырезанным на нем, который они называли Камнем Жизни и Смерти. Шике проводил часы, глядя на него в тишине так задумчиво, что землетрясение не оторвало бы его от созерцания. Он позволил мне взглянуть на камень несколько раз, но это только утомило мои глаза. Этот вид иносказательных понятий не для меня…
Когда наступила весна, вернулась и сила шике, и он мог совершать прогулки по двору монастыря. Он служил господину Юкио, и он потратил большую половину жизни ради Юкио. Что могло помочь ему пережить эту утрату? Я не мог этого понять. Я выполнил долг перед шике Дзебу. Теперь у меня были обязательства перед другими. В течение нескольких месяцев моя семья и те, кто работал со мной на пристани, не слышали ни слова, жив я или нет. Я сказал «до свиданья» шике Дзебу и другим монахам и наконец вернулся домой.
Теперь я рассказал вам всё, что знал, моя госпожа. Я не знаю, где шике теперь. Я понятия не имею, как он попал в гробницу Хачимана, когда его светлость сегун делал туда визит. Я точно знаю, что, когда я покидал шике Дзебу, он казался достаточно спокойным, за исключением слов, которые он произнес, когда впервые очнулся: «Я никогда не найду мира». Те слова часто возвращались ко мне. Был ли он в самом деле так несчастен, что страстно желал смерти? Я всегда думал, что он живёт так, как хотел жить, что является привилегией не многих людей.
«Конечно, он несчастлив, - подумала Танико. Она мучительно захотела увидеть его опять и подержать его в своих объятиях. - Я знаю, почему он так печален, и, возможно, во всем мире я одна могу помочь ему быть счастливым».
- Одного ты не сказал мне, Моко, - произнесла она с улыбкой. - Говорил ли он что-нибудь обо мне?
Моко колебался.
- Он хотел знать, всё ли у вас благополучно. Всё ли еще с вами мальчик Саметомо.
- Это не то, что я хочу знать, Моко. Что он чувствовал по отношению ко мне?
Моко посмотрел на неё печально.
- Я не могу точно сказать, моя госпожа.
- Пожалуйста, скажи, что ты думаешь?
Моко кивнул.
- Моя госпожа, он на самом деле приказал мне не говорить вам, что он жив.
- Почему он заставил тебя обещать такую жестокую вещь?
- Я не должен говорить этого, госпожа. - Моко, казалось, болезненно переживал.
- Скажи же, Моко! - Танико почти закричала на него, а она возвышала голос лишь раз или два в своей жизни, под влиянием самых мучительных обстоятельств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57