– Вот именно! – согласился я. – Меня!
– И вы все это скажете?
– По-моему, я только что это сказал! Неужели не слышали?
Мой главный личный секретарь поспешил объяснить, что имел в виду, скажу ли я это по телевидению. Конечно же нет! Как ему такое могло прийти в голову? Какому же политику, интересно, захочется, чтобы его сочли нетерпимым?
(Примечательно, что сам себя Хэкер нетерпимым отнюдь не считал. Ему очень хотелось как можно больше всем нравиться, поэтому местные органы власти неизбежно доставляли ему больше всего проблем, поскольку не способствовали росту его популярности. – Ред.)
На премьер-министра, то есть на меня, возлагается ответственность за все, что происходит в стране, а тут председатель совета лондонского района Хаундсворт, эта чертова женщина по имени Агнесс Мурхаус, ни с того ни с сего грозит прекратить финансирование местных полицейских сил. Более того, даже лишить их права пользоваться муниципальной собственностью! И если ее вовремя не остановить, это будет означать, что правительство фактически отдало управление страной местным советам…
Оказывается, мой главный личный секретарь не поленился найти соответствующий законодательный статут, поскольку тут же решительно заявил, что это невозможно.
– В соответствии с разделом 5 действующего закона от 1964 года местные советы обязаны обеспечивать адекватное и эффективное функционирование полицейских сил.
Я уже ознакомился с последним интервью, которое миссис Мурхаус дала газете «Гардиан», поэтому позволил себе роскошь на какое-то время побыть, что называется, адвокатом дьявола.
– Она утверждает, что до тех пор, пока пятьдесят процентов полицейских не будут черными, от их работы не следует ожидать ни адекватности, ни эффективности.
– Да, но сможет ли она это доказать, вот в чем вопрос, – с сомнением произнес Бернард.
Кто знает, кто знает? Во всяком случае, на данный момент стопроцентно белые полицейские силы ее территории считаются наиболее неэффективными и наименее адекватными во всей стране. Во многом поэтому многие здесь боятся, что в случае судебного разбирательства ей без особого труда удастся доказать свою правоту.
(На следующее утро Хэкер по неизвестной причине срочно вызвал сэра Хамфри Эплби, чтобы обсудить вопрос о районе Хаундсворт. – Ред.)

30 октября

– Послушайте, Хамфри, – начал я. – С этой Агнесс Мурхаус надо что-то делать, это же ясно. Ее район стал для нас чуть ли не запретной зоной!
Секретарь Кабинета многозначительно кивнул головой.
– Безусловно, господин премьер-министр.
– Ну и… что дальше? – нетерпеливо спросил я. – Что нам со всем этим теперь делать?
Он, прищурившись, посмотрел на лепной потолок и с задумчивым видом пригладил волосы на затылке.
– Может, стоит попробовать направить в ее адрес достаточно резкое письмо?
На мой взгляд, далеко не самое удачное предложение. Она просто-напросто отправит в наш адрес ответное письмо. Причем наверняка в еще более резкой форме. И не забудет разослать его копии во все газеты, на радио и телевидение…
– А что если попробовать привлечь ее внимание к правовым аспектам? – поинтересовался мой главный личный секретарь. Правда, не совсем уверенно.
Такая же ерунда, как и предложение секретаря Кабинета: она ведь юрист, и кому, как не ей, уметь обходить любые законы?
По правде говоря, оба – и Хамфри, и Бернард, – выглядели весьма растерянными. Они просто не понимают людей, которые не играют по правилам. Им даже трудно себе представить, что письмо, составленное в сильных выражениях, может не произвести должного впечатления. Разве так может быть?
Все это время Хамфри задумчиво водил карандашом в своем блокноте. Затем вдруг поднял голову. Как будто его озарила гениальная идея.
– А почему бы просто не перестать обращать на нее внимание?! Как будто ее вообще не существует.
Я пристально посмотрел на него.
– И выслушивать от всех и каждого, что премьер-министр добровольно передал управление страной в руки воинствующих фанатиков? Нет-нет, Хамфри, с ней надо обязательно встретиться лично и переговорить. Не забыв при этом особо подчеркнуть возможные последствия, связанные с вопросами безопасности. – Я сделал многозначительную паузу, но последняя часть фразы до него, похоже, еще не дошла.
– Вы имеете в виду кого-нибудь из правоохранительных органов? – озадаченно спросил он.
– Исключено, Хамфри. Конфронтация политического характера нам ни к чему. Этим кем-нибудь должен быть госслужащий достаточно высокого ранга. – Очередная многозначительная пауза снова не увенчалась успехом. – Который также имел бы самое непосредственное отношение к вопросам безопасности, – устав ждать, открыто намекнул я.
Наконец-то дошло!
– Нет-нет, господин премьер-министр! Все что угодно, только не это! – В его восклицании прозвучало столько искреннего отчаяния, что я невольно ему посочувствовал. – Путь этим занимается Скотленд-ярд. Или МВД, «МИ-5», «Особый отдел»… В крайнем случае, лорд-канцлер, министерство окружающей среды…
– Или министерство белой рыбы?
– Да, или министерство белой рыбы, – механически повторил он и только затем понял, что стал жертвой невинной шутки. – Главное, чтобы не я! Это… это просто несправедливо!
– Главное, Хамфри, вы и есть тот самый государственный служащий высокого ранга, который координирует деятельность всех наших служб безопасности, – терпеливо объяснил я ему.
– Да, но…
– А может, нам стоит доверить эту ответственную работу кому-нибудь другому? Как вы считаете?
Угроза прозвучала настолько недвусмысленно, что секретарь Кабинета даже счел возможным дать прервать себя на полуслове.
Я сочувственно улыбнулся.
– Значит, договорились? Разговор на спокойных тонах, джентльменское соглашение…
Сэр Хамфри бросил на меня мрачный взгляд.
– Но она не джентльмен. И даже не леди!
– Ничего страшного. Не сомневаюсь, вам удастся найти с ней общий язык.
Его брови подскочили чуть ли не до верхней кромки лба.
– Найти с ней общий язык? – Секретарю Кабинета было, похоже, легче умереть, чем признать такую возможность, Что ж, честно говоря, с ним трудно не согласиться.
(Достаточно подробное описание его столь трудной и неприятной встречи с Агнессой Мурхаус нам повезло обнаружить в личном дневнике сэра Хамфри. – Ред.)



«Среда 31 октября
По просьбе премьер-министра я сегодня встретился с главой совета Хаундсворта.
К моему крайнему удивлению, эта Агнесс Мурхаус оказалась спокойной и весьма приятной дамой, типичной представительницей среднего класса с прекрасными манерами и, следует признать, совсем неплохим воспитанием. Тем более странным выглядело ее откровенно враждебное отношение к нам.
Она, само собой разумеется, не отказалась от предложенного чая, но выразила явное неудовольствие моим в общем-то чисто протокольным вопросом о том, как мне ее следует называть – мисс или миссис? Вместо ответа она в довольно резкой форме спросила, какое мне дело до ее семейного положения.
Конечно же никакого! Ни дела, ни малейшего интереса. После чего она милостиво разрешила мне называть ее Агнесс (чего мне, честно говоря, совершенно не хотелось делать) и в свою очередь поинтересовалась, как ей меня называть. Я, насколько мог сдержанно, дал ей понять, что сэр Хамфри было бы вполне достаточно.
Но поскольку в данном конкретном случае мне претила любая фамильярность, я начал содержательную часть нашей беседы, обратившись к ней не по имени „Агнесс“, как она предлагала, а со словами „сударыня“, что в наших кругах являлось вполне привычным и не содержало никакого намека на скрытую иронию подобного обращения. Равно как и на возможную снисходительность. Тем не менее, наша милая Агнесс тут же в недвусмысленных выражениях порекомендовала мне оставить „дешевый политес“, поскольку не в ее привычках выслушивать „всякое сексистское дерьмо“, в какой бы форме оно не преподносилось!
Но хотя данный эпизод лишний раз подтвердил мои изначальные опасения, что на взаимопонимание в переговорах со столь непредсказуемой особой рассчитывать не приходится, вопрос-то решать все равно надо. И для начала преодолеть совершенно бессмысленную проблему, как обращаться друг к другу. Понимая это, я поспешил перейти к сути дела: нам необходимо стремиться к взаимопониманию. По принципиальным вопросам между нами нет особых разногласий. У нее, безусловно, есть свое собственное понимание того, как следует управлять Британией, однако мы, не сомневаюсь, едины в одном – нашему обществу требуются по-настоящему крепкие основы закона и порядка!
– Только наполовину, – заявила она.
– Только наполовину? – удивленно переспросил я.
– Да, вы едины, а я нет.
Очень достойное начало и, можно даже сказать, остроумное замечание, но вряд ли это следует считать серьезным ответом.
Короче говоря, ее аргументация в основном исходит из того, что наша политическая система, как она устроена в настоящее время, якобы преднамеренно злоупотребляет своей властью исключительно с целью сохранения своих элитных привилегий. Непосредственным результатом чего и являются многие страдания всех этих бездомных, безработных, престарелых…
Более того, она, похоже, была уверена (и откуда только у нее такое абсурдное представление?), будто я давным-давно утратил реальную связь с простыми людьми и, значит, не имею понятия о том, как и чем живет британский народ. Пришлось терпеливо объяснять, что я полностью в курсе дела о положении малоимущих слоев населения, что мне по долгу службы приходится просматривать всю необходимую прессу, сводки, статистику и соответствующие официальные отчеты. В ответ она забросала меня кучей совершенно посторонних вопросов. Не имеющих прямого отношения к сути дела. Таких как, например: Сколько стоит полфунта маргарина? Когда именно открываются учреждения социальной защиты? В каких районах Лондона имеются благотворительные пункты бесплатного питания ? Ну и так далее, и тому подобное…
Откуда же, интересно, мне такие вещи знать? Да и зачем?… Она же почему-то была убеждена: знай я правильные ответы, мое мнение о власть имущих было бы совсем иным.
Абсолютно вздорное представление! Мы все были бы только счастливы, если бы нищета вот так взяла бы да и пропала, мы все вполне искренне сочувствуем тем, кто хуже обустроен, но у нас просто нет ресурсов, чтобы обеспечить высокий уровень жизни буквально для всех. Вообще-то в экономическом смысле слова само понятие „равенство“ являет собой не более чем мираж, так как всегда найдутся те, кому лучше, чем тебе.
К моему изумлению, она вдруг вскочила со стула и зашагала по кабинету, оглядываясь вокруг, вслух оценивая все, что попадалось ей на глаза… Как будто погожим воскресным днем прогуливалась по Портобелло-Роуд. Уличный рынок в Лондоне, известный своими антикварными лавками – (прим. пер.)

Даже поинтересовалась, принадлежит ли мне мой собственный письменный стол. А также портреты на стенах и фарфор в секретере. Прекрасно понимая, что все это не моя личная, а государственная собственность, она, неизвестно почему, сочла необходимым подчеркнуть, что за содержимое моего кабинета можно было бы получить, как минимум, около „восьмидесяти штук“.
– Вполне хватило бы на содержание двадцати неполных семей в течение целого года, – многозначительно заметила она.
Восемьдесят штук! По-моему, это сильное преувеличение, но даже если допустить, что так оно и есть, то с экономической точки зрения подобные оценки иначе чем безграмотными просто не назовешь. Я пытался было объяснить ей, что в долгосрочном плане „обездоливание“ имущих не ведет к созданию дополнительных благ для бедных, скорее, наоборот, когда она вдруг спросила меня о моей зарплате. Я категорически отказался обсуждать с ней свои доходы, но, оказывается, Агнесс предусмотрительно навела соответствующие справки. Боже, где же уважение к личности, к личной жизни? Неужели не осталось ничего святого?!
Мало того, у нее хватило дерзости предложить мне добровольно сократить свои доходы до ста фунтов в неделю, а остальные 75 тысяч в год отдать тем, кому они намного нужнее. Я еще раз попробовал объяснить ей, что моя зарплата – неотъемлемая часть сложной экономической структуры, но она снова не пожелала ничего слышать. Пообещала только, что когда придет к власти (упаси, конечно, Господь!), то первым делом упростит эту нелепую структуру. Вот так, ни больше, ни меньше…
Учитывая деликатность своей миссии, я был готов молча проглотить пилюлю, однако эта треклятая женщина зашла слишком далеко! Высказала нелепейшее предположение, будто мое служение Британии направлено также и на получение мною личных выгод.
Впрочем, хотя мисс Мурхаус, похоже, основательно подготовилась к нашей встрече (во всяком случае, в смысле моих доходов), я тоже не сидел сложа руки и, в свою очередь, задал ей несколько вопросов. В частности: Каким, интересно, образом и насколько запрет на „откровенно сексистские“, по ее мнению, календари в офисе Совета помогли решению проблемы нищеты?
Ее ответ был в высшей степени показательным:
– Сексизм – это одна из форм антиженского колониализма, – не задумываясь, отчеканила она. А ведь куда более правильным было бы назвать эти календари непристойными. Впрочем, сейчас слово „непристойный“ чаще употребляется в отношении войны, финансового мошенничества или иных форм человеческого поведения, которые в принципе могут быть не совсем правильными, но уж никак не непристойными.
Послушать Агнесс, так колониализм – это мерзкое чудовище. По определению. И доказывает это самим фактом своего существования. Причем достаточно связать это слово, скажем, с сексистскими календарями, и больше ничего не надо доказывать. Поэтому пришлось спросить ее, можно ли считать антиженский колониализм достаточным основанием для поощрения и поддержки советом Хаундсворта усыновления детей незамужними работающими лесбиянками.
– Безусловно, – не раздумывая, подтвердила она. – Я против любых предрассудков. Даже если они проявляются в экзотических формах. И всегда возражала против того, чтобы дети воспитывались в атмосфере предвзятости в плане сексуальной ориентации.
Тогда я поинтересовался, чему больше помогает проводимая ей политика запрета на продажу инкубаторских яиц в их округе – борьбе против гетеросексуальных предрассудков, борьбе за права женщин или борьбе с бедностью?
Ее ответ:
– У животных тоже есть права. – Может, это колониализм против цыплят, но я не сдержал усмешки. Чем вызвал у нее бурю эмоций. – Жизнь цыплят за инкубаторской решеткой нельзя назвать жизнью! Вот вам, например, хотелось бы провести всю свою жизнь в заточении, лишенным возможности дышать свежим воздухом, расправлять крылышки, бегать по зеленой травке? Хотелось бы быть помещенным в тесную клетку вместе с шестью сотнями других безмозглых, противно пищащих и воняющих существ?
Естественно, нет. Наверное, поэтому мне никогда не нравился наш парламент. Впрочем, главное в данном случае заключалось в том, что инкубаторские курицы способны производить яиц и намного больше, и намного дешевле, то есть обеспечивать едой нуждающихся, о своей любви к которым она так любит повторять.
Но Агнесс, судя по всему, не собиралась признавать даже очевидное.
– Цена страданий, причиняемых цыплятам, непомерно высока, – упрямо заявила она.
Самое интересное заключалось в том, что в каком-то смысле я был с ней даже согласен: лично я предпочитаю покупать яйца, снесенные обычными курами, хотя они и намного дороже, поскольку, в отличие от многих других, вполне могу себе это позволить. Наверное, заботой о животном мире и следовало объяснять развернутую ею кампанию против воровства домашних кошек. Впрочем, сделай я справедливое замечание, что куда разумнее было потратить эти деньги на нуждающихся, Агнесс, не сомневаюсь, ответила бы, что они и без того тратятся на нуждающихся… кошек и котов.
После чего она сердито поинтересовалась, что я имею против наших бессловесных друзей. Судя по выражению ее лица, мой ответ – ничего, поскольку у меня хватает друзей из местного самоуправления – похоже, не доставил ей ни малейшего удовольствия.
После долгих и, увы, совершенно бессмысленных препирательств мы, наконец-то, прекратили обмениваться пустыми фразами и перешли к сути дела – ее желанию лишить полицейские силы должного финансирования и права пользоваться недвижимостью местного совета, уволить главного констебля и объявить несколько участков округа „закрытой зоной“.
Я не без некоторой язвительности поинтересовался, верит ли она в колониализм против преступников, однако моя вполне невинная шутка снова осталась без внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79