Хамфри сказал, что это было сделано по вашему прямому распоряжению. Ну и как прикажете все это понимать?
Как это понимать? Неужели я на самом деле давал такое распоряжение? Нет-нет, вряд ли. И тут я вспомнил. Да, давал! Не прямое, конечно, а, так сказать, в своем роде.
– Видите ли, Дороти, Хамфри действительно приносил мне на утверждение план, как он тогда сказал, более эффективного использования офисных помещений, ну и…
Она покачала головой. С явным осуждением.
– Неужели вы до сих пор не поняли, что госслужба вот уже три года пытается выгнать меня из этого кабинета. Любыми средствами!
Откуда мне знать?
– А почему?
– Потому что топографически этот кабинет занимает ключевое, стратегическое положение во всем нашем здании.
Я пожал плечами.
– Не вижу здесь никакой разницы. Вы же все равно в Номере 10.
– Не более того, – поджав губы, ответила она.
– Вы получаете все необходимую документацию.
– Да, получаю. Кое-какую, – признала она.
– Вы можете сколько угодно говорить по телефону.
– Только когда коммутатор мне это позволяет.
Мне показалось, что у нее приступ самой обычной женской неврастении, о чем я ей честно и откровенно сказал. В ответ Дороти почему-то начала объяснять мне разницу между Албанией и Кубой. Первая, по ее мнению, практически не имеет никакого влияния на политику Соединенных штатов, а вторая имеет, причем достаточно сильное. Почему? Да потому что Албания далеко, а Куба рядом! Номер 10, по ее мнению, тоже что-то вроде зарубежья, где степень влияния напрямую зависит от расстояния.
– А меня, главного политического советника премьер-министра, взяли и отселили на самую обочину политической жизни! – раздраженно воскликнула она.
– Но вы не в Албании, – заметил я.
– Нет, на «чердаке»! Вот, смотрите! – и мой главный политический советник начала двигать все, что находилось на моем письменном столе. – Перед вами схематический план Номера 10. Эта папка – кабинет, в котором мы с вами сейчас находимся. Там, за дверью, – она приложила первую попавшуюся книгу к одной из сторон папки, – ваша комната для отдыха. Эта линейка – коридор. Этот коридор, – Дороти схватила нож для резки бумаги и положила его вдоль папки и книги, – идет от вашего кабинета к закрытой светло-зеленой двери, за которой находится кабинет секретаря Кабинета, которым будет вот это пресс-папье. Эта кофейная чашка будет лестницей к вашему кабинету, это блюдце – мужской туалет, а вот это – мой кабинет, то есть было моим кабинетом, – она поставила пепельницу рядом с папкой, изображавшей рабочий кабинет ПМ.
– Итак, мой письменный стол стоял прямо напротив входной двери, которая практически всегда была открыта. И что, по-вашему, мне было там видно?
– Ну, наверное, вам было видно, как кто-либо входил или выходил из моего кабинета или из кабинета секретаря Кабинета, или поднимался или спускался по лестнице, – медленно и осторожно ответил я.
Последовала многозначительная пауза, затем Дороти подняла блюдце и снова поставила его на место.
– Кроме того, я сидела напротив мужского туалета. Мне просто положено находиться против этого туалета.
Я поинтересовался, не стоит ли ей обратиться к доктору, но, похоже, чего-то недопонял.
– Мужского туалета, Джим, – напомнила она мне. – И поскольку практически все члены Кабинета – мужчины, то мне удавалось услышать почти все, о чем они говорили, входя туда. Тем самым я имела прекрасную возможность информировать вашего предшественника о всех их недостатках и слабостях.
– А его это интересовало? – удивленно спросил я.
– Когда они готовили против него очередную интригу или даже заговор, то, естественно, да!
Потрясающе! Теперь понятно, почему Хамфри превратил ее кабинет в приемную, а саму Дороти сослал на чердак.
Я вызвал Бернарда, который практически немедленно вошел через двойные белые двери своего кабинета и сказал:
– Послушайте, Бернард, я хочу, чтобы вы вернули Дороти в ее кабинет.
– Вы хотите сказать, отправить ее туда? – он ткнул пальцем в потолок.
– Нет, я хочу сказать, отправить ее в нашу приемную рядом с моим кабинетом.
– Вы хотите сказать, до того, как она вернется в свой кабинет? – озадаченно спросил он.
– Нет, Бернард, я хочу сказать – в нашу приемную, которая раньше была ее кабинетом и которая снова будет ее кабинетом, – терпеливо объяснил я своему главному личному секретарю.
– Ну а как же тогда быть с приемной?
Все еще сохраняя спокойствие, я попросил его напрячься, внимательно слушать и смотреть на движения моих губ.
– При-ем-ная сно-ва станет ка-би-не-том Дороти Уэйнрай!
Он вроде бы понял, но почему-то продолжал спорить.
– Да, конечно же, господин премьер-министр, но ожидание…
Потеряв терпение, я рявкнул:
– Нет, нет, никаких ожиданий, Бернард, немедленно!
И все равно до него, похоже, не все дошло. Потому что он продолжал упрямо стоять на своем.
– Да, я понимаю, господин премьер-министр, немедленно, никаких ожиданий, но если нет приемной, то где же люди будут ждать, пока их пригласят пройти?
Ах, вот что он, оказывается, имеет в виду… Наша короткая перепалка была не более чем небольшим недоразумением, только и всего. Хотя его вопрос, честно говоря, был не самым умным.
– В здании полно комнат, где можно ждать, – назидательно заметил я. – Например, все залы для приемов, которыми редко кто пользуется, вот этот холл, – я ткнул пальцем на свой письменный стол.
– Где-где? – недоуменно переспросил Бернард.
– Вот тут. Между пепельницей, чашкой и блюдцем, видите?
Он удивленно посмотрел сначала на письменный стол, затем снова на меня.
– Между кофейной чашкой и блюдцем?…
Иногда мой главный личный секретарь такой тупой! Не может понять с первого раза.
– Блюдце – это мужской туалет, Бернард. Проснитесь!
Иногда мне даже приходит в голову странная мысль: а соответствует ли он своей должности.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Я, само собой разумеется, незамедлительно выполнил указание своего премьер-министра. Ведь лично у меня не имелось никаких корыстных намерений. На перемещении миссис Дороти Уэйнрайт с ее стратегической позиции напротив мужского туалета на „чердак“ настоял никто иной, как секретарь Кабинета сэр Хамфри.
На следующий день он сам позвонил мне и потребовал объяснений. Я сказал ему, что объяснять, собственно, нечего – какой-то пустяковый, самый обычный рутинный вопрос, не заслуживающий особого внимания.
Буквально через час от него пришла записка, написанная его собственной рукой».
«28 февраля
Бернард, объяснению подлежит все. Мы несколько лет безуспешно пытались выселить эту невыносимую женщину из ее стратегического офиса, а теперь, когда нам это почти удалось, вы превращаете нашу настоящую победу в пиррову победу! Тот факт, что этого потребовал ПМ, ничего не означает. Не стоит потакать каждому капризу премьер-министра. Ваша задача – доходчиво объяснить ему, что далеко не все его желания соответствуют его собственным интересам, хотя большинство из них таковыми являются.
Проследить за тем, чтобы ПМ не запутался в понятиях, наша прямая обязанность. Политики – довольно простые люди. Они предпочитают простые решения и четкие наставления. Им не свойственны ни сомнения, ни противоречия. А эта женщина заставляет его сомневаться во всем, что мы ему говорим.
X. Э.
P. S. Пожалуйста, уничтожьте эту записку сразу же после прочтения».
(К счастью для историков, сэр Бернард Вули, неизвестно почему, не выполнил настоятельную просьбу сэра Хамфри немедленно уничтожить эту записку. – Ред.)
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Но я ее, конечно же, не уничтожил, поскольку счел своим долгом встать на защиту интересов ПМ. Предчувствуя это, сэр Хамфри немедленно заскочил ко мне в офис, чтобы, так сказать, продолжить разговор… Похоже, ему явно не понравился мой, с его точки зрения, слишком независимый подход.
Я прямо сказал ему, что Хэкеру миссис Уэйнрайт явно понравилась, но этот аргумент, похоже, его не убедил. „Самсону тоже нравилась Далила“, коротко заметил он. К счастью, в кабинете, кроме нас, никого не было, так как Хамфри предусмотрительно зашел ко мне в самом конце рабочего дня, поэтому я мог не стесняться в определениях. Прежде всего сказал ему, что, на мой взгляд, Дороти не представляет серьезной опасности хотя бы потому, что не очень много знает. Мы всегда старались держать ее как можно дальше от наиболее важных и деликатных документов.
Секретаря Кабинета моя точка зрения явно не устроила. Он тут же напомнил мне, правда, вполне корректно, что главная обязанность государственного аппарата заключается в обеспечении надежного правления Британией, в то время как единственная обязанность миссис Уэйнрайт – обеспечить переизбрание Хэкера на следующий срок.
Лично мне казалось, что если Хэкеру удастся править Британией, принимая популярные решения, он практически наверняка будет переизбран. В этом-то, собственно, и состояла суть наших разногласий с секретарем Кабинета. Он до конца своих дней упорно настаивал на том, что популярные решения и правильные решения не только не одно и тоже, а наоборот – вряд ли вообще хоть в чем-нибудь совпадают. По его глубочайшему убеждению, если бы Хэкер принимал нужные или „правильные“ решения, он бы с треском провалился на выборах. Поэтому каждый раз, когда мы будем подводить ПМ к правильному решению, Дороти неизбежно будет предупреждать его о потенциальной потере голосов. Тем самым практически сводя нашу работу на нет.
Короче говоря, основной тезис сэра Хамфри Эплби заключался в следующем: политике не место в работе правительства, в силу чего Дороти Уэйнрайт самое место не рядом с кабинетом ПМ, а на „чердаке“!
Он не успел закончить свою последнюю фразу, как двойные двери позади него вдруг открылись, и из кабинета ПМ вышла… Дороти Уэйнрайт. Собственной персоной. Вот уж поистине: „Вспомни о черте, и он тут же появится“. Впрочем, сэр Хамфри справился с этой весьма неожиданной ситуацией. Со свойственным ему апломбом.
– О, это вы! Добрый вечер, госпожа главный политический советник, – произнес он, оборачиваясь к ней. – Какая приятная встреча…
На нее это не произвело ровно никакого впечатления.
– Привет, Хамфри. Ждете, когда вас пригласят к ПМ?
– Увы, жду, само собой разумеется.
– А почему не в приемной?
Ответить ему было нечего. Мне этот маленький диалог показался весьма забавным, но я, как всегда, должен был скрыть свое удовольствие.
Чтобы достойно выйти из неудобного положения, секретарь Кабинета повернулся ко мне и проинформировал, что не далее как вчера в Номере 10 был обнаружен „чужак“. Причем этим „чужаком“ оказался член избиркома округа Хэкера, которому удалось проникнуть сюда без положенного спецпропуска.
На мой взгляд, Хамфри просто валял дурака. Все охранники прекрасно знали этого человека в лицо. Никакой опасности он не представлял. Тем не менее, секретарь Кабинета напомнил мне – скорее, в несколько унизительной манере отчитал, как школьника, – что в мои прямые обязанности входит обеспечение того, чтобы любой визитер, подходящий к воротам Номера 10, имел либо спецпропуск, либо соответствующее официальное приглашение.
Какое-то время миссис Уэйнрайт молча слушала наши препирания, но затем, когда я собирался высказать свои соображения, она меня перебила:
– Бернард, извините, что вмешиваюсь в вашу высокоинтеллектуальную беседу, но господин премьер-министр настоятельно попросил меня сделать все необходимые приготовления для возврата в мой старый кабинет.
И что теперь делать? Хамфри в упор смотрел на меня пронизывающим взглядом, явно ожидая моего решительного отказа. Но как отказать, если просьба исходит лично от самого ПМ?!
Я, конечно, попытался уклониться от прямого ответа, сказав ей, что сначала должен заняться требованием секретаря Кабинета навести порядок со спецпропусками, но она просто отмахнулась. Сказала, что требование Хамфри может подождать. Он тут же возразил, что не может, поскольку речь идет о вопросах безопасности.
– Нет, может! – категорически заявила она.
Сэр Хамфри молча повернулся к ней спиной и вошел в кабинет премьер-министра…
Должен заметить, что за все годы моего пребывания в Уайтхолле мне никогда не приходилось видеть столь откровенной грубости в отношениях между сэром Хамфри и миссис Уэйнрайт. Интересно, это следствие ее прямолинейности? Хамфри, конечно же, ее недолюбливал, но если вначале у него не было для этого особых оснований, то, в конечном итоге, они у него, безусловно, появились».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
28 февраля
Сегодня после очередной встречи с Дороти я начитывал на диктофон обычные деловые письма. Миссис Уэйнрайт была очень раздражена тем, что ее до сих пор не вернули в ее старый офис. Хотя, с чего бы? Ведь мое распоряжение было отдано только вчера! В Уайтхолле так быстро важные дела не делаются. Но по ее твердому убеждению, госслужба намеренно чинит ей преграды…
Не успела она уйти, как до меня донеслись громкие голоса из приемной. И тут же в моем кабинете появился сэр Хамфри.
– Господин премьер-министр, до меня дошли слухи, что у вас появились сомнения относительно наших планов реорганизации, это так? – пристально глядя мне в глаза, спросил он.
– Нет, – твердо ответил я. – Просто я решил вернуть Дороти в ее прежний офис.
– Боюсь, это, увы, невозможно.
– С чего бы это? – поинтересовался я и демонстративно включил свой диктофон, показывая тем самым, что не намерен заниматься глупостями, что у меня нет времени и что я твердо решил продолжить начитку своих деловых материалов.
– Господин премьер-министр, ведь речь идет о реорганизации, ключевым моментом которой является удаление этой дамы от стратегического пункта информации.
– Причем здесь стратегический пункт? Это же всего лишь приемная!
– Нет, не только. – Он подошел к моему письменному столу. – Прежде всего, это жизненно важное место.
– Ждать можно и в нашем холле, – сказал я, не осознавая, что мой магнитофон уже включен. – Или, например, в зале для приемов.
– Кто-то, возможно, и может, – сухо ответил Хамфри. – Но некоторым необходимо ждать в таком месте, где другие не могут видеть тех некоторых, которые ждут там. Те, которые приходят раньше других, должны ждать там, где они не могут видеть тех, которые пришли позже них, но были приглашены к ПМ раньше них. Кроме того, те, которые пришли снаружи, должны находиться там, где они не могут видеть тех, кто пришел изнутри, чтобы сообщить вам, с какой именно целью эти снаружи пришли на прием. А те, которые пришли в то время, когда вы заняты с другими, и которым не следует знать, что вы с этими другими заняты в настоящее время, должны находиться в определенном месте до тех пор, пока не уйдут те, о визите которых им не следует знать…
Запомнить всю эту галиматью, конечно, было невозможно, хотя суть его путанной тирады была предельно ясна.
– Вы хотите сказать, что пока я здесь спокойно занимаюсь текущими делами, там, за дверями моего кабинета, происходит весь этот фарс Уайтхолла? («Фарс Уайтхолла» был расхожим термином, используемым для описания целого ряда вполне аналогичных фарсов, вполне реально имевших место в театре Уайтхолла. Ведь Уайтхолл было также названием улицы, соединявшей Даунинг-10 с Парламент-сквер, на которой располагались наиболее значимые министерства и департаменты правительства Великобритании. – Ред.)
– Понимаете, господин премьер-министр, Номер 10 – это нечто вроде железнодорожного узла. Он не может функционировать без должного набора депо, запасных путей, разъездов и точно выверенных расписаний. Кабинет миссис Уэйнрайт – один из таких жизненно важных разъездов.
– Вы что, намерены убрать ее с путей? – как мне казалось, не без иронии поинтересовался я.
– Да упаси господь, господин премьер-министр!
– И все-таки, Хамфри, по-вашему, она всем мешает? Только по-честному.
– Ни в коем случае. Милая, прекрасная женщина. Прямая, открытая, решительная…
Что ж, в словах секретаря Кабинета на самом деле время от времени проскальзывает некая романтическая поэзия. В чем, в чем, а в этом ему не откажешь.
– И тем не менее, помеха, не так ли? – настойчиво спросил я, не желая терять явного преимущества.
– Видите ли, – осторожно признал он. – Были случаи, когда ее критика нашей службы была, э-э-э, как бы это поточнее сказать, чересчур откровенной. А ее встречи с прессой были… э-э-э… потрясающе полными и исчерпывающими. Кроме того, ее требования в отношении информации и поддержки могли бы быть чуть менее агрессивными и настойчивыми. Моему персоналу, большая часть которого за последние три года благодаря этому пережила немало нервных срывов, пришлось пройти и через это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Как это понимать? Неужели я на самом деле давал такое распоряжение? Нет-нет, вряд ли. И тут я вспомнил. Да, давал! Не прямое, конечно, а, так сказать, в своем роде.
– Видите ли, Дороти, Хамфри действительно приносил мне на утверждение план, как он тогда сказал, более эффективного использования офисных помещений, ну и…
Она покачала головой. С явным осуждением.
– Неужели вы до сих пор не поняли, что госслужба вот уже три года пытается выгнать меня из этого кабинета. Любыми средствами!
Откуда мне знать?
– А почему?
– Потому что топографически этот кабинет занимает ключевое, стратегическое положение во всем нашем здании.
Я пожал плечами.
– Не вижу здесь никакой разницы. Вы же все равно в Номере 10.
– Не более того, – поджав губы, ответила она.
– Вы получаете все необходимую документацию.
– Да, получаю. Кое-какую, – признала она.
– Вы можете сколько угодно говорить по телефону.
– Только когда коммутатор мне это позволяет.
Мне показалось, что у нее приступ самой обычной женской неврастении, о чем я ей честно и откровенно сказал. В ответ Дороти почему-то начала объяснять мне разницу между Албанией и Кубой. Первая, по ее мнению, практически не имеет никакого влияния на политику Соединенных штатов, а вторая имеет, причем достаточно сильное. Почему? Да потому что Албания далеко, а Куба рядом! Номер 10, по ее мнению, тоже что-то вроде зарубежья, где степень влияния напрямую зависит от расстояния.
– А меня, главного политического советника премьер-министра, взяли и отселили на самую обочину политической жизни! – раздраженно воскликнула она.
– Но вы не в Албании, – заметил я.
– Нет, на «чердаке»! Вот, смотрите! – и мой главный политический советник начала двигать все, что находилось на моем письменном столе. – Перед вами схематический план Номера 10. Эта папка – кабинет, в котором мы с вами сейчас находимся. Там, за дверью, – она приложила первую попавшуюся книгу к одной из сторон папки, – ваша комната для отдыха. Эта линейка – коридор. Этот коридор, – Дороти схватила нож для резки бумаги и положила его вдоль папки и книги, – идет от вашего кабинета к закрытой светло-зеленой двери, за которой находится кабинет секретаря Кабинета, которым будет вот это пресс-папье. Эта кофейная чашка будет лестницей к вашему кабинету, это блюдце – мужской туалет, а вот это – мой кабинет, то есть было моим кабинетом, – она поставила пепельницу рядом с папкой, изображавшей рабочий кабинет ПМ.
– Итак, мой письменный стол стоял прямо напротив входной двери, которая практически всегда была открыта. И что, по-вашему, мне было там видно?
– Ну, наверное, вам было видно, как кто-либо входил или выходил из моего кабинета или из кабинета секретаря Кабинета, или поднимался или спускался по лестнице, – медленно и осторожно ответил я.
Последовала многозначительная пауза, затем Дороти подняла блюдце и снова поставила его на место.
– Кроме того, я сидела напротив мужского туалета. Мне просто положено находиться против этого туалета.
Я поинтересовался, не стоит ли ей обратиться к доктору, но, похоже, чего-то недопонял.
– Мужского туалета, Джим, – напомнила она мне. – И поскольку практически все члены Кабинета – мужчины, то мне удавалось услышать почти все, о чем они говорили, входя туда. Тем самым я имела прекрасную возможность информировать вашего предшественника о всех их недостатках и слабостях.
– А его это интересовало? – удивленно спросил я.
– Когда они готовили против него очередную интригу или даже заговор, то, естественно, да!
Потрясающе! Теперь понятно, почему Хамфри превратил ее кабинет в приемную, а саму Дороти сослал на чердак.
Я вызвал Бернарда, который практически немедленно вошел через двойные белые двери своего кабинета и сказал:
– Послушайте, Бернард, я хочу, чтобы вы вернули Дороти в ее кабинет.
– Вы хотите сказать, отправить ее туда? – он ткнул пальцем в потолок.
– Нет, я хочу сказать, отправить ее в нашу приемную рядом с моим кабинетом.
– Вы хотите сказать, до того, как она вернется в свой кабинет? – озадаченно спросил он.
– Нет, Бернард, я хочу сказать – в нашу приемную, которая раньше была ее кабинетом и которая снова будет ее кабинетом, – терпеливо объяснил я своему главному личному секретарю.
– Ну а как же тогда быть с приемной?
Все еще сохраняя спокойствие, я попросил его напрячься, внимательно слушать и смотреть на движения моих губ.
– При-ем-ная сно-ва станет ка-би-не-том Дороти Уэйнрай!
Он вроде бы понял, но почему-то продолжал спорить.
– Да, конечно же, господин премьер-министр, но ожидание…
Потеряв терпение, я рявкнул:
– Нет, нет, никаких ожиданий, Бернард, немедленно!
И все равно до него, похоже, не все дошло. Потому что он продолжал упрямо стоять на своем.
– Да, я понимаю, господин премьер-министр, немедленно, никаких ожиданий, но если нет приемной, то где же люди будут ждать, пока их пригласят пройти?
Ах, вот что он, оказывается, имеет в виду… Наша короткая перепалка была не более чем небольшим недоразумением, только и всего. Хотя его вопрос, честно говоря, был не самым умным.
– В здании полно комнат, где можно ждать, – назидательно заметил я. – Например, все залы для приемов, которыми редко кто пользуется, вот этот холл, – я ткнул пальцем на свой письменный стол.
– Где-где? – недоуменно переспросил Бернард.
– Вот тут. Между пепельницей, чашкой и блюдцем, видите?
Он удивленно посмотрел сначала на письменный стол, затем снова на меня.
– Между кофейной чашкой и блюдцем?…
Иногда мой главный личный секретарь такой тупой! Не может понять с первого раза.
– Блюдце – это мужской туалет, Бернард. Проснитесь!
Иногда мне даже приходит в голову странная мысль: а соответствует ли он своей должности.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Я, само собой разумеется, незамедлительно выполнил указание своего премьер-министра. Ведь лично у меня не имелось никаких корыстных намерений. На перемещении миссис Дороти Уэйнрайт с ее стратегической позиции напротив мужского туалета на „чердак“ настоял никто иной, как секретарь Кабинета сэр Хамфри.
На следующий день он сам позвонил мне и потребовал объяснений. Я сказал ему, что объяснять, собственно, нечего – какой-то пустяковый, самый обычный рутинный вопрос, не заслуживающий особого внимания.
Буквально через час от него пришла записка, написанная его собственной рукой».
«28 февраля
Бернард, объяснению подлежит все. Мы несколько лет безуспешно пытались выселить эту невыносимую женщину из ее стратегического офиса, а теперь, когда нам это почти удалось, вы превращаете нашу настоящую победу в пиррову победу! Тот факт, что этого потребовал ПМ, ничего не означает. Не стоит потакать каждому капризу премьер-министра. Ваша задача – доходчиво объяснить ему, что далеко не все его желания соответствуют его собственным интересам, хотя большинство из них таковыми являются.
Проследить за тем, чтобы ПМ не запутался в понятиях, наша прямая обязанность. Политики – довольно простые люди. Они предпочитают простые решения и четкие наставления. Им не свойственны ни сомнения, ни противоречия. А эта женщина заставляет его сомневаться во всем, что мы ему говорим.
X. Э.
P. S. Пожалуйста, уничтожьте эту записку сразу же после прочтения».
(К счастью для историков, сэр Бернард Вули, неизвестно почему, не выполнил настоятельную просьбу сэра Хамфри немедленно уничтожить эту записку. – Ред.)
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Но я ее, конечно же, не уничтожил, поскольку счел своим долгом встать на защиту интересов ПМ. Предчувствуя это, сэр Хамфри немедленно заскочил ко мне в офис, чтобы, так сказать, продолжить разговор… Похоже, ему явно не понравился мой, с его точки зрения, слишком независимый подход.
Я прямо сказал ему, что Хэкеру миссис Уэйнрайт явно понравилась, но этот аргумент, похоже, его не убедил. „Самсону тоже нравилась Далила“, коротко заметил он. К счастью, в кабинете, кроме нас, никого не было, так как Хамфри предусмотрительно зашел ко мне в самом конце рабочего дня, поэтому я мог не стесняться в определениях. Прежде всего сказал ему, что, на мой взгляд, Дороти не представляет серьезной опасности хотя бы потому, что не очень много знает. Мы всегда старались держать ее как можно дальше от наиболее важных и деликатных документов.
Секретаря Кабинета моя точка зрения явно не устроила. Он тут же напомнил мне, правда, вполне корректно, что главная обязанность государственного аппарата заключается в обеспечении надежного правления Британией, в то время как единственная обязанность миссис Уэйнрайт – обеспечить переизбрание Хэкера на следующий срок.
Лично мне казалось, что если Хэкеру удастся править Британией, принимая популярные решения, он практически наверняка будет переизбран. В этом-то, собственно, и состояла суть наших разногласий с секретарем Кабинета. Он до конца своих дней упорно настаивал на том, что популярные решения и правильные решения не только не одно и тоже, а наоборот – вряд ли вообще хоть в чем-нибудь совпадают. По его глубочайшему убеждению, если бы Хэкер принимал нужные или „правильные“ решения, он бы с треском провалился на выборах. Поэтому каждый раз, когда мы будем подводить ПМ к правильному решению, Дороти неизбежно будет предупреждать его о потенциальной потере голосов. Тем самым практически сводя нашу работу на нет.
Короче говоря, основной тезис сэра Хамфри Эплби заключался в следующем: политике не место в работе правительства, в силу чего Дороти Уэйнрайт самое место не рядом с кабинетом ПМ, а на „чердаке“!
Он не успел закончить свою последнюю фразу, как двойные двери позади него вдруг открылись, и из кабинета ПМ вышла… Дороти Уэйнрайт. Собственной персоной. Вот уж поистине: „Вспомни о черте, и он тут же появится“. Впрочем, сэр Хамфри справился с этой весьма неожиданной ситуацией. Со свойственным ему апломбом.
– О, это вы! Добрый вечер, госпожа главный политический советник, – произнес он, оборачиваясь к ней. – Какая приятная встреча…
На нее это не произвело ровно никакого впечатления.
– Привет, Хамфри. Ждете, когда вас пригласят к ПМ?
– Увы, жду, само собой разумеется.
– А почему не в приемной?
Ответить ему было нечего. Мне этот маленький диалог показался весьма забавным, но я, как всегда, должен был скрыть свое удовольствие.
Чтобы достойно выйти из неудобного положения, секретарь Кабинета повернулся ко мне и проинформировал, что не далее как вчера в Номере 10 был обнаружен „чужак“. Причем этим „чужаком“ оказался член избиркома округа Хэкера, которому удалось проникнуть сюда без положенного спецпропуска.
На мой взгляд, Хамфри просто валял дурака. Все охранники прекрасно знали этого человека в лицо. Никакой опасности он не представлял. Тем не менее, секретарь Кабинета напомнил мне – скорее, в несколько унизительной манере отчитал, как школьника, – что в мои прямые обязанности входит обеспечение того, чтобы любой визитер, подходящий к воротам Номера 10, имел либо спецпропуск, либо соответствующее официальное приглашение.
Какое-то время миссис Уэйнрайт молча слушала наши препирания, но затем, когда я собирался высказать свои соображения, она меня перебила:
– Бернард, извините, что вмешиваюсь в вашу высокоинтеллектуальную беседу, но господин премьер-министр настоятельно попросил меня сделать все необходимые приготовления для возврата в мой старый кабинет.
И что теперь делать? Хамфри в упор смотрел на меня пронизывающим взглядом, явно ожидая моего решительного отказа. Но как отказать, если просьба исходит лично от самого ПМ?!
Я, конечно, попытался уклониться от прямого ответа, сказав ей, что сначала должен заняться требованием секретаря Кабинета навести порядок со спецпропусками, но она просто отмахнулась. Сказала, что требование Хамфри может подождать. Он тут же возразил, что не может, поскольку речь идет о вопросах безопасности.
– Нет, может! – категорически заявила она.
Сэр Хамфри молча повернулся к ней спиной и вошел в кабинет премьер-министра…
Должен заметить, что за все годы моего пребывания в Уайтхолле мне никогда не приходилось видеть столь откровенной грубости в отношениях между сэром Хамфри и миссис Уэйнрайт. Интересно, это следствие ее прямолинейности? Хамфри, конечно же, ее недолюбливал, но если вначале у него не было для этого особых оснований, то, в конечном итоге, они у него, безусловно, появились».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
28 февраля
Сегодня после очередной встречи с Дороти я начитывал на диктофон обычные деловые письма. Миссис Уэйнрайт была очень раздражена тем, что ее до сих пор не вернули в ее старый офис. Хотя, с чего бы? Ведь мое распоряжение было отдано только вчера! В Уайтхолле так быстро важные дела не делаются. Но по ее твердому убеждению, госслужба намеренно чинит ей преграды…
Не успела она уйти, как до меня донеслись громкие голоса из приемной. И тут же в моем кабинете появился сэр Хамфри.
– Господин премьер-министр, до меня дошли слухи, что у вас появились сомнения относительно наших планов реорганизации, это так? – пристально глядя мне в глаза, спросил он.
– Нет, – твердо ответил я. – Просто я решил вернуть Дороти в ее прежний офис.
– Боюсь, это, увы, невозможно.
– С чего бы это? – поинтересовался я и демонстративно включил свой диктофон, показывая тем самым, что не намерен заниматься глупостями, что у меня нет времени и что я твердо решил продолжить начитку своих деловых материалов.
– Господин премьер-министр, ведь речь идет о реорганизации, ключевым моментом которой является удаление этой дамы от стратегического пункта информации.
– Причем здесь стратегический пункт? Это же всего лишь приемная!
– Нет, не только. – Он подошел к моему письменному столу. – Прежде всего, это жизненно важное место.
– Ждать можно и в нашем холле, – сказал я, не осознавая, что мой магнитофон уже включен. – Или, например, в зале для приемов.
– Кто-то, возможно, и может, – сухо ответил Хамфри. – Но некоторым необходимо ждать в таком месте, где другие не могут видеть тех некоторых, которые ждут там. Те, которые приходят раньше других, должны ждать там, где они не могут видеть тех, которые пришли позже них, но были приглашены к ПМ раньше них. Кроме того, те, которые пришли снаружи, должны находиться там, где они не могут видеть тех, кто пришел изнутри, чтобы сообщить вам, с какой именно целью эти снаружи пришли на прием. А те, которые пришли в то время, когда вы заняты с другими, и которым не следует знать, что вы с этими другими заняты в настоящее время, должны находиться в определенном месте до тех пор, пока не уйдут те, о визите которых им не следует знать…
Запомнить всю эту галиматью, конечно, было невозможно, хотя суть его путанной тирады была предельно ясна.
– Вы хотите сказать, что пока я здесь спокойно занимаюсь текущими делами, там, за дверями моего кабинета, происходит весь этот фарс Уайтхолла? («Фарс Уайтхолла» был расхожим термином, используемым для описания целого ряда вполне аналогичных фарсов, вполне реально имевших место в театре Уайтхолла. Ведь Уайтхолл было также названием улицы, соединявшей Даунинг-10 с Парламент-сквер, на которой располагались наиболее значимые министерства и департаменты правительства Великобритании. – Ред.)
– Понимаете, господин премьер-министр, Номер 10 – это нечто вроде железнодорожного узла. Он не может функционировать без должного набора депо, запасных путей, разъездов и точно выверенных расписаний. Кабинет миссис Уэйнрайт – один из таких жизненно важных разъездов.
– Вы что, намерены убрать ее с путей? – как мне казалось, не без иронии поинтересовался я.
– Да упаси господь, господин премьер-министр!
– И все-таки, Хамфри, по-вашему, она всем мешает? Только по-честному.
– Ни в коем случае. Милая, прекрасная женщина. Прямая, открытая, решительная…
Что ж, в словах секретаря Кабинета на самом деле время от времени проскальзывает некая романтическая поэзия. В чем, в чем, а в этом ему не откажешь.
– И тем не менее, помеха, не так ли? – настойчиво спросил я, не желая терять явного преимущества.
– Видите ли, – осторожно признал он. – Были случаи, когда ее критика нашей службы была, э-э-э, как бы это поточнее сказать, чересчур откровенной. А ее встречи с прессой были… э-э-э… потрясающе полными и исчерпывающими. Кроме того, ее требования в отношении информации и поддержки могли бы быть чуть менее агрессивными и настойчивыми. Моему персоналу, большая часть которого за последние три года благодаря этому пережила немало нервных срывов, пришлось пройти и через это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79