К тому же только первый слой, сантиметров на двадцать – двадцать пять в глубину был плотным. Видимо, глина оплыла сверху. Глубже в стену порода стала рыхлее: песчаная, влажная.Работали молча, перекидываясь лишь деловыми командами: «Бери слева… Шибче… Так…»Существование тайны казалось неоспоримым. И все же, когда Никита ударил своим штыком во что-то твердое, когда шепнул: «Есть!» – оба замерли ненадолго, веря и не веря в это загадочное «есть». Прислушались. Но кроме собственного дыхания, ничего не уловили.Оказалось, что твердое под ножом – это бревно. С трудом развернули его вдоль землянки. Потом час (или двадцать минут – они не знали) работали снова, пока выворотили еще одно бревно. Между тем Петька нашел в земле истлевший обрывок смоляных нитей. Будто кто-то давным-давно смолил здесь дратву. Но Петька знал, что это не дратва. Точно такой же обрывок находил он однажды после геологов, когда те взрывали скалу на стерлинском водопаде. Это оплетка порохового шнура.

Наконец, когда в землянке стало не повернуться из-за бревен и глины, обнаружили бревенчатую стену и дверь, окованную железными полосами. Такими же полосами был окован люк, прикрывавший ход в землянку. Но люк находился сразу под мхом и прогнил со временем. А дверь могла выдержать, наверное, еще сто лет.Открыть ее не удалось. Вынужденные отдыхать друзья могли в общих чертах восстановить происшедшие здесь события. Судя по штыку и патронам, найденным в землянке Петькой, события эти относились ко временам гражданской войны, то есть к тем временам, о которых еще и по сей день напоминает в скалах водопада часть выцарапанной на камне надписи: «Здесь насмерть стояли…» Дописать ее безвестному солдату, видимо, не удалось.Землянка служила кому-то убежищем. Около метра восьмидесяти сантиметров высотой, два метра в ширину и три метра в длину – от лаза до только что обнаруженной двери. Потом хозяин вынужден был покинуть ее. Но решил зачем-то взорвать при этом. И то ли не рассчитал заряда, то ли не хватило взрывчатки, взрывом выбило лишь три последних бревна верхнего перекрытия. Последних – если считать, что стенка с дверью конечная. Там, за дверью, возможно, хранились запасы… Но два бревна приятелям удалось развернуть, а третье, одним концом уходящее вверх, в землю, другим намертво уткнулось в нижний угол и так прочно замкнуло дверь, что сшевелить ее не удалось даже на миллиметр.Чумазый до макушки, мокрый от пота, злой от возбуждения Петька несколько раз хватался за железную ручку, но дверь была точно впаяна в стенку. Попробовал резать бревно ножом – нож затупился в работе.– Надо пилу, – подытожил Никита, утираясь подолом рубахи.Вдруг будто тюкнуло что над ними. И с приоткрытыми ртами они зацепенели оба. Никита стиснул в кулаке штык. Петька с ножом приготовился увидеть самое неожиданное и самое страшное из всего, что можно представить в жизни…Так они пробыли долго. Наконец переглянулись, пожали плечами. «Ничего?..» – «Ничего…»Проглотив слюну, Петька сказал больше ради самоуспокоения, чем из убежденности:– Проня, что ли, напугает? Заставим сплясать…Никита не ответил ему. Но в дальнейшем они переговаривались только-только чтобы слышать друг друга, а огонь фонаря убавили до крошечного.Одному ехать в деревню, одному оставаться – незачем… Да и сколько времени понадобится одному, чтобы выгрести против течения?Решили обернуться вдвоем.Никогда еще Петька не освобождал выход на поверхность так осторожно и так медленно. Лишь свет яркого дня вернул обоим некоторое самообладание.Выкарабкались, дыхнули воздуху. Тихо, пусто. Кукушка над головой отсчитывает долгую жизнь… Если человек поблизости – кукушка, глядишь, и улетела бы.Тщательно, запоминая положение каждой веточки, прикрыли вход и, не приподнимаясь от земли, от куста к кусту, от елочки к елочке – скрылись в камышах. Мишка ищет примирения Никита на ходу прыгнул в воду и с разбегу почти полностью выволок лодку на песок.Ладони у обоих горели от свежих мозолей. По кое-как вымытым физиономиям струился пот.Чуть ниже по косе чистил свою плоскодонку дезертир Мишка.– Здравия желаю! – поздоровался он как ни в чем не бывало.Но друзья не стали задерживаться на берегу. Петька впереди, Никита следом – они уже вышагивали по раскаленному песку в сторону колхозной кузницы.Мишка поколебался немного, потом догнал Никиту и пристроился рядом с ним.– На Марковы горы ходили?.. – спросил Мишка.Никита, занятый своими мыслями, не ответил.– Вы зазря это… Чего ж я? Все честно. Чин-чинарем… А? – спросил Мишка.Никита тем временем со всех сторон опять и опять анализировал последние события, и в голове его уже намечалась какая-то едва уловимая связь между ними, а Мишка со своими вопросами бухал по этой связи, как топором, и стоило больших усилий, чтобы уберечь ее, не рассыпать.– А? – переспросил Мишка. И, не дождавшись ответа, догнал Петьку. Но к Петьке пристроился не рядом, а чуть сзади, сбоку.– Ивашка-телеграф, сегодня окуней наловил штук двадцать, переметом… – сказал Мишка. – Рыбачить ходили?– Не твоего ума дело… – не останавливаясь и не взглянув на Мишку, через плечо обронил Петька.– Парус делаете? – выждав несколько мгновений, опять спросил Мишка.– Ягодку пасем…Мишка незаметно вздохнул. И шагов десять молчал. Потом сказал:– А сегодня Колька тетки Татьянин будет с новенькой целоваться.Петька приостановился зачем-то.– Это с какой же?..– А с Кравченкой! – оживился Мишка. – С кучерявою! Помнишь?– А-а… – неопределенно протянул Петька и опять зашагал своей дорогой. – Врешь небось…– Вот те честное пионерское! Чтоб мне сдохнуть! – забожился Мишка. – Приходи – увидишь! Владька сказал, что даст из ружья пальнуть Кольке. Колька и уговорил эту! Шесть раз будут. Это в амбаре, что за двором у Егоровых!..– Где? – недоверчиво переспросил Петька.– В амбаре, где сеновал! Придешь?Петька промолчал. До кузницы оставалось шагов двадцать.– А? Я ж не замиряться зову. А так – каждый по себе, – сказал Мишка.– Посмотрим…– А в кузню вы зачем? – с подозрительностью спросил Мишка.Но Петька не ответил ему. И все время потом, сколько Мишка пытался выяснить, чем увлеклись его недавние соратники, Петька делал вид, что не замечает его усилий.– Здрасте, дядя Андрей.– Будем здоровы, коли не помрем! – сердитым басом ответил косой дядька Андрей, засовывая в горн две половины сломанной тележной оси. В другое время посмотреть, как дядька Андрей варит ось, – кино не надо. А сегодня приятелям было не до того. Сердитым – это косой дядька Андрей всегда был. Привык с железом и думал, наверное, что, если человека не ударишь словом, как железякой, так он и не разберет ничего. И плечи у дядьки Андрея были точно железные, и руки с засученными по локоть рукавами – из чугуна, и взгляд в отблесках горна – тяжелее той наковальни. А потому что кузнец еще косил вдобавок, нельзя было угадать, куда он смотрит в каждый отдельный момент, и казалось, что он смотрит сразу во все стороны: сразу все видит, сразу все замечает.– Мы по делу к вам, – сказал Петька. Но предусмотрительный Никита легонько толкнул его в бок и начал издалека:– Понимаете… Надо нам одну штучку подрезать… Так мы и эдак…– Чего надо? – голыми руками подгребая раскаленный уголь и щурясь, от дыма, спросил косой дядька Андрей.– Ножовку б нам…– Кому – вам?– Мне вот, Петьке…– Это что – пилы ни у кого нет?– Да есть… Нам бы коротенькую, половчее, как ваша…– И где это Федька мой запропастился!.. – не слушая Никиту, вслух подумал дядька Андрей. Потом вдруг обернулся к Петьке: – А ну, вздувай!Петька рванулся к мехам и всей тяжестью повис на длинном водиле. Р-р-раз – и вниз. Потом напрягся – и вверх. Потом опять вниз.– Шибче! – зло скомандовал дядька Андрей. – Шибче!.. Так! Бери кувалду! – приказал он Никите. – А ты стой здесь! – И он ткнул пальцем сначала на Мишку, потом в землю, слева от наковальни. – Суну тебе железо – хватай крепче! А ну подними кувалду! Выше! Так. Вздувай – заснешь! Так! – Схватил клещи, ворохнул уголь. – Товсь! Шибче дуй! – И, точно колдун, низко склонился над раскаленными торцами осей. В сварке главное – это момент. Недавно еще красное железо пожелтело, потом начало белеть, все ярче, ярче… И вот, когда брызнули от осей первые белые искры, дядька Андрей выхватил одну половину оси, на взмахе сунул ее в руки ошалелого Мишки. Благо Мишка успел надернуть брезентовые рукавицы и теперь с ходу прижал ось к наковальне. А дядька косой Андрей успел тем временем выхватить из огня вторую половину оси, легонько стукнул по торцам молотком, сбивая окалину, сыпанул на них сначала песком, потом желтоватым, похожим на серу порошком, притиснул скошенные торцы друг к другу. – Бей! Бей! Хватай кувалду! – свирепо оглянулся он на Петьку. – Так! Так! Легче! – Потом схватил молоток и размашистыми, точными ударами стал выправлять вмятины от кувалд. – Хватит!Бросил свой молоток в жестянку с водой, крутнул горячую ось перед глазами, прицелился ею, как из ружья, хмыкнул и положил сваренной серединой на раскаленные угли.– Так-сяк… – разъяснил он взмокревшим помощникам. Затем молча открыл свой драгоценный сундучок за горном, достал оттуда ножовку, ткнул деревянной рукояткой в Никиту.– Чтоб к вечеру…– Знаем, знаем! Мы это быстро! – заверил Петька, уже рванувшись вместе с Никитой на выход. Мишка хотел проделать то же самое, но могучая рука косого дядьки Андрея поймала его за шиворот и возвратила к наковальне.– Понадобишься еще, – коротко разъяснил дядька Андрей. – Баловство не к спеху…Мишка трепыхнулся туда, сюда, но возражать косому дядьке Андрею не следовало, и, незаметно взгрустнув, Мишка поднял брошенную Петькой кувалду.А запыхавшиеся Петька и Никита в этот миг уже столкнули на воду свою долбленку, и на взмахе веслами Никита почти ткнулся грудью в собственные колени.– Как думаешь, поцелует Колька эту кучерявую, а?.. – спросил Петька. Но поскольку это было второстепенным для обоих, Петька не стал дожидаться ответа, а принялся глядеть за рекой, чтобы выгадать расстояние на поворотах. В глубине земли Все время раньше подкрадывались к землянке осторожно лишь из принципа. Сегодня это впервые показалось обоим необходимостью.Ни одна камышинка не дрогнула над головой, ни одна лужица не чавкнула под ногами в то время, когда они переползали через высохшее болото. Потом, затаившись, долго просматривали из камышей каждое дерево, каждую травинку, каждый кустик на пути к землянке. И пока один переползал на несколько метров вперед, другой продолжал наблюдение. Потом обязанности менялись.Так короткими рывками они добрались, до заветной пихты. Внимательно оглядели каждую хворостинку в завале под нависшими лапами хвои. Отправляясь в деревню, догадливый Никита даже соломинку сверху положил – на кучу валежника. Если бы кто сшевельнул его… Но все было точно в таком положении, в каком укладывали они.Петька вопросительно глянул на Никиту: «Порядок?»Никита молча кивнул: «Порядок…»Только после этого они сдвинули хворост и, еще раз внимательно оглядевшись по сторонам, быстро скользнули в землянку.Петька тщательно прикрыл за собой выход, прислушался… Тихо. Даже ухо приложил к стене.Скомандовал шепотом:– Зажигай!..Никита зажег фонарь. Когда неуверенный огонек «молнии» осветил захламленное подземелье, обоим показалось, что кто-то другой, а не они сами, вдруг устроил здесь этот погром. Низенький, в половину человеческого роста квадрат обитой железом двери пугал своей неизвестностью.Петька схватил ножовку, сказал шепотом:– Ладно… – Мол, так и так, надо действовать.Острая ножовка пошла легко и споро.Пилить на уровне собственного лица, снизу вверх было утомительно: рука быстро вымахивалась. Но менялись прямо на ходу, и пока один работал, другой забирался наверх, ближе к поверхности – слушал.Потом ножовку стало заедать. Никита пробовал отжимать бревно плечом, но вскоре стало ясно, что если даже им удастся перепилить его до конца – бревно останется в том же положении.Петька выругался.Надо было пилить не поперек бревна, а чуточку наискосок.Постыдная оплошность для такого опытного человека, как Петька. И для Никиты, разумеется…Косой надрез был бы тем вернее, что бревно при этом само ломало себя собственным весом.Пришлось начать все сначала. Опять менялись на ходу. Опять прислушивались к каждому шороху снаружи…Наконец, оглушительно треснув, бревно рухнуло под ногами друзей, когда они влезли на него для тяжести. Рухнули на землю вместе с бревном, но ушибов не почувствовали.Один через голову, другой – не помня, как, – вскочили на ноги. Оставалось убрать обломки неожиданного запора. И Петька за один конец, Никита – за другой – растащили последнюю преграду на пути к тайне.Тяжело дыша, остановились – плечом к плечу. Никита заправил майку под ремень. И Петька тоже заправил. Никита облизнулся зачем-то. Петька хотел сказать: «Ну…» Однако и теперь, а может быть, именно теперь, не следовало говорить вслух.Петька взял со стола фонарь, молча подал его Никите. Никита поднял фонарь над головой, шагнул к двери.– Стой… – негромко задержал его Петька. И даже ухватил за плечо. – Погоди…Кинулся к ящикам. Выхватил перемазанный в глине штык, вытер его кулаком и, взяв наизготовку, остановился против двери, чуть сбоку от Никиты. Кивнул:«Давай…»Никита рванул дверь на себя.В отблесках фонаря из глубины мрака на них глянула бледная, осклабленная в широкой улыбке физиономия. Загадка за загадкой Когда первое оцепенение прошло, они разглядели, что на полу перед ними – череп.И вместе с тем, как прошел страх, чуть спало напряжение. К Петьке вернулась его всегдашняя способность командовать.– Ерунда! – шепотом сказал Петька. – Кости!.. – И хотел первым шагнуть в распахнутую дверь. Никита, пригнувшись, чтобы не удариться лбом о притолоку, обогнал его с фонарем в поднятой над головой руке…Эта комната по размерам была почти такой же, как первая: метра два с половиной в ширину, метра три в длину, с низким потолком. Но тот, кто строил землянку, отделывал эту комнату для долгого жительства: дощатый пол, стены, обитые хорошо подогнанным горбылем… В углу стояла железная печь. (Значит, где-то на поверхности сохранился замаскированный дымоход.) Стены, пол, потолок заросли плесенью. Видимо, плохо рассчитали строители – сюда просачивалась грунтовая вода. А может, и сырость, и плесень появились из-за того, что комната совсем не проветривалась. Тяжелый, удушающий запах на мгновение притиснул друзей к стене. Петька тронул ее рукой: слизь.– Дыши носом, – подсказал Никита.Огонек «молнии» затрепыхался и начал гаснуть. Пришлось выкрутить его до предела…Гнилой, покосившийся шкаф рядом с дверью был полон истлевшей мешковины, пустых стеклянных банок, невиданной формы бутылок с этикетками на непонятном языке. А у противоположной стены, по обеим сторонам низкого столика, валялись два рассыпавшихся скелета с едва приметными остатками одежды. Возле одного из них лежал проржавевший, точно кусок бесформенного железа, пистолет.Петька поднял какой-то жалкий клочок материи, потер его о собственную пятку и безошибочно определил:– От погона!.. Беляки.Но у приятелей не было времени на подробный осмотр всего хламья. Вдобавок тяжелый запах буквально душил их. И Петька только успевал повторять: «Быстро!.. Быстро!..» – но говорил он это больше для себя. Никиту подгонять не надо было.Они обшарили все содержимое шкафа – здесь действительно хранились когда-то запасы пищи. Никита залез руками в печь и перещупал всю золу. А Петька, брезгливо морщась, поднял то, что осталось от обуви мертвецов, и осмотрел подошвы – мало ли…Все это они делали с лихорадочной поспешностью, то и дело подбегая к столу, чтобы встряхнуть угасающий фонарь. Наконец остановились, удивленные и растерянные: следов таинственного камня нигде не было… Знаки Зодиака Отодрали половицы, перевернули печь, свалили и разломали шкаф.Петька решил на всякий случай даже разбить бутылки, особенно которые непрозрачные. Но тюкнул одну – и ко всем прочим запахам примешался еще запах спирта. Петька аж плюнул с досады. Вино! Однако решил не отступать и расколол вторую, третью.– Смотри!.. – неожиданно воскликнул Никита, вздумавший тем временем снова перетрясти остатки одежды и случайно обмахнувший заплесневелый налет пыли на столе.На хорошо обструганных досках можно было различить сделанный когда-то углем рисунок и цифры:

– Ну? – сердито спросил Петька.Никита протянул ему кусок неожиданно гладкой и твердой материи.– Сюда надевалось, – показал Никита на запястье. – Манжетой называется. Смотри.На манжете сохранился едва заметный рисунок из будто бы случайно составленных кривулин. А под рисунком – опять несколько цифр:

Рисунок проглядывался настолько слабо, что казалось, некоторые линии уже выцвели – остались лишь самые отчетливые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35