Дежурил Мишка, когда проснулся чернобородый.Проснулся, сел, тупо глядя в затухающий костер, обхватил голову руками, потряс ею. Бросил на угли охапку хвороста и вдруг разом обернулся к деревьям, у которых были привязаны Никита и Петька. Вскочил.Друзья предусмотрительно скрывались в противоположном от этих деревьев краю леса. И Мишка сидел в засаде с противоположной от деревьев стороны. Мишка поправил за ремнем открытый складник и крепко стиснул в руке Владькин дротик. Петькин дротик тоже лежал у его ног. И луки. Это уж Мишка, понимая, что делает не совсем благоразумное дело, выполз и подобрал оружие, валявшееся в десяти шагах от него. Хотел доползти до ружей. Но оба ружья были под руками у бандитов, а они то и дело шевелились, что-то бормотали, не то во сне, не то просыпаясь время от времени.Поднимать тревогу было нельзя. Петьку с Никитой не утащишь на себе…Чернобородый спешным шагом пересек поляну, подхватил с земли обрывок Петькиной веревки и зарычал на весь лес.От этого рыка проснулся и вскочил на ноги Проня.– Болван! Идиот! – размахивая перед его лицом обрывком веревки, стал кричать чернобородый. – Ваше благородие задрипанное! Вот! Вот! – тыкал он Проне в лицо. – Где эти змееныши?! Следы заметаем?! Замел?! Ищи их! Ухнем со скалы, да?!Проня оттолкнул его.– Отойди, дурак.– Это ты дурак, ваше благородие!И, словно угадав помыслы друг друга, они разом схватились за ружья, разом щелкнули курками, разом замерли, когда Проня сказал:– Стой!Распрямились оба, не поворачивая стволов друг к другу.– Погоди! Дурость делаем! – предупредил Проня. – Я виноват, согласен, надо было удушить чертенят!.. Но теперь что поделаешь! Положи ружье, обговорим!..Медленно оба наклонились, положили ружья, оба разом осторожно спустили курки, оба выпрямились.– Сядем! – сказал Проня. – Далеко ли они уйдут?! Либо потонули уже, либо найдем в двух шагах! Куда они, полудохлые!..Чернобородый скрипнул зубами, успокаиваясь.– Пошли, сейчас найдем! – воодушевился Проня. – Клянусь – они далеко не ушли!Оба сделали движение, чтобы встать, оба глянули на темную тайгу и остались на месте.– Пусть! – сказал Проня. – Но посуди: мы с тобой полдня добирались до деревни, а сколько времени надо этим полузадушенным выродкам, если даже они не утонут?! А они утонут – я тебе говорю! А доберутся, так завтра к вечеру, когда и следы наши простынут!Чернобородый тряхнул головой, мрачно глядя на котомку у себя под ногами.– Давай выпьем… Трещит, собака!..– Во-во! – обрадовался Проня. – Давай.Выхватив из мешка непочатую бутылку водки и дюралевую кружку, Проня наполнил кружку почти до краев, подал ее чернобородому, сам дотянул остатки прямо из горлышка.Чернобородый залпом опрокинул кружку. Развязал мешок, вытащил луковицу, откусил от нее прямо с кожурой, ткнул Проне еще одну бутылку.– Открывай эту…Проня с готовностью открыл вторую.Чернобородый внимательно наблюдал за ним, как он делит водку, и, может быть, поэтому Проня разделил вторую бутылку поровну. Потом сказал:– Надо выспаться!.. Зря разжигал такой костер! – Разворошил хворост, чтобы огонь убавился. – Никуда они не уйдут! Щенков бояться будем! Они от страха подохли уже где-нибудь! А нам до рассвета все равно нельзя трогаться. Ложимся! Еще с час нельзя трогаться. – И первым улегся на свою постель, придвинув ружье к боку.Чернобородый прожевал кусок сала, огляделся, потом встал, обошел вокруг поляны, прошаривая кусты, углубился в лес. Минут через двадцать вернулся, прошагав почти рядом с Мишкой. Задрав голову, поглядел на звезды и тоже лег, придвинув к себе ружье. Мишка уходит Петька проснулся сразу, едва Мишка подтолкнул его в бок. Чуть брезжило утро. Звезд уже не было, откуда-то с востока по небу растекалась бледность. Но в лесу еще держалась темь.Петька проснулся, как никогда, здоровый и голодный, вскочил на ноги. Подпрыгнул, сделал два шага вперед, два шага назад. Шаги еще отдавались в теле ноющей болью, но это было уже терпимо.Мишка подтолкнул Никиту. Никита вскочил, будто ошалелый, оглянулся по сторонам.– Что? Где? – И, ничего еще не соображая, уставился на Мишку. – У тебя есть хлеб?Мишка приложил палец к губам, ухмыльнулся, довольный собой, потащил их куда-то в сторону, пригнул к земле.Друзья разглядели под сосной, на газете, три полные бутылки воды, огромный, разрезанный на две половины пирог с картошкой и яйцами, нарезанное дольками сало, очищенный лук и два куска домашней колбасы.Петька даже задохнулся при виде таких яств.– Шамайте, – голосом короля повелел Мишка и, усаживаясь в сторонке, добавил: – Владька дежурит там. Они сейчас проснутся. Как бы не нарвались.– А ты?.. – спросил Никита, протягивая руку за пирогом.– Я уже! – соврал Мишка. Но впервые в жизни соврал так правдоподобно, что друзья поверили.Это был пир! Это был тот самый пир, о котором в сказках говорят, что он на весь мир!Таял во рту пирог, таяло душистое сало, булькала в бутылках вода и медленно струилась, растекаясь по телу! Не стоит и говорить о приправленной чесноком колбасе с кусочками хрустящего, душисто-сладкого лука!Когда Мишка спросил: «Наелись?» – путешественники в блаженной истоме лишь закивали головами в ответ.Шурхнули кусты. Высунулась Владькина голова рядом с наконечником дротика.– Они проснулись!..Владька тут же исчез опять.Мишка быстро убрал следы пиршества.Надели телогрейки, взяли котомки – Владькину и Мишкину, крадучись приблизились к поляне.Владька оглянулся.Петька жестом подозвал его.– Едят! – сказал Владька. – Выпили по целой кружке. Молчат. Проня обошел все «а двести метров вокруг, искал следы. Чуть не напоролся… Я б ему… – Владька шевельнул дротиком. – Потом веревку смотрел, говорит: «Откуда у них нож?» – «Карманы проверял?» – «Нет…» И сразу начали быстро есть. Молча.Петька сказал:– Вот что… Надо одному пробираться в деревню.Небо над их головами блекло, и уже легко можно было разглядеть вытянутую руку. Но бежать в такой темноте было все же рискованно.– Один бежит, остальные остаются, – сказал Петька. – Давайте жребий.– Вы не в счет, – поколебавшись, сказал Владька. Бежать в деревню он не хотел, но понимал, что Петька с Никитой – не бегуны пока.Никита хотел возразить, Мишка предупредил его.– Жребий будет несправедливо… – вздохнув, сказал Мишка. – Я сейчас самый крепкий и знаю лес лучше Владьки. Ты оставайся, – сказал он Владьке. Снял свою котомку и отдал ее Никите. Все виновато промолчали: Мишка был прав – идти лучше всего ему.– Ладно… – сказал Петька. – Вот возьми… – И, вытащив из кармана с еще одной трещинкой компас, нацепил его Мишке на руку. Хорошо, что Петька предусмотрительно сунул компас в карман, остерегаясь его светящегося циферблата.Мишка сразу, прицелившись, определил местоположение поляны по отношению к Лысухе.– Ну, держитесь тут! Случай чего – лучше убегайте.– Они сейчас уходят! – шепотом сказал Владька, что-то разглядев на поляне за деревьями.– Мы будем оставлять следы, – сказал Петька.– Я быстро!И, махнув рукой, Мишка скользнул между деревьями в сторону Засуль.Силуэт его раза два еще мелькнул в туманном мраке медленно растворяющейся ночи и исчез.– Я – в засаду, – шепнул Владька и, пригнувшись, неслышно скрылся за кустами.Это лишь в первые минуты показалось друзьям, что они могут своротить горы. Несмотря на хороший завтрак и отдых, пережитое давало о себе знать.Все тело заныло опять. Но Петька сделал несколько гимнастических движений руками: в стороны – вместе, в стороны – вместе… – и шагнул вслед за Владькой. А Никита за ним. Заговор родителей, направленный на завоевание собственных детей Оказывается, все, что происходило раньше в деревне, должно было расцениваться как небольшое волнение. Настоящий переполох наступил утром следующего дня, после того как засмущались Мишка и Владька.Владька и Мишка исчезли, не оставив после себя даже записки.Владькина мать плакала.Светка, немножко испуганная, немножко радостная, бегала – с Димкой за одну руку, с кучерявой Кравченко за другую – по берегу Туры, вглядывалась в окружающий деревню лес и все повторяла:– Ах, как нечестно! Как нечестно! Мама плачет!.. А сами ушли – мне не сказали!..Мать Семки Нефедова застала Семку, когда он, тужась, вытаскивал из погреба полмешка розовой скороспелой картошки.Председатель Назар Власович разогнал на своем Нептуне гвардию Борьки конопатого, зачем-то притаившуюся в овраге.– О то ж вражье племя! О то ж вражье племя! – восклицал Назар Власович. И тем же часом самолично отвез Валентине Сергеевне выпрошенную у эмтеэсовцев палатку военного образца, человек на сорок вместимостью.А после обеда километрах в двух за Рагозинкой возвращавшиеся с работы изыскатели поймали Кольку тетки Татьянина, упрямо вышагивавшего по дорожке между зреющими овсами с буханкой теплого хлеба под мышкой.Колька тетки Татьянин ударился бежать через поле. Пришлось еще с километр гнаться за ним, ловить. Теперь Колька сидел в «кладовке под замком и, стуча в дверь, клялся:– Все равно буду путешествовать! Не имеешь права держать под замком! Тебе не при капитализме!Это он на мать.Но Колькина тетка Татьяна Конституции не читала, в правах и обязанностях советских граждан разбиралась слабо, поэтому не открывала замок, лишь время от времени отвечая на Колькины требования хлестким постукиванием длинной ивовой хворостины о дверь кладовки.К вечеру в Петькиной избе, которая теперь стала вроде штаба, собралась добрая половина белоглинских женщин. Сначала спорили и ругались, так что даже Валентина Сергеевна не могла никого унять. Ругались и спорили все, кроме Петькиной матери, поскольку, не сговариваясь, все считали ее главной виновницей происходящего. Петькина мать сидела в углу и только виновато и испуганно поглядывала на шумевших гостей.Единственным грустным союзником ее была бабка Алена, второй день уже безнадежно мявшая в руках тонкую сыромятину и периодически взывающая к богу о благополучном возвращении к этой сыромятине заблудшего внука.– Нет, это все ваш, ваш… – сквозь слезы внушала Владькина мать Петькиной матери, завладевая инициативой в споре. Бабы с изумлением убедились, что городские женщины умеют переговорить любого почище деревенских. Деревенские кричат, кричат – никто никого не перекричит. А городская потихоньку, помаленьку, не останавливаясь, волынит, волынит свое, и вот уже одна за другой все умолкли, а она говорит как бы от имени всех.– Играли мальчики, все было хорошо: футбол, рыбалка, механизировали разное… А этот выставил какой-то сумасшедший флаг – и вот, пожалуйста. Поиски, странствия, победы! Ну, какой в этом смысл? Вот и, пожалуйста, странствия!.. Где теперь искать их? Что с ними будет? Владик даже теплого белья не взял… Странствия! Утонут в каком-нибудь болоте – вот и будут странствия!..Петькина мать, глядя на слезы желтоволосой Владькиной матери, уже готова была полезть на крышу и сорвать злополучное знамя адмирал-генералиссимуса, чтобы предать его публичному поруганию. Но дверь распахнулась, и в комнату вошел Владькин отец. С появлением мужчины разговор прервался.– Что за шум? – спросил Владькин отец. – По какому поводу слезы? Мужчины отправились искать бриллианты? Ну, что ж… Мы все что-нибудь ищем! Я вот всю жизнь в поисках! Исключая войну. Стране нужны драгоценные камни, уголь нужен, железные дороги. И закаленная смена нужна! Смена путешественников, изыскателей, солдат. Так или не так?Лица женщин чуть повеселели в улыбках.Владькин отец прошел на середину комнаты, снял и положил на стол фуражку.– Ребята – спортсмены, я вам скажу. Отличные спортсмены. Я сегодня целый час гнался за этим Колькой. И что самое удивительное – ведь хлеба не бросил! Задыхается уже, деваться некуда, а хлеб под мышкой! Я ему говорю потом: что же ты буханку-то не швырнул? А он: ты ее заработай сначала, потом швыряйся! Слыхали, товарищ учительница? Простите, не знаю, как вас зовут.Валентина Сергеевна улыбнулась.– Валентина Сергеевна.Кольки тетки Татьянина мать гордо выпрямилась было на стуле, но вспомнила о затворнике, который, наверное, опять барабанил в дверь с требованием социалистической законности, и посуровела снова.– Вот, товарищи… – делаясь серьезным, проговорил Владькин отец. – Дело, конечно, не такое приятное… И ремня показать каждому надо будет… Но раз уж мы собрались вместе, давайте обсудим, что и когда проглядели мы с вами. Правильно я говорю, Валентина Сергеевна?Валентина Сергеевна с удовольствием подтвердила. И теперь уже в абсолютной тишине стала говорить одна она.Беседа, таким образом, превратилась в родительское собрание.Выступали по очереди, спорили, но уже не горячились.– Я думаю, – сказал Владькин отец, – надо, Валентина Сергеевна, организовать мальчишек при вас, коли уж школа в основном отстранилась от этого дела и коли уж вы берете на себя эту трудную обязанность. Но надо организовать интересно, чтобы все это – естественно, как бы само собой, чтобы не разучивать одни и те же песни.– Мой все про черного ворона поет… – неожиданно вставила бабка Алена.– Вот именно, – обрадовался Владькин отец. – Надо и «Черного ворона» петь иногда! Потому что человек любит и порадоваться, и погрустить вовремя, и помечтать под настроение. А если по графику, по пунктам: сегодня то-то, завтра то-то… А может, на реке паводок, и мальчишки хотят льдины от берега отталкивать, а не книгу читать! Льдины-то раз в году плывут, а книга подождать может.По предложению Валентины Сергеевны все присутствующие вошли в родительский комитет, который обязался собираться не реже чем раз в месяц и обсуждать все вопросы о детях.– Девочек надо тоже привлечь… Моя Света, гляжу, тоже на лес смотрит… – неожиданно призналась Владькина мать.Постановили привлечь и девчонок.Владькин отец обязался вместе с изыскателями всеми силами помогать Валентине Сергеевне.– Заставим и работать, и шалопайничать вовремя, – пообещал Владькин отец.Собрание продолжалось затемно. Преследование А в это время ничего не подозревавшие о заговоре против них путешественники, не дыша, сидели в густых зарослях малинника, сжимая в руках луки и дротики…На поляне шла торопливая подготовка к бегству.Если бы Проня мог предполагать, что за ним следят, друзьям, возможно, вряд ли удалось бы защититься дротиками. Но бандиты лишь иногда вслушивались в отдаленные шумы тайги. Если они и ждали погоню, то не вскоре.Шепотом договорились двигаться по-одному: впереди Петька, метров через пятьдесят за ним – Владька, потом Никита. Никита должен оставлять ножом едва заметные срезы на кустах или на деревьях.Петька умел кричать по-лягушачьи. И двумя короткими «кр-р… кр-р…» условились объявлять тревогу. Еще Петька потребовал, если что случится с ним, – на помощь не приходить, продолжать слежку. С этим условием Никита и Владька не соглашались, но потом договорились меняться местами, чтобы все подвергались одинаковому риску.Спрятав в лесу все, что напоминало о беглецах, обрывки веревок, котомки, – чернобородый взял мешки с провизией, Проня вскинул за спину тяжелый ящик. Еще раз оглянулись оба на тайгу, вслушались. Они почему-то ждали опасности со стороны деревьев, где были привязаны пленники, а бывшие пленники затаились у противоположного края поляны.Чернобородый впереди, Проня за ним двинулись мимо зарослей малинника на восток. И едва глухие шаги их стали чуть слышными вдалеке, пригнувшись и осторожно ступая, двинулся между деревьями Петька. Владька выдержал расстояние с таким расчетом, чтобы только не выпускать из виду Петьку. Никита выждал еще.

Петька надеялся, что бандиты постараются выбраться на проселок. Но чернобородый шагал прямо на восток, с каждой минутой забираясь все дальше и дальше в глубь тайги. Влажный от росы мох пружинил под ногами, выправлялся, и нельзя было заметить на нем даже признаков человеческого следа.Первые часа полтора бандиты еще оглядывались назад, внимательно прислушиваясь к тайге. Петька замирал при этом, уткнувшись носом в какую-нибудь холодную от сырости, мшистую кочку. Но потом, окончательно успокоенные, бандиты зашагали ровным, быстрым шагом, почти не останавливаясь и, видимо, считая, что никакая погоня уже не в силах разыскать их по сплошным, на сотни километров вокруг, дебрям леса.Осталась позади Змеиная гора. Тайга дальше представлялась Петьке густым непрерывным массивом длиною в тысячу дней пути – до самого Иртыша, – как по школьной карте.Когда падал носом в мох Петька, Владька тоже мгновенно шлепался на живот и лишь одним глазком из-за какого-нибудь дерева следил за каждым Петькиным движением. А Никита, чье положение было самым безопасным, садился при этом за ближайший куст, доставал из-за пояса стрелу и ждал, понемногу оттягивая тетиву лука.Бандиты шли и шли вперед.Солнце поднялось высоко над деревьями, и тайга загомонила на разные голоса, зашелестел ветер в верхушках елей и кедров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35