А-П

П-Я

 

– Кто здесь? – спросил он голосом, от которого приятели поежились. Мало ли что…Тяжелые резиновые сапоги его были так близко от Петькиного носа, что казалось, протяни руку – и дотронешься до них.Еще раз оглянувшись, чернобородый возвратился к костру.«Жмем!» – шепнул Петька. Но и без того было ясно, что пора «жать». Задом, сначала медленно, осторожно, потом быстрей они отползли на несколько шагов прочь от костра.Потом от дерева к дереву – бегом – в камыши. Наконец, во всю прыть, – через болото, к реке.– Не опоздаем… – утешил Никита.– Вот бы этот цыган дал тебе по шее, тогда б не опоздали, – на ходу отозвался Петька. Будто бы начальник штаба сознательно треснул каким-то там сучком…А это получилось даже кстати. Солнце уже катилось к земле. Дуэль Чего уж не было на белоглинских дуэлях, так это примирения. Подобная разновидность мушкетерской трусости была чужда белоглинцам. Не та эпоха. Да и народ, видать, покрепче стал. Потому даже Колька тетки Татьянин предпочитал смерть в бою примирению без боя, то есть, чтобы пожать протянутую руку – это ни в какую. Хорошо, правда, что никто еще и не протягивал ее ни разу.Когда Петька и Никита подошли к месту дуэли, Мишка и Владька уже поджидали их. Но противники не стали упрекать друг друга. Холодно переглянулись, холодно сошлись в центре поляны, чтобы измерить шпаги. Каждый по очереди упирал свою шпагу острием в правую ладонь и прикладывал рукояткой к плечу. У всех, за исключением Мишки, была норма. Мишка сантиметра на два перебрал в длине, но Петька умолчал про это, только сверкнул глазами сначала на Мишку, потом на Никиту: «Видел?» Никита глазами ответил: «Ерунда».Снова разошлись.Командовать поручили Мишке. Он скомандовал:– Три… Четыре.Поединки должны были начинаться одновременно, но не успели Петька со своим противником сделать по шагу навстречу друг другу, как Никита вихрем налетел на Мишку, одним ударом из-за плеча выбил у него шпагу, вторым двинул ему между ребер, и на этом единоборство секундантов закончилось.Мишка подобрал свое оружие, зачем-то скребанул в затылке и сел на бугорок, рядом с Никитой, чтобы лучше видеть дальнейшие события.Вообще-то Мишка умел драться, но, может, раскаивался, что его засекли с двумя-тремя сантиметрами, может, не хотел вовсе уж портить отношения со своими вчерашними друзьями или еще что – кто его знает. Раз есть победители, должны быть и побежденные. У каждого своя гордость. Колька тетки Татьянин, к примеру, еще считать как следует не научился, а уже был сорок два раза убит на дуэлях. Это тоже не всякому дано.Короче говоря, секунданты приготовились наблюдать, основные противники начали сходиться. Владыка – достойный потомок каких-нибудь там графов де-ла-Бе – приветливо улыбнулся и хотел сказать одну из мушкетерских колкостей, но так как противник его шел молча, он тоже ничего не сказал. Только улыбку оставил – ну, со всякими там дворянскими штучками в ней: надменностью, презрением и тому подобное.Незнакомому с искусством улыбок Петьке захотелось внести в этот комплекс также и долю своей фантазии, но правила запрещали бить по лицу. Бить разрешалось только в грудь, до пояса. Причем самый кончик шпаги закруглялся во избежание укола. Прикосновение к груди в зачет не шло. Засчитывался лишь удар, которого противник попросту не мог оспорить.Первый выпад сделал Петька. Но Владька отшатнулся, коротким ударом отбил его шпагу вверх и сделал ответный выпад, так что Петька едва ушел в сторону.Эти пробные секунды боя показали, что на легкую победу лучше не надеяться. Петька мгновенно перестроился. Несмотря на свой рост, противник был явно слабее физически. Петька решил измотать его и, уже не заботясь ни о красоте, ни о точности ударов, стал нападать непрерывно. Удар справа, слева, снова слева, потом быстро выпад, еще один…Казалось, что шпага его мелькает сразу в нескольких направлениях, но при этом она всюду натыкалась на Владькину шпагу, и если бы дерево вдруг оказалось металлом – яростный звон слышался бы в самой дальней деревне.Сначала Петька норовил развернуться так, чтобы Владька оказался лицом к солнцу, но скоро утратил координацию. И то видел солнце перед собой, то замечал его сбоку, то вовсе не знал, где оно.Бой становился напряженным. Секунданты начали волноваться. Мишка не выдержал даже и подсказал:– Слева!За что тут же получил первое предупреждение от Никиты. Щелкнув зубами, слегка прикусил кончик языка. Поморщился, сплюнул и от дальнейших комментариев воздержался.У Владьки была тонкая узкая шпага. Поэтому, когда Петька заметил, что противник его стал меньше думать о выпадах, а стремится вложить в каждый удар побольше силы, он с готовностью ответил ему тем же.Сопротивление новичка разъярило Петьку, и он уже представил себе, как под его ударом разлетается хлипкое оружие противника, когда послышался треск.Все дальнейшее завершилось в несколько мгновений.Ярость едва не погубила Петьку, ярость и спасла его.Треснув, разломилась надвое не Владькина, а Петькина шпага. И от неожиданности, и от злости Петька совершил невозможное. Еще ни Владька, ни секунданты не успели среагировать на случившееся, как Петька, чья реакция обгоняла мысль, с отчаянием уже погибшего рванулся вперед, коротким взмахом в прыжке отбил шпагу противника и, падая, сильно ударил Владьку своим обломком прямо в грудь.Так что упали они оба. Владька – плашмя на спину, Петька – плашмя на живот.Петька вскочил первым и, еще разгоряченный, сделал своим обломком что-то похожее на оборонительное движение. Потом, не глядя, отбросил его в кусты. Как будто для него это было в привычку: завершать дуэль обломком и выбрасывать его. Владька сел на траве, тронул грудь. Больно.Петька вытащил из кармана лопух, бросил его к ногам поверженного противника.– На́ – за елку. В другой раз порубишь, – наставительно сказал Петька, вроде тут же забыв обо всем, что касалось недавней схватки. Повернулся к Никите: – Идем…Зашагал, наступая на одуванчики. Так, от нечего делать.– Техника, – разъяснил Никита своему соседу по кочке.Мишка от дискуссии отказался.До самой реки победители шли молча. И сели в лодку, равнодушные ко всему. И в молчании выплыли на середину реки.Только здесь Петька немного оживился.– Как, а?– Техника, – орудуя веслами, повторил Никита результат своих наблюдений. Потом сказал: – А шпага-то у него, знаешь, это – клееная. Из лыжины, что ли. На вид – тьфу, а крепость…– Да? – переспросил Петька. – Где же он достал это…Дернув себя за чуб. Петька помрачнел. Выходит, что и без того трудная победа могла оказаться еще труднее. Помощник Домой Петька пришел уже в темноте. Сунул весло за топчан в сенях.Мать хозяйничала на кухне. Лампа в горнице едва тускнела, и под кроватью и по углам чернели тени.Петька взял со стола кружку парного молока, пирог с капустой и только теперь почувствовал голод.Когда мать вошла в горницу с тарелкой дымящихся галушек в руках, ни молока, ни пирога с капустой уже не было.– И где тебя носит… – по-всегдашнему запричитала мать. – Нет по-людски чтобы… Одним молоком… На что ж я галушки-то грела?– Больше не хочу, – заявил Петька. Но чтобы не расстраивать мать, взял ложку и принялся вылавливать тугие галушки. – Много надоила сегодня?– Где там… – вздохнула мать. Потом спохватилась: – Митька-то прихворнул ноне. Кто же стадо выгонит? Ты бы попас Ягодку завтра. Доить днем не буду…– Попасу… – пообещал Петька, тут же прикидывая в уме, как совместить эту свою новую обязанность с прочими делами. Хотелось в назидание Мишке за его измену отправиться на днях в путешествие на долбленке. Оставалось доделать немногое: выстругать мачту, сшить парус, уговорить дядьку косого Андрея, чтобы сковал накладку для мачты.– Да, что-то щеколда расхлябалась у сарайки. Того и жди отвалится… – посетовала мать.Петька поднялся из-за стола.– Сейчас сделаю.– Да чего же сейчас-то? Завтра! – забеспокоилась мать.Но Петька не любил откладывать хозяйственные дела на завтра. Взял молоток, гвозди, вышел во двор.Над рагозинской церковью поднималась ущербленная луна.Двумя десятисантиметровыми гвоздями Петька намертво закрепил щеколду, потом заодно приколотил отошедшую дощечку в заборе.Мать постелила ему в сарайке. Налила в таз горячей воды. Но так как сама она после этого взошла на крыльцо, Петька лишь для порядка побултыхал в тазу ногами и выплеснул воду на помойку.– Все, мам…Мать неслышно вздохнула, но проверять результаты мытья не стала. А Петьке всякий раз, когда она так вздыхала, хотелось тут же заново перемыть ноги или сделать в жизни что-нибудь такое необыкновенное, чтобы любой человек сказал: «Да, не у каждой матери такие сыновья бывают…» Уж кто-кто, а Петька-то знал, что это только с виду мать его неприметная, тихая-тихая будто, – на самом деле второй такой с огнем по земле не сыщешь. Некогда ей шумной быть, вот и вся разгадка. Одно, другое – поработай-ка с ее…В эту ночь Петька вовсе, кажется, не спал.Всего и запомнил, как рубаху стаскивал. И вытянуться, кажется, не успел, как проснулся от петушиного крика. Решил, что сдуру петух кричит, и, не открывая глаз, натянул на голову старую материну фуфайку. Но куры всполошились на насесте, заквохтали, а краснобородый Степан Разин, будто назло, подошел к самому Петькиному уху и басом заорал во второй раз:– У-а-э-хо!..Петька выскочил из-под фуфайки, запустил в петуха собственными штанами, и сон как рукой сняло. Из чувства мести бросил в краснобородого дурака еще двумя березовыми полешками, отчего залотошило в один голос все куриное семейство, и принялся одеваться.В щели сарая заглядывало раннее солнце.Мать спала.Ежась от холодной росы, Петька махнул через плетень в огород старика Евсеича и задами помчался к Никитиной избе.Выдернул с Евсеичевых грядок две морковины, отер их ботвой и позавтракал на ходу.Окно в комнату Никиты было закрыто. Петька осторожно растворил его, прыгнул на подоконник и, прихватив со стола кружку воды, хотел было вылить ее на подушку спящего Никиты. И уже брызнул чуток под самое одеяло, когда спящая фигура вздернулась, и Петька увидел перед собой рассвирепевшую бабку Алену.– Ты чевой-та, пострел, удумал?! Ты энто откедова тут? Вот я те!..– Я напиться, бабушка Алена, – торопливо оправдался Петька и для большей убедительности стал энергично глотать противную, застоявшуюся с вечера воду.– Напиться! Вот я сейчас…Но Петька не стал дожидаться, когда бабка нашарит ногами под кроватью свои калоши. Приткнув злополучную кружку на сундук возле окна, он тем же путем, как и прибыл, выскочил на улицу.– Чуру нет на бесенят! Для чо ж люди двери строют?! Ай для красивости?! Или – так?! Де ж энто в окна ходют люди?! Мож, в Германии?! Так мы не германцы, чай!..Дальнейшее Петька уже не слышал. Он только еще раз сунулся в окно, сказал:– Извиняйте, бабушка Алена. – И, вовремя увернувшись от полетевшей в окно калоши, исчез.Оказывается, Никита пристроился спать на сеновале. Петька предчувствует опасность Корову пришлось гнать вверх по берегу Туры до переката. Здесь – Никита впереди с веревкой, Петька сзади с двумя парами брюк и длинной хворостиной в руке – кое-как перетащили Ягодку на противоположный берег реки. Глупая животина упиралась, тянула вверх по течению, мотала головой, так что один раз, на том коротком участке пути, где нужно было пробираться вплавь, Никита едва не выпустил из рук натянутый повод, и кто знает, куда после этого вздумалось бы Ягодке направить свои копыта…Корову, понятное дело, можно бы попасти и на своем берегу. Но просидеть возле нее целый божий день – это еще Кольке тетки Татьянину куда ни шло. А у друзей было достаточно своих забот.Ягодку решено было предоставить самой себе. Загнали ее на треугольник леса, с одной стороны которого была река, с другой – овраг, а от общей массы тайги этот благодатный клочок отделяла высокая изгородь из колючей проволоки, неведомо зачем и в какие годы установленная лесничеством.Петька тщательно обследовал изгородь и, чтобы исключить всякую возможность побега, в некоторых местах подтянул ржавую проволоку повыше.Никита тем временем следил за лодкой.Совершив традиционный крюк – через лес и болото, предприимчивые пастухи скоро добрались до камышей, от которых двадцать шагов – и землянка.Но тут Петька неслышно присвистнул. Никита сначала не понял его, а когда выглянул из камышей, то не присвистнул, а прямо сел на месте. Достаточно было одного опытного взгляда, чтобы увидеть следы вторжения на территорию между землянкой и болотом. Трухлявый ствол осины кем-то сдвинут и развалился. Слой прошлогодней хвои в междуелье будто вспахан кем. Даже муравьиная куча под сосенкой развалена, а на мху – вмятины.– Мишка-предатель! – выругался Петька и, уже не таясь, как раньше, во всю прыть кинулся к землянке.Никита – следом.Под пихту нырнули одновременно. Стукнулись головами. Надо бы стукнуться еще раз, чтоб не умер кто из родных, но тут уж было не до суеверий.Хорошо замаскированный вход с виду был не тронут. Но мало ли что с виду… В четыре руки расшвыряли по сторонам валежник, Петька – впереди, Никита – за ним спрыгнули вниз.Чиркнула спичка. Дрожащими от нетерпения руками Петька зажег фонарь. Потом минуту или две с молчаливым удивлением оглядывали землянку. С удивлением не потому, что за их отсутствие что-нибудь изменилось здесь, а как раз потому, что все было совершенно таким, каким они оставили вчера. И на смену первому напряжению явилось новое. Петька выглянул наружу и аккуратно, насколько это возможно изнутри, прикрыл вход. Никита, сосредоточенный, сел на ящик у стола. Когда Петька спустился, друзья обменялись одинаково встревоженными взглядами.Первая, законная мысль о Мишке отпала сама собой. Зачем бы Мишке ворочать хвою, когда он и без того знает сюда дорогу? А кому понадобилось это…Засунув руки в карманы, Петька еще раз медленно оглядел стены: ящики с инструментом, полку, луки…Черная Петькина тень подрожала, изломанная, и надолго остановилась.– Кто-то шарит нашу землянку… – сказал Петька.И вот когда он это оказал, на некоторое время установилась полная тишина: до звона в ушах. А потом Никита сказал такое, отчего у Петьки все на мгновение похолодело внутри, а широкие глаза Никиты зажглись точечными огоньками напряжения, и обоим показалось вдруг, что они здесь не одни в землянке, что рядом присутствует, слышит и, может быть, видит их кто-то еще один, третий. У порога тайны – Ты знаешь, там камень! – сказал Никита и вытянутой рукой показал при этом на глинистую, оползшую стену землянки.Петька не сразу смог увязать воедино события последних дней, но для того у Никиты и была голова, как шар, чтобы все увязывать быстрее.Сумасшедший Проня твердил о каком-то камне. И, наверное, не случайно глупый рассудок привел его вчера в окрестности землянки. Бабка рассказывала Никите похожий случай. Один при царе барана напугался ночью, так потом и говорить разучился, знай, блеял.Еще вчера уловил Никита в бормотании сумасшедшего какое-то напоминание о «подземных хоромах». Эти «хоромы» тогда же навели его на мысль о землянке, но потом, в ходе дуэли, связь между ними распалась.Чернобородый насмехался. А сумасшедший, возможно, говорил правду… Только о чем же говорил он еще?.. О каких речках упоминал? Что за камень ему нужен? Какую роль во всем этом играет библия? Почему сумасшедший Проня вспомнил о землянке теперь, а не два дня, не месяц, не год назад? Откуда он пришел в Белую Глину? И куда исчез опять?Расспросить бы подробней чернобородого. Но где его сыщешь – мало ли охотников по тайге бродит? А разбираться в остальных вопросах при столь скудных и столь расплывчатых сведениях сумасшедшего не имело смысла. Надо было действовать.Когда первая реакция на заявление Никиты спала, Петька кошкой прыгнул на лестницу и, весь превращенный в слух, попытался уловить какое-нибудь движение на поверхности. Эта маленькая предосторожность несколько успокоила его. Он спрыгнул назад.– Роем!Но Никита и без того уже вытаскивал из ящика все сколько-нибудь пригодное для рытья. Как они раньше не догадались, что одна стена не может быть земляной при таком добротном срубе!Никита вооружился штыком, Петька взял нож. То и другое могло понадобиться им, ко всему прочему, и для защиты… Напряжение, овладевшее ими, не проходило, а с минуты на минуту усиливалось. Землянка, которая еще два дня назад казалась обоим самым надежным бастионом, теперь напоминала ловушку. Трудно сказать, что испытали бы они, если бы в неровном свете закопченного фонаря вдруг глянула на них сверху взлохмаченная голова сумасшедшего Прони…Первые куски глины с шорохом упали на бревенчатый пол землянки. Вчера они оберегали его от мусора, а сегодня оба уже почувствовали, что недолго осталось им хозяйничать здесь… И рубашки на обоих взмокли от пота.Острые орудия легко входили в грунт, так что скоро от былой чистоты в землянке ничего не осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35