), и благоразумно избегали с ним (с Ней?) встречи. Человек не думал об этом, он просто шёл, придерживаясь один раз выбранного направления вдоль берега реки, вверх по течению. Пару раз над самой его головой проносились какие-то крылатые твари, потом, ломая кустарник и древесные стволы, грузно протопала мимо тяжёлая бронированная туша, и ещё он встретил громадную змею, переползавшую прибрежную тропу. Точнее, человек видел только часть огромного скользкого тела толщиной в его ногу. Хвост чудовища скрывался где-то в зарослях, а голова уже погрузилась в воду и двигалась к середине реки, оставляя за собой бурлящую дорожку. Человек равнодушно перешагнул через живое двигающееся бревно и пошёл дальше. Кровососущая мошкара также не слишком досаждала человеку, словно она тоже ощущала странную ауру путника.
Хижины селения скучились на небольшом пространстве, совсем недалеко от уреза воды. Стены жилищ образовывали вертикально вбитые в мягкую землю древесные стволы в руку толщиной, искусно и плотно переплетённые лианами, крышами служили огромные листья или плетёнки из тростника, который в изобилии рос в воде у самого берега. В селении явно жили люди — над крышами поднимались дымки, на песчаной косе у воды лежало несколько лодок, целиком выдолбленных из дерева или сплетённых из того же тростника. Возле селения лес отступал (или был оттеснён), образуя поле, поросшее толстыми зелёными стеблями высотой в половину человеческого роста. Похоже было, что стебли эти не выросли сами по себе, а явились результатом целенаправленного посева.
Расстояние до ближайших хижин — точнее, до бревенчатого частокола, окружавшего селение, — было не слишком большим, однако из-за подступавших сумерек и густоты зарослей человека заметили далеко не сразу, хотя он и не скрывался умышленно. Но, в конце концов, обитатели лесной деревни увидели чужого.
Нет, особой паники не было. Жители посёлка привыкли к тому, что лес часто извергает из своей утробы странных существ — опасных, как правило. Поэтому и реакция обитателей деревни была соответствующей. Сновавшие между хижинами женщины и дети моментально исчезли, попрятались. Бревенчатый мост через ров — только сейчас человек заметил, что от реки был отведён искусственный канал, окольцовывавший всё селение и вновь впадавший в реку — со скрипом приподнялся на толстых плетёных канатах и закрыл собой проём в частоколе, служивший входом в собственно деревню. Но перед этим те, кто работали на поле, успели укрыться за бревенчатыми остриями ограды. И теперь из-за ограды за человеком следили насторожённые глаза и наконечники стрел и копий.
Человек вздохнул и двинулся прямо к деревне через поле, раздвигая упругие сочные стебли. За время своего путешествия сквозь джунгли он привык к постоянному ощущению опасности, и оно его не тревожило, тем более, что в глубине души жила странная уверенность в том, что никто не сможет причинить ему серьёзного вреда. И теперь он спокойно приближался к бревенчатой ограде селения.
Первая стрела скользнула над плечом, вторая мягко воткнулась в землю у ног. Тростниковое древко ещё подрагивало, когда человек остановился. Его явно предупреждали — в этом сомнений не было. И тогда человек сделал то единственное и естественное, что надлежало сделать, хотя он не смог бы объяснить, почему он поступил именно так, а не как-то иначе. Человек поднял над головой пустые руки, развернув их ладонями вперёд, и развёл руки в стороны, показывая тем, кто скрывался за частоколом, что он безоружен и не несёт с собой никому никакой угрозы.
За бревенчатой оградой молчали, однако взгляды скрывавшихся там человек продолжал ощущать всей кожей. Затем над стеной поднялась высокая фигура с луком в руке. Стрела лежала на тетиве, хотя лук и не был натянут, а наконечник её смотрел вниз. Какое-то время два человека — один наверху ограды, другой внизу, у рва, в котором струилась тёмная вода, — молча смотрели друг на друга. Тишину нарушало только шуршание лёгкого ветерка в прибрежном тростнике и в зелёных растениях на поле. Потом обитатель деревни заговорил, обращаясь к пришельцу. Его речь походила на птичью трель — быстрая череда свистящих и щёлкающих звуков. Человек ничего не понял и в знак этого помотал головой. Житель селения ещё несколько раз прищёлкнул-присвистнул, затем, поняв, вероятно, тщетность своих усилий, замолчал и сделал какой-то жест правой рукой — в левой он держал лук и стрелу. Раздался скрип — деревянный мост пополз вниз, перекрывая ров. Человек повернулся и пошёл к мосту — первый шаг к пониманию сделан, хотя он и не понял ровным счётом ничего из того, что пытался сказать ему обитатель посёлка.
* * *
Миновало несколько дней. Человек обжился в посёлке и нашёл общий язык с его обитателями — в переносном смысле, конечно, поскольку их птичьего языка он так и не понял. Более того, его гортань просто не в состоянии была воспроизвести те странные звуки, при помощи которых жители деревни общались между собой. Но в принципе языковой барьер не создавал слишком уж много неудобств — жизнь в селении текла просто и размеренно, понятия были простыми: еда, сон, опасность. Незатейливый быт не требовал от лесных людей сложных философских понятий, хотя они, несомненно, являлись разумными существами, сделавшими громадный шаг вперёд от полуживотного первобытно-стадного состояния. Они владели огнём, умели строить жилища и лодки, ловили в реке рыбу и возделывали поля, охотились при помощи лука, копий и ловушек, использовали довольно сложные орудия труда — топор и серп, долото и иглы, ножи и гвозди. Большинство этих предметов изготавливались из дерева, камня и кости, однако в ходу были медь и даже железо. Это последнее обстоятельство удивило и заинтересовало человека, поскольку он не видел в селении никаких следов или даже намёков на добычу и обработку металла — печей для плавки руды или кузницы. Откуда человек знал про обработку металла? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос (впрочем, как и на очень многие другие), просто знание о том или ином предмете или понятии всплывало из потаённых глубин его сознания в определённый момент времени. Похоже, что человек знал очень и очень многое, но почему-то неким странным образом забыл почти всё. И ещё на одно обстоятельство человек обратил внимание: обитатели лесной деревушки использовали одежду из шкур животных (умело выделанных) или из растительной ткани, делали посуду из обожжённой глины, которую выкапывали на речных откосах, следовали определённым ритуалам, регламентирующим жизнь посёлка, но не исполняли никаких религиозных церемоний. Не было ни храма, ни святилища, ни капища — как в самом посёлке, так и вне его. Вождь (им, кстати, был тот самый, который первым заговорил с человеком при его появлении из леса) и совет старейшин — да, а вот жреца или колдуна не наблюдалось. Был знахарь-травник с несколькими учениками, кои в силу своих знаний, опыта и умения врачевали раны и болезни, были охотничьи обряды на удачу, были амулеты и обереги, явно была вера в потусторонних могущественных существ, а вот штатного, так сказать, священнослужителя не было.
Всё племя насчитывало несколько сотен мужчин, женщин и детей. Моногамная семья, в которой мужчина-охотник обеспечивал пропитание, а женщина-мать хранила огонь очага. Никакого приниженного положения женщины человек не заметил — просто существовало чёткое разделение обязанностей, при котором только и могла выжить эта небольшая кучка людей в сердце леса. А что за чудища могли появиться из-под зелёного полога, человеку довелось увидеть очень скоро.
Человек быстро стал своим — или почти своим — для людей воды и леса. Язык жестов помогал придти к взаимопониманию в тех простых ситуациях, из которых было соткано незатейливое существование племени. С ним делились едой, но он отнюдь не сделался нахлебником. Наоборот, он делал любую работу, которую делали мужчины племени: тянул сети с рыбой, рубил в лесу деревья и таскал их в посёлок, очищал ров от плавучей травы, которую затягивало туда течением. Делал с удовольствием, наслаждаясь силой тела и крепостью мышц. Простодушные обитатели посёлка были, по сути, детьми с открытыми сердцами, и первоначальный ледок настороженности и отчуждения если и не исчез до конца, то уж наверняка пошёл трещинами и подтаял.
В то утро человек собирался с мужчинами на охоту — впервые. Ещё накануне вождь сумел объяснить ему жестами, что предстоит. Кроме того, в ход пошли рисунки заострённой палкой на сыром песке, и ситуация прояснилась окончательно. Но выйти в лес охотничьему отряду не пришлось.
Над полем, где трудились женщины и молодёжь-подростки, вдруг повис отчаянный звенящий крик. Крик этот мгновенно сорвал всех жителей деревни с мест, заставив бросить всё, чем бы они ни были заняты.
От края леса к деревне со всех ног бежали двое — девушка и парень. Искали ли они в лесу съедобные коренья и целебные травы, или просто хотели уединиться под кронами — в настоящий момент было неважным. А важным было то, что вслед за беглецами, ломая деревья как тростник, вывалилось из чащи отвратительное создание. Глыбоподобное чешуйчатое тело с шестью толстенными лапами, поросшими густой рыжей шерстью, передвигалось волнообразно. Хребет зверя то вздымался до высоты в почти два человеческих роста, то опускался до самой земли, и тогда казалось, что тварь растеклась по траве. Тяжёлые чёрные когти глубоко вспахивали почву, с корнем вырывая сочные стебли ра-ра (одно из немногих слов-звуков, которые человек запомнил и понимал — так называлось это съедобное растение на языке племени). Длинную гибкую шею венчала уродливая широкоротая голова, пасть щерилась жёлтыми клыками размером в ладонь. Потревожила ли незадачливая парочка сон чудовища, или эта тварь охотилась днём, в любом случае сейчас она неумолимо двигалась прямо на посёлок, а её размеры внушали серьёзные сомнения в том, что частокол выдержит удар этого громадного тела. Причём двигалось существо достаточно проворно, и то, что оно ещё не поймало беглецов, объяснялось только лишь тем, что внимание чудовища отвлекли крики людей и сам вид деревни со множеством обитателей.
Беглецы почти достигли рва у самых ворот, которые уже медленно закрывались, подтягиваясь на верёвках, когда страшилище очнулось. Оно издало глухой булькающий рык и в несколько перетекающих движений на своих шести лапах настигло несчастных. Девушка у самого края рва зацепилась ногой за сплетение стеблей и упала ничком, жалобно вскрикнув, как пойманный зверёк. Но её спутник не растерялся. Он схватил подругу в охапку, поднял и с неожиданной силой, рождённой отчаянием и смертельной опасностью, бросил лёгкое тело на семь локтей вперёд через ров, прямо в сужающуюся щель между частоколом и поднимающимся мостом-воротами. Девушка скользнула в проём, по-кошачьи цепляясь за брёвна, и кубарем скатилась по ним внутрь ограды, обдирая локти и коленки. Ворота запахнулись, а юноша рухнул в ров и скрылся под водой за долю мига до того, как чудовищная лапа впечаталась в землю там, где он только что стоял. Самые концы когтей прошлись по одежде парня в волоске от тела и распороли её на полосы сверху донизу. Чудовище соображало тупо, и ему понадобилось несколько мгновений для того, чтобы понять — добыча осмелилась улизнуть из-под самого его носа. Поняв же это, тварь взревела снова, уже гораздо громче и яростнее, наклонила башку набок и занесла надо рвом одну из передних лап с растопыренными когтями, явно намереваясь выудить пловца из воды, как мелкую рыбёшку. При своих размерах гигантская лапа запросто могла бы перегородить ров и вычерпать из него жертву вместе с травой и речным илом. Но тут в воздухе запели стрелы.
Все жители посёлка, способные натянуть лук, уже стояли на деревянном помосте с внутренней стороны частокола — и человек был среди них. Вождь выкрикнул что-то резко-пронзительное, и человек увидел знахаря, спешившего к стене. В руках травник держал глиняный горшок с крышкой, и когда целитель оказался на помосте среди стрелков и откинул крышку сосуда, человек заметил внутри густую чёрную жидкость. Подбегавшие к знахарю охотники торопливо обмакивали наконечники стрел — всем пучком сразу — в вязкую жижу и спешили назад к остриям частокола, на ходу накладывая стрелы на тетиву.
Растительный яд! Ну конечно же, племя жило в этих дебрях много лет и неизбежно должно было научиться обороняться от подобных жутких созданий, против которых жалкие копья-прутики более чем бессильны. Теперь вопрос состоял только лишь в том, как долго продержится частокол — чудовище великолепно забронировано, и стрелам нелегко отыскать уязвимые места в плотной чешуе. И как долго эта тварь ещё будет сопротивляться действию яда? Скольких людей оно успеет убить? Глядя на чёрные когти и жёлтые клыки, человек легко представил себе, что могут сотворить эти совершенные орудия убийства с хрупкой человеческой плотью в мгновение ока.
Стрелы летели. Промахнуться в исполинскую тушу с такого близкого расстояния невозможно, однако большинство стрел бессильно скользило по роговым чешуйкам, ломалось и отскакивало. Вот если бы железные жала несли в себе магию … Ещё одно невероятно знакомое понятие ! Шлюзы памяти дрожали под напором воспоминаний. Казалось, ещё немного, и человек вспомнит всё…
Рёв разъярённой твари походил на грохот камнепада! Меткая стрела впилась в кроваво-красный левый глаз, вторая проколола язык, трепетавший в распахнутой пасти между чуть загнутых назад смертоносных клыков. Чудовище напрочь забыло про жертву во рву. Оно вздыбилось, поднявшись на задние лапы и опираясь на толстый хвост, волочившийся по траве, и всей тяжестью рухнуло через ров на брёвна ограды, выбросив при этом вперёд две передние пары мощных когтистых лап. Частокол содрогнулся. Человек надеялся, что чудище с размаху напорется на заострённые концы брёвен поверху, однако хоть тварь и была глупа, но не настолько, чтобы насадиться самой на деревянные острия — тут уж не спасла бы и её костяная броня. Нет, зверь вцепился в концы брёвен лапами, кроша дерево когтями, а всей грудью ударил в бревенчатую изгородь.
Брёвна ломались, как сухие стебли травы. Помост с внутренней стороны частокола, на котором стояли стрелки, зашатался и начал разваливаться. Люди посыпались вниз, роняя оружие. Знахарь тоже скатился с разваливающегося помоста, не выпустив, однако, из рук горшка с ядом и даже успев закрыть крышку, чтобы не пролить ни капли зелья — ведь в его руках было сейчас спасение всего рода! На остатках рухнувшего помоста устояли только вождь и пришелец.
Целый кусок стены повалился внутрь. Уродливая чудовищная голова просунулась в пролом, передняя пара лап перетягивала через ров брюхо, вторая пара доламывала бревна по сторонам, расширяя брешь. Задние лапы соскользнули в ров, который не служил чудовищу серьёзной преградой. Чешуйчатое тело снова начало вздыматься над развороченной стеной — тварь готовилась прыгнуть внутрь деревни. Вождь шагнул вперёд, целя копьём в налитый кровью правый глаз твари, но та лишь мотнула головой, — лапы были заняты — и лесной воин отлетел далеко в сторону и покатился по земле. И тогда человек метнулся прямо к огромной башке.
Он не прыгнул, а скорее перенёсся , просто со стороны это выглядело как прыжок. Громадная пасть оказалась совсем рядом, человека обдало отвратительным смрадом из утробы чудовища. Копьё человек бросил — какая польза в таком поединке от палки с медным наконечником. У человека оставались только голые руки — и ещё кое-что . Он снова, как тогда, в схватке с серым зверем, выбросил ладони вперёд.
Ощущение было таким, как будто на плечи обрушилась тяжесть целой скалы. Человека шатнуло, но он устоял и продолжал удерживать голову чудовища у самой земли, не давая твари выпрямиться во весь свой рост. По лицу человека градом катился едкий пот, а распахнутая пасть с клинками жёлтых зубов приближалась пядь за пядью. И всё-таки человек держал зверя. Сил свернуть ему шею, как тому серому у реки, явно не хватало. Человек напрягся . Ему казалось, что с кончиков его пальцев струится некая голубоватая субстанция, обволакивающая и парализующая чудище. Человек пил силу зверя и становился всё сильнее по мере того, как слабел его враг. Ещё две выпущенные в упор стрелы вонзились в шею твари между роговыми пластинами — человек был не один на один со страшной тварью. Он видел , как толчки крови внутри исполинского тела перегоняют отраву по всему организму чудовища, и понимал, что от него, человека, требуется сейчас только одно — удерживать тварь в течение времени, достаточного для того, чтобы яд подействовал. Но человеку отчего-то хотелось гораздо большего. Глаза его встретили горящий красным взгляд единственного уцелевшего глаза зверя, взгляд, в котором перемешалась голодная злоба и страх перед непонятным — чудовище явно не сталкивалось раньше ни с чем подобным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75