Комиссаром дивизии стал Павел Саянов — чекист, бывший слесарь ташкентских железнодорожных мастерских. Попал в новую дивизию, вторично под командование Искандера, и Тиша Хамраев.
Снова загремели выстрелы в Ферганской долине. Искандер гонялся за Кара-ходжой и Турсун-палваном. Горели кишлаки, посевы, склады хлопка. Басмачи убивали людей, совершали воровские налеты и уходили в ночь. Оба курбаши не уступали Искандеру ни в ловкости, ни в хитрости. И все же главные силы их были окружены. Кара-ходжа прислал к Искандеру гонца: он готов сдаться и клянется аллахом, что сделает это, если Искандер-бек с личной охраной приедет для переговоров в кишлак Беш-агач, куда приедет и он с тридцатью своими лучшими джигитами.
Искандер сообщил, что согласен. Вместе с комиссаром Саяновым и тремя десятками бойцов прибыл он в назначенное место. Басмачей там не оказалось. Какой-то дехканин, пряча глаза, передал Искандеру фирман — послание Кара-ходжи: боясь коварства русских, тот менял место встречи и сообщал, что ждет своего друга и покровителя в соседнем кишлаке. Саянов убеждал командира дивизии не ехать и уж во всяком случае подтянуть поближе два-три эскадрона. Искандер
беспечно отмахивался: Кара-ходжа не посмеет напасть, он клянется аллахом, а если мулла клянется аллахом — дело тут верное.Засветло красный отряд подъехал к кишлаку. Как и предсказывал комиссар, здесь ждала их засада. Искандер-бек и его люди, забаррикадировавшись за дува-лом крайнего дома, приняли бой с басмаческой шайкой, намного превосходившей их по силам. Восемь атак отбил отряд. Первым пулей в сердце был убит Павел Саянов. Постепенно погибли все. Держался лишь один Искандер-бек. Четырежды раненный, он переползал с места на место и отстреливался, выкрикивая проклятия клятвопреступнику — черному псу.
Поняв, что Искандер-бек остался один, басмачи, опьяненные рисовой водкой — бузой, одурманенные анашой, ворвались разом с нескольких сторон во двор и захватили бывшего курбаши, смертельно раненного в пятый раз. Искандер был без сознания. Кара-ходжа никак не мог придумать ему самую страшную смерть. И наконец придумал — Искандер-бека погребли заживо, обрушив на него дувал, а потом, уже мертвому, ему отрезали голову. Кара-ходжа вздел ее на пику, сел на белого жеребца Искандера и, выведя басмачей из окружения, сумел соединиться с отрядом Турсун-палвана.
Но дни их были сочтены. Теснимые красными, басмачи метались, как скорпионы в огненном кольце. И жалили, как скорпионы. Но банды таяли. Басмачи бросали оружие, и только самые отъявленные головорезы, запачканные кровью убитых ими людей, держались до последнего. Прорываясь из очередного окружения, банды вынуждены были разъехаться. Одноглазый Турсун, разбив отряд на мелкие группы и заметая следы, решил уходить в Каракумы и затеряться в песках. Кара-ходжа пробивался на Памир, чтобы бежать за границу, в Кашгар иго. Он не расставался с головой Искандер-бека и возил ее с собой повсюду, вздетую на пику...
Тиша Хамраев был в полку, который шел по пятам Кара-ходжи, отрезая его от перевалов. «Черный мулла» километров на десять оторвался от красных конников. Надвигалась зима, наверху в горах уже вовсю гудели метели и снегопады. Со дня на день они могли, закрыть тропы и дороги, и поэтому Кара-ходжа очень
торопился. Ворвавшись в последний на пути к вершине кишлачок, он приказал собрать стариков аксакалов и потребовал, чтобы ему дали самых опытных провожатых, которые провели бы его джигитов путем, неведомым кяфирам. Аксакалы отказались: время ушло, наверху снега, метели, часты лавины. Надо ждать, надо было приходить в горы раньше.
Кара-ходжа доказал, что «Черный мулла» не любит непослушных, — он разрядил свой маузер и уложил двух стариков. Обидеть старика даже словом — самый большой грех в Азии. А тут убийство! Но что могли сделать дехкане, видя перед собой отчаявшихся, готовых на все, вооруженных до зубов басмачей? Проклинать их про себя, призывать на их головы кары аллаха? Тут поднялся самый старший из аксакалов и сказал, что поведет отряд через горы: ему все равно пора умирать, а идут они на верную смерть.
Еще не рассвело, когда басмачи выступили: разведчики красного полка могли появиться в кишлаке с минуты на минуту. Старик уверенно нашел полузанесенную снегом тропу и вел по ней банду в обход дороги, к перевалу. Кара-ходжа ехал за ним на белом жеребце след в след. Он нервничал и торопил провожатого. Трое басмачей были оставлены им на перекрестке тропы и дороги прикрывать отход, несколько благоразумных сбежали еще ночью. За курбаши брело человек пятнадцать — все, что осталось от его двухтысячной банды. И еще остался у курбаши бесценный белый конь Искандер-бека да его голова, насаженная на пику, и заветный белый мешочек, надежно спрятанный под халатами на поясе. Только бы уйти в Кашгар! Там или у афгани можно прожить безбедно все дни, оставленные ему аллахом.
Тропа петляла, закладывала головокружительные виражи, поднималась некруто в небо. Но снега все прибавлялось. Старый проводник увязал в нем чуть не по колена. Облака быстрыми тенями скользили внизу. Где-то справа ярко сверкнул отраженный от ледника солнечный луч и потух, скрытый тяжелой черной тучей, наполненной, казалось, до краев снегом. И тут же в самом деле начался снегопад. Снежинки падали пусто — крупные, тяжелые, неправдоподобные, точно затные хлопья.
Отряд поднялся выше снегового облака. Здесь было совсем светло. Холодно. И очень тихо. Взблескивал миллиардами искорок чистый и очень белый снег. Большое снежное поле косо лежало перед ними, уходя к иззубренной вершине. Тропа исчезла. Перевал был закрыт. Провожатый остановился. Кара-ходжа понял, что старик нарочно привел их сюда, на непроходимое снежное поле. Завизжав от ярости и прокляв старика именем аллаха милостивого и милосердного, он выстрелом из маузера в упор убил его. Звук выстрела, многократно повторенный горным эхом, родил снежную лавину. Лавина стремительно пошла вниз, гоня впереди себя плотный вал снежной пыли. Басмачи побежали, но не было им спасения, и все они погибли. А когда красные кавалеристы, и среди них Тиша, преследующие банду Кара-ходжи, через несколько часов добрались сюда, они увидели лишь безмолвную белую равнину, косо поднимающуюся к иззубренной вершине, и голову Искандер-бека на пике, чуть выступающей из-под снега...
Дольше Кара-ходжи просуществовал Турсун-пал-ван, уползший в Каракумы. Какое-то время ему везло, и он благополучно ускользал от преследователей. В бой не вступая, действовал короткими, преимущественно ночными налетами — награбит, спалит кишлак, постреляет и порубит того, кто под руку попадется, и исчезнет. Говорили, у далекого колодца в самом сердце пустыни его база.
Ферганские чекисты сумели в конце концов заслать в его банду своего товарища. Это был Турсун Сабиров — отец нашего Амана Турсунова, геоботаника. Под видом доверенного представителя курбаши Сайда, действовавшего юго-западнее Бухары, Турсун Сабиров, якобы связанный с инглизами — англичанами, обещал доставить Турсун-палвану оружие и боеприпасы и содействовать объединению басмаческих отрядов. Чекистами была разработана операция-ловушка. Но в самый последний момент, перед тем как сесть в седло и ехать на встречу с Саидом-курбаши, Турсун-палван бросил кости. Одноглазый был очень суеверным и, веря костям, не поехал на встречу с Саидом, а увел отряд и снова затаился.
Тогда Турсун Сабиров взялся за осуществление иного плана. Он распропагандировал группу басмачей, им удалось вьжрасть Турсун-палвана из бандитского лагеря и повести его в Фергану. Однако по пути одноглазый сумел убить часового и бежать к своим. С боем он прорвал окружение и стал быстро уводить остатки банды на запад, два-три раза в сутки меняя лошадей, загоняя их до смерти. Десятка три самых верных бандитов остались при нем. Молва утверждала: басмачи везут большие сокровища.
Банду преследовал самолет. Из Хивы и Нукуса наперехват вышли два отряда милиции. Турсун-палван двигался только ночами, отсиживаясь днем в тени старых разрушенных крепостей и высоких барханов. Одноглазый убивал всех, кого встречал на своем пути, ибо лучше всего молчат мертвые. И приказывал глубоко зарывать трупы, чтобы шакалы и птицы не почуяли их запаха, а кости не выдали путь банды.
Так Турсун-палван вошел в Каракумы. Думал, незаметно. Но уже шли по его следам невидимые, как духи, жители песков, охотники-кумли, от стоянки к стоянке, от колодца к колодцу передавая с рук на руки. Пустынная молва — узун-кулак — сообщала: басмачи двигаются к Усть-Урту, и вскоре полуэскадрон милиционеров повис на хвосте банды.
Чекистам был ясен замысел одноглазого: Усть-Урт — гиблый край, есть где потеряться. Вековая тишина, безлюдье. Огромное каменистое плато, покрытое серой пылью. Солончаки-шоры, гряды песчаных холмов, уходящие за горизонт, соленые травы и могильники. Много могильников, много могил. А среди них самая большая — Барса-Кельмес: «Пойдешь — не вернешься», значит. Далеко обходят стороной Барса-Кельмес караваны и одинокие охотники. Худая слава у этих мест, хоть и оставил где-то здесь, как гласит предание, под охраной дэвов, свои сокровища Александр Македонский. Таинственный солончак — топкая грязь — похоронил многих путников. Туда курбаши путь держит. Там решил скрыться. Задача чекистов состояла в том, чтобы не дать ему спуститься с высокого берега плато — чинка. Турсун Сабиров, руководивший операцией, понимал это отлично. Но как перекрыть многокилометровый чинк небольшим отрядом?
Преследуя банду днем и ночью, Сабиров догнал Турсуна у колодца Котр-Кую. И банда, и отряд чекистов были измотаны многодневной гонкой по пустыне, лошади падали от усталости и жажды. Но одноглазый добрался к воде первым. Он успел напоить лошадей, засыпал колодец, оставил двух смертников прикрывать свой отход и ушел, исчезнув в безлунной черной ночи. Удивительно ловким и везучим был этот матерый бандит!
Но и Сабиров не желал сдаваться. Он отобрал из полуэскадрона наиболее крепких коней, посадил на них семь самых легких молодых милиционеров и снова кинулся в погоню.
В прозрачном ночном воздухе глухо цокали копыта коней по такыру. Легкий ветерок нес густой запах полыни. Мириадами желтых, зеленых и голубых хрустальных точек пульсировало ночное небо. Адски изогнутые, корявые стволы карликового саксаула внезапно возникали то слева, то справа — казалось, кидаются навстречу кавалеристам обросшие шерстью дэвы. Каждую минуту можно было наткнуться на засаду. Сабиров ждал засады: Турсун-палван, заметив малочисленность преследователей, мог остановиться и атаковать их.
Но засад не было: одноглазый бежал не оглядываясь, не оставляя себе времени и на засады. Он уверенно продвигался к северо-западу. Похоже, остатки его банды вел человек, отлично знающий местность. И это обстоятельство беспокоило и все время подгоняло Турсуна Сабирова: преследование басмачей по солончаку можно было вести лишь на плечах банды, лишь идя за ней следом по известной ей тропе. Уже блекли звезды и серело небо, когда маленький отряд чекистов выбился к чинку. Внизу лежал таинственный Барса-Кельмес, и призрачные волны тумана колыхались над огромной тарелкой солончаков. Оттуда тянуло болотной сыростью и, как из ада, запахом сероводорода.
Было тихо вокруг. Глухая тишина пустыни давила на уши. И вдруг неподалеку будто бы звякнуло железо о железо и тревожно всхрапнул конь. Турсун Сабиров повернул отряд на звук, и вскоре чекисты наткнулись на трупы трех лошадей, зарезанных басмачами, потом еще на двух — молодой жеребец был еще жив и бил
ногой в луже крови, хлеставшей из перерезанного горла. Вынужденные бросить коней, бандиты не захотели, чтобы они достались чекистам. И случилось это совсем недавно. Только что. Курбаши не мог уйти далеко. Он где-то рядом.
Турсун Сабиров спешил отряд, и чекисты начали осторожно спускаться на дно шора по отлогому здесь обрыву.Густел, становился молочным туман, усиливался запах сероводорода. Тропа под ногами мягчала с каждым шагом, плавно колыхалась трясина.
Впереди сухо хлопнул выстрел, будто хлыстом щелкнули. Затем другой, третий. Пули цвикнули над головой Сабирова, идущего первым. Слабый порыв ветра приподнял туманную кисею, и Турсун увидел басмачей. Высоко прыгая почти на месте — видно, с кочки на кочку,— они уходили в молоко, как призраки. Очертания их неправдоподобно больших фигур размывались. Чекисты открыли им вслед беспорядочную стрельбу. В ответ раздался чей-то зловещий хриплый смех, и все стихло.
Сабиров попытался продвинуться вперед, но солончак не пускал его: тропа, ведущая через топь, исчезла самым таинственным, необъяснимым образом. То один, то другой боец отряда проваливался в губительную трясину по грудь. Пришлось поворачивать и выбираться на чинк. Нужно было дождаться рассвета, прихода полуэскадрона и уж потом начинать новые поиски.
Одноглазый улизнул опять. Ему снова повезло. Но Турсун Сабиров ни минуты не сомневался в том, что он поймает курбаши. Метр за метром начнут милиционеры обшаривать солончак, окружат его дозорными постами. Бандитам не уйти от расплаты: сколько выдержат они на этом болоте без пищи и пресной воды? Сами придут сдаваться, на брюхе приползут, гады!..
Солнце вставало над Барса-Кельмесом — огромное, красновато-малиновое, тревожное. Часам к десяти подошел полуэскадрон. Дав команду выставить на чинке караулы, Сабиров со взводом спешенных милиционеров снова спустился на дно шора и двинулся по тропе.
И снова в том же самом месте тропа исчезла. Впере-и слева и справа была непроходимая топь. Сабиров остановил взвод, и тут один из чекистов заметил убитого, лежащего позади и чуть левее того места, где они находились. Чернобородый бандит в ярком шелковом халате, подпоясанном пулеметной лентой, лежал, настигнутый чекистской пулей, на пропавшей тропе, которая, делая немыслимые колена, бросаясь вперед, назад и во все стороны, вела... обратно к чинку.
Двигаясь вдоль обрыва по дну древнего моря, взвод милиционеров обнаружил несколько лазов, ведущих под землю. Протиснувшись один за другим в довольно узкую щель, милиционеры очутились в большой пещере с гладким, правильной сферической формы сводом. В дальней стене ее оказался низкий ход, ведущий в другую, уже полутемную пещеру, оттуда был ход в третью и четвертую, уже совсем лишенную естественного света. Сотни летучих мышей, пища и производя невообразимый шум, носились в темноте над головами пришедших.
И опять Сабирову пришлось возвращаться: без огня в подземном городе — а тут и был, пожалуй, целый город — не обойтись. Он послал нескольких бойцов на чинк — готовить факелы, а сам с оставшимися принялся обследовать подземелье, куда хоть чуть-чуть проникал свет.
Пещеры были пусты. Никаких следов банды. И лишь еще несколько ходов в другие пещеры и галереи обнаружили чекисты — в подземном городе ничего не стоило заблудиться.Принесли факелы из джутовой веревки, смоченной в хлопковом масле. В каждой из осмотренных им пещер Турсун Сабиров оставлял по бойцу. Время от времени они должны были подавать голос и перекрикиваться с соседями. Все уменьшающаяся группа наугад пробиралась в глубь лабиринта. Двигаться приходилось где в рост, а где и ползком, задевая спиной нависающую горную породу. От спертого, влажного воздуха и дурманящего сильного запаха сероводорода дышалось с трудом, кружилась голова и тяжко билось сердце. Откуда-то сверху обильно капала вода. Капли были холодные и тоже пахли сероводородом.
Наконец Сабиров с двумя последними из взвода милиционерами забрался в обширную пещеру — зал овальной формы, чуть освещенный рассеянным лучом, идущим откуда-то сверху, из дальнего расширяющего-
ся конца. Они пошли на свет, перескочили мирно журчавший полуметровый ручеек, пересекавший пещеру и также стремившийся к свету, и оказались в другой небольшой пещере, круглой, как шатер.
В узкой расщелине над головой виднелся клочок неба. А на песчаном днище пещеры, вокруг водоема, искусно обложенного и облицованного камнями, валялись трупы трех басмачей. На их лицах было выражение неподдельного ужаса, будто в последний миг своей жизни они увидели нечто странное и необъяснимое. Двое были убиты выстрелами в затылок, третьему пуля попала в переносицу — все тот же мастерской выстрел наповал. Одноглазого среди них не было. Не было и выхода из внимательно осмотренной, ощупанной и простуканной пещеры. Турсун Сабиров вынужден был вернуться обратно.
Еще с неделю полуэскадрон держал трехсменные караулы на чинке. Курбаши обнаружить не удалось, он исчез самым непонятным и таинственным образом.А спустя пять лет отец Амана Турсунова, служивший в те годы начальником пограничной заставы, встретился с неуловимым басмаческим курбаши Турсу-ном-палваном в последний раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88