Вы же сами делали запрос. А что касается драгоценностей, то я здесь совершенно ни при чем.
– Я спрашиваю вас не о драгоценностях, леди Робинсон. Просто выдвигаю предположение, что вы хотели завладеть всем, что принадлежало леди Энн. Ее титулом, мужем, ну, и деньгами ее мужа.
– Но не ее драгоценностями.
– Пожалуйста, прошу вас, леди Робинсон, не спорьте с обвинителем, – впервые за все время утреннего заседания вмешался судья. – Просто отвечайте на его вопросы.
– Простите, ваша честь. – И Грета одарила старого судью одной из обольстительнейших своих улыбок.
– Ничего. Прошу вас, мистер Спарлинг, продолжайте.
Барристер полистал свои записи и сменил тактику.
– О чем вы говорили с полуночным визитером, который в апреле прошлого года пожаловал к вам в лондонскую квартиру? – спросил он.
– О деньгах. Я была должна этому человеку деньги. Ну и попросила его об отсрочке.
– Таким образом, встреча носила вполне деловой характер. Тогда к чему было назначать ее на столь позднее время, а, леди Робинсон?
– Я и не назначала. Мы встретились раньше, в городе, а потом он зашел ко мне, вот и засиделись. Просто я думала, этот визит сделает его более…
– Сговорчивым?
– Да. И он даст мне больше времени.
– И вы оказались правы? Он стал сговорчивей?
– Да. Согласился подождать еще.
– И сколько же вы задолжали этому человеку, леди Робинсон?
– Около десяти тысяч фунтов.
– Ну а теперь-то выплатили долг?
– Да, большую его часть.
– Каким же образом?
– Делала накопления, ну и муж немного помог.
– Помог, несмотря на то что вы лгали ему, отрицали, что встречались с этим человеком. Все это есть в протоколах вашего допроса. А мужу вы тогда солгали, сказали, что в Лондоне вас не было, что вы ездили в Манчестер навестить больную мать.
– Да, солгала. Мне было стыдно, что я задолжала столь крупную сумму.
– Вы солгали, поскольку не хотели, чтоб кто-либо знал о ваших встречах с человеком, который собирался убить леди Энн. Это и есть истинная причина, не так ли?
Выдвигая это обвинение, Спарлинг подпустил в голос и жесты агрессии, но все это не произвело на Грету ни малейшего впечатления. Она лишь улыбнулась Спарлингу, а затем спокойно и уверенно ответила на его вопрос:
– Нет, это не так, мистер Спарлинг. Я солгала, потому что мне было стыдно признаваться в этом долге. Просто не хотела, чтоб сэр Питер или леди Энн плохо обо мне думали.
– Вы говорили этому своему гостю: «Неужели не понятно, что я его еще не заполучила?»
– Нет, ничего подобного я не говорила. А про деньги могла сказать по-другому: «Неужели не понятно, что я их еще не получила?» Если помните, мистер Спарлинг, Томас не был уверен, какое именно слово тогда прозвучало: «его» или «их». Уверена, в ваших записях это есть.
– Так значит, речь тогда шла не о том, чтоб «заполучить» сэра Питера. Я правильно понимаю?
– Речь шла о деньгах.
– Но гостем вашим был человек, впоследствии убивший леди Энн. Томас его опознал.
– Он видел этого человека лишь со спины. Ну и потом человек, которого он видел ночью на улице, никак не мог проникнуть ко мне в квартиру.
– Это почему?
– Потому что дверь с улицы в полуподвальное помещение была заперта, и сама я поднималась в главные помещения дома по внутренней лестнице. Я всегда держала эту дверь запертой, опасалась грабителей.
– Но ведь ваш гость вполне мог ее и отпереть.
– Не мог. Потому что ключ был у меня.
– А вот об этом в прежних ваших показаниях нет ни слова, леди Робинсон. Почему?
– Как-то не задумывалась об этом.
– И это еще не все. Вы забыли упомянуть о некоторых других вещах. К примеру, сержант Хернс неоднократно просил вас назвать имя ночного гостя. И вы всякий раз упорно отказывались. Позвольте спросить, почему? Что вы скрывали?
– Мне нечего скрывать. Имя этого человека Эндрю Релтон.
Тут Спарлинг впервые за все время растерялся. Он не ожидал от Греты такого ответа, имя это слышал впервые. Однако не прошло и двух секунд, как он взял себя в руки, успокоился и продолжил наступление.
– И вы сообщаете нам об этом сейчас, когда судебное рассмотрение почти закончено и всякая новая информация практически бесполезна? – возмущенно произнес он. – Почему же вы сразу не сказали полиции?
Леди Грета не ответила, и Спарлинг истолковал ее молчание по-своему:
– Вы не отвечаете потому, что у вас нет ответа на этот вопрос, я прав, леди Робинсон? Вы сознательно не назвали этого человека полиции, поскольку не хотели, чтоб она расследовала эту вашу историю?
– Нет. Просто не хотела вовлекать во все это Эндрю. И я не вижу в том ничего плохого! – сердито воскликнула Грета. – Долги – это мое личное дело. Они не имеют никакого отношения к этому процессу. Ни малейшего отношения!..
– Вы не хотели назвать своего гостя, потому что именно этот человек убил леди Энн. Вот в чем заключается ответ! – пылко произнес Спарлинг и даже выпрямился в полный рост, словно акцентируя это свое обвинение.
– Ничего подобного, – с той же пылкостью возразила ему Грета.
– Тот самый человек, который хотел расправиться с Томасом до начала процесса!
– Просто смешно.
– Тот самый мужчина, которого его подельник называл Роузи.
– Не знаю я никаких мужчин по имени Роузи или Роуз, – твердо заявила Грета. – Ни мужчин, ни женщин. И вообще, дурацкое какое-то имя.
Спарлинг тут же пожалел о том, что заговорил о возвращении убийцы в дом «Четырех ветров». Тем самым он отказался от преимущества, которого почти добился, подчеркивая нежелание леди Робинсон сотрудничать с полицией. И теперь внимание присяжных целиком переключилось на самое уязвимое место во всем деле. Однако выбора у него не было, пришлось продолжить.
– Он упоминал ваше имя. Он сказал, что именно вы показали ему, как устроен тайник.
– Да ничего подобного. Томас все это выдумал. Интересное совпадение, вам не кажется? Тот факт, что этот тип по имени Роузи упомянул мое имя как раз в тот момент, когда Томас мог это услышать?
– Прошу вас, леди Робинсон, отвечайте только на конкретные вопросы, – произнес Спарлинг. Он чувствовал, что теряет нить допроса и кураж. Он понимал: дамочка выкрутилась, сомнений на этот счет уже не осталось. Уголком глаза он заметил, как несколько присяжных дружно закивали, соглашаясь с последним утверждением Греты. Спарлинг даже почувствовал нечто сродни облегчению, когда судья объявил десятиминутный перерыв.
Судья Грэнджер прошел в комнату отдыха, уселся в кресло-качалку и с наслаждением втянул дым первой за день сигареты. Как раз в этот момент Томас с Мэтью сидели за столиком в кафетерии Центра регистрации гражданских состояний. Перед ними выстроились чашки с недопитым кофе и пустые банки от безалкогольных напитков. Они вернулись сюда после третьей безуспешной попытки уговорить Эндрю проверить, не пришел ли их заказ.
– Вот поганец, бюрократ проклятый! – выругался Томас. И, дав волю чувствам, раздавил в руке пустую жестянку из-под коки.
– Да уж, – пробормотал Мэтью. – Но если б ты продолжал настаивать, нас бы точно вышвырнули отсюда. И тогда не видать нам этих свидетельств как своих ушей.
Томас промолчал. И начал расправу над второй банкой.
– Даже если получим свидетельства в двенадцать двадцать, можно еще успеть. Возьмем такси и быстренько домчимся до суда. И нам останется только найти сержанта Хернса. Он знает, что делать с такими бумагами.
– Посмотрим. И все равно может быть уже слишком поздно. Отец говорил, что никаких других свидетелей защиты, кроме него, Грета не вызывала. Стоит ему дать показания, и все. А Хернс сказал, что никакие новые доказательства по делу приниматься не будут, как только сторона защиты закроет дело.
– Мы должны были попросить его помочь нам.
– Да я вчера весь день не мог до него дозвониться. К тому же и ему информацию выдадут не раньше, чем нам. Кроме того, даже если мы и получим копии этих свидетельств, большой роли они не сыграют. Некий Джонатан Б. Роуз женился на некой девице по фамилии Грэхем в Ливерпуле в 1989 году. И что с того? Как доказать, что этот тип тот самый Роузи? И почему Грэхем должна быть обязательно Гретой?
– Да потому что это они, точно тебе говорю! – воскликнул Мэтью. – Потому что твой отец сам слышал, как Грета говорила по телефону. Слышал, что она сказала: «Я больше не твоя Грета Роуз».
– Но ведь она и тут может отвертеться. Сказать, что Грета Роуз ее настоящее имя. Как указано в этих регистрационных книгах.
– Его Грета Роуз. Так она говорила.
– Ладно, Мэтью, – сказал Томас и улыбнулся товарищу. – Ты прав. Никогда не надо сдаваться, терять надежды. А все остальное – пустые домыслы.
Однако этой уверенности Томасу хватило ненадолго. Наверное, в сотый раз за утро он взглянул на настенные часы в кафетерии, и с унынием отметил, что обе стрелки сошлись на цифре двенадцать.
Колокола на многочисленных церквях города только что пробили полдень, и Джон Спарлинг поднялся со своего места, чтоб продолжить допрос леди Греты Робинсон. Народу в зале суда было битком, но тишина царила полная. Казалось, что весь остальной мир находится страшно далеко отсюда.
– Давайте сосредоточимся на событиях, предшествующих убийству леди Энн Робинсон, – сказал он.
– Как вам будет угодно, – заметила Грета, всем видом и тоном своим подчеркивая, что ей все равно.
– Вчера вы говорили нам, будто бы вы звонили миссис Болл по просьбе леди Энн и спрашивали, нельзя ли Томасу приехать к ним и переночевать?
– Да, все верно. Это было в воскресенье днем.
– Обращалась ли к вам леди Энн прежде с такой же просьбой?
– Может, и обращалась. Не помню. Но обстоятельства, при которых она обратилась ко мне в тот последний раз, помню прекрасно. У нее сильно разболелась голова, вот она и попросила меня позвонить.
– А леди Энн как-то объяснила, почему она не хочет, чтоб Томас в тот день ночевал дома?
– Нет.
– И эта ее просьба не показалась вам странной?
– Нет. Я ведь уже говорила, что не придала всему этому значения.
– Но ведь за два с половиной года, что вы работали на ее мужа, леди Энн ни разу не обращалась к вам с подобной просьбой. Вы же не станете этого отрицать, леди Робинсон?
– Я уже сказала вам, мистер Спарлинг. Не помню.
– Ах, не помните… Ну, зато, наверное, помните, как лгали Джейн Мартин, уверяя, что просьба эта исходит от ее хозяйки?
– Нет. Зато прекрасно помню, как Джейн Мартин лгала здесь, в суде, приписывая мне бог знает что. Я никогда не говорила ей, что миссис Болл пригласила Томаса сама.
– А что же вы ей сказали?
– Просто сказала, что мы с миссис Болл договорились. А о том, чья именно это была инициатива, не говорила ни слова. Просто не было причин. Она не спрашивала. Я ей не сказала, вот и все.
– Но почему леди Энн не позвонила сама и не договорилась с миссис Болл? Ведь речь шла о ее сыне.
– Потому, что у нее разболелась голова. Сколько раз можно повторять?
– Должно быть, эта головная боль была очень сильной, если помешала сделать один короткий звонок.
– Да, она была сильной. Потому что леди Энн страдала не просто головными болями, а приступами мигрени. И когда эти приступы начинались, не могла делать абсолютно ничего.
– Ну, разве что такую мелочь, как однажды, в воскресный день, попросить вас позвонить миссис Болл и договориться о визите Томаса.
– Да, верно. Много времени ей для этого не понадобилось.
– Но и на звонок тоже не понадобилось бы много времени.
– Не знаю. Возможно, леди Энн опасалась, что миссис Болл пустится с ней в долгие разговоры.
– К чему вы клоните, мистер Спарлинг? – спросил вдруг судья и беспокойно заерзал в кресле. – Какова цель этих вопросов? Такое впечатление, что вы ходите по кругу. Думаю, будет лучше, если вы начнете задавать вопросы по существу.
– Да, ваша честь. А существо дела составляет коварное поведение леди Робинсон. Вы сами позвонили миссис Болл и договорились с ней о приезде Томаса, ни с кем не советуясь. А затем сказали леди Энн и Джейн Мартин, что миссис Болл позвонила сама и пригласила Томаса.
– Но к чему мне было делать это, мистер Спарлинг? – невозмутимо спросила Грета. – К чему было с ней договариваться?
Спарлинг не сразу ответил на этот вопрос. Вообще-то он не позволял обвиняемым задавать вопросы в суде. Это означало явную уступку, сдачу позиций, потерю контроля над ведением допроса. Однако в данном случае ситуация выстроилась иная. Уголком глаза он видел, как выжидательно смотрят на него члены жюри присяжных. Они хотели услышать его ответ. Проблема в том, что это место как раз и являлось самым уязвимым во всей выстроенной им тактике. Спарлинг про себя выругал судью за столь несвоевременное вмешательство. Оно заставило его пойти на попятный, и теперь обвиняемая постарается опрокинуть все его доводы.
– Вы сделали это, потому что хотели, чтоб Томаса Робинсона не было в доме в воскресенье вечером. С тем, чтоб леди Энн осталась одна и совершенно беззащитной перед убийцами.
– По-вашему выходит, я хотела убить мать, а сына оставить в живых? Вы именно это хотите сказать, мистер Спарлинг? – В голосе Греты звучала ирония.
– Именно, леди Робинсон, – ответил Спарлинг. – У вас ведь не было причин подозревать Томаса в том, что он видел вас с сообщником в Лондоне.
Грета собралась что-то сказать, но Спарлинг не дал ей такой возможности. Тут же задал следующий вопрос:
– Ведь это вы оставили для них окно в кабинете открытым, верно, леди Робинсон?
– Нет. Просто забыла закрыть его.
– Томас нашел его распахнутым настежь, когда вернулся домой от Боллов.
– Да, я открыла окно пошире, потому что в кабинете было очень душно, а я там работала. Кстати, я не единственная, кто подтверждает, что вечер в воскресенье выдался необыкновенно теплый. Кроме того, когда мы уезжали, леди Энн еще не ложилась.
– Вы что же, надеялись, что она закроет его?
– Нет. Я просто забыла его закрыть, вот и все. Было еще светло, и я как-то не подумала об этом.
– И явившиеся в дом бандиты рассчитывали, что окно открыто, не так ли, леди Робинсон? Вот почему один из них выругался, увидев, что все окна в доме закрыты.
– Об этом мне ничего не известно.
– Поэтому они и выбили стекло в том окне в кабинете. Именно в том, что вы оставили открытым. Остальные окна не тронуты, и в кабинете, и в столовой. Ведь именно через него они с самого начала рассчитывали попасть в дом, если б Томас его не закрыл. – Голос Спарлинга постепенно обретал прежнюю уверенность.
– Я уже говорила вам, что не имею ничего общего с этими людьми. Я оставила окно открытым по рассеянности. Я призналась в том сержанту Хернсу тем же вечером, ничуть не собиралась делать из этого тайну.
– И не признаете также, что и северную калитку тоже намеренно оставили открытой?
– Не признаю.
– Однако же убийцы прошли именно через нее, несмотря на то что Джейн Мартин заперла эту калитку в пять вечера. Как вы это можете объяснить?
– Должно быть, Энн открыла ее, когда пошла прогуляться. Уже после того, как мы уехали.
– Пошла прогуляться! Неужели? Осмелюсь предположить, что ничего подобного она не делала. Вы выдворили Томаса из дома, вы отперли северную калитку и оставили окно в кабинете открытым. А потом уехали вместе с мужем леди Робинсон, зная, что к тому времени, как вы доберетесь до Лондона, леди Энн будет уже мертва. Ну, что вы скажете на это, леди Робинсон?
– Скажу, что все это ложь! Подлая наглая ложь. И я не виновата в этом преступлении! – Голос Греты звенел от праведного возмущения. Майлз Ламберт счел, что выглядит она в этот момент просто сногсшибательно: зеленые глаза гневно сверкают, на прежде бледных щеках проступил румянец.
– Вот как? Невиновны? Что ж, пусть об этом судят присяжные. А теперь хочу спросить вас о медальоне леди Энн. Почему вы сказали Томасу: «Дай сюда, это мой», когда он показал найденный им медальон?
– Да ничего подобного. Я этого не говорила.
– Так значит, и Томас, и Мэтью Барн, лгали перед судом присяжных, так, что ли?
– Конечно, лгали. Они сговорились заранее, выдумали всю эту историю. А ведь тогда, в тот день, все было по-другому. И этот мальчишка Мэтью вылетел из дома как ошпаренный, когда Питер спросил его, правда ли, что я сказала именно так.
– Стало быть, и Томас, и Джейн Мартин, лгали перед судом присяжных, утверждая, что по возвращении из Лондона на леди Энн был ее любимый медальон? Выходит так?
– Да, так. Ну, уж Томас-то во всяком случае. И я далеко не уверена, что Джейн утверждала, будто бы видела медальон. Нет, она ответила на вопрос иначе, что вроде бы видела, как на шее леди Энн блеснуло что-то золотое, вот и подумала, что это медальон. Я точно помню, она сказала именно так.
– Томасу тоже показалось, что в руках у убийцы блеснуло что-то золотое, когда этот Роузи склонился над телом леди Энн, не так ли? Именно тогда Роузи и похитил этот золотой медальон, сорвал его с шеи несчастной, оставив на ней царапину. Что и подтвердил детектив Батлер в этом самом зале на прошлой неделе, не так ли, леди Робинсон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Я спрашиваю вас не о драгоценностях, леди Робинсон. Просто выдвигаю предположение, что вы хотели завладеть всем, что принадлежало леди Энн. Ее титулом, мужем, ну, и деньгами ее мужа.
– Но не ее драгоценностями.
– Пожалуйста, прошу вас, леди Робинсон, не спорьте с обвинителем, – впервые за все время утреннего заседания вмешался судья. – Просто отвечайте на его вопросы.
– Простите, ваша честь. – И Грета одарила старого судью одной из обольстительнейших своих улыбок.
– Ничего. Прошу вас, мистер Спарлинг, продолжайте.
Барристер полистал свои записи и сменил тактику.
– О чем вы говорили с полуночным визитером, который в апреле прошлого года пожаловал к вам в лондонскую квартиру? – спросил он.
– О деньгах. Я была должна этому человеку деньги. Ну и попросила его об отсрочке.
– Таким образом, встреча носила вполне деловой характер. Тогда к чему было назначать ее на столь позднее время, а, леди Робинсон?
– Я и не назначала. Мы встретились раньше, в городе, а потом он зашел ко мне, вот и засиделись. Просто я думала, этот визит сделает его более…
– Сговорчивым?
– Да. И он даст мне больше времени.
– И вы оказались правы? Он стал сговорчивей?
– Да. Согласился подождать еще.
– И сколько же вы задолжали этому человеку, леди Робинсон?
– Около десяти тысяч фунтов.
– Ну а теперь-то выплатили долг?
– Да, большую его часть.
– Каким же образом?
– Делала накопления, ну и муж немного помог.
– Помог, несмотря на то что вы лгали ему, отрицали, что встречались с этим человеком. Все это есть в протоколах вашего допроса. А мужу вы тогда солгали, сказали, что в Лондоне вас не было, что вы ездили в Манчестер навестить больную мать.
– Да, солгала. Мне было стыдно, что я задолжала столь крупную сумму.
– Вы солгали, поскольку не хотели, чтоб кто-либо знал о ваших встречах с человеком, который собирался убить леди Энн. Это и есть истинная причина, не так ли?
Выдвигая это обвинение, Спарлинг подпустил в голос и жесты агрессии, но все это не произвело на Грету ни малейшего впечатления. Она лишь улыбнулась Спарлингу, а затем спокойно и уверенно ответила на его вопрос:
– Нет, это не так, мистер Спарлинг. Я солгала, потому что мне было стыдно признаваться в этом долге. Просто не хотела, чтоб сэр Питер или леди Энн плохо обо мне думали.
– Вы говорили этому своему гостю: «Неужели не понятно, что я его еще не заполучила?»
– Нет, ничего подобного я не говорила. А про деньги могла сказать по-другому: «Неужели не понятно, что я их еще не получила?» Если помните, мистер Спарлинг, Томас не был уверен, какое именно слово тогда прозвучало: «его» или «их». Уверена, в ваших записях это есть.
– Так значит, речь тогда шла не о том, чтоб «заполучить» сэра Питера. Я правильно понимаю?
– Речь шла о деньгах.
– Но гостем вашим был человек, впоследствии убивший леди Энн. Томас его опознал.
– Он видел этого человека лишь со спины. Ну и потом человек, которого он видел ночью на улице, никак не мог проникнуть ко мне в квартиру.
– Это почему?
– Потому что дверь с улицы в полуподвальное помещение была заперта, и сама я поднималась в главные помещения дома по внутренней лестнице. Я всегда держала эту дверь запертой, опасалась грабителей.
– Но ведь ваш гость вполне мог ее и отпереть.
– Не мог. Потому что ключ был у меня.
– А вот об этом в прежних ваших показаниях нет ни слова, леди Робинсон. Почему?
– Как-то не задумывалась об этом.
– И это еще не все. Вы забыли упомянуть о некоторых других вещах. К примеру, сержант Хернс неоднократно просил вас назвать имя ночного гостя. И вы всякий раз упорно отказывались. Позвольте спросить, почему? Что вы скрывали?
– Мне нечего скрывать. Имя этого человека Эндрю Релтон.
Тут Спарлинг впервые за все время растерялся. Он не ожидал от Греты такого ответа, имя это слышал впервые. Однако не прошло и двух секунд, как он взял себя в руки, успокоился и продолжил наступление.
– И вы сообщаете нам об этом сейчас, когда судебное рассмотрение почти закончено и всякая новая информация практически бесполезна? – возмущенно произнес он. – Почему же вы сразу не сказали полиции?
Леди Грета не ответила, и Спарлинг истолковал ее молчание по-своему:
– Вы не отвечаете потому, что у вас нет ответа на этот вопрос, я прав, леди Робинсон? Вы сознательно не назвали этого человека полиции, поскольку не хотели, чтоб она расследовала эту вашу историю?
– Нет. Просто не хотела вовлекать во все это Эндрю. И я не вижу в том ничего плохого! – сердито воскликнула Грета. – Долги – это мое личное дело. Они не имеют никакого отношения к этому процессу. Ни малейшего отношения!..
– Вы не хотели назвать своего гостя, потому что именно этот человек убил леди Энн. Вот в чем заключается ответ! – пылко произнес Спарлинг и даже выпрямился в полный рост, словно акцентируя это свое обвинение.
– Ничего подобного, – с той же пылкостью возразила ему Грета.
– Тот самый человек, который хотел расправиться с Томасом до начала процесса!
– Просто смешно.
– Тот самый мужчина, которого его подельник называл Роузи.
– Не знаю я никаких мужчин по имени Роузи или Роуз, – твердо заявила Грета. – Ни мужчин, ни женщин. И вообще, дурацкое какое-то имя.
Спарлинг тут же пожалел о том, что заговорил о возвращении убийцы в дом «Четырех ветров». Тем самым он отказался от преимущества, которого почти добился, подчеркивая нежелание леди Робинсон сотрудничать с полицией. И теперь внимание присяжных целиком переключилось на самое уязвимое место во всем деле. Однако выбора у него не было, пришлось продолжить.
– Он упоминал ваше имя. Он сказал, что именно вы показали ему, как устроен тайник.
– Да ничего подобного. Томас все это выдумал. Интересное совпадение, вам не кажется? Тот факт, что этот тип по имени Роузи упомянул мое имя как раз в тот момент, когда Томас мог это услышать?
– Прошу вас, леди Робинсон, отвечайте только на конкретные вопросы, – произнес Спарлинг. Он чувствовал, что теряет нить допроса и кураж. Он понимал: дамочка выкрутилась, сомнений на этот счет уже не осталось. Уголком глаза он заметил, как несколько присяжных дружно закивали, соглашаясь с последним утверждением Греты. Спарлинг даже почувствовал нечто сродни облегчению, когда судья объявил десятиминутный перерыв.
Судья Грэнджер прошел в комнату отдыха, уселся в кресло-качалку и с наслаждением втянул дым первой за день сигареты. Как раз в этот момент Томас с Мэтью сидели за столиком в кафетерии Центра регистрации гражданских состояний. Перед ними выстроились чашки с недопитым кофе и пустые банки от безалкогольных напитков. Они вернулись сюда после третьей безуспешной попытки уговорить Эндрю проверить, не пришел ли их заказ.
– Вот поганец, бюрократ проклятый! – выругался Томас. И, дав волю чувствам, раздавил в руке пустую жестянку из-под коки.
– Да уж, – пробормотал Мэтью. – Но если б ты продолжал настаивать, нас бы точно вышвырнули отсюда. И тогда не видать нам этих свидетельств как своих ушей.
Томас промолчал. И начал расправу над второй банкой.
– Даже если получим свидетельства в двенадцать двадцать, можно еще успеть. Возьмем такси и быстренько домчимся до суда. И нам останется только найти сержанта Хернса. Он знает, что делать с такими бумагами.
– Посмотрим. И все равно может быть уже слишком поздно. Отец говорил, что никаких других свидетелей защиты, кроме него, Грета не вызывала. Стоит ему дать показания, и все. А Хернс сказал, что никакие новые доказательства по делу приниматься не будут, как только сторона защиты закроет дело.
– Мы должны были попросить его помочь нам.
– Да я вчера весь день не мог до него дозвониться. К тому же и ему информацию выдадут не раньше, чем нам. Кроме того, даже если мы и получим копии этих свидетельств, большой роли они не сыграют. Некий Джонатан Б. Роуз женился на некой девице по фамилии Грэхем в Ливерпуле в 1989 году. И что с того? Как доказать, что этот тип тот самый Роузи? И почему Грэхем должна быть обязательно Гретой?
– Да потому что это они, точно тебе говорю! – воскликнул Мэтью. – Потому что твой отец сам слышал, как Грета говорила по телефону. Слышал, что она сказала: «Я больше не твоя Грета Роуз».
– Но ведь она и тут может отвертеться. Сказать, что Грета Роуз ее настоящее имя. Как указано в этих регистрационных книгах.
– Его Грета Роуз. Так она говорила.
– Ладно, Мэтью, – сказал Томас и улыбнулся товарищу. – Ты прав. Никогда не надо сдаваться, терять надежды. А все остальное – пустые домыслы.
Однако этой уверенности Томасу хватило ненадолго. Наверное, в сотый раз за утро он взглянул на настенные часы в кафетерии, и с унынием отметил, что обе стрелки сошлись на цифре двенадцать.
Колокола на многочисленных церквях города только что пробили полдень, и Джон Спарлинг поднялся со своего места, чтоб продолжить допрос леди Греты Робинсон. Народу в зале суда было битком, но тишина царила полная. Казалось, что весь остальной мир находится страшно далеко отсюда.
– Давайте сосредоточимся на событиях, предшествующих убийству леди Энн Робинсон, – сказал он.
– Как вам будет угодно, – заметила Грета, всем видом и тоном своим подчеркивая, что ей все равно.
– Вчера вы говорили нам, будто бы вы звонили миссис Болл по просьбе леди Энн и спрашивали, нельзя ли Томасу приехать к ним и переночевать?
– Да, все верно. Это было в воскресенье днем.
– Обращалась ли к вам леди Энн прежде с такой же просьбой?
– Может, и обращалась. Не помню. Но обстоятельства, при которых она обратилась ко мне в тот последний раз, помню прекрасно. У нее сильно разболелась голова, вот она и попросила меня позвонить.
– А леди Энн как-то объяснила, почему она не хочет, чтоб Томас в тот день ночевал дома?
– Нет.
– И эта ее просьба не показалась вам странной?
– Нет. Я ведь уже говорила, что не придала всему этому значения.
– Но ведь за два с половиной года, что вы работали на ее мужа, леди Энн ни разу не обращалась к вам с подобной просьбой. Вы же не станете этого отрицать, леди Робинсон?
– Я уже сказала вам, мистер Спарлинг. Не помню.
– Ах, не помните… Ну, зато, наверное, помните, как лгали Джейн Мартин, уверяя, что просьба эта исходит от ее хозяйки?
– Нет. Зато прекрасно помню, как Джейн Мартин лгала здесь, в суде, приписывая мне бог знает что. Я никогда не говорила ей, что миссис Болл пригласила Томаса сама.
– А что же вы ей сказали?
– Просто сказала, что мы с миссис Болл договорились. А о том, чья именно это была инициатива, не говорила ни слова. Просто не было причин. Она не спрашивала. Я ей не сказала, вот и все.
– Но почему леди Энн не позвонила сама и не договорилась с миссис Болл? Ведь речь шла о ее сыне.
– Потому, что у нее разболелась голова. Сколько раз можно повторять?
– Должно быть, эта головная боль была очень сильной, если помешала сделать один короткий звонок.
– Да, она была сильной. Потому что леди Энн страдала не просто головными болями, а приступами мигрени. И когда эти приступы начинались, не могла делать абсолютно ничего.
– Ну, разве что такую мелочь, как однажды, в воскресный день, попросить вас позвонить миссис Болл и договориться о визите Томаса.
– Да, верно. Много времени ей для этого не понадобилось.
– Но и на звонок тоже не понадобилось бы много времени.
– Не знаю. Возможно, леди Энн опасалась, что миссис Болл пустится с ней в долгие разговоры.
– К чему вы клоните, мистер Спарлинг? – спросил вдруг судья и беспокойно заерзал в кресле. – Какова цель этих вопросов? Такое впечатление, что вы ходите по кругу. Думаю, будет лучше, если вы начнете задавать вопросы по существу.
– Да, ваша честь. А существо дела составляет коварное поведение леди Робинсон. Вы сами позвонили миссис Болл и договорились с ней о приезде Томаса, ни с кем не советуясь. А затем сказали леди Энн и Джейн Мартин, что миссис Болл позвонила сама и пригласила Томаса.
– Но к чему мне было делать это, мистер Спарлинг? – невозмутимо спросила Грета. – К чему было с ней договариваться?
Спарлинг не сразу ответил на этот вопрос. Вообще-то он не позволял обвиняемым задавать вопросы в суде. Это означало явную уступку, сдачу позиций, потерю контроля над ведением допроса. Однако в данном случае ситуация выстроилась иная. Уголком глаза он видел, как выжидательно смотрят на него члены жюри присяжных. Они хотели услышать его ответ. Проблема в том, что это место как раз и являлось самым уязвимым во всей выстроенной им тактике. Спарлинг про себя выругал судью за столь несвоевременное вмешательство. Оно заставило его пойти на попятный, и теперь обвиняемая постарается опрокинуть все его доводы.
– Вы сделали это, потому что хотели, чтоб Томаса Робинсона не было в доме в воскресенье вечером. С тем, чтоб леди Энн осталась одна и совершенно беззащитной перед убийцами.
– По-вашему выходит, я хотела убить мать, а сына оставить в живых? Вы именно это хотите сказать, мистер Спарлинг? – В голосе Греты звучала ирония.
– Именно, леди Робинсон, – ответил Спарлинг. – У вас ведь не было причин подозревать Томаса в том, что он видел вас с сообщником в Лондоне.
Грета собралась что-то сказать, но Спарлинг не дал ей такой возможности. Тут же задал следующий вопрос:
– Ведь это вы оставили для них окно в кабинете открытым, верно, леди Робинсон?
– Нет. Просто забыла закрыть его.
– Томас нашел его распахнутым настежь, когда вернулся домой от Боллов.
– Да, я открыла окно пошире, потому что в кабинете было очень душно, а я там работала. Кстати, я не единственная, кто подтверждает, что вечер в воскресенье выдался необыкновенно теплый. Кроме того, когда мы уезжали, леди Энн еще не ложилась.
– Вы что же, надеялись, что она закроет его?
– Нет. Я просто забыла его закрыть, вот и все. Было еще светло, и я как-то не подумала об этом.
– И явившиеся в дом бандиты рассчитывали, что окно открыто, не так ли, леди Робинсон? Вот почему один из них выругался, увидев, что все окна в доме закрыты.
– Об этом мне ничего не известно.
– Поэтому они и выбили стекло в том окне в кабинете. Именно в том, что вы оставили открытым. Остальные окна не тронуты, и в кабинете, и в столовой. Ведь именно через него они с самого начала рассчитывали попасть в дом, если б Томас его не закрыл. – Голос Спарлинга постепенно обретал прежнюю уверенность.
– Я уже говорила вам, что не имею ничего общего с этими людьми. Я оставила окно открытым по рассеянности. Я призналась в том сержанту Хернсу тем же вечером, ничуть не собиралась делать из этого тайну.
– И не признаете также, что и северную калитку тоже намеренно оставили открытой?
– Не признаю.
– Однако же убийцы прошли именно через нее, несмотря на то что Джейн Мартин заперла эту калитку в пять вечера. Как вы это можете объяснить?
– Должно быть, Энн открыла ее, когда пошла прогуляться. Уже после того, как мы уехали.
– Пошла прогуляться! Неужели? Осмелюсь предположить, что ничего подобного она не делала. Вы выдворили Томаса из дома, вы отперли северную калитку и оставили окно в кабинете открытым. А потом уехали вместе с мужем леди Робинсон, зная, что к тому времени, как вы доберетесь до Лондона, леди Энн будет уже мертва. Ну, что вы скажете на это, леди Робинсон?
– Скажу, что все это ложь! Подлая наглая ложь. И я не виновата в этом преступлении! – Голос Греты звенел от праведного возмущения. Майлз Ламберт счел, что выглядит она в этот момент просто сногсшибательно: зеленые глаза гневно сверкают, на прежде бледных щеках проступил румянец.
– Вот как? Невиновны? Что ж, пусть об этом судят присяжные. А теперь хочу спросить вас о медальоне леди Энн. Почему вы сказали Томасу: «Дай сюда, это мой», когда он показал найденный им медальон?
– Да ничего подобного. Я этого не говорила.
– Так значит, и Томас, и Мэтью Барн, лгали перед судом присяжных, так, что ли?
– Конечно, лгали. Они сговорились заранее, выдумали всю эту историю. А ведь тогда, в тот день, все было по-другому. И этот мальчишка Мэтью вылетел из дома как ошпаренный, когда Питер спросил его, правда ли, что я сказала именно так.
– Стало быть, и Томас, и Джейн Мартин, лгали перед судом присяжных, утверждая, что по возвращении из Лондона на леди Энн был ее любимый медальон? Выходит так?
– Да, так. Ну, уж Томас-то во всяком случае. И я далеко не уверена, что Джейн утверждала, будто бы видела медальон. Нет, она ответила на вопрос иначе, что вроде бы видела, как на шее леди Энн блеснуло что-то золотое, вот и подумала, что это медальон. Я точно помню, она сказала именно так.
– Томасу тоже показалось, что в руках у убийцы блеснуло что-то золотое, когда этот Роузи склонился над телом леди Энн, не так ли? Именно тогда Роузи и похитил этот золотой медальон, сорвал его с шеи несчастной, оставив на ней царапину. Что и подтвердил детектив Батлер в этом самом зале на прошлой неделе, не так ли, леди Робинсон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36