Высоком дереве.
– Не надо так говорить.
– Она то и дело тыкала в меня пальцем. Смотрела на меня с такой злобой. Обзывала ядовитой змеей. Ну и так далее, в том же духе.
– Я бы уволил ее давным-давно. Просто не знаю, как быть с Томасом.
– Дело не только в ней. Мне казалось, я заперта в клетке, словно какое-то животное. Грязное опасное животное в клетке, и у каждого есть право ткнуть в него палкой, оскорбить, обидеть.
– Страшно жаль, что я не могу быть там с тобой. Может, стоит еще раз поговорить с Майлзом?
– Нет, – неожиданно твердо ответила Грета. – Не хочу, чтоб ты слушал все эти вещи, которые они там говорят. Мы должны во всем следовать советам Майлза. Он просто потрясающий. Вывел на чистую воду эту тетушку Джейн, показал всем, какая она мерзавка.
– Ну, это уже что-то, – протянул Питер. Потом взял изящную руку жены в свою и начал нежно поглаживать кончиками пальцев каждую тонкую лучевую косточку, отходящую от узкого запястья. Прежде он часто ласкал так Энн, пока отношения между ними не разладились.
– Ну а другие свидетели? Как разделался с ними Майлз?
– Нормально. Повернул все дело так, что Энн вполне могла отправиться на прогулку по пляжу после того, как мы уехали. И по возвращении оставила дверь незапертой.
– Какую дверь?
– Калитку в северной стене. И у нее было время прогуляться и отправиться спать прежде, чем вернулся Томас. Она уже спала, когда он позвонил.
– Что ж, это хорошо, – заметил Питер, стараясь подпустить в голос уверенности, которой на самом деле вовсе не испытывал.
Уже не впервые за все это время Питер вдруг ощутил сомнение. Вернее, легкий намек на него, словно что-то слегка кольнуло в самом дальнем и темном уголке сознания. Он вспомнил Энн, лежавшую на диване в гостиной с искаженным от боли лицом. Что-то не похоже, чтоб она собиралась на прогулку, пусть даже и думала, что, возможно, от свежего воздуха ей полегчает. Впрочем, Питер тут же бездумно отмахнулся от тревожного ощущения. Что здесь не так?
– Ты мне больше не нужен сегодня, Джон, – сказал он шоферу, помогая жене выйти из машины. – Мы с леди Гретой никуда выезжать не собираемся.
– Слушаюсь, сэр, – ответил шофер, притронувшись ребром ладони к кепи с непроницаемым выражением лица. Что у него на уме, Питер не знал. Возможно, Джон уже подыскивает себе новую работу. Скандал в семье человека, занимающего столь высокий пост, это не на пользу даже его слугам.
Уже позже, лежа в постели, Питер старался заснуть, но никак не получалось. Грета лежала, отвернувшись от него, на боку, подогнув колени к животу. Вот уже несколько недель спала она в такой зародышевой позе, и Питер, даже не прикасаясь к ней, ощущал, как вся она напряжена. Изредка Грета выкрикивала какие-то странные слова и имена, и Питер всякий раз поражался, как мало знает он свою жену. Казалось, у нее не было ни близких друзей, ни родственников; только мать-инвалид в Манчестере, которую Грета ездила навещать раз в несколько недель. Именно одиночество Греты в этом мире заставляло Питера относиться к ней более бережно и заботливо, чем к любому другому человеку. А судебный процесс оставлял ощущение, что он ее в чем-то подвел, хотя сам он прекрасно понимал, что был просто не в силах предотвратить его. Настал его черед отблагодарить Грету за все, что она делала для него на протяжении стольких лет. И его просто убивала мысль, что помочь ей по-настоящему он сейчас никак не может.
Он закрыл глаза и вспомнил тот день, когда погибла его жена. Было примерно столько же, сколько сейчас – около одиннадцати вечера, – когда на тумбочке рядом с постелью вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку и, сонно и растерянно моргая, выслушал новость, которая перевернула всю его жизнь. Тот самый телефонный аппарат стоял сейчас на небольшом расстоянии от его вытянутой руки, белел в темноте, молчаливый и безучастный.
– Вы меня не знаете, сэр. Это сержант детектив Хернс из полиции Ипсвича. Боюсь, у меня для вас плохие новости. Ваша жена…
Питер до сих пор в точности помнил каждое слово сержанта Хернса. Словно то, что он говорил тогда, записалось в мозгу, как на магнитофоне. И тон, каким были произнесены эти слова, тоже помнил. Бесцеремонный, напористый, позже этот полицейский с таким же упорством и бесцеремонностью закинул и затянул петлю на шее Греты, хотя без Томаса у него ничего не получилось бы. «Ничего не случилось бы, если б не Томас», – с горечью подумал отец.
Сперва он просто не поверил Хернсу. В тот момент Питеру показалось, что страшная эта новость не имеет никакого отношения к реальности. В комнате, где он стоял в безупречно отглаженной свежей пижаме, не было ни намека на насилие. Не было криков, доносившихся с улицы. Все было нормально, тихо, спокойно, и, однако же, в ста тридцати милях отсюда произошло нечто чудовищное. Иначе не было бы этого звонка, если б не произошло. Он набрал номер телефона в доме «Четырех ветров», ответил какой-то полицейский. Еще один полицейский. Питер опустил трубку и почувствовал, как его охватывает паника. Возникло это неприятное ощущение в груди, потом оно распространилось на все тело, начали неметь ноги, и все это по мере того, как чудовищная новость укоренялась в сознании. Сколько он ни отмахивался от нее, сколько ни старался сохранять спокойствие.
Питер тяжело опустился на край кровати. Он не плакал, но все тело сотрясала противная дрожь. И вот, пока он пытался побороть эту дрожь, в голову вдруг пришла мысль. Он подумал о Грете. Он нуждался в ее помощи, он просто не мог быть сейчас один. Он схватил телефонную трубку и набрал номер.
– Ждите ответа. Линия занята. Абонент в курсе, что вы ему звоните, – повторял в трубке механический голос. Он произнес эти слова два, три, четыре раза. Питер положил трубку на рычаг. И тут же плечи у него затряслись снова. А две минуты спустя она ему перезвонила.
Все происходило словно в тумане. Он не помнил, как одевался, не помнил, что именно говорил Грете о своем состоянии. Он только помнил, что телефон у нее был занят, и не в первый раз подивился тому, с кем это она может говорить в столь поздний час.
Она подъехала на «Рэнджровере» к его дому, настояла на том, что сама поведет машину. Похоже, они даже не обсуждали, стоит ей туда ехать или нет. Как бы само собой подразумевалось, что она поедет.
В последний момент он вдруг вышел из машины и направился в дом. А когда вышел, в руках у него была ополовиненная бутылка виски. Она почти опустела, когда примерно без четверти два они проезжали по пустынным улицам Кармута. Городок казался вымершим, но в окнах полицейского участка горел свет.
У въезда в имение «Четырех ветров» стоял полицейский в униформе и с фонариком. Зачем понадобился ему этот фонарик, Питер так и не понял. Весь дом был ярко освещен, Питер даже заметил, что слева от северной калитки и над лужайкой установлены прожекторы. Там расхаживали какие-то мужчины в белых комбинезонах.
Все это он увидел еще издали, через прутья решетки в воротах, где им с Гретой велели подождать. Они сидели молча, не сводя глаз с дома и шести старых тисов, что высились перед ним, как стражи. «Плохими они оказались стражами», – с горечью подумал Питер.
Прошло минуты две, и он вышел из машины переговорить с полицейским.
– Простите, сэр. Но у меня приказ: никого не пропускать. Я сообщил детективу Хернсу о вашем прибытии. Он скоро выйдет.
Питер был слишком измучен, чтоб спорить и гневаться. И потом перед ним стоял совсем еще молодой человек, он просто исполнял свою работу.
– Где моя жена? Вы можете мне сказать? – спросил он полицейского голосом, каким говорил с подчиненными на службе. Голосом человека, умеющего командовать и добиваться своего.
– Ее уже увезли, сэр. Отправили в Роустон. Если желаете, можете увидеть ее завтра. Я позвоню и распоряжусь. – Это из темноты, из-за ворот, послышался голос сержанта Хернса. А затем появился и он сам. Одет в дешевенький костюм, который к тому же был ему маловат. Питер заметил, как нависает брюшко над ремнем брюк, заметил также и темные пятна пота под мышками на рубашке из полиэстера. Питер пожал пухлую руку детектива и ощутил пот на своей ладони. Сразу же испытал сильнейшее желание вытереть руку о брючину, но сдержался.
– Сожалею, что пришлось познакомиться при столь прискорбных обстоятельствах, – пробурчал детектив тихим, но настойчивым голосом, который так действовал на нервы Питеру. У него накопилось немало вопросов к нему, они так и распирали его, но сержант Хернс не дал ему возможности и рта раскрыть.
Они вернулись к «Рэнджроверу», стоявшему с распахнутой передней дверцей, и Питер понял, что Хернс уловил запах спиртного у него изо рта, увидел валявшуюся на полу пустую бутылку из-под виски. Этот человек все видел, замечал, подмечал, собирал впечатления, обобщал их и хранил в каком-то грязном уголке сознания. Чтоб затем, вернувшись в участок или к себе, в аккуратный маленький домик где-нибудь на окраине Ипсвича, проанализировать их.
– Здравствуйте, я детектив сержант Хернс, полиция Ипсвича, – отбарабанил он и протянул потную ладошку над пустым пассажирским сиденьем туда, где находилась Грета, едва не задев при этом ее левую грудь.
Она пожала ему руку, просто выбора не было, а он не разжимал рукопожатия до тех пор, пока она не назвала свое имя и не объяснила, кем доводится Питеру. Секунду-другую он подозрительно разглядывал ее, приподняв кустистые брови, словно дивился, к чему это министру обороны понадобилось привозить столь привлекательную личную секретаршу в дом, где убили его жену. Затем одарил ее мрачной улыбкой, продемонстрировав при этом два длинных желтых зуба, и обернулся к сэру Питеру.
– Уверен, вы хотите видеть сына. Он там, через дорогу, в доме у мистера и миссис Марш. Они были так добры к нему. Это к ним он побежал, чтоб вызвать полицию после того… – тут Хернс помедлил, подыскивая нужные слова, – как те мужчины скрылись. Боюсь, мальчику пришлось нелегко. Он прятался, когда они убивали леди Энн. Крайне неприятное испытание.
Питер пытался как-то переварить эту новую чудовищную информацию, как вдруг внимание его привлек еле слышный стон, раздавшийся из машины. Он наклонился и взглянул на Грету. Она побелела как полотно, темные глаза расширены и смотрят так испуганно.
– О господи, как он там?! – воскликнула она. – Они не сделали с ним… ничего плохого?
– Они? – вопросительно повторил Хернс.
– Убийцы. Вы же секунду назад сказали слово «мужчины». Стало быть, там было больше одного человека.
– Ага, – буркнул Хернс. Объяснение Греты было вполне логично. А вот поспешность, с которой она начала оправдываться, показалась ему любопытной.
– Нет, рад сообщить, что в физическом плане Томас в полном порядке, – добавил он. – Мужчины его не нашли. Он прятался, пока они обыскивали спальню. Увы, они забрали все драгоценности вашей жены, мистер Робинсон. А вот психическое состояние мальчика вызывает определенную тревогу. Ну, что, идем?
Хернс адресовал это приглашение сэру Питеру, но Грета приняла его и на свой счет. Распахнула дверцу «Рэнджровера» и вскоре догнала детектива и своего нанимателя.
– Знаю, сейчас это может показаться вам неуместным, сэр, – говорил Хернс, – но все же хотелось бы задать пару вопросов. Вы очень поможете следствию. А оно, смею доложить, идет полным ходом, наши ребята знают, что и где искать.
– Хорошо, только давайте поскорее, – ответил сэр Питер, не замедляя шага. Детектив еле поспевал за ним. – Я хочу видеть сына.
– Та калитка в стене, сэр. Ну, что ведет на маленькую дорожку.
– Через лужайку?
– Именно. Вы случайно не знаете, она была заперта, когда вы уезжали?
– Да, миссис Мартин ее запирала. И через нее я до отъезда больше не проходил. А ты, Грета?
– Нет.
– Спасибо, сэр. И еще один вопрос. Окна в кабинете. Вы случайно не открывали одно из них перед тем, как уехать?
– Нет. Я был в гостиной с женой. А почему вы спрашиваете?
– Просто ваш сын сказал нам, что одно из окон в кабинете было открыто, когда он вернулся домой примерно в восемь тридцать.
– Ну, если и так, я его не открывал. Возможно, Грета. Она сидела там, работала. Погодите минутку, сейчас спрошу ее.
Грета продолжала шагать впереди, Питер прибавил шагу и догнал ее. Они уже почти дошли до дома Маршей.
– Скажи, Грета, ты перед отъездом оставила окно в кабинете открытым или нет? Детектив хочет знать.
Грета обернулась к нему. «Выглядит она просто ужасно, – подумал Питер. – Словно это трагедия коснулась прежде всего ее». Детектив повторил вопрос противным скрипучим и въедливым голосом, который так не нравился Питеру.
– Можете помочь нам, мисс Грэхем?
Она смотрела как-то загнанно, неуверенно, словно никак не могла решить, что же ответить. И вот после секундного колебания выпалила:
– Не знаю. Не помню. Может, и оставила. Вечер был теплый.
– Что верно, то верно, мадам, теплый, – закивал Хернс. Потом обошел ее и постучал Маршам в дверь. – Прекрасный летний вечер…
И, не дожидаясь, когда дверь откроют, детектив развернулся, теперь уже к Питеру, и сказал:
– Я возвращаюсь в дом, сэр Питер. Там еще работают эксперты, но как закончите здесь, можете подойти и спросить меня у ворот. Если хотите, я могу позвонить в больницу в Роустоне. Очень соболезную вам, сэр Питер. Искренне, от всей души.
Питер прошел в распахнутую дверь коттеджа, но как-то плохо осознавал, кто здоровается с ним в холле. Кристофер Марш был в халате и бормотал слова сочувствия. Они с женой были явно не готовы к подобного рода событиям. Четыре часа тому назад их разбудил бешеный стук в дверь, и они увидели на пороге рыдающего Томаса.
Питер прошел мимо соседа, слегка пригнулся, чтоб не задеть головой низкую дверную притолоку, и вошел в гостиную.
Там, на диване, сидел рядом с Грейс Томас. Она накинула ему на плечи одеяло, хотя было вовсе не холодно, в дрожащих пальцах у него была зажата кружка с чаем. Когда вошел отец, он неловко поднялся навстречу и расплескал часть содержимого кружки на ковер у своих ног.
– Мне страшно жаль, Том, – начал Питер и тут же умолк, не в силах подобрать слова, соответствующие моменту. Ему хотелось преодолеть десять футов, отделяющие от сына, крепко обнять мальчика, но что-то его остановило. Точно они не были близкими людьми.
Следом за Питером в гостиную вошла Грета. Ей не была присуща типично британская сдержанность нанимателя. Она шагнула к Томасу, протянула ему руки.
– Ах, Том, Том! – воскликнула она, в зеленых глазах стояли слезы.
Мальчик резко отшатнулся и почти упал на стоявший позади диван. А затем вдруг размахнулся и запустил кружкой в Грету. И наверняка попал бы, если б не потерял равновесия. Во всяком случае, намерения его сомнений не оставляли. Кружка угодила в угол каминной доски и разлетелась на мелкие кусочки, в Грету же попали лишь несколько брызг теплого еще чая из пролетевшей мимо кружки.
Питер среагировал моментально, встал между Гретой и Томасом. Всего несколько недель тому назад ему пришлось становиться вот так же между женой и Гретой. На всякое насилие он реагировал четко и быстро.
– Убери ее отсюда! – взвизгнул Томас. – Пошла вон! Убери же ее отсюда! – Все эти слова он кричал прямо в лицо отцу. Питеру показалось, что сейчас от напряжения у сына лопнут голосовые связки, но Грета задерживаться не стала. Быстро развернулась и прошла в холл мимо изумленного Кристофера Марша.
– Вы уж извините, мисс Грэхем, – бормотал Кристофер, провожая ее к входной двери. – Мальчик просто не в себе. Все пройдет, все образуется. Он успокоится и…
– Нет, не успокоится, – тихо ответила она и накинула на плечи пальто. Потом зашагала по дорожке, обернулась, Марш увидел ее измученное лицо, и повторила: – Не успокоится.
Когда Грета ушла, Томас вновь опустился на диван, а отец остался стоять рядом. Грейс подошла к камину и начала собирать осколки кружки. Она очень любила Томаса, знала его с рождения, однако в этот момент ей больше всего хотелось, чтоб все эти люди покинули ее дом. По натуре она была женщиной мягкой и робкой, и такой взрыв ненависти просто напугал ее. К тому же она очень устала, было уже половина третьего ночи.
– Зачем ты это сделал, Томас? – Питеру почему-то было удобней называть сейчас сына полным именем, а не просто Томом, как вначале. Мальчик не ответил, и тогда он спросил: – И вообще, при чем здесь Грета? Она приехала помочь нам, а ты…
– Она послала того человека. Он убил маму.
– Какого человека?
– Со шрамом. Я разглядел его через дырку в стенке.
– В какой еще стенке?
– В стенке шкафа. Хорошо разглядел, когда он убивал маму. Когда ты был в Лондоне с ней.
– Да, Томас. Некий мужчина убил твою маму. Я не знаю, чем тебя утешить. Больше всего на свете хотелось бы, чтоб это было неправдой. Чтоб я оказался там и смог защитить ее и тебя, но меня не было. Я одного только понять не могу, при чем тут Грета?
Томас несколько раз глубоко вздохнул, потом поднял глаза на отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Не надо так говорить.
– Она то и дело тыкала в меня пальцем. Смотрела на меня с такой злобой. Обзывала ядовитой змеей. Ну и так далее, в том же духе.
– Я бы уволил ее давным-давно. Просто не знаю, как быть с Томасом.
– Дело не только в ней. Мне казалось, я заперта в клетке, словно какое-то животное. Грязное опасное животное в клетке, и у каждого есть право ткнуть в него палкой, оскорбить, обидеть.
– Страшно жаль, что я не могу быть там с тобой. Может, стоит еще раз поговорить с Майлзом?
– Нет, – неожиданно твердо ответила Грета. – Не хочу, чтоб ты слушал все эти вещи, которые они там говорят. Мы должны во всем следовать советам Майлза. Он просто потрясающий. Вывел на чистую воду эту тетушку Джейн, показал всем, какая она мерзавка.
– Ну, это уже что-то, – протянул Питер. Потом взял изящную руку жены в свою и начал нежно поглаживать кончиками пальцев каждую тонкую лучевую косточку, отходящую от узкого запястья. Прежде он часто ласкал так Энн, пока отношения между ними не разладились.
– Ну а другие свидетели? Как разделался с ними Майлз?
– Нормально. Повернул все дело так, что Энн вполне могла отправиться на прогулку по пляжу после того, как мы уехали. И по возвращении оставила дверь незапертой.
– Какую дверь?
– Калитку в северной стене. И у нее было время прогуляться и отправиться спать прежде, чем вернулся Томас. Она уже спала, когда он позвонил.
– Что ж, это хорошо, – заметил Питер, стараясь подпустить в голос уверенности, которой на самом деле вовсе не испытывал.
Уже не впервые за все это время Питер вдруг ощутил сомнение. Вернее, легкий намек на него, словно что-то слегка кольнуло в самом дальнем и темном уголке сознания. Он вспомнил Энн, лежавшую на диване в гостиной с искаженным от боли лицом. Что-то не похоже, чтоб она собиралась на прогулку, пусть даже и думала, что, возможно, от свежего воздуха ей полегчает. Впрочем, Питер тут же бездумно отмахнулся от тревожного ощущения. Что здесь не так?
– Ты мне больше не нужен сегодня, Джон, – сказал он шоферу, помогая жене выйти из машины. – Мы с леди Гретой никуда выезжать не собираемся.
– Слушаюсь, сэр, – ответил шофер, притронувшись ребром ладони к кепи с непроницаемым выражением лица. Что у него на уме, Питер не знал. Возможно, Джон уже подыскивает себе новую работу. Скандал в семье человека, занимающего столь высокий пост, это не на пользу даже его слугам.
Уже позже, лежа в постели, Питер старался заснуть, но никак не получалось. Грета лежала, отвернувшись от него, на боку, подогнув колени к животу. Вот уже несколько недель спала она в такой зародышевой позе, и Питер, даже не прикасаясь к ней, ощущал, как вся она напряжена. Изредка Грета выкрикивала какие-то странные слова и имена, и Питер всякий раз поражался, как мало знает он свою жену. Казалось, у нее не было ни близких друзей, ни родственников; только мать-инвалид в Манчестере, которую Грета ездила навещать раз в несколько недель. Именно одиночество Греты в этом мире заставляло Питера относиться к ней более бережно и заботливо, чем к любому другому человеку. А судебный процесс оставлял ощущение, что он ее в чем-то подвел, хотя сам он прекрасно понимал, что был просто не в силах предотвратить его. Настал его черед отблагодарить Грету за все, что она делала для него на протяжении стольких лет. И его просто убивала мысль, что помочь ей по-настоящему он сейчас никак не может.
Он закрыл глаза и вспомнил тот день, когда погибла его жена. Было примерно столько же, сколько сейчас – около одиннадцати вечера, – когда на тумбочке рядом с постелью вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку и, сонно и растерянно моргая, выслушал новость, которая перевернула всю его жизнь. Тот самый телефонный аппарат стоял сейчас на небольшом расстоянии от его вытянутой руки, белел в темноте, молчаливый и безучастный.
– Вы меня не знаете, сэр. Это сержант детектив Хернс из полиции Ипсвича. Боюсь, у меня для вас плохие новости. Ваша жена…
Питер до сих пор в точности помнил каждое слово сержанта Хернса. Словно то, что он говорил тогда, записалось в мозгу, как на магнитофоне. И тон, каким были произнесены эти слова, тоже помнил. Бесцеремонный, напористый, позже этот полицейский с таким же упорством и бесцеремонностью закинул и затянул петлю на шее Греты, хотя без Томаса у него ничего не получилось бы. «Ничего не случилось бы, если б не Томас», – с горечью подумал отец.
Сперва он просто не поверил Хернсу. В тот момент Питеру показалось, что страшная эта новость не имеет никакого отношения к реальности. В комнате, где он стоял в безупречно отглаженной свежей пижаме, не было ни намека на насилие. Не было криков, доносившихся с улицы. Все было нормально, тихо, спокойно, и, однако же, в ста тридцати милях отсюда произошло нечто чудовищное. Иначе не было бы этого звонка, если б не произошло. Он набрал номер телефона в доме «Четырех ветров», ответил какой-то полицейский. Еще один полицейский. Питер опустил трубку и почувствовал, как его охватывает паника. Возникло это неприятное ощущение в груди, потом оно распространилось на все тело, начали неметь ноги, и все это по мере того, как чудовищная новость укоренялась в сознании. Сколько он ни отмахивался от нее, сколько ни старался сохранять спокойствие.
Питер тяжело опустился на край кровати. Он не плакал, но все тело сотрясала противная дрожь. И вот, пока он пытался побороть эту дрожь, в голову вдруг пришла мысль. Он подумал о Грете. Он нуждался в ее помощи, он просто не мог быть сейчас один. Он схватил телефонную трубку и набрал номер.
– Ждите ответа. Линия занята. Абонент в курсе, что вы ему звоните, – повторял в трубке механический голос. Он произнес эти слова два, три, четыре раза. Питер положил трубку на рычаг. И тут же плечи у него затряслись снова. А две минуты спустя она ему перезвонила.
Все происходило словно в тумане. Он не помнил, как одевался, не помнил, что именно говорил Грете о своем состоянии. Он только помнил, что телефон у нее был занят, и не в первый раз подивился тому, с кем это она может говорить в столь поздний час.
Она подъехала на «Рэнджровере» к его дому, настояла на том, что сама поведет машину. Похоже, они даже не обсуждали, стоит ей туда ехать или нет. Как бы само собой подразумевалось, что она поедет.
В последний момент он вдруг вышел из машины и направился в дом. А когда вышел, в руках у него была ополовиненная бутылка виски. Она почти опустела, когда примерно без четверти два они проезжали по пустынным улицам Кармута. Городок казался вымершим, но в окнах полицейского участка горел свет.
У въезда в имение «Четырех ветров» стоял полицейский в униформе и с фонариком. Зачем понадобился ему этот фонарик, Питер так и не понял. Весь дом был ярко освещен, Питер даже заметил, что слева от северной калитки и над лужайкой установлены прожекторы. Там расхаживали какие-то мужчины в белых комбинезонах.
Все это он увидел еще издали, через прутья решетки в воротах, где им с Гретой велели подождать. Они сидели молча, не сводя глаз с дома и шести старых тисов, что высились перед ним, как стражи. «Плохими они оказались стражами», – с горечью подумал Питер.
Прошло минуты две, и он вышел из машины переговорить с полицейским.
– Простите, сэр. Но у меня приказ: никого не пропускать. Я сообщил детективу Хернсу о вашем прибытии. Он скоро выйдет.
Питер был слишком измучен, чтоб спорить и гневаться. И потом перед ним стоял совсем еще молодой человек, он просто исполнял свою работу.
– Где моя жена? Вы можете мне сказать? – спросил он полицейского голосом, каким говорил с подчиненными на службе. Голосом человека, умеющего командовать и добиваться своего.
– Ее уже увезли, сэр. Отправили в Роустон. Если желаете, можете увидеть ее завтра. Я позвоню и распоряжусь. – Это из темноты, из-за ворот, послышался голос сержанта Хернса. А затем появился и он сам. Одет в дешевенький костюм, который к тому же был ему маловат. Питер заметил, как нависает брюшко над ремнем брюк, заметил также и темные пятна пота под мышками на рубашке из полиэстера. Питер пожал пухлую руку детектива и ощутил пот на своей ладони. Сразу же испытал сильнейшее желание вытереть руку о брючину, но сдержался.
– Сожалею, что пришлось познакомиться при столь прискорбных обстоятельствах, – пробурчал детектив тихим, но настойчивым голосом, который так действовал на нервы Питеру. У него накопилось немало вопросов к нему, они так и распирали его, но сержант Хернс не дал ему возможности и рта раскрыть.
Они вернулись к «Рэнджроверу», стоявшему с распахнутой передней дверцей, и Питер понял, что Хернс уловил запах спиртного у него изо рта, увидел валявшуюся на полу пустую бутылку из-под виски. Этот человек все видел, замечал, подмечал, собирал впечатления, обобщал их и хранил в каком-то грязном уголке сознания. Чтоб затем, вернувшись в участок или к себе, в аккуратный маленький домик где-нибудь на окраине Ипсвича, проанализировать их.
– Здравствуйте, я детектив сержант Хернс, полиция Ипсвича, – отбарабанил он и протянул потную ладошку над пустым пассажирским сиденьем туда, где находилась Грета, едва не задев при этом ее левую грудь.
Она пожала ему руку, просто выбора не было, а он не разжимал рукопожатия до тех пор, пока она не назвала свое имя и не объяснила, кем доводится Питеру. Секунду-другую он подозрительно разглядывал ее, приподняв кустистые брови, словно дивился, к чему это министру обороны понадобилось привозить столь привлекательную личную секретаршу в дом, где убили его жену. Затем одарил ее мрачной улыбкой, продемонстрировав при этом два длинных желтых зуба, и обернулся к сэру Питеру.
– Уверен, вы хотите видеть сына. Он там, через дорогу, в доме у мистера и миссис Марш. Они были так добры к нему. Это к ним он побежал, чтоб вызвать полицию после того… – тут Хернс помедлил, подыскивая нужные слова, – как те мужчины скрылись. Боюсь, мальчику пришлось нелегко. Он прятался, когда они убивали леди Энн. Крайне неприятное испытание.
Питер пытался как-то переварить эту новую чудовищную информацию, как вдруг внимание его привлек еле слышный стон, раздавшийся из машины. Он наклонился и взглянул на Грету. Она побелела как полотно, темные глаза расширены и смотрят так испуганно.
– О господи, как он там?! – воскликнула она. – Они не сделали с ним… ничего плохого?
– Они? – вопросительно повторил Хернс.
– Убийцы. Вы же секунду назад сказали слово «мужчины». Стало быть, там было больше одного человека.
– Ага, – буркнул Хернс. Объяснение Греты было вполне логично. А вот поспешность, с которой она начала оправдываться, показалась ему любопытной.
– Нет, рад сообщить, что в физическом плане Томас в полном порядке, – добавил он. – Мужчины его не нашли. Он прятался, пока они обыскивали спальню. Увы, они забрали все драгоценности вашей жены, мистер Робинсон. А вот психическое состояние мальчика вызывает определенную тревогу. Ну, что, идем?
Хернс адресовал это приглашение сэру Питеру, но Грета приняла его и на свой счет. Распахнула дверцу «Рэнджровера» и вскоре догнала детектива и своего нанимателя.
– Знаю, сейчас это может показаться вам неуместным, сэр, – говорил Хернс, – но все же хотелось бы задать пару вопросов. Вы очень поможете следствию. А оно, смею доложить, идет полным ходом, наши ребята знают, что и где искать.
– Хорошо, только давайте поскорее, – ответил сэр Питер, не замедляя шага. Детектив еле поспевал за ним. – Я хочу видеть сына.
– Та калитка в стене, сэр. Ну, что ведет на маленькую дорожку.
– Через лужайку?
– Именно. Вы случайно не знаете, она была заперта, когда вы уезжали?
– Да, миссис Мартин ее запирала. И через нее я до отъезда больше не проходил. А ты, Грета?
– Нет.
– Спасибо, сэр. И еще один вопрос. Окна в кабинете. Вы случайно не открывали одно из них перед тем, как уехать?
– Нет. Я был в гостиной с женой. А почему вы спрашиваете?
– Просто ваш сын сказал нам, что одно из окон в кабинете было открыто, когда он вернулся домой примерно в восемь тридцать.
– Ну, если и так, я его не открывал. Возможно, Грета. Она сидела там, работала. Погодите минутку, сейчас спрошу ее.
Грета продолжала шагать впереди, Питер прибавил шагу и догнал ее. Они уже почти дошли до дома Маршей.
– Скажи, Грета, ты перед отъездом оставила окно в кабинете открытым или нет? Детектив хочет знать.
Грета обернулась к нему. «Выглядит она просто ужасно, – подумал Питер. – Словно это трагедия коснулась прежде всего ее». Детектив повторил вопрос противным скрипучим и въедливым голосом, который так не нравился Питеру.
– Можете помочь нам, мисс Грэхем?
Она смотрела как-то загнанно, неуверенно, словно никак не могла решить, что же ответить. И вот после секундного колебания выпалила:
– Не знаю. Не помню. Может, и оставила. Вечер был теплый.
– Что верно, то верно, мадам, теплый, – закивал Хернс. Потом обошел ее и постучал Маршам в дверь. – Прекрасный летний вечер…
И, не дожидаясь, когда дверь откроют, детектив развернулся, теперь уже к Питеру, и сказал:
– Я возвращаюсь в дом, сэр Питер. Там еще работают эксперты, но как закончите здесь, можете подойти и спросить меня у ворот. Если хотите, я могу позвонить в больницу в Роустоне. Очень соболезную вам, сэр Питер. Искренне, от всей души.
Питер прошел в распахнутую дверь коттеджа, но как-то плохо осознавал, кто здоровается с ним в холле. Кристофер Марш был в халате и бормотал слова сочувствия. Они с женой были явно не готовы к подобного рода событиям. Четыре часа тому назад их разбудил бешеный стук в дверь, и они увидели на пороге рыдающего Томаса.
Питер прошел мимо соседа, слегка пригнулся, чтоб не задеть головой низкую дверную притолоку, и вошел в гостиную.
Там, на диване, сидел рядом с Грейс Томас. Она накинула ему на плечи одеяло, хотя было вовсе не холодно, в дрожащих пальцах у него была зажата кружка с чаем. Когда вошел отец, он неловко поднялся навстречу и расплескал часть содержимого кружки на ковер у своих ног.
– Мне страшно жаль, Том, – начал Питер и тут же умолк, не в силах подобрать слова, соответствующие моменту. Ему хотелось преодолеть десять футов, отделяющие от сына, крепко обнять мальчика, но что-то его остановило. Точно они не были близкими людьми.
Следом за Питером в гостиную вошла Грета. Ей не была присуща типично британская сдержанность нанимателя. Она шагнула к Томасу, протянула ему руки.
– Ах, Том, Том! – воскликнула она, в зеленых глазах стояли слезы.
Мальчик резко отшатнулся и почти упал на стоявший позади диван. А затем вдруг размахнулся и запустил кружкой в Грету. И наверняка попал бы, если б не потерял равновесия. Во всяком случае, намерения его сомнений не оставляли. Кружка угодила в угол каминной доски и разлетелась на мелкие кусочки, в Грету же попали лишь несколько брызг теплого еще чая из пролетевшей мимо кружки.
Питер среагировал моментально, встал между Гретой и Томасом. Всего несколько недель тому назад ему пришлось становиться вот так же между женой и Гретой. На всякое насилие он реагировал четко и быстро.
– Убери ее отсюда! – взвизгнул Томас. – Пошла вон! Убери же ее отсюда! – Все эти слова он кричал прямо в лицо отцу. Питеру показалось, что сейчас от напряжения у сына лопнут голосовые связки, но Грета задерживаться не стала. Быстро развернулась и прошла в холл мимо изумленного Кристофера Марша.
– Вы уж извините, мисс Грэхем, – бормотал Кристофер, провожая ее к входной двери. – Мальчик просто не в себе. Все пройдет, все образуется. Он успокоится и…
– Нет, не успокоится, – тихо ответила она и накинула на плечи пальто. Потом зашагала по дорожке, обернулась, Марш увидел ее измученное лицо, и повторила: – Не успокоится.
Когда Грета ушла, Томас вновь опустился на диван, а отец остался стоять рядом. Грейс подошла к камину и начала собирать осколки кружки. Она очень любила Томаса, знала его с рождения, однако в этот момент ей больше всего хотелось, чтоб все эти люди покинули ее дом. По натуре она была женщиной мягкой и робкой, и такой взрыв ненависти просто напугал ее. К тому же она очень устала, было уже половина третьего ночи.
– Зачем ты это сделал, Томас? – Питеру почему-то было удобней называть сейчас сына полным именем, а не просто Томом, как вначале. Мальчик не ответил, и тогда он спросил: – И вообще, при чем здесь Грета? Она приехала помочь нам, а ты…
– Она послала того человека. Он убил маму.
– Какого человека?
– Со шрамом. Я разглядел его через дырку в стенке.
– В какой еще стенке?
– В стенке шкафа. Хорошо разглядел, когда он убивал маму. Когда ты был в Лондоне с ней.
– Да, Томас. Некий мужчина убил твою маму. Я не знаю, чем тебя утешить. Больше всего на свете хотелось бы, чтоб это было неправдой. Чтоб я оказался там и смог защитить ее и тебя, но меня не было. Я одного только понять не могу, при чем тут Грета?
Томас несколько раз глубоко вздохнул, потом поднял глаза на отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36