– Что ж, спасибо за то, что так полно представили нам свою версию, Томас. Но ведь это все только слова, не так ли? У вас нет ни единого вещественного доказательства, подтверждающего сказанное, или я ошибаюсь?
– Я видел, как Грета смотрела на маму. Видел, как она примеряла ее платья.
– Да, примеряла. И что с того? Ведь это вовсе не означает, что она планировала ее убить, верно?
– Знаю, что это она организовала убийство.
– Опять слова. Так, теперь объясните нам вот что. На утреннем заседании вы говорили, что решили ехать домой от Боллов, испугавшись того, что леди Энн не подходит к телефону. Миссис Болл довезла вас до дома, высадила у ворот. Как вы вошли?
– У меня были ключи. И от входной двери, и от ворот тоже.
– Сколько было времени?
– Точно не помню. Примерно половина девятого.
– Сколько времени прошло между этими вашими безуспешными звонками и появлением в доме?
– Не знаю. Минут двадцать. Ну, может, полчаса. Часов при мне не было.
– Так вы выехали сразу же после того, как позвонили и никто не ответил?
– Нет. Мы еще немного поговорили, а потом муж миссис Болл откуда-то позвонил.
– Итак, вы вернулись домой и, как уже говорили, увидели, что окно в кабинете открыто. И закрыли его. Потом поднялись наверх и открыли окно у себя в спальне. – Да.
– Потому что вечер выдался теплый?
– Да, теплый.
– И оно оставалось открытым, даже когда пошел дождь?
– Да. Не ураган же.
– И вы лежали у себя в постели, а ваша матушка спала у себя в комнате?
– Да. И когда я услышал, что к дому подъезжает машина, то выключил свет. А потом выглянул и увидел, что они идут через лужайку к дому, прямо к окну в кабинете, и один из них сильно расстроился, увидев, что все окна нижнего этажа закрыты.
– «Черт, да окна заперты. Мать их так». Примерно таким вот образом вы передали слова одного из них. – Майлз с каким-то особым нажимом произнес бранные слова.
– Да, – ответил Томас. – Он был явно рассержен.
– А вы видели человека, произносившего эти слова?
– Нет. Я сидел на постели. А они стояли внизу, под окном.
– Получается, вы не можете утверждать, что человек, произносивший эти бранные слова, стоял у окна в кабинет. Он с тем же успехом мог находиться у боковой двери или у окна в столовую.
– Ну, возможно.
– И он наверняка говорил обо всех окнах на той стороне дома, правильно?
– Во всяком случае, не о моем. Мое-то было открыто.
– Нет, я имею в виду на первом этаже.
– Да. Возможно.
– Благодарю вас. У меня нет больше вопросов о той ночи, когда свершилось убийство. Хотелось бы перейти к медальону, который вы нашли в доме своего отца в октябре прошлого года.
Майлз Ламберт взял вещдок под номером тринадцать и с минуту держал его за цепочку так, что сам золотой медальон в форме сердечка раскачивался из стороны в сторону, подобно маятнику. Присяжные смотрели, точно завороженные этим гипнотическим зрелищем.
– Вы уже рассказали нам, что ваша мама очень любила этот медальон.
– Да, любила.
– Она носила его каждый день?
– Нет, не каждый, конечно. Но очень часто.
– Однако вы почему-то ни словом не упомянули об этом медальоне полиции, до тех пор пока не нашли его. Я прав?
– Не было причин упоминать.
– Не было… Что ж, определенный смысл тут просматривается. Однако это не объясняет, почему вы в своих первых письменных показаниях ни словом не упомянули о том, как Роузи наклонился над телом вашей матушки, что-то с нее снял, какую-то золотую вещицу, и сунул в карман. Это появляется только во вторых ваших письменных показаниях, когда медальон уже был найден.
– Я был страшно расстроен. Ну, когда первый раз давал показания. Мама только что умерла и…
– Не только что, а за пять дней до этого. И первые ваши показания весьма подробны, Томас. Вы с сержантом Хернсом немало над ними потрудились. Не думаю, что вы могли упустить столь важную деталь, не вспомнить, как Роузи снимал золотое украшение с тела вашей покойной матушки.
Томас не ответил. Последние слова Майлза были подобны пощечине.
– Вы выпустили этот эпизод из первых показаний, потому что ничего подобного не было. Вот оно, единственно правильное объяснение, верно, Томас?
– Нет, не верно. Это было. Я сам видел. Видел, как он сорвал цепочку с ее шеи. Поэтому там потом и нашли царапину.
– Совсем незначительную царапинку. Ведь медальон не имел никаких повреждений, когда вы обнаружили его в столе, не так ли?
– Нет. Но они могли его починить.
– Насколько я вижу, на застежке цепочки нет следов починки, – сказал Майлз, разыграв целое представление. Двумя толстыми пальцами он поднес к переносице очки в золотой оправе и долго и пристально рассматривал медальон. Потом сделал паузу и добавил: – Не сомневаюсь, что присяжным будет интересно взглянуть на этот экспонат под номером тринадцать, когда они станут рассматривать все собранные здесь вещественные доказательства. – И с этими словами он положил медальон на стол перед собой. – Далее, – заметил он. – Никто не сомневается, что вы нашли этот медальон в письменном столе, Томас. Тут другая проблема. И заключается она в том, как вы передали тогдашние слова моей клиентки.
– Не понял. Какие еще слова?
– «Дай сюда. Это мой». Вот эти слова.
– Она кричала на меня, хотела вырвать из рук медальон…
– Да, все это вы нам уже говорили, – перебил его адвокат. – А затем вы оттолкнули Грету и крикнули: «Ничего подобного! Это медальон мамы! Этот ублюдок забрал у нее медальон и отдал тебе». Вот как вы ответили на вопрос мистера Спарлинга не далее как сегодня утром. Согласны?
– Да. Что-то в этом роде.
– Нет, не что-то в этом роде. Я повторил сказанное вами слово в слово. Я записал, когда вы говорили все это утром. И сделал то же самое со свидетельскими показаниями вашего друга Мэтью Барна, которые он давал в этом зале вчера. Тоже все записал. Вы ведь согласовывали свои выступления в суде заранее, верно, Томас? Вы и Мэтью, я прав?
– Ну, разумеется, мы об этом говорили. Мы ведь учимся вместе, и Мэтью мой лучший друг. Но это вовсе не означает, что сказанное нами здесь – неправда.
– И еще оба вы вместе с вашим лучшим другом украли из кабинета директора школы пресс-папье, верно, Томас?
– Ну, это на спор. Мы ведь собирались вернуть его назад.
– Итак, вы находите медальон и даете новые показания детективу Хернсу?
– Да.
– И утверждаете в них, что медальон был на шее вашей матушки в день убийства?
– Я видел его, когда поднялся к ней наверх, в спальню. Он виднелся в вырезе ночной сорочки.
– Странно, что вы заметили такую мелочь в столь критический момент. Ведь в это время в дом вломились грабители. И вы слышали это, не так ли?
– Да, так.
– Получается, что вы сперва нашли медальон и лишь после этого упомянули о нем в свидетельских показаниях. С целью подчеркнуть, что моя клиентка получила его из рук убийцы?
– Нет.
– Вы вместе с Мэтью Барном разработали ложную версию того, что говорилось в гостиной перед прибытием вашего отца.
– Никакая она не ложная. Самая правдивая.
– Вы придумали, что на шее вашей матери был медальон, что вы видели его в вырезе рубашки, а затем заметили блеск золота, когда Роузи нагнулся над ее телом на лестнице. И чтоб все сошлось, заставили Джейн Мартин сказать, что она видела медальон на шее хозяйки во время ленча в понедельник, верно?
– Сам я его тогда не видел.
– Что ж, спасибо и на том, Томас. Вы прекрасно понимаете, к чему я клоню. Лично я убежден, что вы выдумали все это, поскольку заранее решили, что Грета виновна. И вам надо было собрать побольше доказательств, чтоб отправить ее за решетку.
– Я знаю, что она виновна, и отсюда вовсе не следует, что я лгу. Просто мне пришлось искать доказательства. И я нашел медальон.
– И, однако же, истинных причин верить в ее виновность у вас оттого стало не больше, не правда ли?
– Мистер Ламберт, мы ведь с вами это уже обсуждали, – раздраженно заметил судья. – Не надо спорить со свидетелем. Ваше дело задавать вопросы.
– Да, ваша честь, – кивнул Майлз. – Продолжим, Томас. Давайте теперь поговорим о том, что произошло пятого июля.
Томас слегка заерзал на сиденье, однако других признаков беспокойства не проявил. Майлз сделал паузу, выжидая, когда в зале воцарится полная тишина.
– Давайте вначале убедимся, что я правильно понимаю ситуацию. Джейн Мартин уехала в шесть, заперев все двери. Вы сидели в столовой, обедали, и все окна там были открыты.
– Да, вечер был теплый.
– Верно. А тревожная кнопка находилась у вас на столе, прямо рядом с тарелкой, на тот случай, чтобы при необходимости вы могли вызвать полицию?
– Нет, в кармане. Сержант Хернс велел носить при себе постоянно. Он и раздобыл это устройство.
– Сказав, что есть риск возвращения тех мужчин, которые убили леди Энн?
– Нет, не совсем так.
– Но это он внушил вам эту мысль, верно, Томас?
– Нет, он сказал, что осторожность никогда не помешает, вот и все.
– Понимаю. Итак, те самые мужчины прошли через северную калитку, пересекли лужайку, вошли в дом, а сами вы все это время сидели, спрятавшись в скамье в холле, я правильно излагаю? Сидели, пока они вас искали?
– Да.
– Но изнутри, сидя в этой скамье, не так уж много и увидишь.
– Там есть такие специальные дырочки. Глазки, я ведь уже говорил.
– Ах, ну да. Глазки. Но через них вы вряд ли могли уследить за всеми действиями Лонни и Роузи, не правда ли?
– Нет, конечно.
– И, однако же, в ваших письменных показаниях вы утверждаете, что они «какое-то время бродили по комнатам нижнего этажа, но ничего не трогали». Как прикажете это понимать?
– Просто я хотел сказать, что в тот момент, когда видел их, они ничего не трогали. Правда, Роузи чуть позже сделал это.
– И еще Роузи назвал мою клиентку по имени?
– Да, так оно и было. Сказал, что она объяснила ему, как работает механизм тайника.
– Как нельзя более кстати, не правда ли, Томас?
– Вам не обязательно отвечать на этот вопрос, Томас, – перебил Майлза судья. – А вы, мистер Ламберт, задавайте свидетелю вопросы и приберегите свои комментарии для присяжных. Сколько можно повторять одно и то же, мистер Ламберт?
– Прошу прощения, ваша честь. – И Майлз добродушно улыбнулся судье. Все эти выпады и нравоучения старого Грэнджера, похоже, не производили на Ламберта ни малейшего впечатления. Он неуклонно шел намеченным курсом, медленно, но уверенно подводя свидетеля к опасным рифам.
– И еще Роузи при этом сказал: «Мать твою! Да все эти долбанные окна заперты!» Имея в виду окна в доме в день убийства вашей матушки?
– Не знаю. Я много думал об этом, но не знаю, не помню…
– И, однако же, это не помешало вам написать во вторых показаниях о возвращении Роузи, что вы узнали голос мужчины со шрамом?
– Да. Если б услышал его еще раз, непременно узнал бы. Но маму убили за год до их возвращения.
– Так вы не можете утверждать, что об окнах говорил мужчина со шрамом, однако слова его помните точно?
– Да.
– Ясно. Что ж, посмотрим, чем кончилась эта история. Вы услышали сирену, Роузи умолк на полуслове, а потом они с Лонни выбежали через входную дверь? Верно?
– Да.
– И тогда вы выбрались из скамьи и ответили на звонок домофона?
– Да. Я нажал на кнопку и отпер ворота для полиции.
– Но сперва вы говорили по домофону с офицером Хьюзом. Я не ошибся, Томас?
– Не знаю, не помню.
– Вчера он давал показания, рассказал нам, как все было. Сказал, что вы спросили его, кто это, в ответ он представился офицером полиции. И уже после этого вы нажали на кнопку и открыли ворота. Вы согласны с показаниями Хьюза, Томас?
– Ну, да, наверное. Я растерялся, запаниковал. И не помню, что тогда говорил.
– Что ж, тогда принимаю ваш ответ как положительный. Теперь по показаниям офицера Хьюза вы знаете, что полиция была у ворот. Вам известно также, что Лонни и Роузи припарковали свою машину на лужайке за домом. Отсюда следует неизбежный вывод: в тот момент они бежали к своей машине. Вы знали это и, однако же, почему-то не сказали офицеру Хьюзу по домофону, что грабители здесь, только что покинули дом, что полиция должна отрезать им путь к бегству. Вместо этого просто отперли полицейским ворота, и все?
Майлз задал этот последний вопрос с особым нажимом, что заставило присяжных сфокусировать все свое внимание на Томасе. Но тот медлил с ответом. В этот момент он походил на игрока в шахматы, который вдруг заметил, что его король находится под угрозой массированной и непредвиденной атаки. И теперь отчаянно, но напрасно искал ход, который мог бы предотвратить неизбежное поражение.
– Не знаю, – ответил он после паузы. – Я как-то об этом не думал. Ведь грабители могли убить меня, если б обнаружили. Наверное, решил, что промолчать будет безопаснее.
– Но ведь вы находились в безопасности. Мужчины уже ушли. И вам представилась возможность схватить убийц матери.
– Я об этом не подумал.
– Не подумали. Как-то не складывается, Томас. Не имеет смысла, поскольку ничего этого на самом деле не было, верно?
– Нет, было. Клянусь!
– Как не вписывается и тот факт, что полиция нашла северную калитку запертой.
– Должно быть, это они заперли ее, когда убегали. Специально, чтобы сделать вид, будто не заходили вовсе.
– Будто их там и не было?
– Да.
– А вот это уже больше похоже на правду, не так ли, Томас? Вы все это выдумали. Сочли, что истории с медальоном недостаточно, а потому в ход пошел чистой воды вымысел о том, что Роузи вернулся, не забыл упомянуть при этом имя Греты, а заодно и книжный шкаф. И все это с одной-единственной целью, засадить вашу мачеху за решетку. Я прав, Томас?
– Нет! Нет! – Этот крик, казалось, вырвался у Томаса из глубины души. Лицо его исказилось от боли, но ничто не могло удержать Майлза от достижения намеченной цели.
– Это ведь вы открыли входную дверь, пока полицейские еще не подошли и не могли видеть, чем вы занимаетесь?
– Нет. Они оставили дверь открытой.
– Кто?
– Лонни и Роузи.
– Лонни и Роузи! Уж не знаю, откуда вы взяли эти имена. Может, насмотрелись боевиков по телевизору. Но суть в том, что имена эти – чистой воды вымысел. Как, впрочем, и вся эта печальная история.
– Ничего подобного. Они приходили за мной! И снова придут. Точно вам говорю.
– Неужели, Томас? Неужели придут? – На круглой физиономии Майлза читалось недоверие. Он не стал дожидаться ответа на этот, последний вопрос, уселся на скамью прежде, чем Томас успел раскрыть рот.
ГЛАВА 22
На заднем сиденье служебной машины Питер нервно барабанил пальцами по кожаному портфелю, лежавшему у него на коленях. Впереди, по ту сторону от Лудгейт-Серкус, яркое солнце освещало купола величественного собора Святого Павла. Движение на Флит-стрит было плотным, машины двигались еле-еле, что затрудняло продвижение к Олд-Бейли, а потому ему было не до созерцания окрестных красот. Он уже на целых пять минут опаздывал на встречу с Гретой и был почти близок к отчаянию. Барабанная дробь по портфелю начала отзываться болезненным стуком в висках, и голову он держал еще более прямо и напряженно – так что на шее, над тугим воротничком рубашки, выступили толстые синие вены.
Эта неделя судебного процесса давалась Питеру нелегко. Он почти не спал, лицо осунулось, сказывались напряженная работа и беспокойство о жене. Под глазами темные мешки, уголок губ начал дергаться в мелком нервном тике. Мысли метались между происходившим в суде и сложными переговорами по вооружениям, которые как раз достигли своего апогея. Питер начал замечать под дружескими масками на лицах гражданских участников этих переговоров все возрастающее сомнение. Он чувствовал: это всего лишь вопрос времени, скоро он совершит какую-то роковую ошибку, и его доселе блестящая карьера будет разрушена.
Теперь Питер понимал: не надо было назначать эти переговоры на время судебного разбирательства. Но он наивно полагал, что работа послужит отвлекающим моментом, что уж лучше часами просиживать в Министерстве обороны, чем в коридоре у двери в зал суда, гадая о том, что же там происходит. Он пытался утешиться одной мыслью: скоро все это кончится, старался не думать о возможности признания Греты виновной. Лишь в снах видел он, как Грете зачитывают приговор, а потом уводят в наручниках, и он от ужаса тотчас же просыпался, весь в холодном поту и с громко бьющимся сердцем. Чтобы успокоиться, он протягивал в темноте руку, дотрагивался до спящей рядом жены.
Питер принял решение, определившее всю его дальнейшую жизнь, холодным ноябрьским днем в Ипсвиче, восемь месяцев назад. До того как этот ублюдок Хернс предъявил Грете обвинение в организации убийства. В тот день он сделал ей предложение. Это был его способ заявить миру, кто он такой и на чем стоит, кроме того, он все больше влюблялся в Грету. Питер был обязан ей столь многим. Не проходило и дня, чтоб он не испытывал к этой женщине страстного, почти болезненного желания. Брак означал, что отныне она никогда от него не уйдет. Пока смерть не разлучит их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36