Он не мог, да и не пытался скрыть изумления по поводу появления своего брата. Девон выглядел как более ухоженная, более благородная версия Филиппа, поскольку Филипп не брился уже несколько дней, да и одежда никак не соответствовала его титулу и положению. Сейчас их бы никто не спутал.
– Здравствуй, Девон.
– Может, выпьешь бренди?
– Пожалуй, – по привычке согласился Филипп. Девон подошел к буфету и налил два стакана. Один протянул Филиппу, затем уселся за стол и сделал глоток.
– Что привело тебя сюда? – спросил Девон. Филипп посмотрел на часы, стоявшие на книжной полке, и решил сразу перейти к делу.
– Я хочу, чтобы ты ссудил мне тысячу двести фунтов. Они нужны мне не позднее чем через час. Я прошу именно ссуду. Клянусь, я верну их тебе. Назови свои условия.
– Кто она? – спросил Девон, застигнув Филиппа врасплох.
– Что?
– Кто она? Та женщина, ради которой ты это делаешь? Девон всегда ожидал от него самого худшего, не так ли?
А разве могло быть иначе, если Филипп всегда давал для этого повод? Пора с этим покончить.
– Это не то, что ты думаешь. Сейчас все по-другому. Мне нужны деньги, потому что в противном случае они отнимут ее у меня, чтобы использовать самым омерзительным способом. Этого не заслуживает ни одна женщина, а тем более она.
– Я и не думал, что на этот раз все так же, как раньше. Но в какой-то мере ты подтвердил мои опасения, – сказал Девон, к удивлению Филиппа.
– В самом деле?
– Если бы это было как раньше, ты бы сказал мне, что я должен драться вместо тебя на дуэли, – сказал Девон, намекая на давний инцидент, связанный с герцогом Графтоном.
Тогда Филипп опрометчиво вступил в связь с его женой, и герцог вызвал его на дуэль, в которой участвовал Девон, замаскировавшись под своего брата-близнеца. Вся эта история закончилась тем, что Девон на пять лет сбежал в Америку.
Филиппу нечего было добавить, и Девон продолжал:
– Или ты попросил бы меня выступить в роли своего секунданта. А может, попросил бы денег, чтобы заплатить семье какой-либо девушки. И тогда ты не обещал бы вернуть эти деньги.
– Но сейчас дело обстоит иначе, – сказал Филипп, пожав плечами и бросив еще один взгляд на часы. У него не было времени обсуждать все это.
– Согласен. Ты ведь даже капли бренди не выпил. Мой братец – тот, которого я знал – уже не раз бы наполнил стакан. Где мой настоящий брат? Что ты с ним сделал?
Филипп не понял, мелькнула ли при этом на губах брата улыбка.
– Будь я проклят, если знаю это, – ответил Филипп.
– Так кто же она? – вновь спросил Девон.
– Я с удовольствием познакомлю тебя с ней, но позднее, а теперь она ждет меня, и мне необходимо как можно быстрее вернуться.
– Кто ждет тебя? – вмешалась в разговор Эмилия, леди Бекингем, медленно и осторожно входя в комнату с ребенком на руках. Она слегка споткнулась о край ковра, и Филипп быстро подскочил к ней, чтобы поддержать ее и ребенка. – Спасибо. – В голосе Эмилии звучало удивление. Удивление же было и в ее глазах – голубых, как у Анджелы. Но у Анджелы глаза были ярче, светлее. Неужели Эмилия и в самом деле могла подумать, что он позволит ей с ребенком упасть? Неужели все о нем такого плохого мнения?
– Рад тебя видеть, – сказал он.
– Это твоя племянница Белла, – сказала Эмилия. – А Дора сейчас спит. Ей уже четыре.
Значит, младший двухлетний ребенок тоже был не мальчик. А это означало, что Филипп все еще имел право унаследовать титул Бекингемов. Хоть что-то осталось неизменным.
– Возьми ее на руки, – сказала Эмилия, протягивая ему ребенка.
– Я не знаю… – ответил он, настороженно глядя на него. «На нее», – поправился он мысленно.
– Пожалуйста, а то я так устала носить ее на руках. Она с каждым днем становится все тяжелее и тяжелее, – сказала Эмилия, вручив ему ребенка, и села в глубокое кресло.
Филипп посмотрел на малышку. Девочка улыбнулась ему широкой улыбкой, продемонстрировав свои первые зубки.
– Па, – сказала она.
– Нет. Ты можешь сказать «дядюшка, непутевый дядюшка»?
– Па, – повторила она и дернула его за волосы.
– Так нельзя, – строго сказал он, чувствуя себя ужасно глупо, разговаривая с этим крошечным созданием.
Девочка опять попыталась дернуть его за волосы. Утомительно. Филипп немного сдвинул ее, пристроив на своем бедре так, чтобы она не могла дотянуться до его волос.
– Так кто же тебя ждет? – вновь спросила Эмилия. – Этот человек сидит в экипаже, который стоит перед домом?
– Ни в коем случае не ходи туда, – предупредил Филипп. – И вообще лучше займись пока детьми.
– Кого, черт возьми, ты сюда привез? – напряженно спросил Девон. Он настороженно посмотрел на дверь, затем перевел взгляд на жену и дочку, которая, положив голову Филиппу на грудь, все еще пыталась дернуть его за волосы. Успокоенный увиденным, Девон улыбнулся.
– Ну, джентльмены, теперь я окончательно заинтригована, – сказала Эмилия, широко раскрыв глаза.
Филипп рассказал о своем долге, о французских вымогателях и о том, что время у него ограничено. Бросив взгляд на часы, он понял, что у него осталось тридцать минут.
– Как мне поступить, Эми? – спросил Девон.
«О Боже!» – подумал Филипп. Судьба Анджелы, да и его собственная судьба были в руках женщины, которую он когда-то пытался скомпрометировать, чтобы вынудить ее выйти за него замуж и таким образом получить богатое приданое.
Все это он делал ради поместья, которое имело для отца очень большое значение. Это был предмет его особой гордости. Филипп зашел так далеко только потому, что хотел услышать от отца хоть слово похвалы за то, что пытался использовать любую возможность для возрождения поместья.
Но эта причина не могла служить ему оправданием. Он ужасно обращался с Эмилией. Он едва не помешал ее браку с Девоном, которого она любила. И вот теперь будущее его и Анджелы зависит от этой женщины.
– Ты хочешь, чтобы мы дали тебе тысячу фунтов, – медленно повторила Эмилия.
– Тысячу семьдесят четыре плюс дорожные расходы, – подтвердил Филипп, поудобнее устраивая ребенка, которого все еще держал на руках.
– Ты хочешь, чтобы этой суммой мы оплатили твой карточный долг?
– Леди Бекингем…
– Ради Бога, Филипп, называй меня Эмилией. Мы через многое прошли, поэтому, думаю, можем обойтись без церемоний. К тому же мы ведь одна семья.
Они действительно теперь семья?
– Эмилия, сделай это не ради меня. Сделай это, потому что они угрожают забрать женщину, которую я… – Он запнулся, перед тем как сказать «люблю».
Он хотел, чтобы первой эти слова услышала Анджела, а не кто-то другой.
– Сделай это ради моей невесты. Они сказали, что увезут ее, если я не заплачу.
– Твоей невесты? – одновременно повторили Эмилия и Девон. Филипп подвинул ребенка, который снова начал брыкаться.
– Если она согласится быть со мной. Я уехал от нее совершенно неожиданно и сделал это в ее же интересах, но думаю, что по возвращении в монастырь меня ожидает серьезный разговор, поэтому если…
– В монастырь? – вновь эхом повторили они.
– Нуда, туда, где мы встретились. Стэнбрукское аббатство. Но это к делу не относится сейчас, только время имеет значение.
– Монастырь? Что ты натворил в этот раз? – спросил Девон, глядя на него с подозрением.
– У меня осталось совсем мало времени, они могут войти сюда с минуты на минуту. Я обещаю все рассказать тебе, но не сейчас. Сделайте это ради нее. Она не должна расплачиваться за мои ошибки.
– А если мы не согласимся?
– Мне придется убить этих французов и похоронить их здесь. Это даже доставит мне удовольствие, потому что они омерзительные типы. Но потом меня повесят. И подруги Анджелы скажут ей, что они были правы, когда предупреждали ее…
– Ради Бога, замолчи, Филипп. Ты рассуждаешь как герои сентиментальных романов, которые так любит читать Эмилия.
– Ну и что в этом такого? – вступила Эмилия. – А ты, между прочим, с удовольствием слушаешь, когда эти самые любовные романы я тебе читаю вслух.
Филипп с любопытством посмотрел на Девона, но тот отвел глаза.
– Тише. Я выписываю банковский чек. Они ведь примут чек, верно?
– Наверняка. А каковы условия займа?
– Вернуть долг.
– А процент, какой? – спросил Филипп, забыв про малышку, которая опять схватила его за волосы.
– С каких это пор ты говоришь о процентах? Меня больше интересует, что ты собираешься делать, когда расплатишься с ними и вернешься к невесте.
– Пока мои планы не простирались так далеко. Думаю, отправлюсь в Астон-Хаус.
– Тебе понадобятся средства, чтобы привести дом в порядок.
– Ты давно там был? – спросил Филипп, успокаивая непоседливого ребенка.
– Недавно, и видел, что с ним стало.
– Черт возьми! – выругался Филипп, но тут же отбросил мысли о доме. С этим он разберется позже.
– Послушай, я одолжу тебе денег, чтобы ты мог восстановить дом, но только после того, как ты выпроводишь этих подонков. Им лучше не знать, что у тебя еще есть деньги.
– Ты меня просто поражаешь своей щедростью, – признался Филипп.
– Я много лет ждал этой минуты, – сказал Девон, широко улыбаясь. – Мой старший брат пришел ко мне с просьбой!
– На самом деле это ты мой старший брат, – заметил Филипп.
– Я знаю, – ответил Девон, пожав плечами. – Но я все равно отношусь к тебе как к старшему.
– Спасибо тебе. Кстати, ты заметил, что теперь у нас есть еще одна общая черта? – сказал Филипп, свободной рукой указывая на шрам над правым глазом.
И Девон тут же прикоснулся к своему шраму на том же месте.
– Ты это специально сделал? У меня-то шрам появился гораздо раньше!
– Я Анджеле сказал, что ты будешь взбешен, когда увидишь, – заметил Филипп с усмешкой.
– Это не смешно, – сказал Девон Эмилии, которая в этот момент тихонько захихикала.
– Ну, в общем, я беру чек, – сказал Филипп и, подхватив подписанный Девоном листок, направился к дверям. – Спасибо тебе. Я все верну. Обещаю. Да, заберите малышку, – сказал Филипп, передавая ребенка брату на руки. И вышел.
– Думаешь, он действительно вернет долг? – спросил Девон Эмилию.
– Думаю, попытается.
Три дня спустя Филипп лично препроводил французских вымогателей на корабль. Он подождал на причале, пока шхуна не скрылась из виду. Вздохнув с облегчением, он направился к ближайшей гостинице. Там он взял лошадь (Девон не поскупился на дорожные расходы) и поскакал в аббатство.
Он отсутствовал чуть больше недели, а казалось, что целую жизнь. Его долг был погашен. Кредиторы благополучно отплыли во Францию, и у него были средства на то, чтобы начать приводить в порядок Астон-Хаус. У них с женой будет свой дом.
Кто бы мог подумать, что у Филиппа Кенсингтона когда-нибудь будет жена и свой дом? Следующим утром он уже был в монастыре. Он обошел все в поисках Анджелы. Ее не было около часовни, которая быстро восстанавливалась. Не зная, где ее келья, он долго плутал по коридорам. Где же она? Он умирал от желания увидеть ее, услышать ее рассерженный возглас: «Где ты был, черт тебя побери?» Она, конечно же, сердится, но его эта мысль только радовала, потому что это означает, что он ей небезразличен. После часа бесплодных поисков Анджелы Филипп постучал в дверь кельи леди Кэтрин.
– Я нигде не могу найти Анджелу. Вы не знаете, где она? – спросил он, после того как леди Кэтрин пригласила его войти.
– Пожалуйста, присядьте, Филипп, – сказала она таким тоном, каким говорил с ним его отец, когда собирался отчитать за ту или иную провинность.
Значит, леди Кэтрин собирается отчитать его за то, что он уехал без всяких объяснений, а потом она скажет ему, где Анджела. Прекрасно. И хотя еще несколько минут ожидания встречи казались невыносимыми, он потерпит.
– Анджела уехала из монастыря, – сообщила ему леди Кэтрин. Филипп не сразу смог осознать то, о чем она говорит.
– Она оставила монастырь или меня?
– Это ты оставил ее – неожиданно, без всяких объяснений, почти сразу же после того, как сделал ей предложение. Ты всегда славился…
– Мое прошлое мне прекрасно известно, благодарю вас.
– Тем не менее, одна из причин ее отъезда – твое исчезновение.
– Я не хотел уезжать, но вынужден был это сделать ради ее же спасения… Правда, сейчас это уже не имеет значения, не так ли?
Леди Кэтрин ничего не ответила, и его вопрос повис в воздухе.
Он это заслужил.
Скольких женщин он оставил без объяснения причин своего поступка?! А на сей раз, он собирался вернуться, отдать Анджеле себя полностью и навсегда. Она была единственным человеком, который по-настоящему поверил в него, почти полюбил его. И если она потеряла веру в него, значит, он реально может потерять Анджелу. «Ты меня разочаровываешь, Филипп», – не раз говорил ему отец. Но теперь эту фразу с полным правом могла произнести Анджела. Ну что ж, он это заслужил.
Ему ненавистна была эта мысль, но Филипп понимал, что он заслужил страдания и, конечно, не может рассчитывать на простое человеческое счастье.
Но осознание истины не уменьшало боль, комок в горле не исчезал, как и жжение в груди. Глаза щипало, и ему пришлось на секунду прикрыть их, чтобы слезы не покатились по щекам.
– Ты ее любишь, – после минутной паузы мягко произнесла леди Кэтрин с некоторым удивлением. Возможно, для нее это было открытием.
Филипп пожал плечами.
– Тогда почему ты уехал?
– Теперь это уже не имеет значения, – твердо сказал он. Казалось, она ждет, что он будет возражать ей, но он не мог солгать. – Я стал бы ужасным мужем. Не смог бы сделать ее счастливой, и со временем она начала бы жалеть о том, что вышла за меня. Но она заслуживает счастья. И мне очень жаль, что я не тот человек, который может сделать ее по-настоящему счастливой.
Часть вторая
Глава 14
Астон-Хаус, Бедфордшир
Май 1822 года
Филипп вылил содержимое стакана в огонь. Пламя резко и интенсивно вспыхнуло, а потом успокоилось, и огонь стал более мягким. Он поставил пустой стакан на каминную полку рядом с письмом.
Восемь дней назад он обнаружил это письмо в подвале. Оно было привязано к бутылке бренди. «Лорду Филиппу Кенсингтону, маркизу Хантли» – было написано на лицевой стороне листка. Почерк он узнал не сразу. Однако печать герцога Бекингема подсказала ему, что это письмо от его покойного отца.
Место, где находилось письмо, подсказало Филиппу, кем считал его отец: пьяницей и никчемным человеком. И если быть честным, именно таким он и был при жизни своего отца. И еще несколько лет после того, как старик отдал Богу душу.
Обнаружив письмо, Филипп отнес его в библиотеку и положил на видное место, каминную полку. Восемь дней он смотрел на него, пытаясь набраться духу, чтобы прочитать наставление с того света. Отец Филиппа постоянно пытался наставить на путь истинный. И как Филипп ни старался, он не мог вспомнить ни одного доброго слова, сказанного отцом.
Но сегодня вечером… Филиппу нечего было терять.
Мрачное ноющее чувство, преследовавшее его неотступно, словно тень, сейчас достигло своего пика. Если бы эта темная и давящая сила могла говорить, то Филипп услышал бы: «Ты неудачник. Ты не оправдал ожиданий. Ты недостаточно хорош».
Всю свою жизнь он пытался доказать, что так оно и есть. И надо отметить, что преуспел в этом.
Филипп не чувствовал себя так отвратительно очень давно, разве что в первую неделю своего пребывания в монастыре. Тогда ему даже не удалось умереть, хотя кое-кто жаждал видеть его мертвым, но он вообще ничего не мог сделать как надо, даже это. И вот в своем несчастье, своей боли и одиночестве он оказался в монастыре и превратил жизнь Анджелы в сущий ад. Но ей удалось сделать так, чтобы эта проклятая темная сила немного отступила… потом еще немного и тогда…
Что ж, теперь это не имеет никакого значения. Наверное, он уже просто привык жить в темноте. И на самом деле он больше не может смотреть на это письмо. Сейчас он прочтет его, сожжет, а затем… Он не знал, что он сделает. Впрочем, ему это было безразлично.
Филипп уселся в кресло у камина. Письмо было написано на старой, но очень хорошей, дорогой бумаге. Филипп сломал печать, развернул лист, и что-то упало ему на колени.
Кольцо. Великолепное. Настоящая драгоценность. Такое ему всегда хотелось иметь, подумал он с сарказмом. Как будто ему могло пригодиться женское золотое кольцо с бриллиантами и жемчугом. Правда, он мог бы выручить за него кругленькую сумму. Решено. Филипп убрал кольцо в карман и обратился к письму, написанному совершенным почерком.
«Апрель 1816 года
Дорогой Филипп!
Если ты нашел это письмо, то это значит, что ты ознакомился с порядком наследования, о котором я узнал совсем недавно и который я посчитал своим долгом компенсировать. Я оставил тебе поместье в Астоне, потому что хоть ты больше и не являешься моим наследником, но ты остаешься моим сыном, и я не вправе оставлять тебя ни с чем. Я надеюсь, что если у тебя появится что-то свое, то в тебе проснется чувство долга и зародится привязанность и интерес к чему-либо еще, помимо тебя самого и твоих пороков.
Астон-Хаус был куплен для твоей покойной матери, упокой Господь ее душу, на тот случай, если она переживет меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Здравствуй, Девон.
– Может, выпьешь бренди?
– Пожалуй, – по привычке согласился Филипп. Девон подошел к буфету и налил два стакана. Один протянул Филиппу, затем уселся за стол и сделал глоток.
– Что привело тебя сюда? – спросил Девон. Филипп посмотрел на часы, стоявшие на книжной полке, и решил сразу перейти к делу.
– Я хочу, чтобы ты ссудил мне тысячу двести фунтов. Они нужны мне не позднее чем через час. Я прошу именно ссуду. Клянусь, я верну их тебе. Назови свои условия.
– Кто она? – спросил Девон, застигнув Филиппа врасплох.
– Что?
– Кто она? Та женщина, ради которой ты это делаешь? Девон всегда ожидал от него самого худшего, не так ли?
А разве могло быть иначе, если Филипп всегда давал для этого повод? Пора с этим покончить.
– Это не то, что ты думаешь. Сейчас все по-другому. Мне нужны деньги, потому что в противном случае они отнимут ее у меня, чтобы использовать самым омерзительным способом. Этого не заслуживает ни одна женщина, а тем более она.
– Я и не думал, что на этот раз все так же, как раньше. Но в какой-то мере ты подтвердил мои опасения, – сказал Девон, к удивлению Филиппа.
– В самом деле?
– Если бы это было как раньше, ты бы сказал мне, что я должен драться вместо тебя на дуэли, – сказал Девон, намекая на давний инцидент, связанный с герцогом Графтоном.
Тогда Филипп опрометчиво вступил в связь с его женой, и герцог вызвал его на дуэль, в которой участвовал Девон, замаскировавшись под своего брата-близнеца. Вся эта история закончилась тем, что Девон на пять лет сбежал в Америку.
Филиппу нечего было добавить, и Девон продолжал:
– Или ты попросил бы меня выступить в роли своего секунданта. А может, попросил бы денег, чтобы заплатить семье какой-либо девушки. И тогда ты не обещал бы вернуть эти деньги.
– Но сейчас дело обстоит иначе, – сказал Филипп, пожав плечами и бросив еще один взгляд на часы. У него не было времени обсуждать все это.
– Согласен. Ты ведь даже капли бренди не выпил. Мой братец – тот, которого я знал – уже не раз бы наполнил стакан. Где мой настоящий брат? Что ты с ним сделал?
Филипп не понял, мелькнула ли при этом на губах брата улыбка.
– Будь я проклят, если знаю это, – ответил Филипп.
– Так кто же она? – вновь спросил Девон.
– Я с удовольствием познакомлю тебя с ней, но позднее, а теперь она ждет меня, и мне необходимо как можно быстрее вернуться.
– Кто ждет тебя? – вмешалась в разговор Эмилия, леди Бекингем, медленно и осторожно входя в комнату с ребенком на руках. Она слегка споткнулась о край ковра, и Филипп быстро подскочил к ней, чтобы поддержать ее и ребенка. – Спасибо. – В голосе Эмилии звучало удивление. Удивление же было и в ее глазах – голубых, как у Анджелы. Но у Анджелы глаза были ярче, светлее. Неужели Эмилия и в самом деле могла подумать, что он позволит ей с ребенком упасть? Неужели все о нем такого плохого мнения?
– Рад тебя видеть, – сказал он.
– Это твоя племянница Белла, – сказала Эмилия. – А Дора сейчас спит. Ей уже четыре.
Значит, младший двухлетний ребенок тоже был не мальчик. А это означало, что Филипп все еще имел право унаследовать титул Бекингемов. Хоть что-то осталось неизменным.
– Возьми ее на руки, – сказала Эмилия, протягивая ему ребенка.
– Я не знаю… – ответил он, настороженно глядя на него. «На нее», – поправился он мысленно.
– Пожалуйста, а то я так устала носить ее на руках. Она с каждым днем становится все тяжелее и тяжелее, – сказала Эмилия, вручив ему ребенка, и села в глубокое кресло.
Филипп посмотрел на малышку. Девочка улыбнулась ему широкой улыбкой, продемонстрировав свои первые зубки.
– Па, – сказала она.
– Нет. Ты можешь сказать «дядюшка, непутевый дядюшка»?
– Па, – повторила она и дернула его за волосы.
– Так нельзя, – строго сказал он, чувствуя себя ужасно глупо, разговаривая с этим крошечным созданием.
Девочка опять попыталась дернуть его за волосы. Утомительно. Филипп немного сдвинул ее, пристроив на своем бедре так, чтобы она не могла дотянуться до его волос.
– Так кто же тебя ждет? – вновь спросила Эмилия. – Этот человек сидит в экипаже, который стоит перед домом?
– Ни в коем случае не ходи туда, – предупредил Филипп. – И вообще лучше займись пока детьми.
– Кого, черт возьми, ты сюда привез? – напряженно спросил Девон. Он настороженно посмотрел на дверь, затем перевел взгляд на жену и дочку, которая, положив голову Филиппу на грудь, все еще пыталась дернуть его за волосы. Успокоенный увиденным, Девон улыбнулся.
– Ну, джентльмены, теперь я окончательно заинтригована, – сказала Эмилия, широко раскрыв глаза.
Филипп рассказал о своем долге, о французских вымогателях и о том, что время у него ограничено. Бросив взгляд на часы, он понял, что у него осталось тридцать минут.
– Как мне поступить, Эми? – спросил Девон.
«О Боже!» – подумал Филипп. Судьба Анджелы, да и его собственная судьба были в руках женщины, которую он когда-то пытался скомпрометировать, чтобы вынудить ее выйти за него замуж и таким образом получить богатое приданое.
Все это он делал ради поместья, которое имело для отца очень большое значение. Это был предмет его особой гордости. Филипп зашел так далеко только потому, что хотел услышать от отца хоть слово похвалы за то, что пытался использовать любую возможность для возрождения поместья.
Но эта причина не могла служить ему оправданием. Он ужасно обращался с Эмилией. Он едва не помешал ее браку с Девоном, которого она любила. И вот теперь будущее его и Анджелы зависит от этой женщины.
– Ты хочешь, чтобы мы дали тебе тысячу фунтов, – медленно повторила Эмилия.
– Тысячу семьдесят четыре плюс дорожные расходы, – подтвердил Филипп, поудобнее устраивая ребенка, которого все еще держал на руках.
– Ты хочешь, чтобы этой суммой мы оплатили твой карточный долг?
– Леди Бекингем…
– Ради Бога, Филипп, называй меня Эмилией. Мы через многое прошли, поэтому, думаю, можем обойтись без церемоний. К тому же мы ведь одна семья.
Они действительно теперь семья?
– Эмилия, сделай это не ради меня. Сделай это, потому что они угрожают забрать женщину, которую я… – Он запнулся, перед тем как сказать «люблю».
Он хотел, чтобы первой эти слова услышала Анджела, а не кто-то другой.
– Сделай это ради моей невесты. Они сказали, что увезут ее, если я не заплачу.
– Твоей невесты? – одновременно повторили Эмилия и Девон. Филипп подвинул ребенка, который снова начал брыкаться.
– Если она согласится быть со мной. Я уехал от нее совершенно неожиданно и сделал это в ее же интересах, но думаю, что по возвращении в монастырь меня ожидает серьезный разговор, поэтому если…
– В монастырь? – вновь эхом повторили они.
– Нуда, туда, где мы встретились. Стэнбрукское аббатство. Но это к делу не относится сейчас, только время имеет значение.
– Монастырь? Что ты натворил в этот раз? – спросил Девон, глядя на него с подозрением.
– У меня осталось совсем мало времени, они могут войти сюда с минуты на минуту. Я обещаю все рассказать тебе, но не сейчас. Сделайте это ради нее. Она не должна расплачиваться за мои ошибки.
– А если мы не согласимся?
– Мне придется убить этих французов и похоронить их здесь. Это даже доставит мне удовольствие, потому что они омерзительные типы. Но потом меня повесят. И подруги Анджелы скажут ей, что они были правы, когда предупреждали ее…
– Ради Бога, замолчи, Филипп. Ты рассуждаешь как герои сентиментальных романов, которые так любит читать Эмилия.
– Ну и что в этом такого? – вступила Эмилия. – А ты, между прочим, с удовольствием слушаешь, когда эти самые любовные романы я тебе читаю вслух.
Филипп с любопытством посмотрел на Девона, но тот отвел глаза.
– Тише. Я выписываю банковский чек. Они ведь примут чек, верно?
– Наверняка. А каковы условия займа?
– Вернуть долг.
– А процент, какой? – спросил Филипп, забыв про малышку, которая опять схватила его за волосы.
– С каких это пор ты говоришь о процентах? Меня больше интересует, что ты собираешься делать, когда расплатишься с ними и вернешься к невесте.
– Пока мои планы не простирались так далеко. Думаю, отправлюсь в Астон-Хаус.
– Тебе понадобятся средства, чтобы привести дом в порядок.
– Ты давно там был? – спросил Филипп, успокаивая непоседливого ребенка.
– Недавно, и видел, что с ним стало.
– Черт возьми! – выругался Филипп, но тут же отбросил мысли о доме. С этим он разберется позже.
– Послушай, я одолжу тебе денег, чтобы ты мог восстановить дом, но только после того, как ты выпроводишь этих подонков. Им лучше не знать, что у тебя еще есть деньги.
– Ты меня просто поражаешь своей щедростью, – признался Филипп.
– Я много лет ждал этой минуты, – сказал Девон, широко улыбаясь. – Мой старший брат пришел ко мне с просьбой!
– На самом деле это ты мой старший брат, – заметил Филипп.
– Я знаю, – ответил Девон, пожав плечами. – Но я все равно отношусь к тебе как к старшему.
– Спасибо тебе. Кстати, ты заметил, что теперь у нас есть еще одна общая черта? – сказал Филипп, свободной рукой указывая на шрам над правым глазом.
И Девон тут же прикоснулся к своему шраму на том же месте.
– Ты это специально сделал? У меня-то шрам появился гораздо раньше!
– Я Анджеле сказал, что ты будешь взбешен, когда увидишь, – заметил Филипп с усмешкой.
– Это не смешно, – сказал Девон Эмилии, которая в этот момент тихонько захихикала.
– Ну, в общем, я беру чек, – сказал Филипп и, подхватив подписанный Девоном листок, направился к дверям. – Спасибо тебе. Я все верну. Обещаю. Да, заберите малышку, – сказал Филипп, передавая ребенка брату на руки. И вышел.
– Думаешь, он действительно вернет долг? – спросил Девон Эмилию.
– Думаю, попытается.
Три дня спустя Филипп лично препроводил французских вымогателей на корабль. Он подождал на причале, пока шхуна не скрылась из виду. Вздохнув с облегчением, он направился к ближайшей гостинице. Там он взял лошадь (Девон не поскупился на дорожные расходы) и поскакал в аббатство.
Он отсутствовал чуть больше недели, а казалось, что целую жизнь. Его долг был погашен. Кредиторы благополучно отплыли во Францию, и у него были средства на то, чтобы начать приводить в порядок Астон-Хаус. У них с женой будет свой дом.
Кто бы мог подумать, что у Филиппа Кенсингтона когда-нибудь будет жена и свой дом? Следующим утром он уже был в монастыре. Он обошел все в поисках Анджелы. Ее не было около часовни, которая быстро восстанавливалась. Не зная, где ее келья, он долго плутал по коридорам. Где же она? Он умирал от желания увидеть ее, услышать ее рассерженный возглас: «Где ты был, черт тебя побери?» Она, конечно же, сердится, но его эта мысль только радовала, потому что это означает, что он ей небезразличен. После часа бесплодных поисков Анджелы Филипп постучал в дверь кельи леди Кэтрин.
– Я нигде не могу найти Анджелу. Вы не знаете, где она? – спросил он, после того как леди Кэтрин пригласила его войти.
– Пожалуйста, присядьте, Филипп, – сказала она таким тоном, каким говорил с ним его отец, когда собирался отчитать за ту или иную провинность.
Значит, леди Кэтрин собирается отчитать его за то, что он уехал без всяких объяснений, а потом она скажет ему, где Анджела. Прекрасно. И хотя еще несколько минут ожидания встречи казались невыносимыми, он потерпит.
– Анджела уехала из монастыря, – сообщила ему леди Кэтрин. Филипп не сразу смог осознать то, о чем она говорит.
– Она оставила монастырь или меня?
– Это ты оставил ее – неожиданно, без всяких объяснений, почти сразу же после того, как сделал ей предложение. Ты всегда славился…
– Мое прошлое мне прекрасно известно, благодарю вас.
– Тем не менее, одна из причин ее отъезда – твое исчезновение.
– Я не хотел уезжать, но вынужден был это сделать ради ее же спасения… Правда, сейчас это уже не имеет значения, не так ли?
Леди Кэтрин ничего не ответила, и его вопрос повис в воздухе.
Он это заслужил.
Скольких женщин он оставил без объяснения причин своего поступка?! А на сей раз, он собирался вернуться, отдать Анджеле себя полностью и навсегда. Она была единственным человеком, который по-настоящему поверил в него, почти полюбил его. И если она потеряла веру в него, значит, он реально может потерять Анджелу. «Ты меня разочаровываешь, Филипп», – не раз говорил ему отец. Но теперь эту фразу с полным правом могла произнести Анджела. Ну что ж, он это заслужил.
Ему ненавистна была эта мысль, но Филипп понимал, что он заслужил страдания и, конечно, не может рассчитывать на простое человеческое счастье.
Но осознание истины не уменьшало боль, комок в горле не исчезал, как и жжение в груди. Глаза щипало, и ему пришлось на секунду прикрыть их, чтобы слезы не покатились по щекам.
– Ты ее любишь, – после минутной паузы мягко произнесла леди Кэтрин с некоторым удивлением. Возможно, для нее это было открытием.
Филипп пожал плечами.
– Тогда почему ты уехал?
– Теперь это уже не имеет значения, – твердо сказал он. Казалось, она ждет, что он будет возражать ей, но он не мог солгать. – Я стал бы ужасным мужем. Не смог бы сделать ее счастливой, и со временем она начала бы жалеть о том, что вышла за меня. Но она заслуживает счастья. И мне очень жаль, что я не тот человек, который может сделать ее по-настоящему счастливой.
Часть вторая
Глава 14
Астон-Хаус, Бедфордшир
Май 1822 года
Филипп вылил содержимое стакана в огонь. Пламя резко и интенсивно вспыхнуло, а потом успокоилось, и огонь стал более мягким. Он поставил пустой стакан на каминную полку рядом с письмом.
Восемь дней назад он обнаружил это письмо в подвале. Оно было привязано к бутылке бренди. «Лорду Филиппу Кенсингтону, маркизу Хантли» – было написано на лицевой стороне листка. Почерк он узнал не сразу. Однако печать герцога Бекингема подсказала ему, что это письмо от его покойного отца.
Место, где находилось письмо, подсказало Филиппу, кем считал его отец: пьяницей и никчемным человеком. И если быть честным, именно таким он и был при жизни своего отца. И еще несколько лет после того, как старик отдал Богу душу.
Обнаружив письмо, Филипп отнес его в библиотеку и положил на видное место, каминную полку. Восемь дней он смотрел на него, пытаясь набраться духу, чтобы прочитать наставление с того света. Отец Филиппа постоянно пытался наставить на путь истинный. И как Филипп ни старался, он не мог вспомнить ни одного доброго слова, сказанного отцом.
Но сегодня вечером… Филиппу нечего было терять.
Мрачное ноющее чувство, преследовавшее его неотступно, словно тень, сейчас достигло своего пика. Если бы эта темная и давящая сила могла говорить, то Филипп услышал бы: «Ты неудачник. Ты не оправдал ожиданий. Ты недостаточно хорош».
Всю свою жизнь он пытался доказать, что так оно и есть. И надо отметить, что преуспел в этом.
Филипп не чувствовал себя так отвратительно очень давно, разве что в первую неделю своего пребывания в монастыре. Тогда ему даже не удалось умереть, хотя кое-кто жаждал видеть его мертвым, но он вообще ничего не мог сделать как надо, даже это. И вот в своем несчастье, своей боли и одиночестве он оказался в монастыре и превратил жизнь Анджелы в сущий ад. Но ей удалось сделать так, чтобы эта проклятая темная сила немного отступила… потом еще немного и тогда…
Что ж, теперь это не имеет никакого значения. Наверное, он уже просто привык жить в темноте. И на самом деле он больше не может смотреть на это письмо. Сейчас он прочтет его, сожжет, а затем… Он не знал, что он сделает. Впрочем, ему это было безразлично.
Филипп уселся в кресло у камина. Письмо было написано на старой, но очень хорошей, дорогой бумаге. Филипп сломал печать, развернул лист, и что-то упало ему на колени.
Кольцо. Великолепное. Настоящая драгоценность. Такое ему всегда хотелось иметь, подумал он с сарказмом. Как будто ему могло пригодиться женское золотое кольцо с бриллиантами и жемчугом. Правда, он мог бы выручить за него кругленькую сумму. Решено. Филипп убрал кольцо в карман и обратился к письму, написанному совершенным почерком.
«Апрель 1816 года
Дорогой Филипп!
Если ты нашел это письмо, то это значит, что ты ознакомился с порядком наследования, о котором я узнал совсем недавно и который я посчитал своим долгом компенсировать. Я оставил тебе поместье в Астоне, потому что хоть ты больше и не являешься моим наследником, но ты остаешься моим сыном, и я не вправе оставлять тебя ни с чем. Я надеюсь, что если у тебя появится что-то свое, то в тебе проснется чувство долга и зародится привязанность и интерес к чему-либо еще, помимо тебя самого и твоих пороков.
Астон-Хаус был куплен для твоей покойной матери, упокой Господь ее душу, на тот случай, если она переживет меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34