Разве мы пришли сюда этой дорогой?
– Ах да. Я не обратила на это внимания.
Они повернули обратно, и пошли по коридору, держась за руки. В конце коридора они повернули налево. И столкнулись с аббатисой.
На ее лице было выражение, хорошо известное Филиппу. Ему не раз доводилось видеть такое выражение на лицах многих матрон из общества. Прищурив глаза, настоятельница внимательно рассматривала их, сохраняя на лице абсолютную невозмутимость, только ее поджатые губы выдавали отношение к происходящему.
Филипп не произнес ни слова, потому что единственное оправдание, которое ему пришло в голову, было: «Но мы всего лишь держимся за руки!» Он выпустил руку Анджелы – это было похоже на то, как избавляются от улики после совершения преступления. Ни он, ни Анджела не осмелились заговорить. Аббатиса первая прервала затянувшееся молчание:
– Анджела, я могу поговорить с тобой?
Все трое прекрасно понимали: этот вопрос, по сути, был приказом. Но это было совсем не то, чего он ожидал.
– Конечно, леди Кэтрин, – сказала Анджела, испуганно взглянув на Филиппа.
– Спокойной ночи, лорд Хантли. Уверена, что вы собираетесь хорошо выспаться перед завтрашней работой.
Четыре часа спустя Филипп лежал в постели, но сон и не собирался приходить; Анджела так и не пришла, чтобы рассказать, о чем они говорили с леди Кэтрин. И вот теперь он пребывал в темноте, в прямом и переносном смысле.
Весьма вероятно, размышлял он, леди Кэтрин будет настаивать на женитьбе. То, что они держались за руки, не было большим преступлением, но возникал вопрос, что за этим стояло, а то, что стояло за этим, несомненно, являлось основанием для женитьбы.
Мысль о супружестве произвела на Филиппа обычный эффект. У него заныло в желудке. Ощущение было такое, будто голод и тошнота одолевают тебя одновременно, словно внутри все завязалось в один тугой узел, который не развяжется никогда, и отныне тебе придется всегда жить с этой мучительной болью.
Если не сбежать… Но он не может бежать сейчас по многим причинам: нога все еще побаливает, а денег нет даже на место в дилижансе.
И на самом деле нет необходимости принимать такие радикальные меры до тех нор, пока он не услышит «приговор». Вот уже четыре долгих мучительных часа он ждет прихода Анджелы, испытывая эту непереносимую боль в желудке. А она все не идет.
Панические мысли проносились в его голове. Что, если она сбежала, предпочтя бегство замужеству? Он рассматривал это как вполне вероятную возможность. Она может находиться вне стен монастыря, не имея представления об опасностях, поджидающих одиноких женщин. У нее нет мужчины, способного ее защитить, или наставницы, которая могла бы прогнать проходимцев. Нет средств и нет связей. А ведь она настолько привлекательна, что мужчины будут готовы отдать жизнь за обладание ею.
Он выбрался из постели и собрался отправиться искать Анджелу, чтобы спасти ее от самой себя. Он уже дошел до двери, когда понял, что не знает, с чего начать. Не может же он стучать в каждую дверь и будить всех монахинь аббатства, пока не найдет ее.
А если не найдет? Бродить в темноте по окрестностям? Стоит вспомнить, как все обернулось в последний раз. В общем-то, совсем неплохо, но это не имеет никакого отношения к делу.
Она неглупа, напомнил он себе. И она предпочтет принять постриг, а не выходить за него замуж. Впрочем, если Анджела решила покинуть монастырь, она, по крайней мере, дождется утра. Она не может не проститься с подругами, хотя бы с Пенелопой. И потом, она наверняка захочет сказать ему, что не может выйти за него замуж по уже известным ему причинам. По тем же самым причинам, по которым он сбегал, как только перед ним возникала угроза брака. Он всегда искренне считал, что не губил этих девушек, а скорее спасал от жизни, полной разочарований.
Он не был этого достоин, теперь более чем когда-либо. У него нет ни гроша. Его репутация, да и его душа были черны, как каминная сажа. Он легкомыслен, эгоистичен и не способен на продолжительную привязанность. Говоря о нем, его отец часто повторял, что, мол, Филипп безнадежен, – и это его собственный отец, обязанный любить его без всяких условий.
Филипп лежал под одеялом, представляя, как Анджела говорит с ним своим чарующим голосом. И когда они расстанутся, она, безусловно, почувствует облегчение. Она примет постриг и посвятит свою жизнь Богу.
А что будет с ним? Черт побери, какая сильная боль возникает в желудке при мысли о том, что ему предстоит прожить жизнь без Анджелы! Ему действительно становится физически плохо при мысли об этом. И тут он решился: он все же попытается стать лучше. И тогда, когда он будет готов покинуть аббатство, Анджела поедет вместе с ним.
– Присядь, пожалуйста, – сказала леди Кэтрин голосом, который нисколько не выдавал ее чувств.
Хотя Анджела предпочла бы свободно передвигаться по комнате, она села, как ей было указано, на стул и приготовилась к тому, что последует дальше.
Анджела нервничала, испытывала тревогу. У нее было такое предчувствие, что после этого разговора все изменится. Как – она этого не знала.
Леди Кэтрин зажгла свечу и села за стол.
– Ну что ж, Анджела, в любом случае сегодня вечером я собиралась поговорить с тобой. Хочу спросить: ты решила для себя, когда примешь постриг?
– Я думала об этом, – сказала Анджела и замолчала. Она сделала глубокий вдох. Слабенький голосок в ее голове заставил ее выговорить: – Мне очень жаль, но я не могу этого сделать.
– Понимаю, – сказала леди Кэтрин, но Анджела не была уверена, что она действительно поняла.
– Я думала, что мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, – объяснила Анджела. – Я здесь уже шесть лет, но я постоянно откладываю этот шаг, потому что хочу обрести уверенность. Но теперь я могу признаться: я не создана для жизни в монастыре. Я просто ждала, потому что… у меня… не было выбора.
– Я не ошибусь, если предположу, что лорд Хантли имеет к этому отношение?
– Это просто совпало по времени, – сказала Анджела.
Но это было не совсем так. После этого она встала и начала ходить по комнате. Комнатка была небольшой, и ходить-то было особенно негде. Но и этого было достаточно. Она ходила и говорила:
– Может, именно благодаря ему я не отношусь к себе как к глупой девчонке с загубленной репутацией. И если я уже не та девчонка, то кто же я?
Анджела остановилась у окна, но открывшийся вид был ей хорошо знаком, и она повернулась к аббатисе.
– Монастырская жизнь, как тебе известно, не так легка, – сказала леди Кэтрин спокойно. – Она требует жертвенности, полной отдачи и преданности. К этому нельзя относиться легко. Никогда не сможешь добиться вознаграждения или оценить его, если не уверена, что сделала правильный выбор.
– Я знаю…
– Я никогда не думала, что такая жизнь для тебя… – напрямик сказала леди Кэтрин, к удивлению Анджелы. – Когда ты появилась здесь, ты не шла навстречу своей судьбе, ты просто бежала от трудной ситуации. Монастырь был для тебя, как мне кажется, местом, где ты могла залечить свои раны перед возвращением во внешний мир.
– Но вы позволили мне остаться.
– Я могла ошибаться.
– Простите, – прошептала Анджела.
– Тебе не за что извиняться, Анджела. В этом нет ничего плохого. Если бы ты, оставив мирскую жизнь, сразу приняла постриг, то твое решение было бы незрелым и неправильным. Мы здесь не судим, и мы принимаем всех.
– Даже таких, как Филипп, – сказала Анджела, усмехнувшись.
– Да, даже таких, как Филипп. Но сегодня вы держались с ним за руки. Можно предположить, что твое отношение к нему изменилось?
– О, я по-прежнему считаю его негодяем. Мне отвратительна мысль о том, что он погубил многих девушек. Но, несмотря на все это, думаю, что я почти влюбилась в него.
Вот так, она произнесла это вслух. Сегодня утром она проснулась с этой мыслью. Весь вчерашний день она держала ее при себе, не потому, что хотела сохранить в секрете, а потому, что этим ей не с кем было поделиться. Она не могла рассказать об этом Хелене, которая просто назвала бы ее «ненормальной», и Анджела, вероятно, согласилась бы с ней. И еще не пришло время рассказывать об этом Пенелопе. А что касается Филиппа, то она подозревала, что ему было бы просто страшно услышать об этом – так же как ей об этом рассказать. Но сейчас Анджела все-таки заговорила о своей любви, словно хотела легализовать это чувство.
– Влюбилась в него? – уточнила леди Кэтрин, не ставя под сомнение ее слова, но и не поощряя выбора Анджелы.
– Возможно, мне просто нравится то, какой я становлюсь рядом с ним. Или нравится испытывать чувства, которые он во мне пробуждает.
– Как все это произошло? – мягко спросила леди Кэтрин.
Анджела немного подумала и, прежде чем ответить, несколько нервно прошлась по комнате.
– Не уверена, что могу точно определить тот момент, когда что-то переменилось. Просто начало казаться, что с каждой минутой, проведенной с ним, становится все труднее и труднее видеть его таким, каким представляют его газеты, или считать его копией Лукаса Фроста. Думаю, у меня просто открылись глаза, и теперь я его вижу таким, какой он есть на самом деле.
Произнося этот небольшой монолог, Анджела вспомнила его поцелуи, но говорить о них она, конечно же, не стала. Она даже не представляла себе, что поцелуй может быть таким захватывающим, волшебным и не поддающимся описанию. Теперь она точно знала, что чувства, которые она испытывала к Филиппу, даже не могли сравниться с тем, что у нее было с Лукасом.
Да и сейчас воспоминания о Лукасе не вызвали у нее никаких чувств. Не было ни сожаления, ни гнева, никакого, даже самого слабого, чувства. Абсолютно ничего – и это было удивительно. Полный покой, которого она так долго ждала и для чего ушла в монастырь, наконец-то пришел, но не благодаря тому, что Анджела открыла свое сердце Богу, а благодаря вполне земной любви к Филиппу.
Анджела тихонько опустилась на стул и посмотрела на леди Кэтрин. Как обычно, настоятельница казалась совершенно, невозмутимой, только в уголках ее глаз светилась добрая улыбка.
– Анджела, я думаю, что ты существенно переменилась. Ты перестала быть такой раздраженной, какой была последние несколько лет. Но в то же время, как мне кажется, тебя пока нельзя назвать счастливой.
– Я сегодня поссорилась с Хеленой, – призналась Анджела. – Точнее, это она разругалась со мной. Она заметила перемену в моем отношении к Филиппу и решила, что он наверняка заставит меня страдать.
– Ты тоже считаешь, что он принесет тебе страдания?
– Возможно, в какой-то мере. – Анджела посмотрела на свои лежащие, на коленях руки. Она не хотела говорить то, что скажет сейчас, но она не в силах больше держать это в себе. – Леди Кэтрин, я была с ним прошлой ночью. Хелена застала нас. И она сказала, что не станет рассказывать об этом вам, потому что не видит в этом смысла.
– Я предполагала, что ты была с ним.
– Правда?
– Пенелопа и Хелена появились у часовни в ужасном состоянии, потому что не нашли тебя в своей комнате. Мы все боялись, что ты в часовне, поскольку знали, что часто ночью ты заходила туда. Но и там тебя не было. Поэтому я и подумала, что ты можешь быть с лордом Хантли.
– Так оно и было.
– Может, есть основания для замужества?
– Забеременеть я не могла. Это абсолютно исключено. Но ведь людям приходилось жениться, когда их заставали и в менее компрометирующей ситуации. Но, как сказала Хелена, «никто не может заставить этого человека пойти к алтарю, даже ты». И, честно говоря, я совсем не хочу вынуждать его жениться.
– Анджела, ты не догадываешься, почему я именно тебе поручила ухаживать за ним?
– Потому что я еще не стала монахиней и могу находиться в обществе мужчины.
Леди Кэтрин откинула назад голову и рассмеялась: – Странно, что ничего другого никому из вас не пришло в голову! Ведь я всегда могла пригласить кого-нибудь из деревни прийти ухаживать за раненым, пока он не поправится и не будет готов переехать в другое место.
– Конечно же, могли! Но почему вы этого не сделали? – Анджела была поражена тем, что эта мысль раньше не пришла ей в голову.
– Как я уже сказала, я всегда подозревала, что монастырская жизнь не для тебя. Но как ты могла, это понять, не покидая стен монастыря и не имея представления, что ждет тебя в миру? И как бы ты могла окончательно определить свое отношение к Лукасу, если все эти годы ты только и декада, что проклинала его и себя за свою несчастную жизнь?
– Вы сделали мне подарок, который я по глупости приняла за наказание! – воскликнула Анджела.
– Но у меня была и менее благородная причина. В своей мирской жизни я была превосходной свахой. В последние годы, естественно, у меня не было практики, и я не смогла удержаться.
Анджела открыла рот от удивления. Ее судьбу пытались устроить, а она даже не догадывалась об этом. Она увидела леди Кэтрин в новом света и теперь легко могла представить ее в молодости, проницательно наблюдающей за событиями, происходящими на балу.
– Теперь, когда я раскрыла все карты, у меня есть к тебе предложение, – продолжила леди Кэтрин. – Если ты не беременна, я не буду настаивать на женитьбе. Рассчитываю, что тебе удастся этого избежать, в противном случае поставь меня в известность, потому что мы должны будем подготовиться к свадьбе. И в этом случае я лично препровожу лорда Хантли к алтарю, даже если придется вести его под дулом пистолета.
– Леди Кэтрин!
Анджела была потрясена, и ее душу переполняла радость. Ведь теперь у нее есть защитник.
– Он зашел слишком далеко, – сказала леди Кэтрин, – и пора привести его в чувство.
«Это намерение могло бы поддержать все население Англии», – подумала Анджела. Но суждено ли ей исправить самого большого негодяя этого поколения? Если ее попытка потерпит неудачу, это никого не удивит, и ее в том числе.
– Но ты должна покинуть монастырь – с Филиппом или без него.
Инстинкт подсказывал ей, что нужно согласиться немедленно и даже не пытаться обдумывать предложение леди Кэтрин. Но разум уже начал задавать практичные вопросы. Что она будет делать, если покинет стены монастыря в одиночестве? Куда она направится? Может, все-таки остаться в монастыре и прожить всю оставшуюся жизнь, размышляя над тем, как бы сложилась ее жизнь здесь?
Она не знала ответов на эти вопросы. Но возможно, ей их и не нужно знать…
Анджела кивнула в знак согласия.
Глава 10
Филипп проснулся на рассвете. Его глаза быстро привыкли к утреннему свету, который уже давно перестал раздражать его. Несмотря на то, что ночью он несколько часов пролежал, не сомкнув глаз, короткого сна оказалось достаточно. Голова была ясной, и он мог сравнить сегодняшнее утро со многими другими пробуждениями, когда, проснувшись, чувствовал себя совершенно разбитым. Казалось, то была другая жизнь или даже чья-то чужая жизнь.
Странное ощущение. Анджела была права. Он меняется. И если бы она была здесь, то наверняка смогла бы оценить то, что с ним происходит.
Филипп быстро оделся и отправился искать Анджелу. Плутая по бесконечным коридорам монастыря, он почему-то нервничал, как четырнадцатилетний мальчишка перед первым свиданием. Словно он вернулся в прошлое и бродит по холлам Кливдена в поисках Дженни – хорошенькой горничной, в которую был влюблен до безумия. Она была старше его на год, уже имела некоторый опыт общения с мужчинами и, ответив на его чувства, лишила молодого господина невинности. Но как-то он застал ее с одним из лакеев, и его сердце было разбито, хотя никто никогда не узнал об этом. Лакей! Он будущий герцог, а эта девчонка предпочла лакея!
Но в настоящий момент он уже не помнил о том ударе по своему самолюбию. Гораздо ярче были воспоминания о том сладостном предвкушении встречи с Дженни. Подобные чувства он испытывал и сейчас, а ведь еще недавно думал, что этот трепет и сладкая истома ушли из его жизни навсегда. Когда же он утратил эти эмоции? Когда забыл о существовании любви и стал обходиться без этого волшебного чувства? Наверное, тогда, когда начал перескакивать через него, просто забираясь в постель и выбираясь из нее затемно, до того, как женщина начинала осознавать, что с таким же успехом можно было провести ночь с лакеем.
Но где же Анджела? Коридор был пуст, он заблудился, но продолжал идти. Может быть, она в кухне?
Он надеялся на это, потому что уже изрядно проголодался, а перспектива провести день, занимаясь физическим трудом на пустой желудок, его никак не радовала.
Подумать только, физический труд! Его первый рабочий день в жизни! Ему понадобилось двадцать восемь лет, чтобы прийти к этому. Некоторые люди, которых он знал, например его отец, умерли, так и не познав чего-либо, хоть отдаленно напоминающего физический труд, если не считать охоту.
Думая о своем первом рабочем дне, Филипп вспомнил начало занятий в Итоне: всю дорогу туда он пророчил своему брату Девону, что друзей у него там не будет, что его не будут любить, что занятия будут слишком трудными и что он провалится еще до каникул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Ах да. Я не обратила на это внимания.
Они повернули обратно, и пошли по коридору, держась за руки. В конце коридора они повернули налево. И столкнулись с аббатисой.
На ее лице было выражение, хорошо известное Филиппу. Ему не раз доводилось видеть такое выражение на лицах многих матрон из общества. Прищурив глаза, настоятельница внимательно рассматривала их, сохраняя на лице абсолютную невозмутимость, только ее поджатые губы выдавали отношение к происходящему.
Филипп не произнес ни слова, потому что единственное оправдание, которое ему пришло в голову, было: «Но мы всего лишь держимся за руки!» Он выпустил руку Анджелы – это было похоже на то, как избавляются от улики после совершения преступления. Ни он, ни Анджела не осмелились заговорить. Аббатиса первая прервала затянувшееся молчание:
– Анджела, я могу поговорить с тобой?
Все трое прекрасно понимали: этот вопрос, по сути, был приказом. Но это было совсем не то, чего он ожидал.
– Конечно, леди Кэтрин, – сказала Анджела, испуганно взглянув на Филиппа.
– Спокойной ночи, лорд Хантли. Уверена, что вы собираетесь хорошо выспаться перед завтрашней работой.
Четыре часа спустя Филипп лежал в постели, но сон и не собирался приходить; Анджела так и не пришла, чтобы рассказать, о чем они говорили с леди Кэтрин. И вот теперь он пребывал в темноте, в прямом и переносном смысле.
Весьма вероятно, размышлял он, леди Кэтрин будет настаивать на женитьбе. То, что они держались за руки, не было большим преступлением, но возникал вопрос, что за этим стояло, а то, что стояло за этим, несомненно, являлось основанием для женитьбы.
Мысль о супружестве произвела на Филиппа обычный эффект. У него заныло в желудке. Ощущение было такое, будто голод и тошнота одолевают тебя одновременно, словно внутри все завязалось в один тугой узел, который не развяжется никогда, и отныне тебе придется всегда жить с этой мучительной болью.
Если не сбежать… Но он не может бежать сейчас по многим причинам: нога все еще побаливает, а денег нет даже на место в дилижансе.
И на самом деле нет необходимости принимать такие радикальные меры до тех нор, пока он не услышит «приговор». Вот уже четыре долгих мучительных часа он ждет прихода Анджелы, испытывая эту непереносимую боль в желудке. А она все не идет.
Панические мысли проносились в его голове. Что, если она сбежала, предпочтя бегство замужеству? Он рассматривал это как вполне вероятную возможность. Она может находиться вне стен монастыря, не имея представления об опасностях, поджидающих одиноких женщин. У нее нет мужчины, способного ее защитить, или наставницы, которая могла бы прогнать проходимцев. Нет средств и нет связей. А ведь она настолько привлекательна, что мужчины будут готовы отдать жизнь за обладание ею.
Он выбрался из постели и собрался отправиться искать Анджелу, чтобы спасти ее от самой себя. Он уже дошел до двери, когда понял, что не знает, с чего начать. Не может же он стучать в каждую дверь и будить всех монахинь аббатства, пока не найдет ее.
А если не найдет? Бродить в темноте по окрестностям? Стоит вспомнить, как все обернулось в последний раз. В общем-то, совсем неплохо, но это не имеет никакого отношения к делу.
Она неглупа, напомнил он себе. И она предпочтет принять постриг, а не выходить за него замуж. Впрочем, если Анджела решила покинуть монастырь, она, по крайней мере, дождется утра. Она не может не проститься с подругами, хотя бы с Пенелопой. И потом, она наверняка захочет сказать ему, что не может выйти за него замуж по уже известным ему причинам. По тем же самым причинам, по которым он сбегал, как только перед ним возникала угроза брака. Он всегда искренне считал, что не губил этих девушек, а скорее спасал от жизни, полной разочарований.
Он не был этого достоин, теперь более чем когда-либо. У него нет ни гроша. Его репутация, да и его душа были черны, как каминная сажа. Он легкомыслен, эгоистичен и не способен на продолжительную привязанность. Говоря о нем, его отец часто повторял, что, мол, Филипп безнадежен, – и это его собственный отец, обязанный любить его без всяких условий.
Филипп лежал под одеялом, представляя, как Анджела говорит с ним своим чарующим голосом. И когда они расстанутся, она, безусловно, почувствует облегчение. Она примет постриг и посвятит свою жизнь Богу.
А что будет с ним? Черт побери, какая сильная боль возникает в желудке при мысли о том, что ему предстоит прожить жизнь без Анджелы! Ему действительно становится физически плохо при мысли об этом. И тут он решился: он все же попытается стать лучше. И тогда, когда он будет готов покинуть аббатство, Анджела поедет вместе с ним.
– Присядь, пожалуйста, – сказала леди Кэтрин голосом, который нисколько не выдавал ее чувств.
Хотя Анджела предпочла бы свободно передвигаться по комнате, она села, как ей было указано, на стул и приготовилась к тому, что последует дальше.
Анджела нервничала, испытывала тревогу. У нее было такое предчувствие, что после этого разговора все изменится. Как – она этого не знала.
Леди Кэтрин зажгла свечу и села за стол.
– Ну что ж, Анджела, в любом случае сегодня вечером я собиралась поговорить с тобой. Хочу спросить: ты решила для себя, когда примешь постриг?
– Я думала об этом, – сказала Анджела и замолчала. Она сделала глубокий вдох. Слабенький голосок в ее голове заставил ее выговорить: – Мне очень жаль, но я не могу этого сделать.
– Понимаю, – сказала леди Кэтрин, но Анджела не была уверена, что она действительно поняла.
– Я думала, что мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, – объяснила Анджела. – Я здесь уже шесть лет, но я постоянно откладываю этот шаг, потому что хочу обрести уверенность. Но теперь я могу признаться: я не создана для жизни в монастыре. Я просто ждала, потому что… у меня… не было выбора.
– Я не ошибусь, если предположу, что лорд Хантли имеет к этому отношение?
– Это просто совпало по времени, – сказала Анджела.
Но это было не совсем так. После этого она встала и начала ходить по комнате. Комнатка была небольшой, и ходить-то было особенно негде. Но и этого было достаточно. Она ходила и говорила:
– Может, именно благодаря ему я не отношусь к себе как к глупой девчонке с загубленной репутацией. И если я уже не та девчонка, то кто же я?
Анджела остановилась у окна, но открывшийся вид был ей хорошо знаком, и она повернулась к аббатисе.
– Монастырская жизнь, как тебе известно, не так легка, – сказала леди Кэтрин спокойно. – Она требует жертвенности, полной отдачи и преданности. К этому нельзя относиться легко. Никогда не сможешь добиться вознаграждения или оценить его, если не уверена, что сделала правильный выбор.
– Я знаю…
– Я никогда не думала, что такая жизнь для тебя… – напрямик сказала леди Кэтрин, к удивлению Анджелы. – Когда ты появилась здесь, ты не шла навстречу своей судьбе, ты просто бежала от трудной ситуации. Монастырь был для тебя, как мне кажется, местом, где ты могла залечить свои раны перед возвращением во внешний мир.
– Но вы позволили мне остаться.
– Я могла ошибаться.
– Простите, – прошептала Анджела.
– Тебе не за что извиняться, Анджела. В этом нет ничего плохого. Если бы ты, оставив мирскую жизнь, сразу приняла постриг, то твое решение было бы незрелым и неправильным. Мы здесь не судим, и мы принимаем всех.
– Даже таких, как Филипп, – сказала Анджела, усмехнувшись.
– Да, даже таких, как Филипп. Но сегодня вы держались с ним за руки. Можно предположить, что твое отношение к нему изменилось?
– О, я по-прежнему считаю его негодяем. Мне отвратительна мысль о том, что он погубил многих девушек. Но, несмотря на все это, думаю, что я почти влюбилась в него.
Вот так, она произнесла это вслух. Сегодня утром она проснулась с этой мыслью. Весь вчерашний день она держала ее при себе, не потому, что хотела сохранить в секрете, а потому, что этим ей не с кем было поделиться. Она не могла рассказать об этом Хелене, которая просто назвала бы ее «ненормальной», и Анджела, вероятно, согласилась бы с ней. И еще не пришло время рассказывать об этом Пенелопе. А что касается Филиппа, то она подозревала, что ему было бы просто страшно услышать об этом – так же как ей об этом рассказать. Но сейчас Анджела все-таки заговорила о своей любви, словно хотела легализовать это чувство.
– Влюбилась в него? – уточнила леди Кэтрин, не ставя под сомнение ее слова, но и не поощряя выбора Анджелы.
– Возможно, мне просто нравится то, какой я становлюсь рядом с ним. Или нравится испытывать чувства, которые он во мне пробуждает.
– Как все это произошло? – мягко спросила леди Кэтрин.
Анджела немного подумала и, прежде чем ответить, несколько нервно прошлась по комнате.
– Не уверена, что могу точно определить тот момент, когда что-то переменилось. Просто начало казаться, что с каждой минутой, проведенной с ним, становится все труднее и труднее видеть его таким, каким представляют его газеты, или считать его копией Лукаса Фроста. Думаю, у меня просто открылись глаза, и теперь я его вижу таким, какой он есть на самом деле.
Произнося этот небольшой монолог, Анджела вспомнила его поцелуи, но говорить о них она, конечно же, не стала. Она даже не представляла себе, что поцелуй может быть таким захватывающим, волшебным и не поддающимся описанию. Теперь она точно знала, что чувства, которые она испытывала к Филиппу, даже не могли сравниться с тем, что у нее было с Лукасом.
Да и сейчас воспоминания о Лукасе не вызвали у нее никаких чувств. Не было ни сожаления, ни гнева, никакого, даже самого слабого, чувства. Абсолютно ничего – и это было удивительно. Полный покой, которого она так долго ждала и для чего ушла в монастырь, наконец-то пришел, но не благодаря тому, что Анджела открыла свое сердце Богу, а благодаря вполне земной любви к Филиппу.
Анджела тихонько опустилась на стул и посмотрела на леди Кэтрин. Как обычно, настоятельница казалась совершенно, невозмутимой, только в уголках ее глаз светилась добрая улыбка.
– Анджела, я думаю, что ты существенно переменилась. Ты перестала быть такой раздраженной, какой была последние несколько лет. Но в то же время, как мне кажется, тебя пока нельзя назвать счастливой.
– Я сегодня поссорилась с Хеленой, – призналась Анджела. – Точнее, это она разругалась со мной. Она заметила перемену в моем отношении к Филиппу и решила, что он наверняка заставит меня страдать.
– Ты тоже считаешь, что он принесет тебе страдания?
– Возможно, в какой-то мере. – Анджела посмотрела на свои лежащие, на коленях руки. Она не хотела говорить то, что скажет сейчас, но она не в силах больше держать это в себе. – Леди Кэтрин, я была с ним прошлой ночью. Хелена застала нас. И она сказала, что не станет рассказывать об этом вам, потому что не видит в этом смысла.
– Я предполагала, что ты была с ним.
– Правда?
– Пенелопа и Хелена появились у часовни в ужасном состоянии, потому что не нашли тебя в своей комнате. Мы все боялись, что ты в часовне, поскольку знали, что часто ночью ты заходила туда. Но и там тебя не было. Поэтому я и подумала, что ты можешь быть с лордом Хантли.
– Так оно и было.
– Может, есть основания для замужества?
– Забеременеть я не могла. Это абсолютно исключено. Но ведь людям приходилось жениться, когда их заставали и в менее компрометирующей ситуации. Но, как сказала Хелена, «никто не может заставить этого человека пойти к алтарю, даже ты». И, честно говоря, я совсем не хочу вынуждать его жениться.
– Анджела, ты не догадываешься, почему я именно тебе поручила ухаживать за ним?
– Потому что я еще не стала монахиней и могу находиться в обществе мужчины.
Леди Кэтрин откинула назад голову и рассмеялась: – Странно, что ничего другого никому из вас не пришло в голову! Ведь я всегда могла пригласить кого-нибудь из деревни прийти ухаживать за раненым, пока он не поправится и не будет готов переехать в другое место.
– Конечно же, могли! Но почему вы этого не сделали? – Анджела была поражена тем, что эта мысль раньше не пришла ей в голову.
– Как я уже сказала, я всегда подозревала, что монастырская жизнь не для тебя. Но как ты могла, это понять, не покидая стен монастыря и не имея представления, что ждет тебя в миру? И как бы ты могла окончательно определить свое отношение к Лукасу, если все эти годы ты только и декада, что проклинала его и себя за свою несчастную жизнь?
– Вы сделали мне подарок, который я по глупости приняла за наказание! – воскликнула Анджела.
– Но у меня была и менее благородная причина. В своей мирской жизни я была превосходной свахой. В последние годы, естественно, у меня не было практики, и я не смогла удержаться.
Анджела открыла рот от удивления. Ее судьбу пытались устроить, а она даже не догадывалась об этом. Она увидела леди Кэтрин в новом света и теперь легко могла представить ее в молодости, проницательно наблюдающей за событиями, происходящими на балу.
– Теперь, когда я раскрыла все карты, у меня есть к тебе предложение, – продолжила леди Кэтрин. – Если ты не беременна, я не буду настаивать на женитьбе. Рассчитываю, что тебе удастся этого избежать, в противном случае поставь меня в известность, потому что мы должны будем подготовиться к свадьбе. И в этом случае я лично препровожу лорда Хантли к алтарю, даже если придется вести его под дулом пистолета.
– Леди Кэтрин!
Анджела была потрясена, и ее душу переполняла радость. Ведь теперь у нее есть защитник.
– Он зашел слишком далеко, – сказала леди Кэтрин, – и пора привести его в чувство.
«Это намерение могло бы поддержать все население Англии», – подумала Анджела. Но суждено ли ей исправить самого большого негодяя этого поколения? Если ее попытка потерпит неудачу, это никого не удивит, и ее в том числе.
– Но ты должна покинуть монастырь – с Филиппом или без него.
Инстинкт подсказывал ей, что нужно согласиться немедленно и даже не пытаться обдумывать предложение леди Кэтрин. Но разум уже начал задавать практичные вопросы. Что она будет делать, если покинет стены монастыря в одиночестве? Куда она направится? Может, все-таки остаться в монастыре и прожить всю оставшуюся жизнь, размышляя над тем, как бы сложилась ее жизнь здесь?
Она не знала ответов на эти вопросы. Но возможно, ей их и не нужно знать…
Анджела кивнула в знак согласия.
Глава 10
Филипп проснулся на рассвете. Его глаза быстро привыкли к утреннему свету, который уже давно перестал раздражать его. Несмотря на то, что ночью он несколько часов пролежал, не сомкнув глаз, короткого сна оказалось достаточно. Голова была ясной, и он мог сравнить сегодняшнее утро со многими другими пробуждениями, когда, проснувшись, чувствовал себя совершенно разбитым. Казалось, то была другая жизнь или даже чья-то чужая жизнь.
Странное ощущение. Анджела была права. Он меняется. И если бы она была здесь, то наверняка смогла бы оценить то, что с ним происходит.
Филипп быстро оделся и отправился искать Анджелу. Плутая по бесконечным коридорам монастыря, он почему-то нервничал, как четырнадцатилетний мальчишка перед первым свиданием. Словно он вернулся в прошлое и бродит по холлам Кливдена в поисках Дженни – хорошенькой горничной, в которую был влюблен до безумия. Она была старше его на год, уже имела некоторый опыт общения с мужчинами и, ответив на его чувства, лишила молодого господина невинности. Но как-то он застал ее с одним из лакеев, и его сердце было разбито, хотя никто никогда не узнал об этом. Лакей! Он будущий герцог, а эта девчонка предпочла лакея!
Но в настоящий момент он уже не помнил о том ударе по своему самолюбию. Гораздо ярче были воспоминания о том сладостном предвкушении встречи с Дженни. Подобные чувства он испытывал и сейчас, а ведь еще недавно думал, что этот трепет и сладкая истома ушли из его жизни навсегда. Когда же он утратил эти эмоции? Когда забыл о существовании любви и стал обходиться без этого волшебного чувства? Наверное, тогда, когда начал перескакивать через него, просто забираясь в постель и выбираясь из нее затемно, до того, как женщина начинала осознавать, что с таким же успехом можно было провести ночь с лакеем.
Но где же Анджела? Коридор был пуст, он заблудился, но продолжал идти. Может быть, она в кухне?
Он надеялся на это, потому что уже изрядно проголодался, а перспектива провести день, занимаясь физическим трудом на пустой желудок, его никак не радовала.
Подумать только, физический труд! Его первый рабочий день в жизни! Ему понадобилось двадцать восемь лет, чтобы прийти к этому. Некоторые люди, которых он знал, например его отец, умерли, так и не познав чего-либо, хоть отдаленно напоминающего физический труд, если не считать охоту.
Думая о своем первом рабочем дне, Филипп вспомнил начало занятий в Итоне: всю дорогу туда он пророчил своему брату Девону, что друзей у него там не будет, что его не будут любить, что занятия будут слишком трудными и что он провалится еще до каникул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34