Она быстро перевела взгляд на Дидье. Брат невероятно широко раскрыл рот, и в тот же миг адский грохот заглушил завывания бури.
– Нет, нет, нет! – простонал Арман и отступил назад, в провал полуразрушенной стены. Теперь он оказался за пределами аббатства, и на его голову обрушились струи серебристого дождя.
В ледяном воздухе затрещало невидимое пламя, рушились давно исчезнувшие стены, в конюшне ржали и били копытами призрачные лошади. Раздалось шипение, как будто на сковороде поджаривали сало, потом детский голос прокричал:
– Мама, мама! Проснись! Надо бежать. Я не могу открыть эту дверь! Она тяжелая! Мама!
Арман взвизгнул, оступился и, дико размахивая руками, повалился на спину. Песчаный суглинок пополз под его ногами, дю Рош упал, но зацепился здоровой рукой за острый выступ скалы. Дидье быстро пролетел через зал, встал над Арманом и посмотрел вниз.
Симона вскочила на ноги и, оскальзываясь на заледенелом полу, побежала к брату, выскочила через провал и остановилась над обрывом. В лицо ей ударил мокрый снег и дождь. Дидье стоял рядом, из его рта по-прежнему летел рев далекого пожара, который унес его жизнь и жизнь Порции.
– Симона! – завопил Арман. – Дочь моя, спаси! Ты ведь всю жизнь звала меня папой!
– Ты не был моим отцом, даже когда я в это верила, – бесстрастно проговорила Симона, встала за спину Дидье и положила руки на его тоненькие плечи. Сейчас она его чувствовала, ощущала его жар и гнев.
Дидье захлопнул рот, звуки адского пожара умолкли. Стих ветер, дождь перестал колотить по скалам и крыше аббатства. Успокоилось даже море. Дидье посмотрел на Армана.
– Отпускай, – быстро, на низкой ноте произнес он.
Пальцы Армана разжались, он полетел во тьму и даже не вскрикнул. Послышался тяжелый удар, потом еще два, и снова удар. Казалось, мир вздохнул с облегчением, вернулся шум волн.
Небо стало очищаться. Никакого французского корабля в бухте уже не было. Симона подумала, что все эти события были похожи на ночной кошмар, который оборвался с приходом утра.
Дидье повернулся к сестре. У нее перехватило дыхание – так он был хорош.
– Сестрица, – проговорил Дидье и поднял к ней руки.
– Дидье, – ласково отозвалась Симона, встала на колени и крепко обняла брата.
Он отстранился и заглянул ей в глаза:
– Меня позвал барон.
Симона кивнула, улыбаясь сквозь слезы:
– Я знаю.
Дидье оглянулся, потом вновь посмотрел на Симону, которая неуверенно произнесла:
– Дядя Жан нам не дядя. – Потом улыбнулась и спросила: – Почему бы тебе не подойти к нему?
Жан не шевелился. Он стоял в нескольких шагах от них, упираясь в пол концом шпаги. Глаза француза блестели от слез.
– Дидье? – хрипло спросил он и уронил шпагу. Та со звоном упала.
Дидье рванулся с места, громко топая, подбежал к Жану и прыгнул в его объятия:
– Папа!
– Мальчик мой! Сынок! – Жан закружился на месте. – Как я скучал по тебе!
Симона оглянулась на Николаса. Тот стоял на коленях перед Женевьевой и обнимал ее плечи. Женевьева тихонько плакала. Симона не могла понять выражения в глазах Ника. Что это было – облегчение, грусть, сочувствие?
Жан остановился. Дидье повис на его руках.
– Ты можешь остаться? – с тревогой спросил Жан, как будто знал, какой услышит ответ.
Дидье покачал головой:
– Я соскучился по маме.
– Я понимаю, малыш, понимаю, – прошептал Жан.
– Папа? – позвал Дидье.
– Да, сынок.
Дидье ткнул пальчиком ему в грудь:
– У тебя ничего нет поесть?
Симона не сдержалась и громко рассмеялась, рядом, к ее удивлению, ухмыльнулся Ник.
Жан неохотно опустил Дидье на пол и полез в сумку у себя на поясе:
– Так, что мы тут имеем? Посмотрим… Ты любишь цукаты?
Дидье кивнул, взял из его рук маленький кусочек, почти крошку, сунул ее в рот и стал жевать. Глаза его закрылись, на лице появилось мечтательное выражение. Он сглотнул.
– Спасибо.
– Рад, что тебе понравилось. – Жан присел перед сыном на корточки. – Скажи мне, малыш, сколько времени…
Дидье ладошкой закрыл ему рот.
– Прямо сейчас? – прошептал Жан.
Дидье кивнул и поцеловал старого француза в щеку. Жан прижал сына к себе.
– Я люблю тебя, маленький. Всегда любил и всегда буду любить. Поцелуй за меня свою маму, ладно?
– Поцелую. – Дидье улыбнулся ему в последний раз, потом обернулся к Николасу и Женевьеве. – Прощайте, миледи, – учтиво проговорил он. – Вы очень добры.
– Прощай, Дидье. Ты очень умный мальчик. – Вдовствующая баронесса улыбнулась самой жизнерадостной улыбкой, какую смогла изобразить в своем плачевном состоянии.
Дидье вздохнул и посмотрел на Ника:
– Благодарю вас, милорд, что позволили мне прокатиться на Великолепном.
Симона увидела, как задергалась исцарапанная веревкой шея Ника. Он откашлялся.
– Мне жаль, что я не сразу в тебя поверил, Дидье.
– Да ладно, барон. – На лице Дидье появилась лукавая улыбка и осветила его, как утренний луч. – Я тоже в тебя сначала не верил.
Ник фыркнул и протянул мальчику руку. Дидье расправил плечи и с достоинством вложил свою ладошку в руку барона. Ник притянул его к себе и поцеловал в макушку.
– Я твой должник.
Дидье отстранился:
– Прощайте, барон.
И Дидье повернулся к Симоне. Сердце ее было до краев заполнено любовью к этому малышу, такому милому, чистому! Грусть и радость смешались в ее душе. Симона снова опустилась перед ним на колени, вздохнула и сказала:
– Видишь, нам досталось настоящее приключение.
Дидье кивнул:
– Да уж, приключение.
Симона засмеялась и взяла в ладони его маленькие ручки.
– Дидье, я хотела бы быть для тебя лучшей сестрой, чем…
Но он с притворным гневом замотал головой, не давая ей закончить:
– Симона, ты мой лучший друг. И всегда была лучшим другом. – Он обхватил ее шею, и Симона обняла его, словно в последний раз.
Это и был последний раз.
– Ты ни в чем не виновата. Я люблю тебя, – прошептал брат.
– И я люблю тебя, – ответила Симона и разомкнула объятия. Она погладила его по кудрявой голове, провела по шее, по рукам, стараясь запомнить сври ощущения. – Куда ты теперь?
Дидье пожал плечами, улыбнулся и махнул рукой в сторону моря, туда, где солнце опускалось за горизонт, окрашивая спокойные воды багровыми и оранжевыми тонами.
– Туда, – просто сказал он.
В его глазах Симона прочла знакомое нетерпение – брату хотелось скорее отправиться в путь. Внезапно ее охватил страх:
– А ты не потеряешься?
– Нет, сестрица, – заверил Дидье и протянул ей кулак. Между пальцами было зажато белое перышко. – У меня же есть это.
Симона кивнула и попыталась улыбнуться. Ей казалось, что ее сердце тоже зажали в кулак, в кулак восьмилетнего мальчика.
Дидье оглянулся на широкий пролом в стене, затем снова взглянул на сестру и застенчиво прошептал:
– Сестрица, можно, я теперь пойду?
Симона проглотила комок в горле, из ее глаз скатились две слезы.
– Как хочешь, любовь моя.
– Прощай, сестрица.
Симона не нашла в себе сил ответить и просто улыбнулась.
Дидье развернулся на каблуках. Симона поднялась, чтобы лучше его видеть. С радостным смешком он побежал по залу, быстрее, еще быстрее. В воздухе зазвенел его веселый смех. Дидье нырнул в пролом в задней стене, прыгнул с обрыва и распахнул руки. В зажатом кулаке виднелось маленькое белое перышко. Симона услышала, как он зовет:
– Мама!
Через мгновение он исчез. Симона поняла, что он наконец обрел свободу.
– Симона! Симона!
Она услышала шум торопливых шагов, чутким ухом уловила особенности произношения и поняла, что ее зовет соотечественник. Но ей так не хотелось отрывать взгляд от величественного заката, который уносил с собой этот ужасный и волшебный день.
Вдруг чьи-то руки обняли ее за талию. Чужие руки, не мужа.
– Симона, mon Dieu! – ахнул Шарль и отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я видел, что корабль разбился о камни, и думал… боялся… – Он замолчал и прижал ее к себе. Было видно, что Шарль говорит искренне, он Действительно боялся за нее.
– Оставь в покое мою жену, Бовиль, – холодно произнес Ник.
Шарль обернулся, не снимая руки с талии Симоны.
– Симона возвращается во Францию со мной и своим отцом. Я люблю ее и хочу на ней жениться. – Шарль опустил на Симону глаза, в которых еще отражались отблески пережитого страха. – Это правда, Симона, я люблю тебя.
– Симона замужем, – бесстрастно сообщил Николас, помогая Женевьеве подняться на ноги. Увидев, что мать твердо стоит на ногах, он направился к самоуверенному французу. – Но если она желает вернуться с вами, то может поступать как хочет.
Глаза Шарля злобно сверкнули, черты его узкого лица заострились еще сильнее. Он бросил взгляд за плечо Ника, где увидел Жана Рено. Казалось, он просит помощи у старшего товарища.
– Жан!
Подошел отец Симоны. Сейчас он выглядел немощным стариком. Взяв в руки обе ее ладони, он слегка притянул дочь к себе, тем самым отдаляя от Шарля.
– Дай нам минуту, Шарль. – И он посмотрел на Симону: – Девочка моя.
Симона сияла, как солнце. Ее волосы спутались и липкими прядями спускались на плечи. На лице осталисьследы крови и пятна грязи. Платье стало черным и местами порвалось, но Нику казалось, что она никогда не выглядела прекраснее.
– Оказывается, ты мой отец, – с удивлением сказала она и обняла Жана.
И в этот момент Николас испытал первый укол страха. Симона получила такого отца, о котором всегда мечтала. Жан любит ее. Он любил Порцию и Дидье. И даже Шарль, который вообще ничего не сделал, с первого своего шага по английской земле стал кричать о своей любви к ней.
Симона чуть-чуть отстранилась, коснулась рукой лица Жана, затем повернулась к матери Николаса.
– Леди Женевьева? – с вопросительной интонацией обратилась она к свекрови, как будто сомневаясь, как та к ней отнесется.
– О, Симона! – воскликнула вдовствующая баронесса, и женщины бросились в объятия друг другу. – Ты смелая, смелая девочка, – причитала Женевьева. – Я обязана тебе своей жизнью и жизнью сына.
– Нет! – заявила Симона. – Это вы спасли нас всех. – Она бросила взгляд на кисть Женевьевы, перевязанную грязной полоской ткани, оторванной от нижней юбки. – Очень больно?
– Просто царапина, – уверила ее Женевьева и посмотрела на сына усталым, но выразительным взглядом. – Она отказалась покинуть меня. У нее был шанс спастись, но она не сбежала. Думаю, без нее я бы не выдержала.
Ник понял свою мать с полуслова. Симона не побоялась безумного Армана, она рисковала своей жизнью, лишь бы спасти его мать. Он посмотрел на жену:
– Я тебе многим обязан, Симона.
Симона долго смотрела ему в глаза. Николас почувствовал, что теряет контроль над происходящим.
– Вы ничем мне не обязаны, милорд. Ник ощутил ужас.
«Скажи же ей, чурбан ты этакий, что любишь ее! Скажи, что она твоя жена и должна вернуться с тобой в Хартмур, – уговаривал себя Ник и сам себе возражал: – Нет, я слишком много говорил и совсем не спрашивал».
Да, он любит ее, любит больше жизни, но он должен сдержать слово и дать ей возможность решить самой.
– Так что ты скажешь, Симона? – спросил Ник, от всей души желая остаться с ней наедине, но понимая, что она должна ответить прямо сейчас и при всех. – Ты вернешься во Францию?
Казалось, Симона задумалась. Ее пальцы беспокойно перебирали складки на платье. Жан вышел вперед.
– Симона, – обратился он к дочери. – Я, конечно, хочу, чтобы ты осталась со мной. Я так давно тебя не видел, но ты взрослая и должна решать сама. Если ты решишь остаться, то знай: деньги твоей матери находятся в Лондоне.
– Деньги? – оскорбительно фыркнул Шарль. – Жан, вы считаете, что ей нужны деньги? Ей нужен муж, который будет заботиться о ней. Ей нужен дом!
– Не думаю, что тебе позволено говорить со мной в таком тоне, Шарль, – одернул его Жан. – В любом случае деньги принадлежат Симоне, и она должна знать, что они в ее полном распоряжении.
Светловолосый француз сдержал раздражение и попытался извиниться:
– Я не хотел вас обидеть…
– Ивлин останется в Хартмуре, милорд? – Тихий голос Симоны не дал Шарлю возможности закончить свои извинения.
У Николаса глаза полезли на лоб.
– Ну если только она не вернулась в монастырь…
– Не вернулась, – злорадно сообщил Шарль. – И ты, Фицтодд, отлично это знаешь. Когда ты пришел с битвы, она была в замке.
– Еще раз перебьешь меня, – бесстрастно произнес Ник, – и я скину тебя с этого утеса. Не очень-то ты беспокоился о благополучии Симоны, пока отсиживался в лесу.
Лицо Шарля налилось кровью.
– Я просто ждал…
– Заткнись, – оборвал его Николас и повернулся к Симоне: – Да, леди Ивлин еще в Хартмуре. – Он замолчал, увидев, как изменилось лицо Симоны. – Но скажи ты слово, и я отошлю ее.
– Нет, – обманчиво спокойно ответила Симона. – Нет, Николас. И так уже было столько всего… – Она запнулась, но потом заговорила опять: – Ты не хотел жениться на мне, а когда женился, оказалось, что я принесла твоей семье одни несчастья. – Ник открыл рот, чтобы возразить, Женевьева тоже хотела вмешаться, но Симона решительно продолжила: – Я очень хочу остаться… с отцом. Я скучаю по… своему дому.
Эти слова ранили Ника, как удар кинжала, но он все же спросил:
– Ты хочешь вернуться к людям, которые оттолкнули тебя?
– А здесь меня не оттолкнули? На это у Николаса не было ответа. Симона тихонько вздохнула:
– Я думаю, король пойдет тебе навстречу и расторгнет наш брак. Я уеду во Францию и… и выйду замуж за Шарля, как хотела моя мать. Ты вернешься в Хартмур, и все будет так, как было до… до Армана.
Нику хотелось кричать от боли. Он шагнул к Симоне, схватил ее за руки, красные от ран, полученных, пока она держала его над страшной ямой, не давая упасть. Она любит его! Должна любить!
– Симона, ты правда этого хочешь? – впиваясь в нее умоляющим взглядом, воскликнул Ник.
– Не прикасайся ко мне, пожалуйста, – шепотом попросила Симона. Николас опустил руки. – Да, я этого хочу.
Ему показалось, что комната качнулась перед глазами. Послышался удовлетворенный смешок Шарля. Женевьева разочарованно вскрикнула. Нику пришлось взять себя в руки. Он учтиво поклонился Симоне.
– Хорошо. Мне все равно нужно в Лондон по другому делу. – Теперь Николас обращался к Жану, потому что больше не мог смотреть на Симону, ведь рука Шарля опять легла на ее талию. – Вы можете сопровождать нас. Я уверен, Вильгельм расторгнет брак, когда узнает подробности.
– Мерси, лорд Николас, – отозвался Жан. – Вы очень любезны. Конечно, мы будем вас сопровождать.
Ник кивнул и быстро вышел из зала, благодарный подступившей ночи за то, что она скроет его отчаяние.
Глава 30
Путешествие в Лондон заняло три дня. И все это время Симоне казалось, что она умирает. Они с Николасом не сказали друг другу ни единого слова. Насколько Симоне было известно, он уже выбросил ее из своей жизни.
Ночи она проводила с Жаном и Женевьевой, а дни – верхом, в обществе ставшего вдруг разговорчивым и любезным Шарля. Ей казалось, что каждое слово, произносимое будущим мужем, впивается ей в мозг, порождая невыносимую боль. Шарль старался шутить, но вызывал скуку. Старался быть любезным, но только раздражал. Он говорил с Симоной о будущем, но эта тема не вызывала у нее никакого интереса.
Она тосковала о Дидье. Тосковала о Нике. Когда выпадал случай, Симона подолгу говорила с леди Женевьевой и Жаном. Эти двое на удивление хорошо ладили друг с другом. Симона с удовольствием слушала, как они рассуждают о Франции и детях, о кухне и политике, вот только об отъезде Симоны они никогда не говорили.
В первый день пути, когда они проезжали через небольшое селение, Жан продемонстрировал все свои поразительные навыки торговли и, продав лошадей французских матросов, купил необходимые припасы, а также простую, но крепкую и чистую крестьянскую одежду. Все почувствовали облегчение, переодевшись в чистое платье. Исключение составил только Шарль, который отказался сменить наряд, отдав предпочтение своему изысканному плащу и кюлотам. Он не перепачкался, как все остальные, не изорвал одежду, только промок.
На взгляд Симоны, день, когда они оказались у ворот Лондона, наступил слишком быстро. Она лишь однажды была в этом городе, но сейчас ей казалось, что каждый уголок здесь пробуждает ненужные воспоминания.
Вот трактир, где они останавливались с Арманом и где она узнала, что станет женой Николаса, барона Крейна.
Вот рынок, где Николас купил перышко для Дидье.
Вот ступени аббатства, где их обвенчали.
Пока они отдавали поводья лошадей слугам, пока шли к королевским покоям, пока выясняли, примет ли их Вильгельм, решимость Симоны с каждой минутой таяла и ускользала.
Расправив плечи и надменно вздернув подбородок, Ник вывел все общество из королевских покоев. К утру бумаги будут готовы. Все станет так, как будто Симона никогда не была его женой. Во всяком случае, с точки зрения закона. Однако Николас знал, что никакие бумаги и даже королевская воля не смогут стереть из памяти его зеленоглазую любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Нет, нет, нет! – простонал Арман и отступил назад, в провал полуразрушенной стены. Теперь он оказался за пределами аббатства, и на его голову обрушились струи серебристого дождя.
В ледяном воздухе затрещало невидимое пламя, рушились давно исчезнувшие стены, в конюшне ржали и били копытами призрачные лошади. Раздалось шипение, как будто на сковороде поджаривали сало, потом детский голос прокричал:
– Мама, мама! Проснись! Надо бежать. Я не могу открыть эту дверь! Она тяжелая! Мама!
Арман взвизгнул, оступился и, дико размахивая руками, повалился на спину. Песчаный суглинок пополз под его ногами, дю Рош упал, но зацепился здоровой рукой за острый выступ скалы. Дидье быстро пролетел через зал, встал над Арманом и посмотрел вниз.
Симона вскочила на ноги и, оскальзываясь на заледенелом полу, побежала к брату, выскочила через провал и остановилась над обрывом. В лицо ей ударил мокрый снег и дождь. Дидье стоял рядом, из его рта по-прежнему летел рев далекого пожара, который унес его жизнь и жизнь Порции.
– Симона! – завопил Арман. – Дочь моя, спаси! Ты ведь всю жизнь звала меня папой!
– Ты не был моим отцом, даже когда я в это верила, – бесстрастно проговорила Симона, встала за спину Дидье и положила руки на его тоненькие плечи. Сейчас она его чувствовала, ощущала его жар и гнев.
Дидье захлопнул рот, звуки адского пожара умолкли. Стих ветер, дождь перестал колотить по скалам и крыше аббатства. Успокоилось даже море. Дидье посмотрел на Армана.
– Отпускай, – быстро, на низкой ноте произнес он.
Пальцы Армана разжались, он полетел во тьму и даже не вскрикнул. Послышался тяжелый удар, потом еще два, и снова удар. Казалось, мир вздохнул с облегчением, вернулся шум волн.
Небо стало очищаться. Никакого французского корабля в бухте уже не было. Симона подумала, что все эти события были похожи на ночной кошмар, который оборвался с приходом утра.
Дидье повернулся к сестре. У нее перехватило дыхание – так он был хорош.
– Сестрица, – проговорил Дидье и поднял к ней руки.
– Дидье, – ласково отозвалась Симона, встала на колени и крепко обняла брата.
Он отстранился и заглянул ей в глаза:
– Меня позвал барон.
Симона кивнула, улыбаясь сквозь слезы:
– Я знаю.
Дидье оглянулся, потом вновь посмотрел на Симону, которая неуверенно произнесла:
– Дядя Жан нам не дядя. – Потом улыбнулась и спросила: – Почему бы тебе не подойти к нему?
Жан не шевелился. Он стоял в нескольких шагах от них, упираясь в пол концом шпаги. Глаза француза блестели от слез.
– Дидье? – хрипло спросил он и уронил шпагу. Та со звоном упала.
Дидье рванулся с места, громко топая, подбежал к Жану и прыгнул в его объятия:
– Папа!
– Мальчик мой! Сынок! – Жан закружился на месте. – Как я скучал по тебе!
Симона оглянулась на Николаса. Тот стоял на коленях перед Женевьевой и обнимал ее плечи. Женевьева тихонько плакала. Симона не могла понять выражения в глазах Ника. Что это было – облегчение, грусть, сочувствие?
Жан остановился. Дидье повис на его руках.
– Ты можешь остаться? – с тревогой спросил Жан, как будто знал, какой услышит ответ.
Дидье покачал головой:
– Я соскучился по маме.
– Я понимаю, малыш, понимаю, – прошептал Жан.
– Папа? – позвал Дидье.
– Да, сынок.
Дидье ткнул пальчиком ему в грудь:
– У тебя ничего нет поесть?
Симона не сдержалась и громко рассмеялась, рядом, к ее удивлению, ухмыльнулся Ник.
Жан неохотно опустил Дидье на пол и полез в сумку у себя на поясе:
– Так, что мы тут имеем? Посмотрим… Ты любишь цукаты?
Дидье кивнул, взял из его рук маленький кусочек, почти крошку, сунул ее в рот и стал жевать. Глаза его закрылись, на лице появилось мечтательное выражение. Он сглотнул.
– Спасибо.
– Рад, что тебе понравилось. – Жан присел перед сыном на корточки. – Скажи мне, малыш, сколько времени…
Дидье ладошкой закрыл ему рот.
– Прямо сейчас? – прошептал Жан.
Дидье кивнул и поцеловал старого француза в щеку. Жан прижал сына к себе.
– Я люблю тебя, маленький. Всегда любил и всегда буду любить. Поцелуй за меня свою маму, ладно?
– Поцелую. – Дидье улыбнулся ему в последний раз, потом обернулся к Николасу и Женевьеве. – Прощайте, миледи, – учтиво проговорил он. – Вы очень добры.
– Прощай, Дидье. Ты очень умный мальчик. – Вдовствующая баронесса улыбнулась самой жизнерадостной улыбкой, какую смогла изобразить в своем плачевном состоянии.
Дидье вздохнул и посмотрел на Ника:
– Благодарю вас, милорд, что позволили мне прокатиться на Великолепном.
Симона увидела, как задергалась исцарапанная веревкой шея Ника. Он откашлялся.
– Мне жаль, что я не сразу в тебя поверил, Дидье.
– Да ладно, барон. – На лице Дидье появилась лукавая улыбка и осветила его, как утренний луч. – Я тоже в тебя сначала не верил.
Ник фыркнул и протянул мальчику руку. Дидье расправил плечи и с достоинством вложил свою ладошку в руку барона. Ник притянул его к себе и поцеловал в макушку.
– Я твой должник.
Дидье отстранился:
– Прощайте, барон.
И Дидье повернулся к Симоне. Сердце ее было до краев заполнено любовью к этому малышу, такому милому, чистому! Грусть и радость смешались в ее душе. Симона снова опустилась перед ним на колени, вздохнула и сказала:
– Видишь, нам досталось настоящее приключение.
Дидье кивнул:
– Да уж, приключение.
Симона засмеялась и взяла в ладони его маленькие ручки.
– Дидье, я хотела бы быть для тебя лучшей сестрой, чем…
Но он с притворным гневом замотал головой, не давая ей закончить:
– Симона, ты мой лучший друг. И всегда была лучшим другом. – Он обхватил ее шею, и Симона обняла его, словно в последний раз.
Это и был последний раз.
– Ты ни в чем не виновата. Я люблю тебя, – прошептал брат.
– И я люблю тебя, – ответила Симона и разомкнула объятия. Она погладила его по кудрявой голове, провела по шее, по рукам, стараясь запомнить сври ощущения. – Куда ты теперь?
Дидье пожал плечами, улыбнулся и махнул рукой в сторону моря, туда, где солнце опускалось за горизонт, окрашивая спокойные воды багровыми и оранжевыми тонами.
– Туда, – просто сказал он.
В его глазах Симона прочла знакомое нетерпение – брату хотелось скорее отправиться в путь. Внезапно ее охватил страх:
– А ты не потеряешься?
– Нет, сестрица, – заверил Дидье и протянул ей кулак. Между пальцами было зажато белое перышко. – У меня же есть это.
Симона кивнула и попыталась улыбнуться. Ей казалось, что ее сердце тоже зажали в кулак, в кулак восьмилетнего мальчика.
Дидье оглянулся на широкий пролом в стене, затем снова взглянул на сестру и застенчиво прошептал:
– Сестрица, можно, я теперь пойду?
Симона проглотила комок в горле, из ее глаз скатились две слезы.
– Как хочешь, любовь моя.
– Прощай, сестрица.
Симона не нашла в себе сил ответить и просто улыбнулась.
Дидье развернулся на каблуках. Симона поднялась, чтобы лучше его видеть. С радостным смешком он побежал по залу, быстрее, еще быстрее. В воздухе зазвенел его веселый смех. Дидье нырнул в пролом в задней стене, прыгнул с обрыва и распахнул руки. В зажатом кулаке виднелось маленькое белое перышко. Симона услышала, как он зовет:
– Мама!
Через мгновение он исчез. Симона поняла, что он наконец обрел свободу.
– Симона! Симона!
Она услышала шум торопливых шагов, чутким ухом уловила особенности произношения и поняла, что ее зовет соотечественник. Но ей так не хотелось отрывать взгляд от величественного заката, который уносил с собой этот ужасный и волшебный день.
Вдруг чьи-то руки обняли ее за талию. Чужие руки, не мужа.
– Симона, mon Dieu! – ахнул Шарль и отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я видел, что корабль разбился о камни, и думал… боялся… – Он замолчал и прижал ее к себе. Было видно, что Шарль говорит искренне, он Действительно боялся за нее.
– Оставь в покое мою жену, Бовиль, – холодно произнес Ник.
Шарль обернулся, не снимая руки с талии Симоны.
– Симона возвращается во Францию со мной и своим отцом. Я люблю ее и хочу на ней жениться. – Шарль опустил на Симону глаза, в которых еще отражались отблески пережитого страха. – Это правда, Симона, я люблю тебя.
– Симона замужем, – бесстрастно сообщил Николас, помогая Женевьеве подняться на ноги. Увидев, что мать твердо стоит на ногах, он направился к самоуверенному французу. – Но если она желает вернуться с вами, то может поступать как хочет.
Глаза Шарля злобно сверкнули, черты его узкого лица заострились еще сильнее. Он бросил взгляд за плечо Ника, где увидел Жана Рено. Казалось, он просит помощи у старшего товарища.
– Жан!
Подошел отец Симоны. Сейчас он выглядел немощным стариком. Взяв в руки обе ее ладони, он слегка притянул дочь к себе, тем самым отдаляя от Шарля.
– Дай нам минуту, Шарль. – И он посмотрел на Симону: – Девочка моя.
Симона сияла, как солнце. Ее волосы спутались и липкими прядями спускались на плечи. На лице осталисьследы крови и пятна грязи. Платье стало черным и местами порвалось, но Нику казалось, что она никогда не выглядела прекраснее.
– Оказывается, ты мой отец, – с удивлением сказала она и обняла Жана.
И в этот момент Николас испытал первый укол страха. Симона получила такого отца, о котором всегда мечтала. Жан любит ее. Он любил Порцию и Дидье. И даже Шарль, который вообще ничего не сделал, с первого своего шага по английской земле стал кричать о своей любви к ней.
Симона чуть-чуть отстранилась, коснулась рукой лица Жана, затем повернулась к матери Николаса.
– Леди Женевьева? – с вопросительной интонацией обратилась она к свекрови, как будто сомневаясь, как та к ней отнесется.
– О, Симона! – воскликнула вдовствующая баронесса, и женщины бросились в объятия друг другу. – Ты смелая, смелая девочка, – причитала Женевьева. – Я обязана тебе своей жизнью и жизнью сына.
– Нет! – заявила Симона. – Это вы спасли нас всех. – Она бросила взгляд на кисть Женевьевы, перевязанную грязной полоской ткани, оторванной от нижней юбки. – Очень больно?
– Просто царапина, – уверила ее Женевьева и посмотрела на сына усталым, но выразительным взглядом. – Она отказалась покинуть меня. У нее был шанс спастись, но она не сбежала. Думаю, без нее я бы не выдержала.
Ник понял свою мать с полуслова. Симона не побоялась безумного Армана, она рисковала своей жизнью, лишь бы спасти его мать. Он посмотрел на жену:
– Я тебе многим обязан, Симона.
Симона долго смотрела ему в глаза. Николас почувствовал, что теряет контроль над происходящим.
– Вы ничем мне не обязаны, милорд. Ник ощутил ужас.
«Скажи же ей, чурбан ты этакий, что любишь ее! Скажи, что она твоя жена и должна вернуться с тобой в Хартмур, – уговаривал себя Ник и сам себе возражал: – Нет, я слишком много говорил и совсем не спрашивал».
Да, он любит ее, любит больше жизни, но он должен сдержать слово и дать ей возможность решить самой.
– Так что ты скажешь, Симона? – спросил Ник, от всей души желая остаться с ней наедине, но понимая, что она должна ответить прямо сейчас и при всех. – Ты вернешься во Францию?
Казалось, Симона задумалась. Ее пальцы беспокойно перебирали складки на платье. Жан вышел вперед.
– Симона, – обратился он к дочери. – Я, конечно, хочу, чтобы ты осталась со мной. Я так давно тебя не видел, но ты взрослая и должна решать сама. Если ты решишь остаться, то знай: деньги твоей матери находятся в Лондоне.
– Деньги? – оскорбительно фыркнул Шарль. – Жан, вы считаете, что ей нужны деньги? Ей нужен муж, который будет заботиться о ней. Ей нужен дом!
– Не думаю, что тебе позволено говорить со мной в таком тоне, Шарль, – одернул его Жан. – В любом случае деньги принадлежат Симоне, и она должна знать, что они в ее полном распоряжении.
Светловолосый француз сдержал раздражение и попытался извиниться:
– Я не хотел вас обидеть…
– Ивлин останется в Хартмуре, милорд? – Тихий голос Симоны не дал Шарлю возможности закончить свои извинения.
У Николаса глаза полезли на лоб.
– Ну если только она не вернулась в монастырь…
– Не вернулась, – злорадно сообщил Шарль. – И ты, Фицтодд, отлично это знаешь. Когда ты пришел с битвы, она была в замке.
– Еще раз перебьешь меня, – бесстрастно произнес Ник, – и я скину тебя с этого утеса. Не очень-то ты беспокоился о благополучии Симоны, пока отсиживался в лесу.
Лицо Шарля налилось кровью.
– Я просто ждал…
– Заткнись, – оборвал его Николас и повернулся к Симоне: – Да, леди Ивлин еще в Хартмуре. – Он замолчал, увидев, как изменилось лицо Симоны. – Но скажи ты слово, и я отошлю ее.
– Нет, – обманчиво спокойно ответила Симона. – Нет, Николас. И так уже было столько всего… – Она запнулась, но потом заговорила опять: – Ты не хотел жениться на мне, а когда женился, оказалось, что я принесла твоей семье одни несчастья. – Ник открыл рот, чтобы возразить, Женевьева тоже хотела вмешаться, но Симона решительно продолжила: – Я очень хочу остаться… с отцом. Я скучаю по… своему дому.
Эти слова ранили Ника, как удар кинжала, но он все же спросил:
– Ты хочешь вернуться к людям, которые оттолкнули тебя?
– А здесь меня не оттолкнули? На это у Николаса не было ответа. Симона тихонько вздохнула:
– Я думаю, король пойдет тебе навстречу и расторгнет наш брак. Я уеду во Францию и… и выйду замуж за Шарля, как хотела моя мать. Ты вернешься в Хартмур, и все будет так, как было до… до Армана.
Нику хотелось кричать от боли. Он шагнул к Симоне, схватил ее за руки, красные от ран, полученных, пока она держала его над страшной ямой, не давая упасть. Она любит его! Должна любить!
– Симона, ты правда этого хочешь? – впиваясь в нее умоляющим взглядом, воскликнул Ник.
– Не прикасайся ко мне, пожалуйста, – шепотом попросила Симона. Николас опустил руки. – Да, я этого хочу.
Ему показалось, что комната качнулась перед глазами. Послышался удовлетворенный смешок Шарля. Женевьева разочарованно вскрикнула. Нику пришлось взять себя в руки. Он учтиво поклонился Симоне.
– Хорошо. Мне все равно нужно в Лондон по другому делу. – Теперь Николас обращался к Жану, потому что больше не мог смотреть на Симону, ведь рука Шарля опять легла на ее талию. – Вы можете сопровождать нас. Я уверен, Вильгельм расторгнет брак, когда узнает подробности.
– Мерси, лорд Николас, – отозвался Жан. – Вы очень любезны. Конечно, мы будем вас сопровождать.
Ник кивнул и быстро вышел из зала, благодарный подступившей ночи за то, что она скроет его отчаяние.
Глава 30
Путешествие в Лондон заняло три дня. И все это время Симоне казалось, что она умирает. Они с Николасом не сказали друг другу ни единого слова. Насколько Симоне было известно, он уже выбросил ее из своей жизни.
Ночи она проводила с Жаном и Женевьевой, а дни – верхом, в обществе ставшего вдруг разговорчивым и любезным Шарля. Ей казалось, что каждое слово, произносимое будущим мужем, впивается ей в мозг, порождая невыносимую боль. Шарль старался шутить, но вызывал скуку. Старался быть любезным, но только раздражал. Он говорил с Симоной о будущем, но эта тема не вызывала у нее никакого интереса.
Она тосковала о Дидье. Тосковала о Нике. Когда выпадал случай, Симона подолгу говорила с леди Женевьевой и Жаном. Эти двое на удивление хорошо ладили друг с другом. Симона с удовольствием слушала, как они рассуждают о Франции и детях, о кухне и политике, вот только об отъезде Симоны они никогда не говорили.
В первый день пути, когда они проезжали через небольшое селение, Жан продемонстрировал все свои поразительные навыки торговли и, продав лошадей французских матросов, купил необходимые припасы, а также простую, но крепкую и чистую крестьянскую одежду. Все почувствовали облегчение, переодевшись в чистое платье. Исключение составил только Шарль, который отказался сменить наряд, отдав предпочтение своему изысканному плащу и кюлотам. Он не перепачкался, как все остальные, не изорвал одежду, только промок.
На взгляд Симоны, день, когда они оказались у ворот Лондона, наступил слишком быстро. Она лишь однажды была в этом городе, но сейчас ей казалось, что каждый уголок здесь пробуждает ненужные воспоминания.
Вот трактир, где они останавливались с Арманом и где она узнала, что станет женой Николаса, барона Крейна.
Вот рынок, где Николас купил перышко для Дидье.
Вот ступени аббатства, где их обвенчали.
Пока они отдавали поводья лошадей слугам, пока шли к королевским покоям, пока выясняли, примет ли их Вильгельм, решимость Симоны с каждой минутой таяла и ускользала.
Расправив плечи и надменно вздернув подбородок, Ник вывел все общество из королевских покоев. К утру бумаги будут готовы. Все станет так, как будто Симона никогда не была его женой. Во всяком случае, с точки зрения закона. Однако Николас знал, что никакие бумаги и даже королевская воля не смогут стереть из памяти его зеленоглазую любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31