Надежда на немедленное возмездие развеялась. О преследовании речи не шло – врагов было слишком много.
– Мама, мама! – раздался вдруг детский голос.
Ник вяло опустил взгляд. Маленькая девочка колотила крошечными кулачками в грудь разрубленной надвое женщины. Казалось, невидящие глаза женщины преследуют Ника, обвиняют его.
С ужасающим грохотом рухнули стены Обни. Кругом раздавались вопли и стоны. Разлетались горящие бревна, трещали в огне остатки деревянных построек. Ник как будто окаменел. Ему уже случалось видеть последствия кровавых побоищ, но здесь не было настоящего боя. Жителей городка перебили с дикой яростью. Многим просто выпустили кишки.
Сейчас горели только остатки замка. Ник смотрел на них почти бесстрастно. Горе притупило все чувства. Вот в водопаде искр провалилась крыша большого зала, где отец и старый Хандаар учили Ника пить, как подобает мужчине.
Подъехал Тристан и поставил своего коня вровень с Великолепным. Братья не произнесли ни слова. Вскоре к ним присоединился Рэндалл. Помолчав немного, он сказал:
– Все кончено, сэр, – Ник заметил, как дрогнул голос закаленного воина. – Я насчитал всего семь выживших. В основном дети.
Ник не хотел спрашивать, но ему надо было знать.
– А лорд Хандаар?
Рэндалл на секунду запнулся.
– Его нет среди убитых.
Ник вернулся к зрелищу догорающего замка. Тристан негромко спросил Рэндалла:
– Амбары?
– Все сгорело, милорд.
Ник мрачно кивнул. Рэндалл откашлялся.
– Я приказал оставшимся собраться в уцелевшей хижине. Это на востоке.
Николас снова кивнул. Оторвав взгляд от тлеющих стен, он стал осматривать то, что когда-то было внутренним двором замка. Тела убитых лежали почти плечом к плечу: женщины и мужчины, молодые и старые, – они погибли в стенах, которые должны были их защитить.
Нику казалось, что он чувствует каждую рану, что его собственная кровь стала такой же холодной, как кровь погибших. От гнева и чувства вины он не мог полноценно воспринимать реальность. Всего две недели назад Ник был в Лондоне, на празднике в честь дня рождения короля, и думал лишь о новых развлечениях. Потом он встретил Симону, как раз перед тем, как на Обни напали в первый раз.
Теперь Ник понимал, что это была разведка, валлийцы проверяли оборону Обни. Будь Ник в Хартмуре, он пришел бы Хандаару на помощь, выбил бы врагов и, возможно, предотвратил бы эту резню. Но Ник был в далеком, далеком Лондоне, проводил время с Симоной…
От дыма у барона слезились глаза. Взгляд затуманился от мрачных мыслей. И тут он заметил какое-то белое пятно. Ник заморгал. За широким грязным крупом павшей лошади виднелся клок снежно-белых волос. Рядом лежала окровавленная веревка. Ник медленно спешился. Ужас вцепился в него с такой силой, что желудок сжался от болезненных спазмов.
– Ник? – позвал сзади Тристан. Но Ник не обернулся, он быстро подошел к мертвой лошади и успел приготовиться к тому, что увидит за ним.
Левая нога лорда Хандаара была придавлена крупом коня, правая согнута под странным утлом. Хандаар лежал на спине в окровавленном плаще. Одно плечо было прорублено до кости, след удара клинком рассекал высокий лоб.
Хандаар был без кольчуги.
Ник упал на колени в чудовищную смесь грязи и крови.
– Милорд, – хрипло прошептал он и положил руку на грудь погибшего друга. – О Боже, прости меня, Хандаар.
Отблески пламени освещали изувеченное лицо лорда. Нику вдруг показалось, что веко Хандаара дернулось. Барон присмотрелся.
– Хандаар? Так ты жив, старый друг? – Ник приложил ухо к груди лежащего и прислушался.
Есть! Сердце стучало, очень медленно и невероятно слабо, но стучало! Ник вскочил на ноги и вытащил меч.
– Тристан! Рэндалл! – заорал он и воткнул меч в убитую лошадь. – Помогите мне, Хандаар жив!
Рэндалл и Тристан в мгновение ока оказались рядом.
– Надо его освободить. Навалимся вместе, если надо, отрубим лишнее.
Так и пришлось сделать. Тристан без колебаний взялся за тяжкий труд расчленения огромного боевого коня. Еще теплая кровь животного летела во все стороны.
Наконец Ник упал на колени в темную лужу, вытер с лица кровь, бросил меч и навалился на обрубок туши.
– Взялись! Вместе! Осторожно…
Резким рывком они подняли и откатили свой зловещий груз. Под ним оказалась яма и раздробленная нога Хандаара. Кожа на ней треснула вместе с тканью штанов, из ран торчали обломки костей, сапог вывернулся так, что смотрел в другую сторону. Никто из мужчин не мог вымолвить ни слова.
Ник подполз к голове несчастного.
– Милорд, – громко позвал он. – Хандаар! – Он взял лицо друга в ладони. – Ты меня слышишь?
Из окровавленных губ вырвался едва слышный стон. У Ника дрогнуло сердце. Тристан взревел:
– Воды – быстро!
Все бросились на поиски. Оставшись наедине с Хандааром, Ник стянул через голову рубашку и сразу задрожал от холодного ночного воздуха, который охватил разгоряченное, потное тело. Разрывая рубашку на широкие полосы, он умолял старого друга:
– Открой глаза, Хандаар! Посмотри на меня!
Вынув из сапога узкий кинжал, Ник склонился над телом раненого лорда и разрезал окровавленную рубаху. Грудь Хандаара была покрыта множеством следов от ударов, но хуже всего была рана на плече, из нее все еще сочилась кровь. Ник едва не потерял самообладание от ужасного стона, вырвавшегося у Хандаара, но взял себя в руки и быстро обмотал рану полосками от своей рубахи.
– Кричи, друг, кричи, – бормотал он. – Лишь бы слышать, что ты жив. – Он закончил перевязку и опустил раненого на землю. – Хандаар?
– Ник… – Шепот был еле слышен, но чуткое ухо Николаса различило его.
– Хандаар, открой глаза, друг! – Ник наклонился к самым губам старика, страстно желая снова услышать его голос. – Пожалуйста…
– Ник, – с присвистом выговорил Хандаар и открыл глаза. – Знал… что ты… придешь.
– Конечно, милорд. Конечно, я пришел. Останься со мной.
– Умираю…
– Нет! – завопил Ник, с трудом удерживаясь от истеричного желания вскочить и убежать прочь, прочь из этого страшного замка, прочь от кошмара сегодняшней ночи. – Нет, ты не умрешь. Я отвезу тебя в Хартмур, к моей матери. Леди Женевьева тебя выходит. Мы все будем тебя лечить.
Глаза Хандаара закрылись.
– Обни… погиб. Фиона…
Рыдания застряли у Ника в горле. Он конвульсивно сглотнул. Старый лорд знал, что нет ни его дома, ни городка Обни. Хандаар звал свою давно умершую жену, и Нику оставалось только молиться, чтобы она ему не ответила.
Вернулись Рэндалл и Тристан, таща за собой длинную низкую тележку.
– Больше мы ничего не нашли, Ник, – объяснил Тристан, выпуская из рук длинную жердь, поддерживающую эту грубую повозку.
Ник мрачно оглядел тележку.
– Прежде чем его переносить, надо распрямить вторую ногу.
– Не надо. – Николаса удивило, с какой силой вдруг заговорил Хандаар.
– Мы должны перенести вас на повозку, милорд. Клянусь, это быстро.
Хандаар еще раз открыл глаза, они на мгновение закатились, но потом его взгляд прояснился. Старик прошептал что-то так тихо, что Нику пришлось наклониться к самым его губам.
– Повтори, Хандаар.
– Спина сломана. – Хриплый свист. – Оставьте меня.
Ник в отчаянии замотал головой, потом, не обращая внимания на то, что старый лорд снова закрыл глаза и отвернулся, осмотрел сломанную в нескольких местах ногу. Осколков было так много, что не понять, где сустав, а где переломы.
– Простите, милорд, – пробормотал Ник, глубоко вздохнул и быстрым движением распрямил ногу. В голове помутилось от хруста и треска, но Хандаар не дернулся и не вскрикнул.
Ник поднял глаза на стоящих вокруг мужчин. На него смотрели мрачные, словно окаменевшие лица, лишь молодой воин бросился в сторону, не выдержав страшного зрелища.
– По двое на каждую ногу. По двое с каждой стороны! – Ник уселся на корточки. – Я буду держать голову. Взялись!
Воины заняли указанные места. Тристан встал рядом с Ником.
– Ник, нельзя его так перевозить. Он не выживет.
Ник обманчиво спокойным взглядом посмотрел на брата, его разозлила жалость, которую он прочел в глазах Тристана.
– Тристан, я не оставлю его умирать. Делай, как я сказал, или уходи.
Тристан, не обращая внимания на слова брата, опустился на колени.
– Ник, кость его правой ноги раздроблена. Если он и переживет дорогу, то погибнет от лихорадки.
Гнев закипел в душе Николаса, едва он понял, о чем говорит Тристан.
– Я не стану отрубать ему ногу! Как он будет сражаться на одной…
– Да он в любом случае не сможет сражаться! – Тристан схватил ладонями голову Ника и притянул к себе. Братья стукнулись лбами. – Послушай меня, Николас. Для Хандаара все сражения уже кончились. Если хочешь сохранить ему жизнь, надо отнять ногу. Мы оба слишком часто видели такие раны. Ты и сам это понимаешь! – Тристан сильно тряхнул брата. – Твое сердце не хочет этого, но думай, брат, думай!
У Ника потемнело в глазах. Кислая вонь пожарищ смешивалась со сладковатым смрадом разорванной плоти. Ник стоял, сжимая и разжимая кулаки. Тристан продолжал держать его за голову и смотреть прямо в глаза брата. Наконец Ник очнулся. Тристан прав. Множество воинов легло в могилу, сохранив при себе искалеченные и раздувшиеся конечности. Ник знал, что следует делать.
Стряхнув с себя руки брата, он шагнул вперед.
– Мне понадобится горячий деготь.
Двое рыцарей бросились на поиски этого простого снадобья. Ник вытащил меч из ножен и старательно протер его, удаляя остатки лошадиной крови. Тристан взял его за локоть:
– Дай я. Он был твоим другом.
– Он и сейчас мой друг. – Ник стряхнул руку Тристана и мрачно посмотрел на неподвижного Хандаара. – Это должен сделать я, а не кто-то другой.
Тристан кивнул и отступил.
Принесли деготь. Николаса охватило странное спокойствие. Дрожь прекратилась, рука твердо держала меч. Он опустился на колени радом с бедром Хандаара. Сбоку от него встал Тристан. Хандаар вдруг снова открыл глаза, пристально посмотрел на Ника и едва слышно выдохнул:
– Не надо, Ник, пожалуйста…
Ник заколебался, потом провел рукой по лицу старого воина и прикрыл его молящие глаза. Затем высоко поднял меч и с криком, который эхом прокатился по темным холмам, одним ударом отрубил раздавленную ногу.
Кровь не хлынула, а потекла слабой струйкой. Ник вскочил на ноги и отвернулся, предоставляя Тристану обрабатывать культю дегтем. Желудок сжимался от спазмов, Ник кашлял, но его так и не вырвало.
Когда он выпрямился, рядом стоял Тристан.
– Все сделано, – сообщил брат. – Прикажешь унести его?
Ник оглянулся на искалеченное тело Хандаара и увидел его горький, обвиняющий взгляд.
– Да. На ночь отнесем его в ту хижину. Надо найти ему эля. В Хартмур двинемся утром. Сегодня мы можем не дойти.
Николас понимал, что нынешней ночью опасно передвигаться по приграничной земле. Отряд слишком мал, и любая случайная шайка валлийцев может перебить их всех до одного.
– Пошли человека в Уитингтон. Надо известить Ивлин. И вели Рэндаллу скакать в Лондон. Пусть возьмет лучшую лошадь. Надо сообщить королю, что мы будем мстить валлийцам.
Тристан кивнул и в кои веки не стал возражать брату. Двое воинов уложили на повозку до странности легкое тело Хандаара.
Ник остался один среди смерти и разрушений, там, где когда-то стоял процветающий замок Обни. Холодный ветер обдувал обнаженный торс. Сердце сжималось от непередаваемой боли.
Сейчас Ник горько жалел об одном. О том, что встретил Симону дю Рош.
Глава 17
Симона была крайне удивлена, когда, спустившись утром во внутренний двор, обнаружила там отца, готового пуститься в дорогу. Конечно, ей захотелось нарушить приказ Ника и попросить Армана остаться, но это было неразумно. Пребывание отца в Хартмуре приведет к одним лишь неприятностям. Во-первых, он может наткнуться на дневник Порции. Во-вторых, постарается еще больше отдалить Симону от мужа. Однако он ее отец и единственный оставшийся в живых родственник.
И все же она сказала ему adieu – прощай, надеясь услышать в ответ утешительное слово или доброе пожелание. Вместо этого Арман предупредил, что, если Симона не пошлет за ним в течение двух дней, он, несмотря на приказ Ника, сам явится в Хартмур, и тогда Симоне придется горько пожалеть о своем непослушании.
Отец не обнял ее на прощание, не пожелал благополучия, просто развернул лошадь и скрылся за воротами.
Симона никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Она сидела на роскошной кровати Николаса. Вокруг были разбросаны листки из дневника Порции. В окно ласково заглядывало послеполуденное солнце, освещая комнату неярким осенним светом. Симона плохо спала ночью, тяжелые мысли отгоняли сон.
Она зевнула, потерла глаза и потянулась к окну, из которого были видны главные ворота Хартмура. Она не заметила Дидье, но знала, что он все еще несет свой одинокий караул.
В сотый раз она задавалась вопросом, что произойдет после возвращения Николаса. Симона была уверена: он хотел, чтобы она не видела писем Ивлин. Ник сам не знал, что бывшая возлюбленная жалеет о своем отказе. Может быть, он вернется и ни словом не упомянет о лорде Хандааре и леди Ивлин? Тогда они станут жить, как жили.
Но сможет ли Симона забыть о той, которую Николас любил и на которой по собственной воле хотел жениться? Сможет ли Симона вечно молчать об этом? Может быть, это нечестно, но она никогда не решится поговорить с мужем о содержимом шкатулки – слишком уж это унизительно и к тому же может навлечь беду на доброго сэра Рэндалла.
Симона тяжко вздохнула и снова потерла глаза. Дневник матери не способствовал радужному настроению. Записи становились все более редкими, иногда проходили месяцы, прежде чем Порция бралась за перо. И содержание часто оказывалось совсем непонятным, запутанным.
Симона нашла последний из прочитанных листков и перечитала его.
«Он уехал сегодня утром и не захотел сказать мне, куда отправляется. Должно быть, считает меня совсем безмозглой, если думает, что я не догадываюсь о его намерениях. Пусть ищет, ищет изо всех сил. Все равно никогда не найдет.
Что он задумал? Как много ему известно? Если я сумею пережить эти последние недели, все будет хорошо: наше состояние в сохранности, дочь замужем, сын – в безопасности. Он не сумеет победить. Я клянусь в этом всем, что для меня свято. Жизнью своей клянусь ».
Загадочные слова матери заставили Симону вздрогнуть. Подозревала ли мама, когда писала эти строки, что скоро погибнет?
Симона положила страницу в стопу, которую только что закончила, и посмотрела на последнюю связку. Та была перевязана тонкой бечевкой. Ленты для нее не нашлось. Симона потянула за кончик веревочки и удивилась плотности связки, хотя в ней было всего три листка.
В первых двух записях не было ничего нового.
«Я попробую уехать в Марсель до того, как Симона и Шарль поженятся. Надо закончить с планами. Арман знает, что времени у него совсем мало ».
В следующей записи было вот что:
«Он не дал мне уехать. Теперь мне остается лишь ждать. И молиться. Мы так близки ».
Симона долго смотрела на последний листок, не решаясь взять его в руки. Это была последняя запись, которую мама сделала перед смертью. Прочитав ее, Симона либо узнает тайну, которую скрывали родители, либо так и останется навеки с вопросами, на которые нет ответов. Наконец Симона взяла свернутый лист и развернула его.
Лист оказался чистым, но в него был вложен другой, более желтого оттенка. Гладкий, вощеный и плотный, он был явно старше, чем листочки, на которых мама вела свой дневник. С колотящимся сердцем Симона развернула его и удивленно вытаращила глаза.
«Свидетельство о браке
Настоящим удостоверяется, что января третьего дня 1058 года от Рождества Господа нашего благородная дама Порция Бувье из Сен-дю-Лака, находящаяся под королевской опекой, дала супружескую клятву кавалеру Арману дю Рошу, инвалиду ».
Симона нахмурилась. Почему в этом документе ее мать еще до замужества называют леди из Сен-дю-Лака? И почему она находилась под опекой короля? И почему ее отца назвали инвалидом? Арман получил свои ранения до рождения Симоны, но в тот же самый год, в бою, на службе французскому королю.
Симона прочла дальше:
«По заключении этого союза Арман дю Рош признает город и земли Сен-дю-Лак, кои будут находиться в его владении, равно как и имущество любых наследников до совершеннолетия поименованных наследников, залогом за долг короне в размере 10 000 золотых монет.
Порция Бувье обязуется защищать поместье Сен-дю-Лак от любого ущерба вместо своего мужа до того времени, пока он не вернется в здоровое состояние или же не умрет, тогда долг Армана дю Роша будет вычтен из фондов Сен-дю-Лака, а поместье передано его вдове ».
В нижней части документа находились изящная подпись Порции, корявый росчерк Армана, а также королевская подпись и церковные печати.
Симона в недоумении разглядывала контракт. Он не давал разгадки, скорее само обнаружение этого документа вызывало новые вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Мама, мама! – раздался вдруг детский голос.
Ник вяло опустил взгляд. Маленькая девочка колотила крошечными кулачками в грудь разрубленной надвое женщины. Казалось, невидящие глаза женщины преследуют Ника, обвиняют его.
С ужасающим грохотом рухнули стены Обни. Кругом раздавались вопли и стоны. Разлетались горящие бревна, трещали в огне остатки деревянных построек. Ник как будто окаменел. Ему уже случалось видеть последствия кровавых побоищ, но здесь не было настоящего боя. Жителей городка перебили с дикой яростью. Многим просто выпустили кишки.
Сейчас горели только остатки замка. Ник смотрел на них почти бесстрастно. Горе притупило все чувства. Вот в водопаде искр провалилась крыша большого зала, где отец и старый Хандаар учили Ника пить, как подобает мужчине.
Подъехал Тристан и поставил своего коня вровень с Великолепным. Братья не произнесли ни слова. Вскоре к ним присоединился Рэндалл. Помолчав немного, он сказал:
– Все кончено, сэр, – Ник заметил, как дрогнул голос закаленного воина. – Я насчитал всего семь выживших. В основном дети.
Ник не хотел спрашивать, но ему надо было знать.
– А лорд Хандаар?
Рэндалл на секунду запнулся.
– Его нет среди убитых.
Ник вернулся к зрелищу догорающего замка. Тристан негромко спросил Рэндалла:
– Амбары?
– Все сгорело, милорд.
Ник мрачно кивнул. Рэндалл откашлялся.
– Я приказал оставшимся собраться в уцелевшей хижине. Это на востоке.
Николас снова кивнул. Оторвав взгляд от тлеющих стен, он стал осматривать то, что когда-то было внутренним двором замка. Тела убитых лежали почти плечом к плечу: женщины и мужчины, молодые и старые, – они погибли в стенах, которые должны были их защитить.
Нику казалось, что он чувствует каждую рану, что его собственная кровь стала такой же холодной, как кровь погибших. От гнева и чувства вины он не мог полноценно воспринимать реальность. Всего две недели назад Ник был в Лондоне, на празднике в честь дня рождения короля, и думал лишь о новых развлечениях. Потом он встретил Симону, как раз перед тем, как на Обни напали в первый раз.
Теперь Ник понимал, что это была разведка, валлийцы проверяли оборону Обни. Будь Ник в Хартмуре, он пришел бы Хандаару на помощь, выбил бы врагов и, возможно, предотвратил бы эту резню. Но Ник был в далеком, далеком Лондоне, проводил время с Симоной…
От дыма у барона слезились глаза. Взгляд затуманился от мрачных мыслей. И тут он заметил какое-то белое пятно. Ник заморгал. За широким грязным крупом павшей лошади виднелся клок снежно-белых волос. Рядом лежала окровавленная веревка. Ник медленно спешился. Ужас вцепился в него с такой силой, что желудок сжался от болезненных спазмов.
– Ник? – позвал сзади Тристан. Но Ник не обернулся, он быстро подошел к мертвой лошади и успел приготовиться к тому, что увидит за ним.
Левая нога лорда Хандаара была придавлена крупом коня, правая согнута под странным утлом. Хандаар лежал на спине в окровавленном плаще. Одно плечо было прорублено до кости, след удара клинком рассекал высокий лоб.
Хандаар был без кольчуги.
Ник упал на колени в чудовищную смесь грязи и крови.
– Милорд, – хрипло прошептал он и положил руку на грудь погибшего друга. – О Боже, прости меня, Хандаар.
Отблески пламени освещали изувеченное лицо лорда. Нику вдруг показалось, что веко Хандаара дернулось. Барон присмотрелся.
– Хандаар? Так ты жив, старый друг? – Ник приложил ухо к груди лежащего и прислушался.
Есть! Сердце стучало, очень медленно и невероятно слабо, но стучало! Ник вскочил на ноги и вытащил меч.
– Тристан! Рэндалл! – заорал он и воткнул меч в убитую лошадь. – Помогите мне, Хандаар жив!
Рэндалл и Тристан в мгновение ока оказались рядом.
– Надо его освободить. Навалимся вместе, если надо, отрубим лишнее.
Так и пришлось сделать. Тристан без колебаний взялся за тяжкий труд расчленения огромного боевого коня. Еще теплая кровь животного летела во все стороны.
Наконец Ник упал на колени в темную лужу, вытер с лица кровь, бросил меч и навалился на обрубок туши.
– Взялись! Вместе! Осторожно…
Резким рывком они подняли и откатили свой зловещий груз. Под ним оказалась яма и раздробленная нога Хандаара. Кожа на ней треснула вместе с тканью штанов, из ран торчали обломки костей, сапог вывернулся так, что смотрел в другую сторону. Никто из мужчин не мог вымолвить ни слова.
Ник подполз к голове несчастного.
– Милорд, – громко позвал он. – Хандаар! – Он взял лицо друга в ладони. – Ты меня слышишь?
Из окровавленных губ вырвался едва слышный стон. У Ника дрогнуло сердце. Тристан взревел:
– Воды – быстро!
Все бросились на поиски. Оставшись наедине с Хандааром, Ник стянул через голову рубашку и сразу задрожал от холодного ночного воздуха, который охватил разгоряченное, потное тело. Разрывая рубашку на широкие полосы, он умолял старого друга:
– Открой глаза, Хандаар! Посмотри на меня!
Вынув из сапога узкий кинжал, Ник склонился над телом раненого лорда и разрезал окровавленную рубаху. Грудь Хандаара была покрыта множеством следов от ударов, но хуже всего была рана на плече, из нее все еще сочилась кровь. Ник едва не потерял самообладание от ужасного стона, вырвавшегося у Хандаара, но взял себя в руки и быстро обмотал рану полосками от своей рубахи.
– Кричи, друг, кричи, – бормотал он. – Лишь бы слышать, что ты жив. – Он закончил перевязку и опустил раненого на землю. – Хандаар?
– Ник… – Шепот был еле слышен, но чуткое ухо Николаса различило его.
– Хандаар, открой глаза, друг! – Ник наклонился к самым губам старика, страстно желая снова услышать его голос. – Пожалуйста…
– Ник, – с присвистом выговорил Хандаар и открыл глаза. – Знал… что ты… придешь.
– Конечно, милорд. Конечно, я пришел. Останься со мной.
– Умираю…
– Нет! – завопил Ник, с трудом удерживаясь от истеричного желания вскочить и убежать прочь, прочь из этого страшного замка, прочь от кошмара сегодняшней ночи. – Нет, ты не умрешь. Я отвезу тебя в Хартмур, к моей матери. Леди Женевьева тебя выходит. Мы все будем тебя лечить.
Глаза Хандаара закрылись.
– Обни… погиб. Фиона…
Рыдания застряли у Ника в горле. Он конвульсивно сглотнул. Старый лорд знал, что нет ни его дома, ни городка Обни. Хандаар звал свою давно умершую жену, и Нику оставалось только молиться, чтобы она ему не ответила.
Вернулись Рэндалл и Тристан, таща за собой длинную низкую тележку.
– Больше мы ничего не нашли, Ник, – объяснил Тристан, выпуская из рук длинную жердь, поддерживающую эту грубую повозку.
Ник мрачно оглядел тележку.
– Прежде чем его переносить, надо распрямить вторую ногу.
– Не надо. – Николаса удивило, с какой силой вдруг заговорил Хандаар.
– Мы должны перенести вас на повозку, милорд. Клянусь, это быстро.
Хандаар еще раз открыл глаза, они на мгновение закатились, но потом его взгляд прояснился. Старик прошептал что-то так тихо, что Нику пришлось наклониться к самым его губам.
– Повтори, Хандаар.
– Спина сломана. – Хриплый свист. – Оставьте меня.
Ник в отчаянии замотал головой, потом, не обращая внимания на то, что старый лорд снова закрыл глаза и отвернулся, осмотрел сломанную в нескольких местах ногу. Осколков было так много, что не понять, где сустав, а где переломы.
– Простите, милорд, – пробормотал Ник, глубоко вздохнул и быстрым движением распрямил ногу. В голове помутилось от хруста и треска, но Хандаар не дернулся и не вскрикнул.
Ник поднял глаза на стоящих вокруг мужчин. На него смотрели мрачные, словно окаменевшие лица, лишь молодой воин бросился в сторону, не выдержав страшного зрелища.
– По двое на каждую ногу. По двое с каждой стороны! – Ник уселся на корточки. – Я буду держать голову. Взялись!
Воины заняли указанные места. Тристан встал рядом с Ником.
– Ник, нельзя его так перевозить. Он не выживет.
Ник обманчиво спокойным взглядом посмотрел на брата, его разозлила жалость, которую он прочел в глазах Тристана.
– Тристан, я не оставлю его умирать. Делай, как я сказал, или уходи.
Тристан, не обращая внимания на слова брата, опустился на колени.
– Ник, кость его правой ноги раздроблена. Если он и переживет дорогу, то погибнет от лихорадки.
Гнев закипел в душе Николаса, едва он понял, о чем говорит Тристан.
– Я не стану отрубать ему ногу! Как он будет сражаться на одной…
– Да он в любом случае не сможет сражаться! – Тристан схватил ладонями голову Ника и притянул к себе. Братья стукнулись лбами. – Послушай меня, Николас. Для Хандаара все сражения уже кончились. Если хочешь сохранить ему жизнь, надо отнять ногу. Мы оба слишком часто видели такие раны. Ты и сам это понимаешь! – Тристан сильно тряхнул брата. – Твое сердце не хочет этого, но думай, брат, думай!
У Ника потемнело в глазах. Кислая вонь пожарищ смешивалась со сладковатым смрадом разорванной плоти. Ник стоял, сжимая и разжимая кулаки. Тристан продолжал держать его за голову и смотреть прямо в глаза брата. Наконец Ник очнулся. Тристан прав. Множество воинов легло в могилу, сохранив при себе искалеченные и раздувшиеся конечности. Ник знал, что следует делать.
Стряхнув с себя руки брата, он шагнул вперед.
– Мне понадобится горячий деготь.
Двое рыцарей бросились на поиски этого простого снадобья. Ник вытащил меч из ножен и старательно протер его, удаляя остатки лошадиной крови. Тристан взял его за локоть:
– Дай я. Он был твоим другом.
– Он и сейчас мой друг. – Ник стряхнул руку Тристана и мрачно посмотрел на неподвижного Хандаара. – Это должен сделать я, а не кто-то другой.
Тристан кивнул и отступил.
Принесли деготь. Николаса охватило странное спокойствие. Дрожь прекратилась, рука твердо держала меч. Он опустился на колени радом с бедром Хандаара. Сбоку от него встал Тристан. Хандаар вдруг снова открыл глаза, пристально посмотрел на Ника и едва слышно выдохнул:
– Не надо, Ник, пожалуйста…
Ник заколебался, потом провел рукой по лицу старого воина и прикрыл его молящие глаза. Затем высоко поднял меч и с криком, который эхом прокатился по темным холмам, одним ударом отрубил раздавленную ногу.
Кровь не хлынула, а потекла слабой струйкой. Ник вскочил на ноги и отвернулся, предоставляя Тристану обрабатывать культю дегтем. Желудок сжимался от спазмов, Ник кашлял, но его так и не вырвало.
Когда он выпрямился, рядом стоял Тристан.
– Все сделано, – сообщил брат. – Прикажешь унести его?
Ник оглянулся на искалеченное тело Хандаара и увидел его горький, обвиняющий взгляд.
– Да. На ночь отнесем его в ту хижину. Надо найти ему эля. В Хартмур двинемся утром. Сегодня мы можем не дойти.
Николас понимал, что нынешней ночью опасно передвигаться по приграничной земле. Отряд слишком мал, и любая случайная шайка валлийцев может перебить их всех до одного.
– Пошли человека в Уитингтон. Надо известить Ивлин. И вели Рэндаллу скакать в Лондон. Пусть возьмет лучшую лошадь. Надо сообщить королю, что мы будем мстить валлийцам.
Тристан кивнул и в кои веки не стал возражать брату. Двое воинов уложили на повозку до странности легкое тело Хандаара.
Ник остался один среди смерти и разрушений, там, где когда-то стоял процветающий замок Обни. Холодный ветер обдувал обнаженный торс. Сердце сжималось от непередаваемой боли.
Сейчас Ник горько жалел об одном. О том, что встретил Симону дю Рош.
Глава 17
Симона была крайне удивлена, когда, спустившись утром во внутренний двор, обнаружила там отца, готового пуститься в дорогу. Конечно, ей захотелось нарушить приказ Ника и попросить Армана остаться, но это было неразумно. Пребывание отца в Хартмуре приведет к одним лишь неприятностям. Во-первых, он может наткнуться на дневник Порции. Во-вторых, постарается еще больше отдалить Симону от мужа. Однако он ее отец и единственный оставшийся в живых родственник.
И все же она сказала ему adieu – прощай, надеясь услышать в ответ утешительное слово или доброе пожелание. Вместо этого Арман предупредил, что, если Симона не пошлет за ним в течение двух дней, он, несмотря на приказ Ника, сам явится в Хартмур, и тогда Симоне придется горько пожалеть о своем непослушании.
Отец не обнял ее на прощание, не пожелал благополучия, просто развернул лошадь и скрылся за воротами.
Симона никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Она сидела на роскошной кровати Николаса. Вокруг были разбросаны листки из дневника Порции. В окно ласково заглядывало послеполуденное солнце, освещая комнату неярким осенним светом. Симона плохо спала ночью, тяжелые мысли отгоняли сон.
Она зевнула, потерла глаза и потянулась к окну, из которого были видны главные ворота Хартмура. Она не заметила Дидье, но знала, что он все еще несет свой одинокий караул.
В сотый раз она задавалась вопросом, что произойдет после возвращения Николаса. Симона была уверена: он хотел, чтобы она не видела писем Ивлин. Ник сам не знал, что бывшая возлюбленная жалеет о своем отказе. Может быть, он вернется и ни словом не упомянет о лорде Хандааре и леди Ивлин? Тогда они станут жить, как жили.
Но сможет ли Симона забыть о той, которую Николас любил и на которой по собственной воле хотел жениться? Сможет ли Симона вечно молчать об этом? Может быть, это нечестно, но она никогда не решится поговорить с мужем о содержимом шкатулки – слишком уж это унизительно и к тому же может навлечь беду на доброго сэра Рэндалла.
Симона тяжко вздохнула и снова потерла глаза. Дневник матери не способствовал радужному настроению. Записи становились все более редкими, иногда проходили месяцы, прежде чем Порция бралась за перо. И содержание часто оказывалось совсем непонятным, запутанным.
Симона нашла последний из прочитанных листков и перечитала его.
«Он уехал сегодня утром и не захотел сказать мне, куда отправляется. Должно быть, считает меня совсем безмозглой, если думает, что я не догадываюсь о его намерениях. Пусть ищет, ищет изо всех сил. Все равно никогда не найдет.
Что он задумал? Как много ему известно? Если я сумею пережить эти последние недели, все будет хорошо: наше состояние в сохранности, дочь замужем, сын – в безопасности. Он не сумеет победить. Я клянусь в этом всем, что для меня свято. Жизнью своей клянусь ».
Загадочные слова матери заставили Симону вздрогнуть. Подозревала ли мама, когда писала эти строки, что скоро погибнет?
Симона положила страницу в стопу, которую только что закончила, и посмотрела на последнюю связку. Та была перевязана тонкой бечевкой. Ленты для нее не нашлось. Симона потянула за кончик веревочки и удивилась плотности связки, хотя в ней было всего три листка.
В первых двух записях не было ничего нового.
«Я попробую уехать в Марсель до того, как Симона и Шарль поженятся. Надо закончить с планами. Арман знает, что времени у него совсем мало ».
В следующей записи было вот что:
«Он не дал мне уехать. Теперь мне остается лишь ждать. И молиться. Мы так близки ».
Симона долго смотрела на последний листок, не решаясь взять его в руки. Это была последняя запись, которую мама сделала перед смертью. Прочитав ее, Симона либо узнает тайну, которую скрывали родители, либо так и останется навеки с вопросами, на которые нет ответов. Наконец Симона взяла свернутый лист и развернула его.
Лист оказался чистым, но в него был вложен другой, более желтого оттенка. Гладкий, вощеный и плотный, он был явно старше, чем листочки, на которых мама вела свой дневник. С колотящимся сердцем Симона развернула его и удивленно вытаращила глаза.
«Свидетельство о браке
Настоящим удостоверяется, что января третьего дня 1058 года от Рождества Господа нашего благородная дама Порция Бувье из Сен-дю-Лака, находящаяся под королевской опекой, дала супружескую клятву кавалеру Арману дю Рошу, инвалиду ».
Симона нахмурилась. Почему в этом документе ее мать еще до замужества называют леди из Сен-дю-Лака? И почему она находилась под опекой короля? И почему ее отца назвали инвалидом? Арман получил свои ранения до рождения Симоны, но в тот же самый год, в бою, на службе французскому королю.
Симона прочла дальше:
«По заключении этого союза Арман дю Рош признает город и земли Сен-дю-Лак, кои будут находиться в его владении, равно как и имущество любых наследников до совершеннолетия поименованных наследников, залогом за долг короне в размере 10 000 золотых монет.
Порция Бувье обязуется защищать поместье Сен-дю-Лак от любого ущерба вместо своего мужа до того времени, пока он не вернется в здоровое состояние или же не умрет, тогда долг Армана дю Роша будет вычтен из фондов Сен-дю-Лака, а поместье передано его вдове ».
В нижней части документа находились изящная подпись Порции, корявый росчерк Армана, а также королевская подпись и церковные печати.
Симона в недоумении разглядывала контракт. Он не давал разгадки, скорее само обнаружение этого документа вызывало новые вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31