Заляпанная кровью, с залитым потом лицом, Симона тряслась от напряжения, холода и страха. Старуху она видела теперь со спины.
Минерва с кряхтением опустилась на колени и тут же раскрыла сумку. На Хандаара она даже не посмотрела.
– Когда началась агония, племяшка?
– Только что, – отвечала Хейт. – Его плечо… Прости, Минерва. Я сама не знаю, как могла забыть песню.
– Не бойся. Но надо остановить кровь. – Старуха извлекла из сумки покрытый черной тряпицей предмет и кинжал с чеканной ручкой. Сунула кинжал в ближайшую жаровню и, не поворачивая головы, сказала: – Я вижу, у тебя есть крапива, хорошо. Эй, малая, – кажись, Симона? – ко мне!
Мгновение поколебавшись, Симона приблизилась к старухе. Та на нее даже не посмотрела.
– Когда я скажу, перекати его и держи так, чтобы он лежал на боку. Племяшка, а ты пока займись крапивой. Женни, держи его голову. – Старуха придвинула укрытый тканью предмет. – Ну, девочки, взялись!
Симона напряглась и изо всех сил потянула бьющееся в конвульсиях тело Хандаара. Хейт, что-то бормоча себе под нос, стала быстро посыпать шерстяной матрац сухими, ломкими листьями.
– Хорошо. Теперь уложите его.
Симона опустила Хандаара. Со страхом и удивлением наблюдала она за последующими действиями колдуньи.
Та подняла над Хандааром костлявые руки, и фигуру Минервы стал окутывать мягкий серебристый туман. Потом она заговорила мелодичным, спокойным и вовсе не старческим голосом:
Когда леди шла по лесу,
Все вокруг цвело и пело,
И кровавая дорожка
Убегала от нее.
Минерва обернула свою кисть заплатанной пыльной юбкой, вынула из жаровни раскаленный докрасна кинжал и легонько провела им по плечу Хандаара. Раздалось шипение, и остаток повязки отвалился и упал на пол.
Тут охотник появился,
И, велев ему не медлить,
Чашу полную до края
Леди поднесла ему.
Минерва отложила кинжал, а Симона с удивлением отметила, что конвульсии раненого стали слабее. Затем колдунья развернула принесенный предмет. Под тканью оказался серебристо-синий кусок льда. Минерва подняла его над Хандааром, секунду подержала, а затем положила на плечо старого лорда.
Страшно леди закричала,
И зима к ней прибежала,
Чтоб спасти детей от смерти,
Чтобы кровь остановить!
Слова заклинания стихли, и только тут Симона заметила, что все это время стояла, затаив дыхание. Она облегченно выдохнула и посмотрела на Хандаара. Тот лежал спокойно, с умиротворенным выражением на лице. Как ни странно, кровь больше не сочилась из-под быстро уменьшающегося куска льда, а талая вода словно бы обволакивала рану.
Какой же волшебной силой обладает эта старуха, если она способна остановить такое кровотечение? В присутствии Минервы Хейт и Женевьева быстро успокоились. Вдовствующая баронесса перестала плакать и, бормоча благодарности, обнимала целительницу.
Однако Минерва легко высвободилась из ее объятий.
– Ну все, все! Теперь вам надо отдохнуть, а племяшка пусть займется своим ребенком. Мы с Симоной позаботимся о больном, пока вы не вернетесь.
Симона испуганно следила за Женевьевой. Неужели эти две женщины – ее единственные союзники – оставят Симону наедине с умирающим воином и этой невероятно старой знахаркой? У Симоны оборвалось сердце, когда Хейт вскочила на ноги.
– Спасибо, Минерва. Я скоро спущусь и помогу тебе. – И она побежала к лестнице.
Женевьева с сомнением взглянула на Симону:
– Ты справишься, дорогая?
Симона хотела крикнуть – нет, она ни за что не справится, но изо рта волшебным образом вылетели совсем другие слова:
– Да, миледи, конечно, справлюсь.
И Женевьева удалилась в свои покои. Симона прижала ладонь к губам.
– Это вы заставили меня сказать эти слова. И раньше – тоже, когда вы еще не приехали.
– Конечно, я. – Минерва подобрала лоскуток и стала протирать Хандаару лицо. – Я не могла проникнуть под череп племяшки, иначе бы я все сказала ей.
Симона ошеломленно смотрела на старуху, которая как ни в чем не бывало продолжала свою работу.
– Кто вы?
– Некоторым образом родственница, – ответила Минерва и окунула лоскут в воду. – Подай мне мыло.
Симона передала целительнице кусок темного мыла и спросила:
– Это вы можете мне помочь с… с моим братом?
– Не смогу, если ты будешь сидеть сложа руки.
Симона схватила тряпицу и начала вытирать грудь Хандаара.
– Как умер твой брат? – самым обыденным тоном спросила Минерва.
– Он вместе с моей мамой не смог выбраться из горящей конюшни.
Минерва минуту помолчала.
– А твоя мама приходит к тебе?
– Нет.
Вскоре тело Хандаара было отмыто от крови и грязи. Казалось, старый воин спокойно спит. Минерва взяла черное меховое одеяло и накрыла его, потом взглянула на Симону и устало вздохнула. Странно, но на одеянии старухи не было ни единого красного пятнышка, тогда как и Симона, и Хейт, и Женевьева– все перепачкались кровью Хандаара.
– Это неприятное дело, – предупредила Минерва. – Он будет привязан ко мне. И если мы начнем, то уже не сможем остановиться. Я… – Минерва посмотрела вниз, на Хандаара. – Я не знаю, смогу ли начать все сначала. Наверное, для тебя это будет тяжелее, чем ты думаешь.
Симона вздрогнула.
– Я понимаю.
– Понимаешь? – с легким сарказмом спросила Минерва.
Помолчав, Симона ответила:
– Нет.
Старуха оглядела зал, как будто кто-то ее позвал.
– Пойду поищу свою комнату, – сказала она, снова оборачиваясь к Симоне, и с кряхтением поднялась на ноги. – Оставайся с лордом, пока я или племяшка не вернемся. Если он проснется, позови нас. – Она подхватила свою странную суму и пошла к лестнице, держа свободную руку ладонью кверху. – Пойдем, малыш.
Удивленное выражение исчезло с лица Симоны, когда она увидела серебристый ручеек, струящийся над каменным полом, а в следующий миг рядом со старухой появился Дидье и взял ее за руку. Он оглянулся на сестру, грустно улыбнулся ей, помахал рукой, и странная парочка скрылась за поворотом лестницы. Симона осталась в зале одна.
Глава 20
Хейт вернулась довольно скоро – свежая, в чистом платье, с влажными волосами. Изабелла сидела у нее на руках.
– О Господи! Симона! – воскликнула Хейт, останавливаясь рядом. – А где Минерва?
Симона вздохнула и поднялась с пола.
– Она ушла с Дидье. Я думаю…
– Как же она оставила тебя одну? – сердито воскликнула Хейт.
– Нет, Хейт, нет. – Симона хотела коснуться ее плеча, но увидела пятна крови на своих ладонях и опустила руки. – Она ушла только что. Не ворчи на нее.
Симона сама не знала, почему ей показалось важным защитить Минерву. Может, потому что она помогла им с Хандааром? Без нее бы он, конечно, умер.
И оставил бы Ивлин в Хартмуре совсем без родных.
Хейт хотела снова заговорить, но тут появился Тристан, а следом за ним в зал вошел Николас. У Симоны защемило сердце. Ник с ног до головы был покрыт грязью, оставленной на нем событиями этих двух дней. Казалось, скорбное выражение не покидало его лица все это время.
Увидев Симону, он сбился с шага, но тут же взял себя в руки и подошел. Она надеялась, что он спросит о ее самочувствии, извинится за свои суровые слова, объяснив их гневом на валлийцев. Она неуверенно улыбнулась.
– Он приходил в себя?
Улыбка сползла с ее лица.
– Что?
– Лорд Хандаар, Симона. Он говорил что-нибудь? – нетерпеливо переспросил Ник.
– Нет. Нет, он же так плох.
Николас коротко кивнул, не сводя глаз со своего друга.
– Мне кажется, он выглядит получше.
В разговор вмешалась Хейт:
– А его нога… Это в бою?
Ник перевёл взгляд на нижнюю часть туловища Хандаара.
– У меня не было выбора. В Обни он умер бы сразу.
Симона замерла, осознав, что пришлось вынести ее мужу.
Отрезать ногу старому другу.
Леди Хейт мягко положила руку на плечо Николаса:
– О, Ник. Как я тебе сочувствую.
Симоне тоже хотелось так же легко коснуться мужа, но после его возвращения она не знала, как он воспримет такую ласку.
«Перестань меня мучить сказками о причудах твоих родных. Я не хочу слышать о них ни сегодня, ни в будущем».
– Ничего не поделаешь, – резко ответил Ник. – Что сделано, то сделано. Я лишь надеюсь, что он очнется и я смогу с ним поговорить. – Он окинул Симону мрачным взглядом и спросил: – А моя мать?
Симона кашлянула.
– Минерва отослала ее в спальню, чтобы она…
Слова Симоны были прерваны раздавшимся пронзительным, но негромким стоном, скорее даже визгом, похожим на скрип старого дуба под ударами урагана. Звук становился все громче. Симоне показалось, что она узнала его источник. По спине побежали мурашки. Она слишком хорошо знала, как звучит горе.
– Папа!
Этот крик проник в самое сердце. Дверь в зал распахнулась. В проеме появилась женская фигура.
– Папа!
Опухшие глаза гостьи обежали зал, не сразу обнаружив тело Хандаара у ног Симоны. Ивлин подавила рыдание, побежала по устилавшему пол камышу, упала возле отца на колени и склонилась к его лицу. Никто не шевельнулся и не произнес ни слова. Только Симона инстинктивно отступила. Ивлин была одета в просторное одеяние из грубой коричневой шерсти. Даже голова и шея были закрыты. На шее висел простой деревянный крест.
Ивлин сцепила руки у груди и подняла заплаканное лицо к потолку. Слезы градом катились по бледным щекам. Ивлин быстро-быстро шевелила губами, исступленно произнося молитвы. Все ее тело сотрясалось от дрожи.
Симона завороженно смотрела на эту горестную сцену, не в силах отвести глаз от тонкого, чуть покрасневшего носа с россыпями веснушек, от темных, слипшихся от слез ресниц, от губ, в отчаянии просивших милости у Создателя.
«Мой дорогой Николас…»
Даже в таком страшном горе чистая красота Ивлин сияла, как утренняя звезда.
Симона чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Перед ней была та, которой принадлежало сердце Ника и симпатии всей семьи. Симона не могла не чувствовать, насколько она проигрывает от такого сравнения: полусумасшедшая француженка, похожая на какую-то экзотическую дикарку. Глаза Симоны наполнились слезами.
Вперед вышел Николас, но не приблизился к ней, а упал на колени и привлек к себе Ивлин. Она, рыдая, припала к его груди. Губы Николаса дрогнули. Симоне казалось, что она становится все легче и легче и скоро оторвется от каменных плит пола и улетит в небо.
Но нет, она еще не сдалась!
– Милорд, – тихонько позвала она мужа, не сводя глаз с его лица. Она поможет ему, если только он ей позволит.
Ник открыл глаза, и Симона ощутила дурноту от страшного выражения в их глубине.
– Симона. – Ник посмотрел на нее и отвернулся. – Иди к себе. Тебе нечего здесь делать.
Его слова кинжалом вонзились в ее сердце, но Николас ни на секунду не задержал на ней своего внимания. В зале раздался стук. Симона обернулась и в проеме дверей увидела двух монахов с гладко выбритыми макушками и широкими палашами.
– Ивлин Годвин, – бесстрастно провозгласил один из монахов. – Ты повидала своего отца на смертном одре. Время возвращаться в монастырь.
Симона услышала, как вскрикнула Ивлин:
– Ник, пожалуйста, не позволяй им увезти меня от Хандаара!
Ник погладил ее по плечу:
– Не бойся, Ивлин.
Он встал с колен, вытащил из ножен липкий от крови меч и двинулся к монахам.
– Покиньте мой дом, слуги Господни, – грозно произнес он, заставляя монахов взяться за рукоятки своих палашей. – Леди Ивлин останется здесь, сколько пожелает. И вы не тронете ее.
– На то не твоя воля, барон, – фыркнул один из монахов. – Сестра принадлежит Небесному Отцу и должна служить только Ему.
Николас поднял меч и, держа его на высоте пояса, быстро приблизился к монахам. Казалось, схватка неизбежна. У Симоны перехватило дыхание.
– И ты тоже, наглец! Или я отправлю тебя испытать Божью милость, если ты сейчас же не оставишь нас в покое!
Тристан встал между готовыми к бою противниками. Симона прижала ко рту грязную ладонь.
– В этом зале не будет кровопролития, – громко заявил Тристан. Симона перевела взгляд на Ивлин, которая по-прежнему стояла на коленях возле своего отца. Ивлин смотрела на нее, затуманенные синие глаза явно отметили жуткие пятна на платье Симоны. Гостья заговорила. Ее голос звучал мягко и слабо, как моросящий дождь.
– Благодарю вас, – дрожащими губами выговорила она, положив руку на грудь Хандаара. – Благодарю вас за то, что вы сделали для моего отца. Вот… – Она полезла в кошелек, вынула искореженную монету и протянула ее Симоне. – Я знаю, этого мало, но больше у меня ничего нет. Возьмите, пожалуйста.
Симона застыла, не сводя с монеты глаз.
– Пожалуйста, – повторила Ивлин и нервно оглянулась на монахов. – Пока они не видят.
Симона протянула руку, всю в засохшей крови Хандаара, и Ивлин вложила в нее свою убогую монетку.
– Благослови вас Бог. А теперь идите, как приказал вам хозяин, иначе он вас накажет.
Симона онемела, ее пальцы сжимали монету так, что на ладони остались кровавые следы от ногтей, но тут рядом с ней возникла Хейт.
– Леди Симона, позвольте мне…
Симона отшатнулась и побежала к лестнице, не оглядываясь на недоуменное восклицание Ивлин.
– Я сам разберусь, Тристан. Отойди, – сквозь стиснутые зубы процедил Николас.
– Нет, Николас. Ты сейчас не в себе, – возразил Тристан. Ник на мгновение испытал желание повернуть оружие против брата. Хартмур принадлежит ему, Тристан не имеет права командовать здесь.
– Я сказал – отойди! – Ник надвигался на монахов до тех пор, пока его плечи не уперлись в грудь Тристана. Брат схватил его за руку.
– Ты сейчас зол, Ник, – тихо проговорил он. – Но остановись на минуту и подумай. Эти люди неровня тебе, а их смерть вызовет нежелательные последствия. Клянусь, они не заберут Ивлин, пока Хандаар не испустит дух.
Словно почувствовав колебания Николаса, один из монахов сказал:
– Мы не желаем ссориться с тобой, Николас Фицтодд, но у нас есть приказ, и мы должны ему повиноваться.
Душа Ника пылала от гнева и унижения. Тристан, черт его подери, опять оказывался прав. Нельзя нападать на монахов. Королю донесут, и он прогневается. Известие о гибели Обни разозлит Вильгельма еще больше. Нельзя позорить свое имя.
Издав грозный рык, Ник вложил меч в ножны.
– Убирайтесь из зала. Можете остаться в конюшне до тех пор, пока… – Ник запнулся, с трудом сглотнул неожиданный ком в горле. – Когда он умрет, вы сможете вернуться с ней в Уитингтон. Клянусь, вам не придется долго ждать.
Монахи убрали палаши. Один из них заговорил.
– Мы должны вернуться сегодня, – твердо произнес он, но глаза его жадно блеснули. – Возможно, мы могли бы забрать нашу сестру через две недели, будь у нас деньги, чтобы возместить ее богоугодные труды. Видишь ли, барон, наш монастырь – слишком бедное прибежище богомольцев…
Ник презрительно фыркнул. Жадность монаха вызвала в нем отвращение. Он почти наверняка знал, что не было никакого приказа вернуть Ивлин в монастырь через определенный промежуток времени. Скорее всего, эти две недели монахи проведут в трактире, пропивая полученные за нее деньги.
– Сколько? – спросил Николас. Тристан понял, что беспокоиться больше не о чем, и удалился от договаривающихся сторон.
Монахи переглянулись, затем один из них заявил:
– Пятьдесят золотых монет возместят труды сестры за две недели.
– Вы получите десять, – непреклонно произнес Ник. – Подождите у конюшен. Кастелян принесет деньги.
Монахи поклонились и начертали в воздухе крест.
– Да благословит тебя Бог, благородный господин. Да не оставит Он тебя своей милостью в это…
Ник развернулся и пошел прочь, не слушая фальшивые пожелания. Тристан – очень решительно и непреклонно – вызвался проводить незваных гостей до конюшни. Двери зала захлопнулись.
Ивлин все еще стояла на коленях у ложа отца. Ник пошел к ней, испытав облегчение оттого, что Симона в кои-то веки ему подчинилась.
Николасу было невыносимо видеть ее рядом с бесчувственным телом Хандаара, всю в крови старого лорда, и знать, что она стала свидетельницей его страшных ошибок, приведших к смерти людей, которых он поклялся защищать.
«Я совсем запутался».
Слезы Ивлин высохли. Сейчас она сидела на камышах, поглаживая мех, который укрывал тело Хандаара. Ник присел рядом.
– Монахи ушли, – негромко сообщил он. – Они вернутся через две недели. Ты сможешь побыть с Хандааром.
– Благодарю вас, милорд, – ответила Ивлин, не поднимая на него глаз.
Милорд? Ивлин лет десять не называла его так. Может быть, это потому, что он оставил ее: не стал мужем, не защитил отца?
– Как ты живешь, Ивлин? – спросил Ник, надеясь, что она посмотрит на него. – Я не хотел оставлять тебя одну. Думал, что моя невестка…
– Она ушла с леди Симоной, – бесстрастно произнесла Ивлин, а потом все же взглянула ему в глаза. – С твоей женой.
Ник смотрел на нее, предчувствуя, как заноет сейчас сердце – у него другая жена, не Ивлин. Но боль не пришла.
– Да, Симона моя жена. Мы поженились в Лондоне несколько недель назад.
Ивлин прикрыла глаза, из-под темных ресниц по щеке скатилась единственная слеза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Минерва с кряхтением опустилась на колени и тут же раскрыла сумку. На Хандаара она даже не посмотрела.
– Когда началась агония, племяшка?
– Только что, – отвечала Хейт. – Его плечо… Прости, Минерва. Я сама не знаю, как могла забыть песню.
– Не бойся. Но надо остановить кровь. – Старуха извлекла из сумки покрытый черной тряпицей предмет и кинжал с чеканной ручкой. Сунула кинжал в ближайшую жаровню и, не поворачивая головы, сказала: – Я вижу, у тебя есть крапива, хорошо. Эй, малая, – кажись, Симона? – ко мне!
Мгновение поколебавшись, Симона приблизилась к старухе. Та на нее даже не посмотрела.
– Когда я скажу, перекати его и держи так, чтобы он лежал на боку. Племяшка, а ты пока займись крапивой. Женни, держи его голову. – Старуха придвинула укрытый тканью предмет. – Ну, девочки, взялись!
Симона напряглась и изо всех сил потянула бьющееся в конвульсиях тело Хандаара. Хейт, что-то бормоча себе под нос, стала быстро посыпать шерстяной матрац сухими, ломкими листьями.
– Хорошо. Теперь уложите его.
Симона опустила Хандаара. Со страхом и удивлением наблюдала она за последующими действиями колдуньи.
Та подняла над Хандааром костлявые руки, и фигуру Минервы стал окутывать мягкий серебристый туман. Потом она заговорила мелодичным, спокойным и вовсе не старческим голосом:
Когда леди шла по лесу,
Все вокруг цвело и пело,
И кровавая дорожка
Убегала от нее.
Минерва обернула свою кисть заплатанной пыльной юбкой, вынула из жаровни раскаленный докрасна кинжал и легонько провела им по плечу Хандаара. Раздалось шипение, и остаток повязки отвалился и упал на пол.
Тут охотник появился,
И, велев ему не медлить,
Чашу полную до края
Леди поднесла ему.
Минерва отложила кинжал, а Симона с удивлением отметила, что конвульсии раненого стали слабее. Затем колдунья развернула принесенный предмет. Под тканью оказался серебристо-синий кусок льда. Минерва подняла его над Хандааром, секунду подержала, а затем положила на плечо старого лорда.
Страшно леди закричала,
И зима к ней прибежала,
Чтоб спасти детей от смерти,
Чтобы кровь остановить!
Слова заклинания стихли, и только тут Симона заметила, что все это время стояла, затаив дыхание. Она облегченно выдохнула и посмотрела на Хандаара. Тот лежал спокойно, с умиротворенным выражением на лице. Как ни странно, кровь больше не сочилась из-под быстро уменьшающегося куска льда, а талая вода словно бы обволакивала рану.
Какой же волшебной силой обладает эта старуха, если она способна остановить такое кровотечение? В присутствии Минервы Хейт и Женевьева быстро успокоились. Вдовствующая баронесса перестала плакать и, бормоча благодарности, обнимала целительницу.
Однако Минерва легко высвободилась из ее объятий.
– Ну все, все! Теперь вам надо отдохнуть, а племяшка пусть займется своим ребенком. Мы с Симоной позаботимся о больном, пока вы не вернетесь.
Симона испуганно следила за Женевьевой. Неужели эти две женщины – ее единственные союзники – оставят Симону наедине с умирающим воином и этой невероятно старой знахаркой? У Симоны оборвалось сердце, когда Хейт вскочила на ноги.
– Спасибо, Минерва. Я скоро спущусь и помогу тебе. – И она побежала к лестнице.
Женевьева с сомнением взглянула на Симону:
– Ты справишься, дорогая?
Симона хотела крикнуть – нет, она ни за что не справится, но изо рта волшебным образом вылетели совсем другие слова:
– Да, миледи, конечно, справлюсь.
И Женевьева удалилась в свои покои. Симона прижала ладонь к губам.
– Это вы заставили меня сказать эти слова. И раньше – тоже, когда вы еще не приехали.
– Конечно, я. – Минерва подобрала лоскуток и стала протирать Хандаару лицо. – Я не могла проникнуть под череп племяшки, иначе бы я все сказала ей.
Симона ошеломленно смотрела на старуху, которая как ни в чем не бывало продолжала свою работу.
– Кто вы?
– Некоторым образом родственница, – ответила Минерва и окунула лоскут в воду. – Подай мне мыло.
Симона передала целительнице кусок темного мыла и спросила:
– Это вы можете мне помочь с… с моим братом?
– Не смогу, если ты будешь сидеть сложа руки.
Симона схватила тряпицу и начала вытирать грудь Хандаара.
– Как умер твой брат? – самым обыденным тоном спросила Минерва.
– Он вместе с моей мамой не смог выбраться из горящей конюшни.
Минерва минуту помолчала.
– А твоя мама приходит к тебе?
– Нет.
Вскоре тело Хандаара было отмыто от крови и грязи. Казалось, старый воин спокойно спит. Минерва взяла черное меховое одеяло и накрыла его, потом взглянула на Симону и устало вздохнула. Странно, но на одеянии старухи не было ни единого красного пятнышка, тогда как и Симона, и Хейт, и Женевьева– все перепачкались кровью Хандаара.
– Это неприятное дело, – предупредила Минерва. – Он будет привязан ко мне. И если мы начнем, то уже не сможем остановиться. Я… – Минерва посмотрела вниз, на Хандаара. – Я не знаю, смогу ли начать все сначала. Наверное, для тебя это будет тяжелее, чем ты думаешь.
Симона вздрогнула.
– Я понимаю.
– Понимаешь? – с легким сарказмом спросила Минерва.
Помолчав, Симона ответила:
– Нет.
Старуха оглядела зал, как будто кто-то ее позвал.
– Пойду поищу свою комнату, – сказала она, снова оборачиваясь к Симоне, и с кряхтением поднялась на ноги. – Оставайся с лордом, пока я или племяшка не вернемся. Если он проснется, позови нас. – Она подхватила свою странную суму и пошла к лестнице, держа свободную руку ладонью кверху. – Пойдем, малыш.
Удивленное выражение исчезло с лица Симоны, когда она увидела серебристый ручеек, струящийся над каменным полом, а в следующий миг рядом со старухой появился Дидье и взял ее за руку. Он оглянулся на сестру, грустно улыбнулся ей, помахал рукой, и странная парочка скрылась за поворотом лестницы. Симона осталась в зале одна.
Глава 20
Хейт вернулась довольно скоро – свежая, в чистом платье, с влажными волосами. Изабелла сидела у нее на руках.
– О Господи! Симона! – воскликнула Хейт, останавливаясь рядом. – А где Минерва?
Симона вздохнула и поднялась с пола.
– Она ушла с Дидье. Я думаю…
– Как же она оставила тебя одну? – сердито воскликнула Хейт.
– Нет, Хейт, нет. – Симона хотела коснуться ее плеча, но увидела пятна крови на своих ладонях и опустила руки. – Она ушла только что. Не ворчи на нее.
Симона сама не знала, почему ей показалось важным защитить Минерву. Может, потому что она помогла им с Хандааром? Без нее бы он, конечно, умер.
И оставил бы Ивлин в Хартмуре совсем без родных.
Хейт хотела снова заговорить, но тут появился Тристан, а следом за ним в зал вошел Николас. У Симоны защемило сердце. Ник с ног до головы был покрыт грязью, оставленной на нем событиями этих двух дней. Казалось, скорбное выражение не покидало его лица все это время.
Увидев Симону, он сбился с шага, но тут же взял себя в руки и подошел. Она надеялась, что он спросит о ее самочувствии, извинится за свои суровые слова, объяснив их гневом на валлийцев. Она неуверенно улыбнулась.
– Он приходил в себя?
Улыбка сползла с ее лица.
– Что?
– Лорд Хандаар, Симона. Он говорил что-нибудь? – нетерпеливо переспросил Ник.
– Нет. Нет, он же так плох.
Николас коротко кивнул, не сводя глаз со своего друга.
– Мне кажется, он выглядит получше.
В разговор вмешалась Хейт:
– А его нога… Это в бою?
Ник перевёл взгляд на нижнюю часть туловища Хандаара.
– У меня не было выбора. В Обни он умер бы сразу.
Симона замерла, осознав, что пришлось вынести ее мужу.
Отрезать ногу старому другу.
Леди Хейт мягко положила руку на плечо Николаса:
– О, Ник. Как я тебе сочувствую.
Симоне тоже хотелось так же легко коснуться мужа, но после его возвращения она не знала, как он воспримет такую ласку.
«Перестань меня мучить сказками о причудах твоих родных. Я не хочу слышать о них ни сегодня, ни в будущем».
– Ничего не поделаешь, – резко ответил Ник. – Что сделано, то сделано. Я лишь надеюсь, что он очнется и я смогу с ним поговорить. – Он окинул Симону мрачным взглядом и спросил: – А моя мать?
Симона кашлянула.
– Минерва отослала ее в спальню, чтобы она…
Слова Симоны были прерваны раздавшимся пронзительным, но негромким стоном, скорее даже визгом, похожим на скрип старого дуба под ударами урагана. Звук становился все громче. Симоне показалось, что она узнала его источник. По спине побежали мурашки. Она слишком хорошо знала, как звучит горе.
– Папа!
Этот крик проник в самое сердце. Дверь в зал распахнулась. В проеме появилась женская фигура.
– Папа!
Опухшие глаза гостьи обежали зал, не сразу обнаружив тело Хандаара у ног Симоны. Ивлин подавила рыдание, побежала по устилавшему пол камышу, упала возле отца на колени и склонилась к его лицу. Никто не шевельнулся и не произнес ни слова. Только Симона инстинктивно отступила. Ивлин была одета в просторное одеяние из грубой коричневой шерсти. Даже голова и шея были закрыты. На шее висел простой деревянный крест.
Ивлин сцепила руки у груди и подняла заплаканное лицо к потолку. Слезы градом катились по бледным щекам. Ивлин быстро-быстро шевелила губами, исступленно произнося молитвы. Все ее тело сотрясалось от дрожи.
Симона завороженно смотрела на эту горестную сцену, не в силах отвести глаз от тонкого, чуть покрасневшего носа с россыпями веснушек, от темных, слипшихся от слез ресниц, от губ, в отчаянии просивших милости у Создателя.
«Мой дорогой Николас…»
Даже в таком страшном горе чистая красота Ивлин сияла, как утренняя звезда.
Симона чувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Перед ней была та, которой принадлежало сердце Ника и симпатии всей семьи. Симона не могла не чувствовать, насколько она проигрывает от такого сравнения: полусумасшедшая француженка, похожая на какую-то экзотическую дикарку. Глаза Симоны наполнились слезами.
Вперед вышел Николас, но не приблизился к ней, а упал на колени и привлек к себе Ивлин. Она, рыдая, припала к его груди. Губы Николаса дрогнули. Симоне казалось, что она становится все легче и легче и скоро оторвется от каменных плит пола и улетит в небо.
Но нет, она еще не сдалась!
– Милорд, – тихонько позвала она мужа, не сводя глаз с его лица. Она поможет ему, если только он ей позволит.
Ник открыл глаза, и Симона ощутила дурноту от страшного выражения в их глубине.
– Симона. – Ник посмотрел на нее и отвернулся. – Иди к себе. Тебе нечего здесь делать.
Его слова кинжалом вонзились в ее сердце, но Николас ни на секунду не задержал на ней своего внимания. В зале раздался стук. Симона обернулась и в проеме дверей увидела двух монахов с гладко выбритыми макушками и широкими палашами.
– Ивлин Годвин, – бесстрастно провозгласил один из монахов. – Ты повидала своего отца на смертном одре. Время возвращаться в монастырь.
Симона услышала, как вскрикнула Ивлин:
– Ник, пожалуйста, не позволяй им увезти меня от Хандаара!
Ник погладил ее по плечу:
– Не бойся, Ивлин.
Он встал с колен, вытащил из ножен липкий от крови меч и двинулся к монахам.
– Покиньте мой дом, слуги Господни, – грозно произнес он, заставляя монахов взяться за рукоятки своих палашей. – Леди Ивлин останется здесь, сколько пожелает. И вы не тронете ее.
– На то не твоя воля, барон, – фыркнул один из монахов. – Сестра принадлежит Небесному Отцу и должна служить только Ему.
Николас поднял меч и, держа его на высоте пояса, быстро приблизился к монахам. Казалось, схватка неизбежна. У Симоны перехватило дыхание.
– И ты тоже, наглец! Или я отправлю тебя испытать Божью милость, если ты сейчас же не оставишь нас в покое!
Тристан встал между готовыми к бою противниками. Симона прижала ко рту грязную ладонь.
– В этом зале не будет кровопролития, – громко заявил Тристан. Симона перевела взгляд на Ивлин, которая по-прежнему стояла на коленях возле своего отца. Ивлин смотрела на нее, затуманенные синие глаза явно отметили жуткие пятна на платье Симоны. Гостья заговорила. Ее голос звучал мягко и слабо, как моросящий дождь.
– Благодарю вас, – дрожащими губами выговорила она, положив руку на грудь Хандаара. – Благодарю вас за то, что вы сделали для моего отца. Вот… – Она полезла в кошелек, вынула искореженную монету и протянула ее Симоне. – Я знаю, этого мало, но больше у меня ничего нет. Возьмите, пожалуйста.
Симона застыла, не сводя с монеты глаз.
– Пожалуйста, – повторила Ивлин и нервно оглянулась на монахов. – Пока они не видят.
Симона протянула руку, всю в засохшей крови Хандаара, и Ивлин вложила в нее свою убогую монетку.
– Благослови вас Бог. А теперь идите, как приказал вам хозяин, иначе он вас накажет.
Симона онемела, ее пальцы сжимали монету так, что на ладони остались кровавые следы от ногтей, но тут рядом с ней возникла Хейт.
– Леди Симона, позвольте мне…
Симона отшатнулась и побежала к лестнице, не оглядываясь на недоуменное восклицание Ивлин.
– Я сам разберусь, Тристан. Отойди, – сквозь стиснутые зубы процедил Николас.
– Нет, Николас. Ты сейчас не в себе, – возразил Тристан. Ник на мгновение испытал желание повернуть оружие против брата. Хартмур принадлежит ему, Тристан не имеет права командовать здесь.
– Я сказал – отойди! – Ник надвигался на монахов до тех пор, пока его плечи не уперлись в грудь Тристана. Брат схватил его за руку.
– Ты сейчас зол, Ник, – тихо проговорил он. – Но остановись на минуту и подумай. Эти люди неровня тебе, а их смерть вызовет нежелательные последствия. Клянусь, они не заберут Ивлин, пока Хандаар не испустит дух.
Словно почувствовав колебания Николаса, один из монахов сказал:
– Мы не желаем ссориться с тобой, Николас Фицтодд, но у нас есть приказ, и мы должны ему повиноваться.
Душа Ника пылала от гнева и унижения. Тристан, черт его подери, опять оказывался прав. Нельзя нападать на монахов. Королю донесут, и он прогневается. Известие о гибели Обни разозлит Вильгельма еще больше. Нельзя позорить свое имя.
Издав грозный рык, Ник вложил меч в ножны.
– Убирайтесь из зала. Можете остаться в конюшне до тех пор, пока… – Ник запнулся, с трудом сглотнул неожиданный ком в горле. – Когда он умрет, вы сможете вернуться с ней в Уитингтон. Клянусь, вам не придется долго ждать.
Монахи убрали палаши. Один из них заговорил.
– Мы должны вернуться сегодня, – твердо произнес он, но глаза его жадно блеснули. – Возможно, мы могли бы забрать нашу сестру через две недели, будь у нас деньги, чтобы возместить ее богоугодные труды. Видишь ли, барон, наш монастырь – слишком бедное прибежище богомольцев…
Ник презрительно фыркнул. Жадность монаха вызвала в нем отвращение. Он почти наверняка знал, что не было никакого приказа вернуть Ивлин в монастырь через определенный промежуток времени. Скорее всего, эти две недели монахи проведут в трактире, пропивая полученные за нее деньги.
– Сколько? – спросил Николас. Тристан понял, что беспокоиться больше не о чем, и удалился от договаривающихся сторон.
Монахи переглянулись, затем один из них заявил:
– Пятьдесят золотых монет возместят труды сестры за две недели.
– Вы получите десять, – непреклонно произнес Ник. – Подождите у конюшен. Кастелян принесет деньги.
Монахи поклонились и начертали в воздухе крест.
– Да благословит тебя Бог, благородный господин. Да не оставит Он тебя своей милостью в это…
Ник развернулся и пошел прочь, не слушая фальшивые пожелания. Тристан – очень решительно и непреклонно – вызвался проводить незваных гостей до конюшни. Двери зала захлопнулись.
Ивлин все еще стояла на коленях у ложа отца. Ник пошел к ней, испытав облегчение оттого, что Симона в кои-то веки ему подчинилась.
Николасу было невыносимо видеть ее рядом с бесчувственным телом Хандаара, всю в крови старого лорда, и знать, что она стала свидетельницей его страшных ошибок, приведших к смерти людей, которых он поклялся защищать.
«Я совсем запутался».
Слезы Ивлин высохли. Сейчас она сидела на камышах, поглаживая мех, который укрывал тело Хандаара. Ник присел рядом.
– Монахи ушли, – негромко сообщил он. – Они вернутся через две недели. Ты сможешь побыть с Хандааром.
– Благодарю вас, милорд, – ответила Ивлин, не поднимая на него глаз.
Милорд? Ивлин лет десять не называла его так. Может быть, это потому, что он оставил ее: не стал мужем, не защитил отца?
– Как ты живешь, Ивлин? – спросил Ник, надеясь, что она посмотрит на него. – Я не хотел оставлять тебя одну. Думал, что моя невестка…
– Она ушла с леди Симоной, – бесстрастно произнесла Ивлин, а потом все же взглянула ему в глаза. – С твоей женой.
Ник смотрел на нее, предчувствуя, как заноет сейчас сердце – у него другая жена, не Ивлин. Но боль не пришла.
– Да, Симона моя жена. Мы поженились в Лондоне несколько недель назад.
Ивлин прикрыла глаза, из-под темных ресниц по щеке скатилась единственная слеза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31