Было уже темно. Мать Анхелиты медленно шла, освещая себе путь небольшим фонарем, и повторяла про себя название горного цыганского селения. Хотя она знала, что теперь уже никогда, до самой смерти, не забудет это название. Внезапно грубые мужские руки схватили ее сзади за локти. Фонарь упал и разбился. Она подумала, что это ночные грабители. Нельзя сказать, чтобы она так уж перепугалась. У нее ведь ничего не было: ни денег, ни драгоценностей, только дешевые серьги в ушах – подарок покойного мужа к свадьбе. Толкая перед собой, ее куда-то повели. Она увидела большой дом, но в темноте не могла узнать его. Ее ввели с черного хода, провели по тускло освещенной лестнице, втолкнули в небольшую комнату. От резкого толчка она едва устояла на ногах. Каково же было ее удивление, когда, подняв голову, она увидела перед собой Хосе де Монтойя. Он смотрел на бывшую кормилицу своей младшей сестры сурово и мрачно. Черты его удлиненного аристократического лица выражали отвращение и досаду. Мать Анхелиты присела в почтительном поклоне, что, впрочем, при ее тучности было не так-то легко.
– Что вам угодно, ваша милость? – скромно спросила она.
– Что мне угодно, старая шлюха?! – издевательски переспросил молодой маркиз.
Черты его еще более исказила ненависть. Он со злостью принялся выговаривать матери Анхелиты за то, что она позорит семейство де Монтойя. Ведь все видят, как она шляется по богатым домам. Могут подумать, что ее нарочно посылают шпионить. Не укрылось от него и то, что визиты матери Анхелиты к своим приятельницам-служанкам слишком часто совпадают с выступлениями Таранто.
– Простите, ваша милость! – покаянно заговорила женщина. – Простите несчастную мать. Я всего лишь хотела разузнать хоть что-нибудь о своей дочери. Каюсь! Больше это не повторится!
– Хорошо! – с гримасой отвращения маркиз резким взмахом холеной руки прервал ее покаянные излияния.
Она испуганно замолчала.
– Говори все, что узнала, старая ведьма! – приказал он.
«Боже! – подумала бедняга. – Ведь и у него пропала сестра. И ему тяжко. Конечно, я должна поделиться с ним!»
И она рассказала о горном селении.
– Теперь тебя не выпустят из Дома. – Хосе де Монтойя мрачно сдвинул брови. – Тебя будут караулить надежно, не тревожься.
– Но я не рабыня вашей милости! – старуха выпрямилась. – Я верно служила вашим родителям, но я вольна покинуть их дом, когда сама пожелаю!
– Какое мне дело до того, что ты вольна делать! – раздраженно воскликнул молодой маркиз. – Тебя будут сторожить. А если вздумаешь брыкаться и артачиться, тебя прикончат, а прогнившую твою тушу выловят в реке! Помни об этом!
Только теперь мать Анхелиты струхнула по-настоящему. Она поняла, что имеет дело с человеком, отрешившимся от морали и нравственности, и готовым на преступление. Положим, и покойный муж ее, и любовник были не большими моралистами, но преступниками они не были. Однако жизнь сталкивала ее и с преступниками; и потому теперь она не поддалась страху. Она знала, что преступник – это тоже всего лишь человек, у него есть свои слабости. Вскинув голову, она зорко всмотрелась в лицо молодого человека, которого знала с детства. Она осознала, что до преступления его могут довести отчаяние, оскорбленная гордость и пылкий темперамент. При этом он, конечно, был начисто лишен хладнокровия и преступного опыта.
– Дон Хосе! Ваша милость! – обратилась к нему движимая искренним состраданием женщина. – Я знала вас еще мальчиком. Я понимаю, вы оскорблены, измучены! Но, умоляю вас, не поддавайтесь гневу! Вы еще так молоды. Жизнь еще улыбнется вам.
– Замолчи! – крикнул Хосе. – Я здесь не для того, чтобы выслушивать поучения старой шлюхи! Уведите ее!
В комнату вошли слуги. Мать Анхелиты доставили в дом старшего маркиза и заперли в ее комнате. Сын поговорил с маркизой. Он сказал ей, что бывшая кормилица позорила их дом своим шпионством.
– Ах, я понимаю ее, милый Хосе. Ведь и она потеряла дочь. Прошу тебя, не наказывай ее слишком строго, – маркиза горестно вздохнула.
– Я вовсе не собираюсь терзать ее. Просто пусть некоторое время посидит взаперти.
– Но удалось ли ей хоть что-нибудь узнать? – взволнованно спросила маркиза.
– Увы, нет, – солгал сын. – Эти Таранто – люди замкнутые и умные. Если им что-то и известно, они явно предпочитают хранить это в тайне.
Мать снова вздохнула.
А мать Анхелиты теперь содержали взаперти. Еду ей приносила доверенная служанка супруги молодого маркиза. Бывшая кормилица поняла, что молодая маркиза всячески подстрекает Хосе. Еще бы! Ведь ее гордость так пострадала!
Между тем, Хосе плел с помощью своей бесстрашной и гордой супруги нити заговора. Сначала они решили отправить в цыганское селение шпиона, который бы достоверно выяснил, действительно ли там обретаются Мигель и Ана. Но внезапное событие заставило их действовать иначе.
Скоропостижно скончался старый маркиз. Это было страшным ударом для его одинокой супруги. Сын горевал меньше. Он уже почти ненавидел отца за его цыганское происхождение. Хосе понимал, что подобная ненависть бессмысленна, но ничего не мог с собой поделать.
После пышных похорон вскрыли в присутствии нотариуса завещание, оставленное покойным. Вот тут-то ненависть молодого маркиза получила новую пищу, словно огонь, куда подбросили дров и угля.
Основным наследником был, конечно, назначен Хосе. Получила вдовью долю и старая маркиза. Но самым страшным было то, что старый маркиз написал о своей дочери Ане. По завещанию она не получала ничего. Ведь своим бегством она как бы доказывала, что ей ничего и не нужно. Но дальше оговаривалось, что в том случае, если у Хосе де Монтойя не останется потомства, законными наследниками маркиза Андреса де Монтойя объявляются дети его дочери Аны, от кого бы она ни прижила их.
Молодому маркизу это завещание показалось настоящей пощечиной. Ведь за несколько лет брака супруга так и не сделала его отцом. Неужели потомки какого-то жалкого цыганского гитариста получат имущество и титул маркизов де Монтойя? Теперь ему казалось, что у Аны наверняка есть или будут дети. Но пока он спокойно выслушал завещание и вступил в свои права владения имуществом.
Но, оставаясь внешне спокойным и равнодушным, он немедленно начал действовать. Жена всячески разжигала в нем жажду мести. Вдвоем они составили подложный королевский указ. Хосе нанял бандитов, которые должны были привезти Ану и Мигеля из горного селения. Он знал, что его действия наказуемы, но уже не мог остановиться.
Мать Анхелиты все еще не выпускали. Но вот однажды дверь отперли и перед бывшей кормилицей предстала старая маркиза. Ее трудно было узнать. Из цветущей счастливой и моложавой женщины она превратилась в настоящую старуху. Взор ее потух, губы ввалились, щеки впали. Мать Анхелиты бросила взгляд на слугу, возившегося с замочной скважиной, и поняла, что ключа у маркизы не было. Значит, по ее требованию ее слуга просто сломал замок…
Вид несчастной женщины тронул мать Анхелиты. Госпожа и служанка обнялись.
Когда слуга ушел, маркиза рассказала бывшей кормилице своей дочери, что очень скучала без нее. Ведь мать Анхелиты так много знала об Ане! Так хотелось старой одинокой маркизе вновь коротать время за беседой с этой полнотелой женщиной, которая всегда прежде заражала ее своей энергией. Но маркиза не решалась ослушаться сына. Так продолжалось до тех пор, пока Хосе не уехал из Мадрида по каким-то делам, связанным с земельными владениями покойного маркиза. Его мать очень хотела нарушить заточение бывшей кормилицы, но все же боялась. И тут весь город потрясло страшное преступление. Был уничтожен большой цыганский род Таранто. Они проживали в нескольких домах, и вот всех их нашли на рассвете зарезанными. Не пощадили даже маленьких детей. Нельзя сказать, чтобы в этом деле крылась какая-то загадка. Таранто слыли и были людьми весьма состоятельными. Дома их оказались ограбленными. Власти решили, что это сделали свои же цыгане, и не стали вмешиваться. Ведь цыгане даже в таких случаях покрывают друг друга.
Но старая маркиза дрожала от ужаса. Ее тревожило и отсутствие сына. А если разбойники подстерегают путешественников и проезжающих на подступах к столице? Всеми этими страхами она непременно должна была поделиться. Поделиться с кем-то близким, кого она знала давно, кому доверяла. Именно таким человеком и была старая кормилица. И маркиза решилась. Она приказала отпереть запертую сыном дверь.
Искренне сочувствуя друг другу, женщины не могли наговориться. Маркиза поведала кормилице о всех своих страхах и тревогах. Обе всплакнули о дочерях. Мать Анхелиты поняла, что маркиза по-прежнему ничего не знает о горном селении, и тоже на всякий случай промолчала.
Отчаянная потребность высказать все наболевшее толкала старую маркизу на безудержную откровенность. Немного поколебавшись, она поведала страшную историю, которая многое прояснила для матери Анхелиты.
Глава сто четвертая
Завещание отца заставило Хосе де Монтойя впасть в гнев. Он выгнал нотариуса, разогнал слуг. Мать пыталась успокоить сына, обнимала, говорила нежные ласковые слова, словно маленькому ребенку. Но он бранился и резко отбрасывал ее трепетные руки. Они остались наедине. Обессиленная женщина, сгорбившись, сидела на канапе. Хосе в гневе расхаживал по комнате. Кажется, его раздражал покорный измученный вид матери.
– Сын мой, – снова начала утешать она, – ведь и титул и все достояние рода де Монтойя принадлежат вам. Вы молоды, у вас еще будет многочисленное потомство. Пощадите память об отце… Ведь он думал только о вас. Он так сурово наказал нашу бедную Аниту! – маркиза захлебнулась рыданиями.
– Замолчите! – раздасадованно бросил сын. – Отец и сестра! – иронически повторил он. – Убийца и шлюха!..
Кровь предков взыграла в маркизе. Она поднялась и горделиво выпрямилась.
– Замолчите, вы! – громко и повелительно произнесла она. – Вы не смеете позорить отца и сестру!
Сын взглянул на мать. Ее внушительный вид произвел на него должное впечатление. Пришло отрезвление.
– Я ничего не могу сказать о моей сестре, – начал он уже более спокойно. – Мне дорога память об отце. Но если уж я проговорился, матушка, я не желаю и далее скрывать истину от вас. Да, мой отец – убийца.
Маркиза невольно сделала протестующий жест.
– Не возражайте, матушка. Это так. Я хочу, чтобы и вы знали об этом. Все эти несчастья начались с прихоти короля Филиппа, сделавшего аристократкой свою незаконную дочь от цыганки. Ведь это король Филипп, упокой, Господи, его душу, пожаловал мужу своей внучки, выученику кузнеца, титул маркиза де Монтойя! И я, и Ана, оба мы потомки этих самозванцев, и оттого страдаем!
Мать слушала, помертвев, затем тихо осмелилась возразить:
– Вы не можете оспаривать королевские решения, сын мой!
– Я не желаю оспаривать их, – с горечью отвечал Хосе. – Я только хочу сказать, что ни мой отец, ни я, ни Ана так и не стали людьми подлинно благородного происхождения.
– Каждый знатный род когда-нибудь да начался, – снова осторожно возразила маркиза.
– Но род де Монтойя не должен был начинаться вовсе! И то, что вы сейчас услышите, матушка, пусть укрепит вас в этом горестном мнении. Я расскажу вам то, что поведал мне отец. И поверьте, я буду говорить чистую правду.
Глава сто пятая
Рассказ молодого маркиза заставил его мать вернуться в прошлое. О Боже, в те дни она чувствовала себя такой счастливой! Но оказывается, изнанкой этого счастья служили горечь и преступление.
В тот злополучный день, когда издатель и граф Хайме Кристобаль, желая поиздеваться над Андресом де Монтойя, заманили его в дом, где выступали цыгане, маркиз впервые увидел Кристину Таранто.
Андрес не был донжуаном. Конечно, в его жизни случилось несколько романов с дамами его круга. В ранней юности он даже страдал от неразделенной любви. Ему приходилось бывать и у продажных женщин. Несколько раз заводил он интрижки с замужними простолюдинками. Но все это, в сущности, не меняло течения его жизни. Несмотря на то, что его наставник Рафаэль де Басан баловал его, маркиз, казалось, вырос спокойным и сдержанным. Тем не менее, он знал, какие именно женщины могут ему нравиться. Пышнотелые красотки, уже достаточно опытные и пережившие первое цветение юности. Он не любил женщин умных и острых на язык. И, разумеется, все свои немногочисленные измены он держал в строжайшей тайне от своей супруги. Он относился к ней с искренним уважением. Можно было даже сказать, что он по-своему любил ее.
Он отлично знал, как начинается у него влюбленность. Это всегда было приятно. А теперь он чувствовал себя как-то неловко, словно во всем его теле, мучительно пронзив и душу, засела большая острая заноза.
Более всего мучил его сакраментальный вопрос: неужели в нем действительно заговорила пресловутая цыганская кровь, текущая в его жилах? Неужели именно поэтому он потянулся к этой певице?
Он вновь и вновь анализировал свои чувства, наблюдал за людьми своего круга, и в конце концов пришел к выводу, что он абсолютно неверно оценивает себя. Ему приглянулась цыганка? Ну так что же?! Стоит из-за этого впадать в отчаяние? Сколько аристократов, гордящихся чистотой своей крови на протяжении многих поколений, увлекаются цыганскими певицами и танцовщицами! И у него возникло подобное желание? Надо удовлетворить это желание, только и всего!
Так убеждал себя Андрес де Монтойя. Но какой-то голос из самой глубины его существа немолчно говорил ему, что все эти разумные рассуждения – ложь; что его, маркиза Андреса де Монтойя, просто со страшной скоростью настигает его жестокая судьба. Так настигла она его отца и мать, его бабку, так настигнет и его самого, и даже его детей… Детей?! Боже! Он так гордился своими красивыми и умными детьми, так мечтал о блестящем будущем для них! Неужели всему этому суждено пойти прахом? Нет! Он будет действовать, действовать на свой страх и риск.
Пока самое важное заключалось в том, чтобы никто даже не мог бы заподозрить его в увлечении Кристиной Таранто. Цыганское пение и вправду понравилось Андресу. Понравилась ему и дружба с писателем Кеведо. И было так приятно натянуть нос подлому издателю и злоязычному Кристобалю. Они-то воображали, что смутят гордого де Монтойя, всласть поиздеваются над ним! Так нет же! Андрес де Монтойя не из тех, кого можно поливать грязью! В жилах его недаром течет королевская кровь! Пусть они изнывают от желания увидеть его смятенным, убегающим при первых же звуках гитары, а он назло им будет спокойно слушать; да, слушать, и даже восторгаться, так же как и они, да!
Он еще несколько раз видел Кристину. Ее нельзя было назвать красивой. Жидкие, прилизанные волосы – голову ее не украшал даже тяжелый узел на затылке. Смуглое и, что называется, лошадиное лицо, длинный нос. Небольшие зоркие глаза и редкие ресницы. Кристина казалась прямой противоположностью своему мужу Хуану, настоящему красавцу-цыгану. Но все знали, что Хуан женился на совсем еще девочке Кристине по страстной любви; что эту женитьбу горячо одобрил весь род Таранто; а отец Хуана заплатил за Кристину ее старой тетке огромный выкуп. Ибо если Хуан был красив, то Кристина была прекрасна. Ее голос, ее гибкое тело, вьющееся в танце, были неповторимы и неподражаемы. Чуть ли не с младенчества начали обучать девочку искусству цыганского пения и танца. И к двенадцати годам она сделалась замечательной артисткой. А после замужества и рождения детей ее тело налилось жизненной силой, а ее движения обрели само совершенство.
Брак Хуана и Кристины их единоплеменники считали счастливым. Да таким он и был на самом деле. Супруги любили друг друга. Неукротимая в танце и пении, в жизни Кристина была скромной молчаливой женщиной. Никогда она не знала праздности. Она, дарящая людям праздник, сама жила в постоянном труде, которым, впрочем, нимало не тяготилась. С утра до вечера – выступления, репетиции, уход за детьми и мужем, занятия с детьми.
В семье Таранто всячески подчеркивалось то, что их женщины – артистки, а не заурядные соблазнительницы, выходящие на подиум для того, чтобы выставить на обозрение свои прелести. Об этом все знали. Даже самые знатные не смели ухаживать за женщинами из семьи Таранто.
Все это незаметно вызнал Андрес де Монтойя. Он окончательно выбросил из головы все эти глупые мысли о цыганской крови и свободно предался своим чувствам. Но по-прежнему он оберегал тайну своей страсти. Кристину он видел лишь изредка. Это было нелепо, да, нелепо, но постепенно, от раза к разу ему начало казаться, что между ними возникла какая-то связь, протянулась невидимая нить, прочно и крепко связавшая их. Андрес сам не понимал, откуда у него это ощущение, ведь Кристина даже не смотрела на него.
Он чувствовал, что страсть его растет. Часто, сказавшись больным, он покидал супружескую спальню и приказывал стелить в кабинете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50