– Причешись.
Я заметила, что мне совсем и не страшно. Да, пережитые испытания закалили меня. Как легко, спокойно и певуче звучал теперь мой голос. Я вспомнила, как в первые дни, когда начала выздоравливать, я упорно, оставшись одна в комнате, заставляла себя говорить, произносить слова и целые фразы; как вначале мой голос казался мне странным и чужим, но постепенно обрел снова ясное звучание. Вот о чем я думала перед зеркалом, спокойно водя гребнем по волосам. В зеркале я видела отражение старухи. Она была одета в черное платье, на голове – белая накидка. Но вот я увидела ясно ее лицо. Будь это прежде, я бы очень испугалась, но теперь я лишь подумала, что да, это лицо настоящей разбойницы. Что ж, остается мне только полагаться на собственное мужество.
Я заколола волосы узлом на маковке, положила гребень на комод, спокойно обернулась и вежливо спросила:
– Что вам угодно?
– Скажи свое имя, – старуха села в кресло и жестом пригласила меня усесться напротив, что я и сделала.
Она должна знать, кто я. Если она действует по поручению маркиза Хосе де Монтойя, то она должна знать. Но все это странно. А отец, а любящая мать Аны? Как они могли допустить подобное? Живы ли они?
– Анхела Гонсалес, – ответила я.
Старуха удовлетворенно кивнула. В голосе ее не было злобы.
– Не хочу я с тобой разводить долгие разговоры, – сказала она далее. – Ты ведь знаешь, о чем я тебя буду спрашивать?
Я подумала, что она ведет допрос хитро, ничего мне не подсказывает. В таком случае мне лучше всего говорить как можно больше правды. И, кажется, я не так уж рискую, ведь я, в сущности, ничего не знаю.
– Догадываюсь, что вы будете спрашивать меня о Мигеле Таранто и его жене Ане де Монтойя. Если я расскажу вам все, что мне известно, вы отпустите меня?
– Толковый вопрос! – Старуха ощерила редкозубую пасть. – Но не в моей власти отпустить тебя или задержать.
Я чуть было не воскликнула, что, наверное, над этим властен Хосе де Монтойя, но вовремя сдержалась. Нельзя показывать, что мне известно нечто большее, чем они могут предполагать.
– Но со мной не сделают ничего дурного? – продолжала спрашивать я.
– Думаю, да. – Лицо ее на мгновение стало серьезным и умным. Должно быть, в далекой своей молодости она была и умна и красива. – Но не стану тебе врать, будто ты находишься в полной безопасности, да ты мне и не поверила бы. Так что, рассказывай.
Надо было говорить, иного выхода не было. Я рассказала о том, как Анита полюбила Мигеля и открылась мне, о нашем бегстве, о том, как отец Курро обвенчал их, о жизни в цыганском селении. Старуха слушала меня внимательно, не прерывая. Я обдумывала свои слова, не желая говорить ничего лишнего. В какой-то момент, не спуская с нее глаз, я поняла, что должна сказать о детях Аны и Мигеля. Странно, что Хосе де Монтойя не знал об этом. Я поняла, что рано или поздно об этом станет известно. Если я сейчас буду это скрывать, это лишь ухудшит мое теперешнее положение. Ухудшится ли положение Аны и Мигеля, если будут знать, что у них двое детей? В сущности, не особенно… Тут я твердо сказала себе, что саму себя обманывать не буду. Да, я вынуждена признаться, что у Аны и Мигеля двое детей. Этим я улучшаю, а вернее, пытаюсь улучшить свое собственное положение. Не думаю, что я предаю Ану и Мигеля, но и оправдывать себя не нужно.
Я сказала старухе, что у Аны и Мигеля двое маленьких детей.
– Почему ты не сказала об этом людям, что прибыли за тобой?
– Я очень боялась их, все было так неожиданно, – ответила я.
– А меня не боишься?
– Вы допрашиваете меня спокойно.
Ее, кажется, удовлетворил этот мой ответ.
– Но почему все же ты бежала с Аной де Монтойя? – внезапно спросила она, пронизывая меня своим острым взглядом.
– Это имеет значение? – спросила я. – Мне кажется, к теперешним поискам это не относится.
– Ты влюблена в Мигеля?
Я уже была готова к этому вопросу. Старуха слишком умна, чтобы не догадаться.
– Трудно понять и определить собственные чувства, – ответила я. – В юности мне казалось, что я люблю Мигеля Таранто, но теперь, я полагаю, что я всего лишь преданна семье Таранто-Монтойя. Особенно я привязана к детям, – я говорила искренне.
Старуха больше ни о чем не спрашивала меня. Мою жизнь даже можно было бы назвать спокойной. Затем появилась женщина с двумя малышами.
– Я! – докончила я. И мы обе рассмеялись.
Глава сто первая
Прошло еще несколько дней. Размеренное существование. Дети, еда, прогулки в маленьком саду, беседы с Анхелитой. Старуха не появлялась. Ночи Анхелита проводила в моей комнате на складной постели.
Когда я впервые увидела Анхелиту, она показалась мне славной молодой женщиной, верной служанкой своей госпожи. Но теперь, когда я знала ее историю, я даже гордилась тем, что дружу с таким сильным и мужественным человеком.
Однажды поздним вечером, когда дети уснули, мы как обычно беседовали на разные темы. Внезапно мне показалось, что меня осенило несколько мыслей. Впрочем, я тотчас поняла, что, вероятно, давно их вынашивала, но именно сейчас они наконец-то получили четкую форму.
– Ты полагаешь, Анхелита, что старуха действует по наущению Хосе де Монтойя? – спросила я.
– Вы полагаете иначе?
– Нет, я думаю то же, что и ты. Но мне кажется, что старуха – не больно-то послушное орудие.
– Указания и действия де Монтойя – явно противозаконны. – Анхелита задумалась на несколько мгновений. – Он связал свою судьбу с бандитами, значит…
– Значит, он и сам зависит от них, – докончила я.
– Но наше положение от этого не улучшается. Нас-то могут прикончить как по приказу де Монтойя, так и в пику ему.
Это, конечно, было правдой. Мы еще немного помолчали.
– Странно, – снова заговорила я, – ведь старуха очень умна. Неужели она не понимает, что Ана де Монтойя – совсем юная женщина? Я надеюсь, что выгляжу моложе своего возраста, но неужели она способна поверить, будто я и вправду Ана де Монтойя?
– Меня это тоже занимает, – проговорила Анхелита.
А меня удивило, что мы обе так спокойно обо всем этом рассуждаем, как будто нам ничего не грозит и мы просто наблюдаем со стороны нечто занимательное. Да, логика – великий дар природы или Бога! Стоит начать мыслить логически, как ты успокаиваешься.
– Старуха явно играет комедию, – я сжала губы и нахмурилась.
– И нам она почему-то позволяет играть комедию, – подхватила Анхелита. – И это странно.
– Может быть, это знак того, что она собирается предать маркиза?
– Это было бы спасением для нас! – Анхелита нервно скрестила на коленях пальцы сильных рук.
– Для вас, – поправила я, – для тебя, для Аны и Мигеля. Но не для меня!
– Почему? – спросила Анхелита с неожиданной наивностью. – Почему? Ведь вы не совершили никакого преступления! Наш король милостив. Мы все поможем вам. Мы засвидетельствуем вашу невиновность!
– Дорогая Анхелита, – я тяжело вздохнула, – моя невиновность мне известна. Но пойми, моя младшая сестра неожиданно скончалась. Она была отравлена. У меня нет никаких оснований подозревать ее возлюбленного или одного нашего общего друга. Но мне известно, что они оба задержаны. Задержана была и моя верная служанка и ее муж, также давно находящиеся у меня в услужении…
– А почему вам не приходит в голову, что все они уже на свободе и в отчаянии ищут вас? – взволнованно перебила Анхелита. – А если настоящий преступник уже найден? А если об этом уже знает наша старуха и нарочно держит вас здесь, чтобы ваши близкие заплатили ей выкуп?
– Подожди, Анхелита, не горячись. И не сердись на меня, но мне почему-то не верится, что все обстоит именно так, как ты сейчас предположила. По-моему, это было бы слишком просто. Нет, все сложнее, все более запутанно. А, кстати, тебе не приходит в голову, что и я могу что-то скрывать?
Анхелита подумала, прежде чем ответить.
– Вы несомненно что-то скрываете, – просто сказала она. – И я не нахожу в этом ничего недостойного. Это ваше право. У меня нет ни малейшего желания вызнать ваши тайны. Но я чувствую, что хотя вы и живете странной жизнью, но вы не преступница. По натуре вы – добрый и честный человек.
Она произнесла эту сентенцию с такой искренней наивностью, что я невольно поцеловала ее в щеку.
Глава сто вторая
Прошло еще несколько дней. Мы томились от бездействия и незнания. Однажды утром мы услышали шаги на лестнице. Поднимались две женщины. Они громко переговаривались, перебивая друг друга. Один голос я узнала. Это был голос нашей старухи. Другой голос был мне незнаком. Эта вторая женщина, по-видимому, отличалась полнотой, она ступала тяжело, деревянные ступеньки поскрипывали. Я заметила, что Анхелита побледнела, взволновалась.
Повернулся ключ в замочной скважине. В нашу комнату буквально ворвалась полная пожилая женщина. Старуха осталась в дверях.
С громким криком «Доченька!» женщина сжала Анхелиту в объятиях.
– Мама! Мама! – плача, повторяла Анхелита.
Старуха, стоя в дверях, покачивала головой. Выглядела она весьма сурово, но я уловила в ней на этот раз какую-то растерянность.
– Что же ты стоишь? – полная женщина, не выпуская из своих объятий Анхелиту, обернулась к нашей хозяйке. – Ступай и не мешай нам. И можешь нас запереть, воля твоя. Все равно терпеть недолго осталось!
Представляю себе, как подействовали эти бодрые слова на бедную Анхелиту! Я же не знала, радоваться мне или печалиться.
Дети с любопытством наблюдали развертывающуюся перед ними сцену. Марика держала за руку Хуанито, она уже привыкла опекать его.
Старуха повернулась, чтобы уйти.
– Эй! – окликнула ее гостья. – Ты не забудь нам прислать еды, голубушка!
Дверь захлопнулась. Мать Анхелиты опустилась на постель, вынула носовой платок и принялась обмахивать раскрасневшееся круглое лицо. Большие глаза казались на этом пухлом лице черносливинами. Наверное, в молодости она привлекала свежестью и пышностью плоти. Теперь это была тучная женщина, которую никто бы не назвал красивой, но в ней чувствовалась бьющая через край энергия. К тому же ока была возбуждена. Она явно чего-то добилась, выиграла в какой-то игре. Хотя что уж тут гадать! Она нашла свою дочь, нашла ее живой и невредимой.
Женщина притянула Анхелиту к себе, с материнской пристальностью вглядываясь в нее. Анхелита смутилась и отвернула лицо. Я поняла: девушка боится, что мать разглядит в ее облике следы перенесенных страданий. Старуха вздохнула грустно и вдруг усадила Анхелиту к себе на колени. Дети весело рассмеялись. Их забавляло все происходящее; возможно, им казалось, что взрослые нарочно дурачатся, балуются.
Наконец Анхелита заговорила, обвив рукой шею матери.
– Мама! Мама! Как? Каким образом? Что?
Мать засмеялась и прижала ладони к ушам.
– Погоди, доченька! Тебе есть о чем расспросить, мне есть о чем рассказать. Только пусть сперва старая сводня принесет еды, я умираю с голоду!
Она отпустила Анхелиту, поднялась и взволнованно прошлась по комнате. На ней была обычная одежда пожилой женщины среднего достатка – темное платье с глухим воротом, белая полотняная накидка на гладко причесанных волосах, уложенных узлом на затылке. Она посмотрела на меня.
– Не тревожьтесь, госпожа, скоро придет освобождение! – уверенно произнесла она.
Сердце мое сделало несколько лишних ударов, забившись чуть более учащенно. Что известно этой женщине? Что она знает обо мне? Впрочем, кажется, я для нее всего лишь случайная пленница, мое заточение – досадная ошибка, которая вскорости будет исправлена. Так полагает и Анхелита. Ах, если бы и в самом деле было так! Но нет, не могу поверить, интуиция подсказывает мне, что все обернется иначе…
Старуха принесла поднос. Она молчала. Поставив еду на стол, она настороженно остановилась на своем обычном месте, у двери.
– Ступай! – мать Анхелиты махнула рукой. – Дай нам доченькой наговориться. У тебя свои дела, у нас – свои!
Наша хозяйка еле приметно пожала плечами и ушла. Я удивилась тому, как смело и решительно обращалась с ней эта толстуха. Что за этим стоит? Просто характер? Или мать Анхелиты что-то знает?
Мы принялись за еду. Толстуха подхватила на колени Марику, кормила ее лакомыми кусочками, тормошила, смешила. Должно быть, материнский инстинкт подсказывал ей, что именно эта малышка нуждается в ласке и веселье. Говорить мы пока не говорили, только обменивались сумбурными репликами и безответными вопросами, перебивая друг друга.
После еды тоже не удалось поговорить. Мать Анхелиты принялась стучать кулаком в стену. Явилась старуха. Мать Анхелиты заявила, что теперь дети нуждаются в прогулке. Мы отправились в садик. Я надеялась, что пока дети будут играть, она наконец-то хоть что-нибудь расскажет нам, но не тут-то было. Она играла с малышами, бегала с Марикой наперегонки, смешила ребятишек до слез и сама хохотала от души. Затем мы вернулись к себе. Анхелита казалась смущенной и растерянной. Мать ее приказала старухе принести еще одну складную кровать, затем критически оглядела комнату.
– Как сельди в бочке! – она хмыкнула. – Ну да ладно, уже недолго осталось терпеть! Щеки Анхелиты вспыхнули.
Мы уложили усталых от игр на воздухе малышей отдыхать. Только тогда мать Анхелиты приступила к рассказу о своих приключениях. Жаль, что я не в силах передать все ее интонации, ее сочный язык и то, как она пересыпала свою речь обращениями к дочери, как проклинала разбойников и благословляла промысел Божий! Жаль! Но, увы, придется мне ограничиться лишь кратким пересказом.
Глава сто третья
Мать Анхелиты получила ее письмо, которое привез и подбросил Мигель. Теперь, по крайней мере, она знала, что дочь ее вне опасности. Но и мать Анхелиты, и мать Аны, обе мечтали хоть одним глазком взглянуть на жизнь своих дочерей.
Наводнившие город сплетни сделали маркизу де Монтойя, мать Аны, затворницей. Дни она проводила в своих покоях. Ей казалось, что жизнь ее погублена навеки. Дочь бежала. Сын вынужден бороться с презрением окружающих. Супруг не смеет показаться на глаза своим старым приятелям. Слабым утешением, впрочем, послужило то, что постепенно позорное бегство Аны не то чтобы совершенно забылось, но перестало быть лакомым кусочком для сплетников. Тогда оба маркиза де Монтойя, и старший и младший, смогли в более или менее прежнем виде восстановить свой образ жизни. Имя Аны в семье не упоминалось. В своих письмах девушки не писали, конечно, о том, где они находятся; только уверяли, что им хорошо, что никакая опасность им не угрожает и что они счастливы. Мать Аны предполагала справедливо, что дочь бежала с возлюбленным. Но кто он? К счастью, сплетни о юном музыканте Мигеле не дошли до маркизы-затворницы, иначе ее аристократическая гордость была бы мучительно уязвлена. Мать Анхелиты об этих сплетнях узнала и приняла их к сведению. И ее мучила мысль о судьбе дочери. Она запомнила облик юного цыгана. Нет, если он был влюблен, то, конечно, в Ану. Но почему бежала Анхелита? Для матери это не было таким уж роковым вопросом. Она знала странный характер дочери. Анхелита вполне могла принять решение никогда не разлучаться с Аной, опекать ее.
Мать Анхелиты заметила также, что оба маркиза никак не побеспокоили семью Таранто. Почему? Ведь этим Таранто могло быть что-то известно, хотя они и клялись, что не знают, где находится Мигель. Дон Андрес де Монтойя о чем-то долго беседовал с сыном наедине. О чем?
Все это сметливая мать Анхелиты приняла к сведению. И решила действовать на свой страх и риск. Прежде всего надо было быть поближе к этим Таранто. Сделать это оказалось не так уж трудно. Семейство Таранто часто выступало в богатых домах. Когда маркиза держала открытый дом, мать Анхелиты завела кое-какие знакомства со слугами и служанками из других знатных семейств. И теперь эти знакомства пошли ей впрок. Она стала бывать в богатых домах и, будто случайно, старалась приурочивать свои визиты к выступлениям Таранто. Сначала она подумывала о том, не поговорить ли ей с ними напрямую. Но затем осознала, что даже если Таранто и знают что-нибудь, то ей, матери Анхелиты и бывшей кормилице Аны, они, конечно, ничего не скажут. Тогда она решила действовать иначе. Просто повнимательнее прислушиваться к разговорам. Видно, что Таранто – люди сдержанные, но могут ведь и они о чем-нибудь проговориться. Ничего такого они так и не сказали. Но однажды, как это всегда бывало, Таранто ужинали на кухне, шел общий разговор. Мать Анхелиты делала вид, будто ест, а сама ловила каждое слово. И наконец-то ей повезло! Коротко рассказывая о себе, Хуан Таранто назвал горное селение цыган, где он родился. Сказал ой и об отце Курро. Эти простые сведения, словно огнем обожгли мать Анхелиты. Ей тотчас пришло на мысль, что именно в это селение могли бежать Ана и Мигель, и ее родная дочь! Она едва досидела до конца ужина. Ей так хотелось поскорее уйти к себе и хорошенько все обдумать. Наконец она простилась со своей приятельницей, кухаркой, и вышла на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50