"
На выброшенных морем сухих водорослях лежали одиннадцать белых лебе-
диных перьев; Элиза собрала и связала их в пучок; на перьях еще блестели
капли - росы или слез, кто знает? Пустынно было на берегу, но Элиза не
чувствовала этого: море представляло собою вечное разнообразие; в нес-
колько часов тут можно было насмотреться больше, чем в целый год где-ни-
будь на берегах пресных внутренних озер. Если на небо надвигалась
большая черная туча и ветер крепчал, море как будто говорило: "Я тоже
могу почернеть!" - начинало бурлить, волноваться и покрывалось белыми
барашками. Если же облака были розоватого цвета, а ветер спал, - море
было похоже на лепесток розы; иногда оно становилось зеленым, иногда бе-
лым; но какая бы тишь ни стояла в воздухе и как бы спокойно ни было само
море, у берега постоянно было заметно легкое волнение, - вода тихо взды-
малась, словно грудь спящего ребенка.
Когда солнце было близко к закату, Элиза увидала вереницу летевших к
берегу диких лебедей в золотых коронах; всех лебедей было одиннадцать, и
летели они один за другим, вытянувшись длинною белою лентой, Элиза взоб-
ралась наверх и спряталась за куст. Лебеди спустились недалеко от нее и
захлопали своими большими белыми крыльями.
В ту же самую минуту, как солнце скрылось под водой, оперение с лебе-
дей вдруг спало, и на земле очутились одиннадцать красавцев принцев,
Элизиных братьев! Элиза громко вскрикнула; она сразу узнала их, несмотря
на то, что они успели сильно измениться; сердце подсказало ей, что это
они! Она бросилась в их объятия, называла их всех по именам, а они-то
как обрадовались, увидав и узнав свою сестрицу, которая так выросла и
похорошела. Элиза и ее братья смеялись и плакали и скоро узнали друг от
друга, как скверно поступила с ними мачеха.
- Мы, братья, - сказал самый старший, - летаем в виде диких лебедей
весь день, от восхода до самого заката солнечного; когда же солнце захо-
дит, мы опять принимаем человеческий образ. Поэтому ко времени захода
солнца мы всегда должны иметь под ногами твердую землю: случись нам пре-
вратиться в людей во время нашего полета под облаками, мы тотчас же упа-
ли бы с такой страшной высоты. Живем же мы не тут; далеко-далеко за мо-
рем лежит такая же чудная страна, как эта, но дорога туда длинна, прихо-
дится перелетать через все море, а по пути нет ни единого острова, где
бы мы могли провести ночь. Только по самой середине моря торчит не-
большой одинокий утес, на котором мы кое-как и можем отдохнуть, тесно
прижавшись друг к другу. Если море бушует, брызги воды перелетают даже
через наши головы, но мы благодарим бога и за такое пристанище: не будь
его, нам вовсе не удалось бы навестить нашей милой родины - и теперь-то
для этого перелета нам приходится выбирать два самых длинных дня в году.
Лишь раз в год позволено нам прилетать на родину; мы можем оставаться
здесь одиннадцать дней и летать над этим большим лесом, откуда нам виден
дворец, где мы родились и где живет наш отец, и колокольня церкви, где
покоится наша мать. Тут даже кусты и деревья кажутся нам родными; тут по
равнинам по-прежнему бегают дикие лошади, которых мы видели в дни нашего
детства, а угольщики по-прежнему поют те песни, под которые мы плясали
детьми. Тут наша родина, сюда тянет нас всем сердцем, и здесь-то мы наш-
ли тебя, милая, дорогая сестричка! Два дня еще можем мы пробыть здесь, а
затем должны улететь за море, в чужую страну! Как же нам взять тебя с
собой? У нас нет ни корабля, ни лодки!
- Как бы мне освободить вас от чар? - спросила братьев сестра.
Так они проговорили почти всю ночь и задремали только на несколько
часов.
Элиза проснулась от шума лебединых крыл. Братья опять стали птицами и
летали в воздухе большими кругами, а потом и совсем скрылись из виду. С
Элизой остался только самый младший из братьев; лебедь положил свою го-
лову ей на колени, а она гладила и перебирала его перышки. Целый день
провели они вдвоем, к вечеру же прилетели и остальные, и когда солнце
село, все вновь приняли человеческий образ.
- Завтра мы должны улететь отсюда и сможем вернуться не раньше буду-
щего года, но тебя мы не покинем здесь! - сказал младший брат. - Хватит
ли у тебя мужества улететь с нами? Мои руки довольно сильны, чтобы про-
нести тебя через лес, - неужели же мы все не сможем перенести тебя на
крыльях через море?
- Да, возьмите меня с собой! - сказала Элиза.
Всю ночь провели они за плетеньем сетки из гибкого лозняка и тростни-
ка; сетка вышла большая и прочная; в нее положили Элизу. Превратившись
на восходе солнца в лебедей, братья схватили сетку клювами и взвились с
милой, спавшей крепким сном, сестрицей к облакам. Лучи солнца светили ей
прямо в лицо, поэтому один из лебедей полетел над ее головой, защищая ее
от солнца своими широкими крыльями.
Они были уже далеко от земли, когда Элиза проснулась, и ей показа-
лось, что она видит сон наяву, так странно было ей лететь по воздуху.
Возле нее лежали ветка с чудесными спелыми ягодами и пучок вкусных ко-
реньев; их набрал и положил к ней самый младший из братьев, и она благо-
дарно улыбнулась ему, - сна догадалась, что это он летел над ней и защи-
щал ее от солнца своими крыльями.
Высоко-высоко летели они, так что первый корабль, который они увидели
в море, показался им плавающею на воде чайкой. В небе позади них стояло
большое облако - настоящая гора! - и на нем Элиза увидала движущиеся ис-
полинские тени одиннадцати лебедей и свою собственную. Вот была картина!
Таких ей еще не приходилось видеть! Но по мере того как солнце подыма-
лось выше и облако оставалось все дальше и дальше позади, воздушные тени
мало-помалу исчезли.
Целый день летели лебеди, как пущенная из лука стрела, но все-таки
медленнее обыкновенного; теперь ведь они несли сестру. День стал кло-
ниться к вечеру, поднялась непогода; Элиза со страхом следила за тем,
как опускалось солнце, одинокого морского утеса все еще не было видно.
Вот ей показалось, что лебеди как-то усиленно машут крыльями. Ах, это
она была виной того, что они не могли лететь быстрее! Зайдет солнце, -
они станут людьми, упадут в море и утонут! И она от всего сердца стала
молиться богу, но утес все не показывался. Черная туча приближалась,
сильные порывы ветра предвещали бурю, облака собрались в сплошную гроз-
ную свинцовую волну, катившуюся по небу; молния сверкала за молнией.
Одним своим краем солнце почти уже касалось воды; сердце Элизы затре-
петало; лебеди вдруг полетели вниз с неимоверною быстротой, и девушка
подумала уже, что все они падают; но нет, они опять продолжали лететь.
Солнце наполовину скрылось под водой, и тогда только Элиза увидала под
собой утес, величиною не больше тюленя, высунувшего из воды голову.
Солнце быстро угасало; теперь оно казалось только небольшою блестящею
звездочкой; но вот лебеди ступили ногой на твердую почву, и солнце по-
гасло, как последняя искра догоревшей бумаги. Элиза увидела вокруг себя
братьев, стоявших рука об руку; все они едва умещались на крошечном уте-
се. Море бешено билось об него и окатывало их целым дождем брызг; небо
пылало от молний, и ежеминутно грохотал гром, но сестра и братья держа-
лись за руки и пели псалом, вливавший в их сердца утешение и мужество.
На заре буря улеглась, опять стало ясно и тихо; с восходом солнца ле-
беди с Элизой полетели дальше. Море еще волновалось, и они видели с вы-
соты, как плыла по темно-зеленой воде, точно несметные стаи лебедей, бе-
лая пена.
Когда солнце поднялось выше, Элиза увидала перед собой как бы плаваю-
щую в воздухе гористую страну с массами блестящего льда на скалах; между
скалами возвышался огромный замок, обвитый какими-то смелыми воздушными
галереями из колонн; внизу под ним качались пальмовые леса и роскошные
цветы, величиною с мельничные колеса. Элиза спросила, не это ли та стра-
на, куда они летят, но лебеди покачали головами: она видела перед собой
чудный, вечно изменяющийся облачный замок Фата-Морганы; туда они не сме-
ли принести ни единой человеческой души. Элиза опять устремила свой взор
на замок, и вот горы, леса и замок сдвинулись вместе, и из них образова-
лись двадцать одинаковых величественных церквей с колокольнями и
стрельчатыми окнами. Ей показалось даже, что она слышит звуки органа, но
это шумело море. Теперь церкви были совсем близко, но вдруг превратились
в целую флотилию кораблей; Элиза вгляделась пристальнее и увидела, что
это просто морской туман, подымавшийся над водой. Да, перед глазами у
нее были вечно сменяющиеся воздушные образы и картины! Но вот, наконец,
показалась и настоящая земля, куда они летели. Там возвышались чудные
горы, кедровые леса, города и замки.
Задолго до захода солнца Элиза сидела на скале перед большою пещерой,
точно обвешанной вышитыми зелеными коврами - так обросла она нежно-зеле-
ными ползучими растениями.
- Посмотрим, что приснится тебе тут ночью! - сказал младший из
братьев и указал сестре ее спальню.
- Ах, если бы мне приснилось, как освободить вас от чар! - сказала
она, и эта мысль так и не выходила у нее из головы.
Элиза стала усердно молиться Богу и продолжала свою молитву даже во
сне. И вот ей пригрезилось, что она летит высоко-высоко по воздуху к
замку Фата-Морганы и что фея сама выходит ей навстречу, такая светлая и
прекрасная, но в то же время удивительно похожая на ту старушку, которая
дала Элизе в лесу ягод и рассказала о лебедях в золотых коронах.
- Твоих братьев можно спасти, - сказала она. - Но хватит ли у тебя
мужества и стойкости? Вода мягче твоих нежных рук и все-таки шлифует
камни, но она не ощущает боли, которую будут ощущать твои пальцы; у воды
нет сердца, которое бы стало изнывать от страха и муки, как твое. Ви-
дишь, у меня в руках крапива? Такая крапива растет здесь возле пещеры, и
только она, да еще та крапива, что растет на кладбищах, может тебе при-
годиться; заметь же ее! Ты нарвешь этой крапивы, хотя твои руки покроют-
ся волдырями от ожогов; потом разомнешь ее ногами, ссучишь из полученно-
го волокна длинные нити, затем сплетешь из них одиннадцать рубашекпанци-
рей с длинными рукавами и набросишь их на лебедей; тогда колдовство ис-
чезнет. Но помни, что с той минуты, как ты начнешь свою работу, и до тех
пор, пока не окончишь ее, хотя бы она длилась целые годы, ты не должна
говорить ни слова. Первое же слово, которое сорвется у тебя с языка,
пронзит сердца твоих братьев, как кинжалом. Их жизнь и смерть будут в
твоих руках! Помни же все это!
И фея коснулась ее руки жгучею крапивой; Элиза почувствовала боль,
как от ожога, и проснулась. Был уже светлый день, и рядом с ней лежал
пучок крапивы, точно такой же, как та, которую она видела сейчас во сне.
Тогда она упала на колени, поблагодарила Бога и вышла из пещеры, чтобы
сейчас же приняться за работу.
Своими нежными руками рвала она злую, жгучую крапиву, и руки ее пок-
рывались крупными волдырями, но она с радостью переносила боль: только
бы удалось ей спасти милых братьев! Потом она размяла крапиву голыми но-
гами и стала сучить зеленое волокно.
С заходом солнца явились братья и очень испугались, видя, что она
стала немой. Они думали, что это новое колдовство их злой мачехи, но.
Взглянув на ее руки, поняли они, что она стала немой ради их спасения.
Самый младший из братьев заплакал; слезы его падали ей на руки, и там,
куда упадала слезинка, исчезали жгучие волдыри, утихала боль.
Ночь Элиза провела за своей работой; отдых не шел ей на ум; она дума-
ла только о том, как бы поскорее освободить своих милых братьев. Весь
следующий день, пока лебеди летали, она оставалась одна-одинешенька, но
никогда еще время не бежало для нее с такой быстротой. Одна рубашка-пан-
цирь была готова, и девушка принялась за следующую.
Вдруг в горах послышались звуки охотничьих рогов; Элиза испугалась;
звуки все приближались, затем раздался лай собак. Девушка скрылась в пе-
щеру, связала всю собранную ею крапиву в пучок и села на него.
В ту же минуту из-за кустов выпрыгнула большая собака, за ней другая
и третья; они громко лаяли и бегали взад и вперед. Через несколько минут
у пещеры собрались все охотники; самый красивый из них был король той
страны; он подошел к Элизе - никогда еще не встречал он такой красавицы!
- Как ты попала сюда, прелестное дитя? - спросил он, но Элиза только
покачала головой; она ведь не смела говорить: от ее молчания зависела
жизнь и спасение ее братьев. Руки свои Элиза спрятала под передник, что-
бы король не увидал, как она страдает.
- Пойдем со мной! - сказал он. - Здесь тебе нельзя оставаться! Если
ты так добра, как хороша, я наряжу тебя в шелк и бархат, надену тебе на
голову золотую корону, и ты будешь жить в моем великолепном дворце! - И
он посадил ее на седло перед собой; Элиза плакала и ломала себе руки, но
король сказал: - Я хочу только твоего счастья. Когда-нибудь ты сама поб-
лагодаришь меня!
И повез ее через горы, а охотники скакали следом.
К вечеру показалась великолепная столица короля, с церквами и купола-
ми, и король привел Элизу в свой дворец, где в высоких мраморных покоях
журчали фонтаны, а стены и потолки были украшены живописью. Но Элиза не
смотрела ни на что, плакала и тосковала; безучастно отдалась она в рас-
поряжение прислужниц, и те надели на нее королевские одежды, вплели ей в
волосы жемчужные нити и натянули на обожженные пальцы тонкие перчатки.
Богатые уборы так шли к ней, она была в них так ослепительно хороша,
что весь двор преклонился перед ней, а король провозгласил ее своей не-
вестой, хотя архиепископ и покачивал головой, нашептывая королю, что
лесная красавица, должно быть, ведьма, что она отвела им всем глаза и
околдовала сердце короля.
Король, однако, не стал его слушать, подал знак музыкантам, велел
вызвать прелестнейших танцовщиц и подавать на стол дорогие блюда, а сам
повел Элизу через благоухающие сады в великолепные покои, она же остава-
лась по-прежнему грустною и печальною. Но вот король открыл дверцу в ма-
ленькую комнатку, находившуюся как раз возле ее спальни. Комнатка вся
была увешана зелеными коврами и напоминала лесную пещеру, где нашли Эли-
зу; на полу лежала связка крапивного волокна, а на потолке висела спле-
тенная Элизой рубашка-панцирь; все это, как диковинку, захватил с собой
из леса один из охотников.
- Вот тут ты можешь вспоминать свое прежнее жилище! - сказал король.
- Тут и работа твоя; может быть, ты пожелаешь иногда поразвлечься среди
всей окружающей тебя пышности воспоминаниями о прошлом!
Увидав дорогую ее сердцу работу, Элиза улыбнулась и покраснела; она
подумала о спасении братьев и поцеловала у короля руку, а он прижал ее к
сердцу и велел звонить в колокола по случаю своей свадьбы. Немая лесная
красавица стала королевой.
Архиепископ продолжал нашептывать королю злые речи, но они не доходи-
ли до сердца короля, и свадьба состоялась. Архиепископ сам должен был
надеть на невесту корону; с досады он так плотно надвинул ей на лоб уз-
кий золотой обруч, что всякому стало бы больно, но она даже не обратила
на это внимания: что значила для нее телесная боль, если сердце ее изны-
вало от тоски и жалости к милым братьям! Губы ее попрежнему были сжаты,
ни единого слова не вылетело из них - она знала, что от ее молчания за-
висит жизнь братьев, - зато в глазах светилась горячая любовь к доброму
красивому королю, который делал все, чтобы только порадовать ее. С каж-
дым днем она привязывалась к нему все больше и больше. О! Если бы она
могла довериться ему, высказать ему свои страдания, но - увы! - она
должна была молчать, пока не окончит своей работы. По ночам она тихонько
уходила из королевской спальни в свою потаенную комнатку, похожую на пе-
щеру, и плела там одну рубашку-панцирь за другой, но когда принялась уже
за седьмую, у нее вышло все волокно.
Она знала, что может найти такую крапиву на кладбище, но ведь она
должна была рвать ее сама; как же быть?
"О, что значит телесная боль в сравнении с печалью, терзающею мое
сердце! - думала Элиза. - Я должна решиться! Господь не оставит меня!"
Сердце ее сжималось от страха, точно она шла на дурное дело, когда
пробиралась лунною ночью в сад, а оттуда по длинным аллеям и пустынным
улицам на кладбище. На широких могильных плитах сидели отвратительные
ведьмы; они сбросили с себя лохмотья, точно собирались купаться, разры-
вали своими костлявыми пальцами свежие могилы, вытаскивали оттуда тела и
пожирали их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94