— Мне отчаянно нужна твоя помощь, и я, забыв о гордости, униженно прошу тебя об этом. Я совершила ужасную, ужасную ошибку.
— Я понимаю это так, — холодно отозвалась мадам, — что то, как ты презрительно со мной обращалась все это время, ты ошибкой не считаешь? Ничего себе! Но я помню о своем долге, даже если другие забывают о своем. Расскажи, что ты там натворила, и я сделаю все, что смогу, чтобы это исправить.
Ис взяла хрустальный кубок со стола и сделала небольшой глоток.
— Все дело в короле. Боюсь, я слишком далеко зашла и он действительно умирает. А он не должен умереть сейчас — это разрушит все наши планы.
— Верно, разрушит, — мадам Соланж взяла свой бокал и отпила половину. — Жаль, что ты не подумала об этом раньше. Я так понимаю, ты уже перестала давать ему зелье, которое тебе прислала Софи?
— Давно уже. Он уже почти два месяца его и не пробовал, а все равно никаких признаков выздоровления не заметно.
Мадам, видимо, внимательно это обдумала, покручивая ножку бокала в пальцах.
— Мы могли бы попробовать одну вещь. Это может помочь, а может и нет. Лучше всего, думаю, если я сначала сама его осмотрю, только потом мы попытаемся что-нибудь сделать.
Ис с готовностью кивнула.
— Я отведу тебя к нему сразу после ужина. Я всегда навещаю его в это время, после того как с ним побеседуют все врачи. Теперь, когда я надеюсь, что он поправится, я решила, что не стоит менять своих привычек, чтобы никто не связал его выздоровление с моим отсутствием.
Мадам выразила одобрение царственным кивком головы.
— Разумная предосторожность. Возможно, ты и не такая безмозглая, как я думала.
Ис изменилась в лице от таких слов, но опустила глаза и попыталась выглядеть смиренно.
— Наверное, пора приступить к еде, — предложила она и взяла со стола серебряный колокольчик.
По звуку колокольчика распахнулись двери, и череда толстопятов и олухов вошла в комнату, неся разнообразные блюда, накрытые крышками, с ними в комнату проник горячий, ароматный, аппетитный дух еды. И хотя Ис привезла с собой во дворец только одного повара и горничную, теперь уже весь штат слуг состоял из гоблинов. Она знала, что это вызовет толки, но обнаружила, что просто не в состоянии выносить постоянное прикосновение человеческих рук.
Если мадам что-то об этом и подумала, она, вопреки обыкновению, придержала язык и щедро положила себе еды сразу с нескольких блюд. Она всегда любила поесть. Ис положила себе меньше и только ковыряла вилкой в тарелке.
— Ты ничего не ешь? — сказала мадам, не в силах выбрать между холодцом из петушиных гребешков и тарталетками с черносливом.
— Почти ничего, — сказала Ис, отказываясь от жаворонков, тушенных в яичной скорлупе, и заставляя себя попробовать салат из цикория, латука и винограда. — Тошнота никак не проходит. Я что, буду себя так чувствовать все время, пока ношу ребенка?
— Еще несколько месяцев, потом это пройдет. — Мадам поднесла золотую вилку к губам, потом с отвращением сморщилась. — Какой странный вкус. Никогда ничего подобного не ела.
— О боже, — запинаясь, пробормотала Ис. — Я надеялась, тебе понравится… я устроила все это в знак примирения между нами.
— Не то чтобы мне это не нравилось, — сказала мадам, проглотив и проведя языком по зубам. — Эта приправа, чем бы она ни была, придает блюду определенную… остроту. Вот только вкус такой странный. Как твой повар это называет?
Ис внезапно отбросила напускную скромность.
— Мой повар? Это приготовил личный повар Джарреда, и мне кажется, он считает это своим фирменным блюдом. Я рассчитывала, что ты не узнаешь этого вкуса. — Торжество заставило ее забыть обо всякой осторожности, она не могла сдержать ликования. — Тебе никогда не приходилось выносить то, что я терпела все это время, не приходилось прикасаться губами к губам или языком к коже человеческого самца.
Мадам положила вилку.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она странным, сдавленным голосом. — Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, — расхохоталась Ис, — что там в одном кусочке довольно соли, чтобы убить тебя дважды. Ты считаешь себя такой умной, а сама ничего и не заподозрила!
Мадам оттолкнула стул и рывком встала на ноги. В этот момент спазм заставил ее содрогнуться всем телом. Она на мгновение согнулась пополам, затем с неимоверным усилием выпрямилась и заставила себя ответить.
— Дурочка. А я еще поверила, что ты обзавелась здравым смыслом. Это же самая большая глупость…— И снова конвульсия встряхнула ее с головы до ног, она начала задыхаться.
Ис уже вскочила на ноги, пританцовывая от возбуждения.
— Дурочка, да? Но не настолько, чтобы не смогла одурачить тебя. Великая Валентина Соланж, такая предусмотрительная, такая безупречная по сравнению с этими безмозглыми гоблинами, — но вот об этом-то ты и не подумала, да? Ты не подумала, что я смогу отомстить за все свои унижения?
Мадам опустилась на стул. Новый приступ боли заставил ее согнуться и упасть лицом на стол. С невероятным усилием она приподнялась, упираясь ладонями в столешницу, подняла голову и уставилась на подпрыгивающую Ис с выражением крайнего презрения и насмешки.
— Конечно, я знала. Я и не думала, что будет иначе. Ты бы не многого стоила, если бы даже на это не была способна. — Ее глаза закатились, дыхание клокотало в горле, но она смогла выдавить еще несколько слов. — Но еще не сейчас… идиотка… не раньше, чем…
Потом силы оставили ее, она упала лицом вниз и затихла.
44
Хойль, Брайдмор. 6 пастораля 6538 г.
Вилрован расхаживал взад и вперед по истоптанному деревянному полу камеры и вдруг услышал, как ключ скрежещет в замке. Дверь распахнулась, и чрезвычайно элегантный джентльмен в дорожном костюме вальяжно вошел внутрь. Несколько мгновений Вилл молча глазел на него, потом наконец дар речи вернулся к нему.
— Блэз, понятия не имею, какими судьбами тебя сюда занесло, но никогда в жизни я еще не был так рад тебя видеть, как сейчас.
— Не сомневаюсь. — Трефаллон приподнял изящную бровь. — А что касается причин моего появления здесь — это уже становится традицией. В мои привычки, видишь ли, посещение тюрем не входит, и я заявляюсь туда только тогда, когда необходимо проследить за твоим освобождением.
— Тогда я вдвойне рад тебя видеть. Когда отправляемся?
Блэз отступил в сторону и указал на дверь. Его плащ и штаны сильно запылились, сапоги были забрызганы грязью, но поклон был не менее изящен, чем обычно.
— Когда хочешь. Я привез приказ Родарика. Констебль вздохнул с облегчением и незамедлительно вернул твои вещи. По всей видимости, ты не был образцовым заключенным.
Вилрован немедленно впал в прескверное состояние духа и свирепо посмотрел на Блэза исподлобья.
— Чепуха. Со мной никаких хлопот не было. — Подхватив плащ и шляпу, он быстро шагнул вслед за Трефаллоном за дверь, в продолговатую комнату, где сидел на своем посту констебль. Вспомнив о своем обещании, он на ходу швырнул на пол горсть монет, сделал грубый жест в сторону законника и вышел на улицу. Там его уже ждал его мерин, оседланный и взнузданный, рядом с длинноногим гнедым жеребцом, принадлежавшим, по всей видимости, Блэзу.
Вилл развязал поводья, взлетел в седло и уже проехал пол-улицы, когда Трефаллон галопом нагнал его на своем жеребце и поехал шагом рядом с ним.
— Если это образчик твоего примерного поведения, я не удивлен, что твои тюремщики рады с тобой распрощаться.
Вилл коротко расхохотался.
— Дело не во мне. Я у них явно был первый заключенный года за полтора, и самый опасный за всю историю. Каждый болван, каждая неотесанная деревенщина со всей округи заходили поглазеть на меня, и, готов поклясться, констебль брал с них за это деньги. — Вилл робко улыбнулся. — Я, правда, очень рад тебя видеть. Хотя до сих пор не понимаю, почему король послал мне на помощь тебя, а не Ника.
Блэз неожиданно оказался очень занят — он стряхивал пыль с рукава, щурился на далеко не совершенный блеск своих сапог и только потом заставил себя встретиться глазами с Виллом.
— Я заезжал в Фермулин, чтобы взять с собой Ника и остальных. Но они… Вилрован, гостиница, где остановились Ник и Джилпин, «Круа-Руж», — ее больше нет. Ее взорвали.
— Боги! — воскликнул Вилрован. Он почувствовал, как кровь отлила у него от сердца при мысли о таком чудовищном преступлении. — Сколько убитых?
— Из-под обломков выкопали двадцать одно тело, многие так обгорели, что узнать невозможно. Конечно, если они сочли, что это не последнее покушение, они могли залечь на дно. И тем не менее все это очень печально.
У Вилла возникло тошнотворное ощущение, что именно он в ответе, и не только за Ника, Джилпина и Оджерса, но и за остальных погибших. Если бы он не объявился тогда на пароме перед этой чародейкой…
— Прости. Я должен был помягче тебе это сообщить. Ты знал Ника еще мальчиком, и все трое были под твоим командованием. Ты, наверное, думаешь, что в этом…
— Конечно, я это думаю! — грубо прервал его Вилл. — Я любил Ника, и остальных мне тоже больно терять. Но не надо растрачивать на меня свою жалость. Он кузен Лили, и ему… было… всего лишь девятнадцать.
Некоторое время они ехали молча, и только копыта постукивали по мощенной камнем дороге. В конце концов Вилрован не выдержал.
— И что тебе известно об этом деле?
— Все, — отвечал Блэз. — Про Машину Хаоса, про весь этот невероятный замысел и про то, почему ты на самом деле вел себя так непотребно последнее время.
Вилл глянул на него искоса.
— Я хотел тебе все рассказать, но Родарик был непреклонен. Интересно, что заставило его изменить мнение?
И снова Блэз помолчал, наматывая поводья на руку, наклонился вперед и похлопал коня по мускулистой каштановой шее.
— Официально ничего объявлено не было, но пропажа Сокровища Маунтфалькона уже ни для кого не тайна, так как все шахты пришлось заколотить. В Хоксбридже были беспорядки, я не обращал внимания на настроения и на то, что болтают в тех местах, где мне случалось останавливаться по дороге. — Блэз горестно покачал головой. — Я понимаю, на тебя там, в Хойле, пялились все эти простаки и тебе это было отвратительно, но что до меня — я завидую их неведению. Мир меняется, Вилрован, и не в лучшую сторону.
Он вспомнил еще о чем-то и засунул руку глубоко в карман плаща.
— Я получил это от констебля, — сказал он, отдавая Виллу пистолет. — А вместе с этим несколько занятных пузырьков и флакончиков. Это напоминает мне о том, что, когда я говорил с королем, там была леди Кроган. Думаю, она имеет какое-то отношение к тому, что меня посвятили в эту тайну, она приняла довольно активное участие в разговоре.
— Бабушка? — Вилл почти не удивился. — А она сказала тебе, что моя жена тоже по уши замешана в этом деле?
— Да. Но ты даже не упомянул про Лили в письме Родарику. Интересно, почему?
Вилл почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
— Потому что не знал наверняка, как и почему Лили в этом замешана. Мне стыдно признаться, но какое-то время я даже думал, что она может быть связана с теми, кого мы ищем. Я знаю, это нелепо, но, пока я не узнал про ее связь со Спекуляриями, я немного сомневался в ней. И даже сейчас, — Вил порывисто вздохнул, — я не знаю, уж не она ли украла мою бумагу и устроила так, что меня арестовали.
— Мы спросим у нее, когда увидим, — предложил Блэз. — И кстати, может быть, ты расскажешь мне, куда мы едем?
Они подъехали к ручью, прозрачная вода струилась по мелкой гальке. Ручей оказался неглубоким, и его легко удалось перейти вброд. Вилл на своем мерине поехал первым.
— В Кэтвитсен, я думаю. Я туда как раз направлялся. Если у тебя нет идей получше.
— Я знаю не больше тебя или даже меньше, — сказал Трефаллон, когда они перебрались на другой берег. Вилл оценивающе на него взглянул.
— И все-таки ты знаешь нечто, что мне было бы интересно узнать. Почему король и моя бабушка выбрали именно тебя мне в провожатые?
Блэз вздрогнул, как будто надеялся избежать этой темы.
— Не уверен, что хочу тебе об этом рассказывать.
Вилрован скрипнул зубами, у него было неприятное ощущение, что ответ на этот вопрос он знает сам.
— Не пытайся меня щадить. Зная бабушку, я легко могу себе это представить. Думаю, она сказала, что мне не стоит шастать где попало без заботливой няньки.
— Ну, — замялся Блэз, — в той метафоре, которую использовала она, было что-то про лунатиков и санитаров, но смысл ты уловил. — Теперь он в свою очередь выглядел сконфуженно. — Так ты знал, что я пишу о тебе твоей бабушке? Ты ведь не в обиде?
— Дорогой мой Трефаллон, — легкомысленно ответил Вилл, — рано или поздно почти каждый пишет моей бабушке. Она знает множество разных способов, как людей к этому склонить.
Дорога разделилась, на север она шла через равнину, поросшую редким кустарником, а на запад — по каменистой пустоши. Вилл повернул лошадь на запад.
— Но я расскажу тебе нечто, чего бабушка не знает. Незнакомка, за которой гонялись мы с Лили, выглядит совсем как человек, как ты или я, но у меня есть причины предполагать, что это гоблинка, — и ты можешь сам делать выводы!
— Чародейка? — Блэз изумленно посмотрел на Вилла. — Как и когда ты об этом узнал? Ты об этом ничего не писал Родарику.
Вилл пожал плечами.
— Довольно будет сказать, что и я знаю некоторые способы добывать информацию. Хотя, в отличие от моей многоуважаемой родственницы, — угрюмо добавил он, — у меня, похоже, отменный дар узнавать обо всем слишком поздно.
Один день пути, и они прибыли на травянистое взгорье. Козы паслись здесь среди ободранных кустов вереска и утесника, золотистые ржанки кружили над головой, бекасы и куропатки вспархивали из высокой травы. Впереди возвышалась гряда гор с вековыми снегами на вершинах, высоких и неприступных.
Попасть в Кэтвитсен оказалось сложнее, чем ожидал Вилрован. На границе поперек дороги были поставлены свежевыкрашенные белые ворота, и глубокий каменистый ров, все еще сырой от свежевскопанной земли, тянулся, насколько хватало глаз. Границу охраняли люди в синих мундирах и с военными кокардами на шляпах. Когда Вилл и Трефаллон подъехали к барьеру, два солдата взяли оружие на изготовку, а третий, со знаками отличия лейтенанта, потребовал пропуск.
— Пропуск? — Вилл негромко рассмеялся, не зная, как это понимать. — Брайдмор и Кэтвитсен воюют, что ли?
— Нет, сэр, Кэтвитсен и Лихтенвальд, — ответил лейтенант. — И ничего смешного. Уже было несколько сражений, и погибло очень много народу.
Вилл и Трефаллон ошеломленно молчали, этого они никак ожидали.
— Прошу прощения, — наконец выговорил Вилрован, — я сказал, не подумав. Я и предположить не мог…
— Ничего сэр, мало кто мог такое предположить. Половина из тех, кого мы здесь остановили, сказали то же самое.
— В любом случае, мы не из Лихтенвальда, — сказал Блэз, с трудом сдерживая длинноногого гнедого, который нетерпеливо переступал с ноги на ногу у ворот. — Мы граждане Маунтфалькона. Как нам получить пропуск?
Лейтенант махнул рукой в сторону холщовой палатки у дороги.
— Подождите там, пока мы пошлем за генералом. Только он сможет выдать вам пропуск.
Генерал? На мгновение Вилл и Блэз решили, что ослышались. В мире, где звания выше капитанского человек мог добиться только при самых чрезвычайных обстоятельствах, этот архаичный титул прозвучал зловеще. В Маунтфальконе доживали свой век несколько древних майоров и полковников, которые получили свои звания еще во время голодных бунтов шестьдесят лет назад, но генералы принадлежали совсем другому времени: эпохе армий, завоеваний и оккупации. Вилл и Блэз спешились и повели лошадей к палатке, все это время пытаясь представить себе, что где-то сейчас сражаются огромные толпы людей.
— Боже правый, — прошептал Трефаллон, — я сказал, что мир меняется, но такого я и предположить не мог.
— Я тоже, — серьезно отозвался Вилл. Это было почти немыслимо, похоже на кошмар из эпохи правления чародеев.
Солнце клонилось к закату, а они все еще ждали прибытия генерала. Лейтенант подошел к палатке с зажженным бронзовым светильником. Вилл поднял на пришедшего взгляд; вот уже больше получаса он просидел на низком табурете, предаваясь молчаливым тягостным размышлениям.
— Скажите мне, пожалуйста, если вам не запрещено, проезжал ли кто-нибудь по этой дороге за последние две недели?
Лейтенант повесил светильник на ивовый шест, поддерживающий своды тента.
— Пытались многие, но только сэр Бастиан Джосслин-Мазер и его внучка получили разрешение на проезд. Это было десять дней назад.
— Сэр Бастиан Мазер! — хором воскликнули Вилрован и Блэз. Вилл — потому что вспомнил это имя из отчета Марздена, а Блэз — потому что вспомнил наконец, как звали «почтенного пожилого джентльмена», с которым он видел Лили.
— А кто такой этот сэр Бастиан Мазер и почему ему разрешили проехать, если всем остальным отказали? — пробормотал Вилл.
— Сэр Бастиан — гражданин Кэтвитсена, — ответил лейтенант, решив, что вопрос адресован ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Я понимаю это так, — холодно отозвалась мадам, — что то, как ты презрительно со мной обращалась все это время, ты ошибкой не считаешь? Ничего себе! Но я помню о своем долге, даже если другие забывают о своем. Расскажи, что ты там натворила, и я сделаю все, что смогу, чтобы это исправить.
Ис взяла хрустальный кубок со стола и сделала небольшой глоток.
— Все дело в короле. Боюсь, я слишком далеко зашла и он действительно умирает. А он не должен умереть сейчас — это разрушит все наши планы.
— Верно, разрушит, — мадам Соланж взяла свой бокал и отпила половину. — Жаль, что ты не подумала об этом раньше. Я так понимаю, ты уже перестала давать ему зелье, которое тебе прислала Софи?
— Давно уже. Он уже почти два месяца его и не пробовал, а все равно никаких признаков выздоровления не заметно.
Мадам, видимо, внимательно это обдумала, покручивая ножку бокала в пальцах.
— Мы могли бы попробовать одну вещь. Это может помочь, а может и нет. Лучше всего, думаю, если я сначала сама его осмотрю, только потом мы попытаемся что-нибудь сделать.
Ис с готовностью кивнула.
— Я отведу тебя к нему сразу после ужина. Я всегда навещаю его в это время, после того как с ним побеседуют все врачи. Теперь, когда я надеюсь, что он поправится, я решила, что не стоит менять своих привычек, чтобы никто не связал его выздоровление с моим отсутствием.
Мадам выразила одобрение царственным кивком головы.
— Разумная предосторожность. Возможно, ты и не такая безмозглая, как я думала.
Ис изменилась в лице от таких слов, но опустила глаза и попыталась выглядеть смиренно.
— Наверное, пора приступить к еде, — предложила она и взяла со стола серебряный колокольчик.
По звуку колокольчика распахнулись двери, и череда толстопятов и олухов вошла в комнату, неся разнообразные блюда, накрытые крышками, с ними в комнату проник горячий, ароматный, аппетитный дух еды. И хотя Ис привезла с собой во дворец только одного повара и горничную, теперь уже весь штат слуг состоял из гоблинов. Она знала, что это вызовет толки, но обнаружила, что просто не в состоянии выносить постоянное прикосновение человеческих рук.
Если мадам что-то об этом и подумала, она, вопреки обыкновению, придержала язык и щедро положила себе еды сразу с нескольких блюд. Она всегда любила поесть. Ис положила себе меньше и только ковыряла вилкой в тарелке.
— Ты ничего не ешь? — сказала мадам, не в силах выбрать между холодцом из петушиных гребешков и тарталетками с черносливом.
— Почти ничего, — сказала Ис, отказываясь от жаворонков, тушенных в яичной скорлупе, и заставляя себя попробовать салат из цикория, латука и винограда. — Тошнота никак не проходит. Я что, буду себя так чувствовать все время, пока ношу ребенка?
— Еще несколько месяцев, потом это пройдет. — Мадам поднесла золотую вилку к губам, потом с отвращением сморщилась. — Какой странный вкус. Никогда ничего подобного не ела.
— О боже, — запинаясь, пробормотала Ис. — Я надеялась, тебе понравится… я устроила все это в знак примирения между нами.
— Не то чтобы мне это не нравилось, — сказала мадам, проглотив и проведя языком по зубам. — Эта приправа, чем бы она ни была, придает блюду определенную… остроту. Вот только вкус такой странный. Как твой повар это называет?
Ис внезапно отбросила напускную скромность.
— Мой повар? Это приготовил личный повар Джарреда, и мне кажется, он считает это своим фирменным блюдом. Я рассчитывала, что ты не узнаешь этого вкуса. — Торжество заставило ее забыть обо всякой осторожности, она не могла сдержать ликования. — Тебе никогда не приходилось выносить то, что я терпела все это время, не приходилось прикасаться губами к губам или языком к коже человеческого самца.
Мадам положила вилку.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она странным, сдавленным голосом. — Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, — расхохоталась Ис, — что там в одном кусочке довольно соли, чтобы убить тебя дважды. Ты считаешь себя такой умной, а сама ничего и не заподозрила!
Мадам оттолкнула стул и рывком встала на ноги. В этот момент спазм заставил ее содрогнуться всем телом. Она на мгновение согнулась пополам, затем с неимоверным усилием выпрямилась и заставила себя ответить.
— Дурочка. А я еще поверила, что ты обзавелась здравым смыслом. Это же самая большая глупость…— И снова конвульсия встряхнула ее с головы до ног, она начала задыхаться.
Ис уже вскочила на ноги, пританцовывая от возбуждения.
— Дурочка, да? Но не настолько, чтобы не смогла одурачить тебя. Великая Валентина Соланж, такая предусмотрительная, такая безупречная по сравнению с этими безмозглыми гоблинами, — но вот об этом-то ты и не подумала, да? Ты не подумала, что я смогу отомстить за все свои унижения?
Мадам опустилась на стул. Новый приступ боли заставил ее согнуться и упасть лицом на стол. С невероятным усилием она приподнялась, упираясь ладонями в столешницу, подняла голову и уставилась на подпрыгивающую Ис с выражением крайнего презрения и насмешки.
— Конечно, я знала. Я и не думала, что будет иначе. Ты бы не многого стоила, если бы даже на это не была способна. — Ее глаза закатились, дыхание клокотало в горле, но она смогла выдавить еще несколько слов. — Но еще не сейчас… идиотка… не раньше, чем…
Потом силы оставили ее, она упала лицом вниз и затихла.
44
Хойль, Брайдмор. 6 пастораля 6538 г.
Вилрован расхаживал взад и вперед по истоптанному деревянному полу камеры и вдруг услышал, как ключ скрежещет в замке. Дверь распахнулась, и чрезвычайно элегантный джентльмен в дорожном костюме вальяжно вошел внутрь. Несколько мгновений Вилл молча глазел на него, потом наконец дар речи вернулся к нему.
— Блэз, понятия не имею, какими судьбами тебя сюда занесло, но никогда в жизни я еще не был так рад тебя видеть, как сейчас.
— Не сомневаюсь. — Трефаллон приподнял изящную бровь. — А что касается причин моего появления здесь — это уже становится традицией. В мои привычки, видишь ли, посещение тюрем не входит, и я заявляюсь туда только тогда, когда необходимо проследить за твоим освобождением.
— Тогда я вдвойне рад тебя видеть. Когда отправляемся?
Блэз отступил в сторону и указал на дверь. Его плащ и штаны сильно запылились, сапоги были забрызганы грязью, но поклон был не менее изящен, чем обычно.
— Когда хочешь. Я привез приказ Родарика. Констебль вздохнул с облегчением и незамедлительно вернул твои вещи. По всей видимости, ты не был образцовым заключенным.
Вилрован немедленно впал в прескверное состояние духа и свирепо посмотрел на Блэза исподлобья.
— Чепуха. Со мной никаких хлопот не было. — Подхватив плащ и шляпу, он быстро шагнул вслед за Трефаллоном за дверь, в продолговатую комнату, где сидел на своем посту констебль. Вспомнив о своем обещании, он на ходу швырнул на пол горсть монет, сделал грубый жест в сторону законника и вышел на улицу. Там его уже ждал его мерин, оседланный и взнузданный, рядом с длинноногим гнедым жеребцом, принадлежавшим, по всей видимости, Блэзу.
Вилл развязал поводья, взлетел в седло и уже проехал пол-улицы, когда Трефаллон галопом нагнал его на своем жеребце и поехал шагом рядом с ним.
— Если это образчик твоего примерного поведения, я не удивлен, что твои тюремщики рады с тобой распрощаться.
Вилл коротко расхохотался.
— Дело не во мне. Я у них явно был первый заключенный года за полтора, и самый опасный за всю историю. Каждый болван, каждая неотесанная деревенщина со всей округи заходили поглазеть на меня, и, готов поклясться, констебль брал с них за это деньги. — Вилл робко улыбнулся. — Я, правда, очень рад тебя видеть. Хотя до сих пор не понимаю, почему король послал мне на помощь тебя, а не Ника.
Блэз неожиданно оказался очень занят — он стряхивал пыль с рукава, щурился на далеко не совершенный блеск своих сапог и только потом заставил себя встретиться глазами с Виллом.
— Я заезжал в Фермулин, чтобы взять с собой Ника и остальных. Но они… Вилрован, гостиница, где остановились Ник и Джилпин, «Круа-Руж», — ее больше нет. Ее взорвали.
— Боги! — воскликнул Вилрован. Он почувствовал, как кровь отлила у него от сердца при мысли о таком чудовищном преступлении. — Сколько убитых?
— Из-под обломков выкопали двадцать одно тело, многие так обгорели, что узнать невозможно. Конечно, если они сочли, что это не последнее покушение, они могли залечь на дно. И тем не менее все это очень печально.
У Вилла возникло тошнотворное ощущение, что именно он в ответе, и не только за Ника, Джилпина и Оджерса, но и за остальных погибших. Если бы он не объявился тогда на пароме перед этой чародейкой…
— Прости. Я должен был помягче тебе это сообщить. Ты знал Ника еще мальчиком, и все трое были под твоим командованием. Ты, наверное, думаешь, что в этом…
— Конечно, я это думаю! — грубо прервал его Вилл. — Я любил Ника, и остальных мне тоже больно терять. Но не надо растрачивать на меня свою жалость. Он кузен Лили, и ему… было… всего лишь девятнадцать.
Некоторое время они ехали молча, и только копыта постукивали по мощенной камнем дороге. В конце концов Вилрован не выдержал.
— И что тебе известно об этом деле?
— Все, — отвечал Блэз. — Про Машину Хаоса, про весь этот невероятный замысел и про то, почему ты на самом деле вел себя так непотребно последнее время.
Вилл глянул на него искоса.
— Я хотел тебе все рассказать, но Родарик был непреклонен. Интересно, что заставило его изменить мнение?
И снова Блэз помолчал, наматывая поводья на руку, наклонился вперед и похлопал коня по мускулистой каштановой шее.
— Официально ничего объявлено не было, но пропажа Сокровища Маунтфалькона уже ни для кого не тайна, так как все шахты пришлось заколотить. В Хоксбридже были беспорядки, я не обращал внимания на настроения и на то, что болтают в тех местах, где мне случалось останавливаться по дороге. — Блэз горестно покачал головой. — Я понимаю, на тебя там, в Хойле, пялились все эти простаки и тебе это было отвратительно, но что до меня — я завидую их неведению. Мир меняется, Вилрован, и не в лучшую сторону.
Он вспомнил еще о чем-то и засунул руку глубоко в карман плаща.
— Я получил это от констебля, — сказал он, отдавая Виллу пистолет. — А вместе с этим несколько занятных пузырьков и флакончиков. Это напоминает мне о том, что, когда я говорил с королем, там была леди Кроган. Думаю, она имеет какое-то отношение к тому, что меня посвятили в эту тайну, она приняла довольно активное участие в разговоре.
— Бабушка? — Вилл почти не удивился. — А она сказала тебе, что моя жена тоже по уши замешана в этом деле?
— Да. Но ты даже не упомянул про Лили в письме Родарику. Интересно, почему?
Вилл почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
— Потому что не знал наверняка, как и почему Лили в этом замешана. Мне стыдно признаться, но какое-то время я даже думал, что она может быть связана с теми, кого мы ищем. Я знаю, это нелепо, но, пока я не узнал про ее связь со Спекуляриями, я немного сомневался в ней. И даже сейчас, — Вил порывисто вздохнул, — я не знаю, уж не она ли украла мою бумагу и устроила так, что меня арестовали.
— Мы спросим у нее, когда увидим, — предложил Блэз. — И кстати, может быть, ты расскажешь мне, куда мы едем?
Они подъехали к ручью, прозрачная вода струилась по мелкой гальке. Ручей оказался неглубоким, и его легко удалось перейти вброд. Вилл на своем мерине поехал первым.
— В Кэтвитсен, я думаю. Я туда как раз направлялся. Если у тебя нет идей получше.
— Я знаю не больше тебя или даже меньше, — сказал Трефаллон, когда они перебрались на другой берег. Вилл оценивающе на него взглянул.
— И все-таки ты знаешь нечто, что мне было бы интересно узнать. Почему король и моя бабушка выбрали именно тебя мне в провожатые?
Блэз вздрогнул, как будто надеялся избежать этой темы.
— Не уверен, что хочу тебе об этом рассказывать.
Вилрован скрипнул зубами, у него было неприятное ощущение, что ответ на этот вопрос он знает сам.
— Не пытайся меня щадить. Зная бабушку, я легко могу себе это представить. Думаю, она сказала, что мне не стоит шастать где попало без заботливой няньки.
— Ну, — замялся Блэз, — в той метафоре, которую использовала она, было что-то про лунатиков и санитаров, но смысл ты уловил. — Теперь он в свою очередь выглядел сконфуженно. — Так ты знал, что я пишу о тебе твоей бабушке? Ты ведь не в обиде?
— Дорогой мой Трефаллон, — легкомысленно ответил Вилл, — рано или поздно почти каждый пишет моей бабушке. Она знает множество разных способов, как людей к этому склонить.
Дорога разделилась, на север она шла через равнину, поросшую редким кустарником, а на запад — по каменистой пустоши. Вилл повернул лошадь на запад.
— Но я расскажу тебе нечто, чего бабушка не знает. Незнакомка, за которой гонялись мы с Лили, выглядит совсем как человек, как ты или я, но у меня есть причины предполагать, что это гоблинка, — и ты можешь сам делать выводы!
— Чародейка? — Блэз изумленно посмотрел на Вилла. — Как и когда ты об этом узнал? Ты об этом ничего не писал Родарику.
Вилл пожал плечами.
— Довольно будет сказать, что и я знаю некоторые способы добывать информацию. Хотя, в отличие от моей многоуважаемой родственницы, — угрюмо добавил он, — у меня, похоже, отменный дар узнавать обо всем слишком поздно.
Один день пути, и они прибыли на травянистое взгорье. Козы паслись здесь среди ободранных кустов вереска и утесника, золотистые ржанки кружили над головой, бекасы и куропатки вспархивали из высокой травы. Впереди возвышалась гряда гор с вековыми снегами на вершинах, высоких и неприступных.
Попасть в Кэтвитсен оказалось сложнее, чем ожидал Вилрован. На границе поперек дороги были поставлены свежевыкрашенные белые ворота, и глубокий каменистый ров, все еще сырой от свежевскопанной земли, тянулся, насколько хватало глаз. Границу охраняли люди в синих мундирах и с военными кокардами на шляпах. Когда Вилл и Трефаллон подъехали к барьеру, два солдата взяли оружие на изготовку, а третий, со знаками отличия лейтенанта, потребовал пропуск.
— Пропуск? — Вилл негромко рассмеялся, не зная, как это понимать. — Брайдмор и Кэтвитсен воюют, что ли?
— Нет, сэр, Кэтвитсен и Лихтенвальд, — ответил лейтенант. — И ничего смешного. Уже было несколько сражений, и погибло очень много народу.
Вилл и Трефаллон ошеломленно молчали, этого они никак ожидали.
— Прошу прощения, — наконец выговорил Вилрован, — я сказал, не подумав. Я и предположить не мог…
— Ничего сэр, мало кто мог такое предположить. Половина из тех, кого мы здесь остановили, сказали то же самое.
— В любом случае, мы не из Лихтенвальда, — сказал Блэз, с трудом сдерживая длинноногого гнедого, который нетерпеливо переступал с ноги на ногу у ворот. — Мы граждане Маунтфалькона. Как нам получить пропуск?
Лейтенант махнул рукой в сторону холщовой палатки у дороги.
— Подождите там, пока мы пошлем за генералом. Только он сможет выдать вам пропуск.
Генерал? На мгновение Вилл и Блэз решили, что ослышались. В мире, где звания выше капитанского человек мог добиться только при самых чрезвычайных обстоятельствах, этот архаичный титул прозвучал зловеще. В Маунтфальконе доживали свой век несколько древних майоров и полковников, которые получили свои звания еще во время голодных бунтов шестьдесят лет назад, но генералы принадлежали совсем другому времени: эпохе армий, завоеваний и оккупации. Вилл и Блэз спешились и повели лошадей к палатке, все это время пытаясь представить себе, что где-то сейчас сражаются огромные толпы людей.
— Боже правый, — прошептал Трефаллон, — я сказал, что мир меняется, но такого я и предположить не мог.
— Я тоже, — серьезно отозвался Вилл. Это было почти немыслимо, похоже на кошмар из эпохи правления чародеев.
Солнце клонилось к закату, а они все еще ждали прибытия генерала. Лейтенант подошел к палатке с зажженным бронзовым светильником. Вилл поднял на пришедшего взгляд; вот уже больше получаса он просидел на низком табурете, предаваясь молчаливым тягостным размышлениям.
— Скажите мне, пожалуйста, если вам не запрещено, проезжал ли кто-нибудь по этой дороге за последние две недели?
Лейтенант повесил светильник на ивовый шест, поддерживающий своды тента.
— Пытались многие, но только сэр Бастиан Джосслин-Мазер и его внучка получили разрешение на проезд. Это было десять дней назад.
— Сэр Бастиан Мазер! — хором воскликнули Вилрован и Блэз. Вилл — потому что вспомнил это имя из отчета Марздена, а Блэз — потому что вспомнил наконец, как звали «почтенного пожилого джентльмена», с которым он видел Лили.
— А кто такой этот сэр Бастиан Мазер и почему ему разрешили проехать, если всем остальным отказали? — пробормотал Вилл.
— Сэр Бастиан — гражданин Кэтвитсена, — ответил лейтенант, решив, что вопрос адресован ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60