По человеческим меркам ей можно было дать лет семнадцать, хотя на самом деле ей было в два раза больше. Она знала, что, как и все ее сородичи, с этого момента будет стареть всё медленнее и медленнее, пока примерно в двухсотлетнем возрасте у нее не появятся первые морщины. После этого, если она предпочтет жить, возраст все быстрее и быстрее будет брать свое, за несколько десятилетий она так увянет и осунется, что даже близкие друзья ее не узнают. Но многие чародеи, не желая переживать эту стремительную старость, предпочитали покончить с собой тихо и незаметно, пока юность и красота еще не оставили их. И даже те, кого пара морщин и несколько седых волос не пугали, все равно редко дожидались естественной смерти. Почти все предпочитали отравиться солью либо глотали толченое стекло, пока процесс разложения не зашел слишком далеко.
«Но ведь я могу и не делать этого, — мелькнула непрошенная мысль, и Ис задохнулась от собственной дерзости. — Могу предпочесть судьбу Софрониспы Великой, дожить до трехсот лет и умереть в собственной постели».
Это была очень смелая мысль, и не только потому, что она шла вразрез с обычаем, но и потому что необходимо было думать об отдаленном будущем. А значит, Ис была действительно больше похожа на мадам Соланж, чем на остальных. «И может быть, однажды я ее превзойду».
— И чего ты, по-твоему, добьешься, если будешь ждать шесть месяцев? Будет или нет Джарред считать себя отцом ребенка — это ведь еще не самое важное, — с этими словами мадам пересекла комнату и встала за спиной Ис; их взгляды встретились в зеркале, среди демонов, сердец и черепов. Ис похолодела на мгновение, гадая, не прочитала ли мадам по глазам, о чем она думает.
— А когда ты выйдешь за него, тебе придется жить с ним не один месяц, а может быть, и не один год, так что стоит отучить себя от подобной брезгливости. Да я вообще не понимаю, почему ты брезгуешь королем. Он ведь совсем не урод?
— Внешне — нет, — Ис, вздрогнув, очнулась. — Но ты никогда не занималась любовью, тебя никогда не оскверняли своими прикосновениями эти мерзкие люди. У него такие горячие руки, а на губах и на языке вкус соли, у меня голова кружится и меня тошнит, когда он меня целует.
Софи опять вмешалась:
— Вал, ты только напугала бедняжку Ис. Давай оставим ее одну, пусть все обдумает. Я уверена, если ей дать возможность, она непременно поймет, насколько… необходимо, чтобы она в точности выполняла, что ты скажешь.
Отворачиваясь от Ис, мадам широко взмахнула рукой.
— Я устала ее уговаривать. Или она будет делать, что ей говорят, потому что поймет, что так надо, или… мне придется прибегнуть к более жестким мерам.
Старше этого гранта в округе никого не было. Он торговал своими диковинными старомодными снадобьями в темной подвальной лавке на окраине Тарнбурга так давно, что никто уже и не помнил времени, когда его там не было. Над дверью был прибит кошачий череп, и, хотя надпись под ним гласила: «Аптека. Пилюли. Микстуры. Порошки и мази», грант был также и единственным доктором, к кому могли обратиться толстопяты и олухи. И его познания были так обширны, а советы по любому поводу так действенны, что другого им и не было нужно.
Однажды холодным весенним утром он впустил к себе в полутемную комнатушку за аптекой, отведенную для частных консультаций, посетительницу и предложил ей присесть на высокий табурет. Это была очень молодая особа, хорошо и дорого одетая, но гоблина это не обмануло. Как и все гранты и горбачи, он был очень проницателен. Кроме того, не многие люди могли бы похвастаться такой же осведомленностью: он не только прекрасно определял симптомы болезней, но и знал все их причины.
Гоблин уселся на резной сандаловый стул, зажег огарок свечи в зеленой бутылке, поставил ее на пол у ног и внимательно выслушал симптомы, которые описала посетительница: боль в спине, тошнота и головокружение.
Когда Ис закончила, он глубокомысленно кивнул.
— Должен сказать, мадам, что вы, несомненно, в положении. Прошу, примите мои искренние поздравления. Но, думаю, вам не стоит объявлять об этом… отцу или другой заинтересованной стороне прямо сейчас.
— Но почему? — Ис неуверенно взглянула на него через комнату. С потолка свисали пыльные пучки лекарственных трав, воздух был сильно спертый, и в нем витали сложные запахи; от всего этого у нее начала зудеть кожа.
И в то же время она была так взволнована, что едва могла усидеть на месте. Мадам столько раз говорила ей о пресловутом бесплодии чародеев, утверждала, что ей придется пробовать много раз с разными любовниками, чтобы забеременеть, а она добилась этого за какие-то три месяца.
— Мне не хотелось бы вас огорчать, но в девяти случаях из десяти это заканчивается ничем. Простите меня за подобную прямоту, но я подозреваю, что, как большинству юных особ, вам рассказали… далеко не все об особенностях зачатия. Вы, несомненно, считаете, что у гоблинов это происходит так же, как у людей или у других низших животных, но это чрезвычайно далеко от истины! — Гоблин принялся потирать свои огрубевшие от времени ладони. — То, что сейчас развивается внутри вас, — это всего лишь растительная масса, чрезвычайно отличная от человеческого зародыша. Это существо живое, оно растет, но оно еще… не одушевлено. Это происходит на более поздней стадии, и для этого необходимо повторное осеменение. И вот тогда-то (если это, конечно, произойдет) и начнется пятнадцатимесячный срок созревания плода.
Ис была поражена и сбита с толку. Она изо всех сил старалась хоть что-нибудь понять.
— Вы сказали… повторное осеменение. Но тогда… возможно ли, чтобы у ребенка было два отца?
Грант поднялся, прихрамывая, подошел к высокому книжному стеллажу и снял с полки массивный пестрый фолиант, переплетенный в лягушачью кожу.
— Такое вполне возможно, ребенок, которого вы носите действительно может иметь двух отцов. Принцип телегонии широко распространен среди гоблинов, по крайней мере среди тех, что вынашивают своих детей обычным образом. Более того, — сказал он, махнув рукой в сторону стоявшей в углу большой деревянной кадки, где росли мандрагоры, — многие считают, что ребенок только выигрывает от наличия у него не одного отца; примеры доказывают, что чем больше родителей, тем лучше. Так было и с вашим покорным слугой.
Ис совсем упала духом. Тогда получается, что мадам была права, когда настаивала, что Ис обязана иметь более одного любовника. Она содрогнулась. Ис была влюблена в Змаджа, и мысль о том, чтобы спать с кем-нибудь еще, казалась ей отвратительной.
— Но ведь у грантов и горбачей даже матерей нет, — Ис несколько воспряла духом при мысли об этом. — Наверное, именно поэтому они так несовершенны.
Грант вернулся к стулу книгой в руках, и когда он шел, было особенно заметно, как странно движутся его руки и ноги…
— Вполне возможно, — сказал он, садясь. — Но олухи и толстопяты, несмотря на то что они имеют по два или три родителя, все равно остаются низшими существами. Кажется очевидным, что физическая красота наследуется от матери, а все остальные дары — интеллект, выносливость, мужество и так далее — просто чистая случайность.
Ис вздохнула с облегчением.
— Так, значит, если я решу, что должен быть один отец, только один…
— Не думаю, что это негативно отразится на вашем ребенке. — Гоблин открыл книгу и начал листать ее в поисках нужной страницы; в комнате сильно запахло плесенью. — Я твердо уверен, что два родителя ничем не хуже, чем три. А может быть, даже и лучше. Лучшее, знаете ли, враг хорошего.
Ис долго смотрела на свои руки. Ей необходимо было спросить еще одну вещь, но она никак не могла заставить себя сказать это вслух.
— А существует ли… хотя бы малейшая возможность, что самец человека, если он окажется замешан в этот процесс, может принять участие в зачатии ребенка?
На морщинистом лице гоблина появилась слабая улыбка.
— И снова простите меня за прямоту. Вы меня еще спросите, можете ли вы забеременеть от дуба, от розового куста или кочана капусты? Хотя даже в этом случае шансов будет немного больше. Организм особи человека ничем не похож на организм гоблина, в то время как капуста…
Повернув книгу, он показал Ис занятную старинную гравюру: «Анатомия гоблина в разрезе». Внутренние органы действительно походили на заскорузлые старые корни, а ребенок, свернувшийся в утробе, был, казалось, завернут в большие волокнистые листья.
— Но я должен вас предупредить, что, если в этот период вы планируете близость с самцом человека, существует некоторый риск для вас и вашего ребенка.
Ис тихо ахнула. Знала ли об этом мадам? Скорее всего, знала, но сочла, что риск к делу не относится, так как ему подвергалась Ис, а не она сама.
— И но этой причине, — сказал гоблин, закрывая книгу, — я бы посоветовал вам следующие предосторожности…
Щеки Ис горели, а сердце отчаянно стучало в груди, но она внимательно выслушала его. Это было ужасно, унизительно… но она понимала, что это необходимо.
— Да, — чуть слышно сказала она, когда он покончил со всеми оскорбительными деталями. — Я понимаю, что мне следует сделать. Но вы уверены, что он не заметит разницы?
Гоблин задумался.
— Это частично зависит от того, насколько у него богатый опыт по части женского пола.
Ис вздохнула спокойнее.
— Думаю, не очень большой. Он широко известен как человек строгих принципов и… умеренных привычек. — И она страстно захотела, чтобы так оно и было, чтобы зануда Джарред действительно оказался настолько благороден и честен, как о нем думали.
— Тогда я не предвижу никаких проблем. А если он что-то и заметит, то просто не поймет, в чем дело.
Полчаса спустя Ис покинула аптеку, спрятав под платье небольшой сверток, обернутый в коричневую бумагу и запечатанный красным воском. Поднимаясь по ступенькам на улицу и садясь в наемную повозку, которая ждала ее снаружи, она была очень довольна собой.
Что бы там ни было, решила она, незачем спешить с тем, чтобы лечь в постель к Джарреду, с его горячими руками и нудными принципами.
— Подождем, пока ребенок не будет по-настоящему зачат. А пока мадам пусть говорит и делает, что хочет.
22
Брейкберн-Холл. 13 плювиоза 6538 г.
Среди ночи Лили разбудил золотистый свет свечи и голос тети, призывавшей ее пробудиться.
— Пришла весть. Вставай и одевайся быстрее.
С большим трудом, потому что руки и ноги все еще не слушались ее, а мысли туманились со сна, Лили села на кровати. Хотя было уже поздно, Аллора стояла у ее постели полностью одетая, с горящей восковой свечой в руках.
— Кто-то заболел?
— Нет, никто не заболел. Но были сделаны определенные приготовления, и отменить их будет неудобно, — нетерпеливо прошептала Аллора. — Если мы дождемся, что проснется твой отец, и потревожим весь дом, то сильно задержимся. Скорее, Лиллиана.
Нехотя Лили встала из теплой постели и спустила босые ноги на ледяной пол.
— Не будить папу? Но мы же не можем взять…
— Друзья прислали за нами тот же экипаж и того же кучера, которые возили нас в прошлый раз. Одевайся же, позже поговорим. Не можем же мы заставлять лошадей ждать в такой поздний час.
— Да, конечно, — Лили подошла к умывальнику и налила в чашу холодной воды. Пока она мыла руки и лицо, пока распутывала гребнем каштановые кудри, тетя вместо горничной разложила на кровати всю необходимую одежду.
С помощью Аллоры Лили быстро оделась, потом спустилась по лестнице к экипажу. Как только они уселись и закрыли дверцу, повозка тронулась.
Лили нервно сглотнула. Она слишком рано встала, а теперь еще придется неизвестно сколько ехать на голодный желудок — ее сразу же начало подташнивать.
— Ты обещала все объяснить.
— Да, конечно. — Аллора как раз зажигала бронзовый светильник и ставила его на пол у своих ног. Затем она задернула черные муаровые шторки, чтобы отгородиться от света фонарей экипажа. — Случилось нечто. И хотя мы еще не уверены, возможно, тебе будет суждено сыграть в этом важную роль. А поэтому сегодня тебе предстоит пройти полное посвящение в маги Спекулярии.
— Сегодня? — Лили нахмурилась. — Но… разве, по-твоему, я готова?
— Дитя мое, ты намного, намного лучше подготовлена, чем была я, когда меня посвящали. Мы ждали так долго только потому, что я, как твой наставник, надеялась, что ты придешь к этому с чистым сердцем и отбросив мирские привязанности.
«И опять имеется в виду Вилрован», — тоскливо подумала Лили, откидываясь на спинку сиденья. Все сомнения Аллоры, все ее страхи за будущее Лили всегда вращались вокруг Вилла. Вот почему Лили до сих пор так и не сказала тете, что согласилась навестить его весной. Скрывать от Аллоры что-то было Лили в новинку, и это совершенно ей не нравилось, хотя она достаточно поднаторела во вранье Виллу.
«Я сознательно веду двойную жизнь», — виновато подумала Лили, засовывая окоченевшие руки поглубже в беличью муфту.
Даже в браке по взаимной договоренности между мужем и женой должно существовать некоторое доверие. Но тайны, как кирпичики, складывались в высокую стену между ними. Более месяца прошло со спешного отъезда Вилла, а от него не пришло ни слова объяснения, хоть он и прислал ей флакон духов и веер из слоновой кости. Это было извинением за что-то, как ей удалось понять из неразборчивой записки, но за что он просил прощения? У Вилла не было привычки извиняться за свои измены.
Она вспомнила одну из самых шумных выходок Вилла, еще в бытность его в Городской Страже: как он переоделся разбойником и похитил одну из своих любовниц из кареты, прямо из-под носа пожилого и богатого супруга. План сработал, и Вилл смог провести несколько дней наедине с дамой, вот только позже их все-таки нашли, его узнал один из лакеев. Скандал был невероятный. А Вилл потом заявился в Брейкберн-Холл, задолго до того как умолкли сплетни, и на его лице не было и тени смущения, он даже не пытался тогда оправдаться.
Да и с чего бы? Вилрован никогда не скрывал от нее, какой жизнью жил, он никогда не притворялся, что позволит их браку ограничить его в развлечениях. И все же Лили согласилась некогда стать его женой. Она со вздохом закрыла глаза, восстанавливая в памяти это событие шестилетней давности.
— Я уже начинаю думать, что, может быть, мне следует выйти за вас замуж, господин Блэкхарт, — сказала Лили. — Мой отец настаивает, что если я этого не сделаю, то покрою себя и свое имя несмываемым позором. Но вы… вас не пугает перспектива жениться так рано?
— Рано? — Вилрован усмехнулся. — Да я почти на год старше вас. Если вы в состоянии справиться с потрясением от такого раннего брака, я вполне уверен, что в состоянии выдержать то же самое.
— Но я — женщина, — слабо улыбнулась она. — Девушки нередко выходят замуж в моем возрасте или чуть старше. Хотя, честно говоря, я не раз задумывалась, а выйду ли я вообще когда-нибудь замуж. То есть мне было интересно, будет ли у меня такая возможность. Вы понимаете, я ничего не имею против самой идеи брачных уз и часто думала, что мне бы понравилось быть матерью большого семейства. Но вы… вы ведь еще студент. Не понимаю, как жена может вам помочь, более того, я, напротив, полагаю, что в вашем положении жена будет вам ужасной обузой.
— Уверяю вас, госпожа Брейкберн, несмотря на всю мою галантность, о которой сейчас, возможно, не может быть и речи, учитывая то невыносимое положение, в котором вы из-за меня оказались, никому и никогда не удалось бы склонить меня просить вашей руки, если бы я думал, что это так или иначе меня стеснит. Не в моих привычках позволять людям доставлять мне неудобства, и я не намерен после нашей свадьбы никоим образом менять свое поведение.
Лили вздохнула.
— Ну, по крайней мере, сказано честно.
— Почему бы нам и не быть честными, — Вилл не подозревал о том, как это иронично звучит в их ситуации, потому что ни он, ни Лили еще не догадывались о том, как их обманул лорд Брейкберн. — Вряд ли вы или я будем счастливы, если наш брак будет основан на лжи. Я не хочу сказать, — искренне добавил он, — что я не буду относиться к вам с подобающим уважением или позволю кому бы то ни было относиться к вам как к отвергнутой жене. И если сейчас нам невозможно жить вместе, я буду навещать вас, вы — меня… как только я поселюсь на квартире, где вы сможете меня навещать. Наши встречи буду вполне дружескими, так что в конце концов у нас обязательно получится семья.
Он взял ее руку в свои и тепло пожал ее.
— Я уверен, что вы во всех отношениях именно та женщина, которую я хотел бы видеть матерью своих детей. Честно говоря, я вас недостоин. И хотя прямо сейчас мысль о браке не кажется мне такой уж привлекательной, уверяю вас, я теперь уже вполне смирился с нашим положением, то есть, если вы, конечно, согласитесь быть моей женой.
Лили вздохнула:
— Жаль, что здесь нет тети Аллоры, она дала бы мне добрый совет. — На ней уже начинали сказываться все беды и невзгоды последних дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
«Но ведь я могу и не делать этого, — мелькнула непрошенная мысль, и Ис задохнулась от собственной дерзости. — Могу предпочесть судьбу Софрониспы Великой, дожить до трехсот лет и умереть в собственной постели».
Это была очень смелая мысль, и не только потому, что она шла вразрез с обычаем, но и потому что необходимо было думать об отдаленном будущем. А значит, Ис была действительно больше похожа на мадам Соланж, чем на остальных. «И может быть, однажды я ее превзойду».
— И чего ты, по-твоему, добьешься, если будешь ждать шесть месяцев? Будет или нет Джарред считать себя отцом ребенка — это ведь еще не самое важное, — с этими словами мадам пересекла комнату и встала за спиной Ис; их взгляды встретились в зеркале, среди демонов, сердец и черепов. Ис похолодела на мгновение, гадая, не прочитала ли мадам по глазам, о чем она думает.
— А когда ты выйдешь за него, тебе придется жить с ним не один месяц, а может быть, и не один год, так что стоит отучить себя от подобной брезгливости. Да я вообще не понимаю, почему ты брезгуешь королем. Он ведь совсем не урод?
— Внешне — нет, — Ис, вздрогнув, очнулась. — Но ты никогда не занималась любовью, тебя никогда не оскверняли своими прикосновениями эти мерзкие люди. У него такие горячие руки, а на губах и на языке вкус соли, у меня голова кружится и меня тошнит, когда он меня целует.
Софи опять вмешалась:
— Вал, ты только напугала бедняжку Ис. Давай оставим ее одну, пусть все обдумает. Я уверена, если ей дать возможность, она непременно поймет, насколько… необходимо, чтобы она в точности выполняла, что ты скажешь.
Отворачиваясь от Ис, мадам широко взмахнула рукой.
— Я устала ее уговаривать. Или она будет делать, что ей говорят, потому что поймет, что так надо, или… мне придется прибегнуть к более жестким мерам.
Старше этого гранта в округе никого не было. Он торговал своими диковинными старомодными снадобьями в темной подвальной лавке на окраине Тарнбурга так давно, что никто уже и не помнил времени, когда его там не было. Над дверью был прибит кошачий череп, и, хотя надпись под ним гласила: «Аптека. Пилюли. Микстуры. Порошки и мази», грант был также и единственным доктором, к кому могли обратиться толстопяты и олухи. И его познания были так обширны, а советы по любому поводу так действенны, что другого им и не было нужно.
Однажды холодным весенним утром он впустил к себе в полутемную комнатушку за аптекой, отведенную для частных консультаций, посетительницу и предложил ей присесть на высокий табурет. Это была очень молодая особа, хорошо и дорого одетая, но гоблина это не обмануло. Как и все гранты и горбачи, он был очень проницателен. Кроме того, не многие люди могли бы похвастаться такой же осведомленностью: он не только прекрасно определял симптомы болезней, но и знал все их причины.
Гоблин уселся на резной сандаловый стул, зажег огарок свечи в зеленой бутылке, поставил ее на пол у ног и внимательно выслушал симптомы, которые описала посетительница: боль в спине, тошнота и головокружение.
Когда Ис закончила, он глубокомысленно кивнул.
— Должен сказать, мадам, что вы, несомненно, в положении. Прошу, примите мои искренние поздравления. Но, думаю, вам не стоит объявлять об этом… отцу или другой заинтересованной стороне прямо сейчас.
— Но почему? — Ис неуверенно взглянула на него через комнату. С потолка свисали пыльные пучки лекарственных трав, воздух был сильно спертый, и в нем витали сложные запахи; от всего этого у нее начала зудеть кожа.
И в то же время она была так взволнована, что едва могла усидеть на месте. Мадам столько раз говорила ей о пресловутом бесплодии чародеев, утверждала, что ей придется пробовать много раз с разными любовниками, чтобы забеременеть, а она добилась этого за какие-то три месяца.
— Мне не хотелось бы вас огорчать, но в девяти случаях из десяти это заканчивается ничем. Простите меня за подобную прямоту, но я подозреваю, что, как большинству юных особ, вам рассказали… далеко не все об особенностях зачатия. Вы, несомненно, считаете, что у гоблинов это происходит так же, как у людей или у других низших животных, но это чрезвычайно далеко от истины! — Гоблин принялся потирать свои огрубевшие от времени ладони. — То, что сейчас развивается внутри вас, — это всего лишь растительная масса, чрезвычайно отличная от человеческого зародыша. Это существо живое, оно растет, но оно еще… не одушевлено. Это происходит на более поздней стадии, и для этого необходимо повторное осеменение. И вот тогда-то (если это, конечно, произойдет) и начнется пятнадцатимесячный срок созревания плода.
Ис была поражена и сбита с толку. Она изо всех сил старалась хоть что-нибудь понять.
— Вы сказали… повторное осеменение. Но тогда… возможно ли, чтобы у ребенка было два отца?
Грант поднялся, прихрамывая, подошел к высокому книжному стеллажу и снял с полки массивный пестрый фолиант, переплетенный в лягушачью кожу.
— Такое вполне возможно, ребенок, которого вы носите действительно может иметь двух отцов. Принцип телегонии широко распространен среди гоблинов, по крайней мере среди тех, что вынашивают своих детей обычным образом. Более того, — сказал он, махнув рукой в сторону стоявшей в углу большой деревянной кадки, где росли мандрагоры, — многие считают, что ребенок только выигрывает от наличия у него не одного отца; примеры доказывают, что чем больше родителей, тем лучше. Так было и с вашим покорным слугой.
Ис совсем упала духом. Тогда получается, что мадам была права, когда настаивала, что Ис обязана иметь более одного любовника. Она содрогнулась. Ис была влюблена в Змаджа, и мысль о том, чтобы спать с кем-нибудь еще, казалась ей отвратительной.
— Но ведь у грантов и горбачей даже матерей нет, — Ис несколько воспряла духом при мысли об этом. — Наверное, именно поэтому они так несовершенны.
Грант вернулся к стулу книгой в руках, и когда он шел, было особенно заметно, как странно движутся его руки и ноги…
— Вполне возможно, — сказал он, садясь. — Но олухи и толстопяты, несмотря на то что они имеют по два или три родителя, все равно остаются низшими существами. Кажется очевидным, что физическая красота наследуется от матери, а все остальные дары — интеллект, выносливость, мужество и так далее — просто чистая случайность.
Ис вздохнула с облегчением.
— Так, значит, если я решу, что должен быть один отец, только один…
— Не думаю, что это негативно отразится на вашем ребенке. — Гоблин открыл книгу и начал листать ее в поисках нужной страницы; в комнате сильно запахло плесенью. — Я твердо уверен, что два родителя ничем не хуже, чем три. А может быть, даже и лучше. Лучшее, знаете ли, враг хорошего.
Ис долго смотрела на свои руки. Ей необходимо было спросить еще одну вещь, но она никак не могла заставить себя сказать это вслух.
— А существует ли… хотя бы малейшая возможность, что самец человека, если он окажется замешан в этот процесс, может принять участие в зачатии ребенка?
На морщинистом лице гоблина появилась слабая улыбка.
— И снова простите меня за прямоту. Вы меня еще спросите, можете ли вы забеременеть от дуба, от розового куста или кочана капусты? Хотя даже в этом случае шансов будет немного больше. Организм особи человека ничем не похож на организм гоблина, в то время как капуста…
Повернув книгу, он показал Ис занятную старинную гравюру: «Анатомия гоблина в разрезе». Внутренние органы действительно походили на заскорузлые старые корни, а ребенок, свернувшийся в утробе, был, казалось, завернут в большие волокнистые листья.
— Но я должен вас предупредить, что, если в этот период вы планируете близость с самцом человека, существует некоторый риск для вас и вашего ребенка.
Ис тихо ахнула. Знала ли об этом мадам? Скорее всего, знала, но сочла, что риск к делу не относится, так как ему подвергалась Ис, а не она сама.
— И но этой причине, — сказал гоблин, закрывая книгу, — я бы посоветовал вам следующие предосторожности…
Щеки Ис горели, а сердце отчаянно стучало в груди, но она внимательно выслушала его. Это было ужасно, унизительно… но она понимала, что это необходимо.
— Да, — чуть слышно сказала она, когда он покончил со всеми оскорбительными деталями. — Я понимаю, что мне следует сделать. Но вы уверены, что он не заметит разницы?
Гоблин задумался.
— Это частично зависит от того, насколько у него богатый опыт по части женского пола.
Ис вздохнула спокойнее.
— Думаю, не очень большой. Он широко известен как человек строгих принципов и… умеренных привычек. — И она страстно захотела, чтобы так оно и было, чтобы зануда Джарред действительно оказался настолько благороден и честен, как о нем думали.
— Тогда я не предвижу никаких проблем. А если он что-то и заметит, то просто не поймет, в чем дело.
Полчаса спустя Ис покинула аптеку, спрятав под платье небольшой сверток, обернутый в коричневую бумагу и запечатанный красным воском. Поднимаясь по ступенькам на улицу и садясь в наемную повозку, которая ждала ее снаружи, она была очень довольна собой.
Что бы там ни было, решила она, незачем спешить с тем, чтобы лечь в постель к Джарреду, с его горячими руками и нудными принципами.
— Подождем, пока ребенок не будет по-настоящему зачат. А пока мадам пусть говорит и делает, что хочет.
22
Брейкберн-Холл. 13 плювиоза 6538 г.
Среди ночи Лили разбудил золотистый свет свечи и голос тети, призывавшей ее пробудиться.
— Пришла весть. Вставай и одевайся быстрее.
С большим трудом, потому что руки и ноги все еще не слушались ее, а мысли туманились со сна, Лили села на кровати. Хотя было уже поздно, Аллора стояла у ее постели полностью одетая, с горящей восковой свечой в руках.
— Кто-то заболел?
— Нет, никто не заболел. Но были сделаны определенные приготовления, и отменить их будет неудобно, — нетерпеливо прошептала Аллора. — Если мы дождемся, что проснется твой отец, и потревожим весь дом, то сильно задержимся. Скорее, Лиллиана.
Нехотя Лили встала из теплой постели и спустила босые ноги на ледяной пол.
— Не будить папу? Но мы же не можем взять…
— Друзья прислали за нами тот же экипаж и того же кучера, которые возили нас в прошлый раз. Одевайся же, позже поговорим. Не можем же мы заставлять лошадей ждать в такой поздний час.
— Да, конечно, — Лили подошла к умывальнику и налила в чашу холодной воды. Пока она мыла руки и лицо, пока распутывала гребнем каштановые кудри, тетя вместо горничной разложила на кровати всю необходимую одежду.
С помощью Аллоры Лили быстро оделась, потом спустилась по лестнице к экипажу. Как только они уселись и закрыли дверцу, повозка тронулась.
Лили нервно сглотнула. Она слишком рано встала, а теперь еще придется неизвестно сколько ехать на голодный желудок — ее сразу же начало подташнивать.
— Ты обещала все объяснить.
— Да, конечно. — Аллора как раз зажигала бронзовый светильник и ставила его на пол у своих ног. Затем она задернула черные муаровые шторки, чтобы отгородиться от света фонарей экипажа. — Случилось нечто. И хотя мы еще не уверены, возможно, тебе будет суждено сыграть в этом важную роль. А поэтому сегодня тебе предстоит пройти полное посвящение в маги Спекулярии.
— Сегодня? — Лили нахмурилась. — Но… разве, по-твоему, я готова?
— Дитя мое, ты намного, намного лучше подготовлена, чем была я, когда меня посвящали. Мы ждали так долго только потому, что я, как твой наставник, надеялась, что ты придешь к этому с чистым сердцем и отбросив мирские привязанности.
«И опять имеется в виду Вилрован», — тоскливо подумала Лили, откидываясь на спинку сиденья. Все сомнения Аллоры, все ее страхи за будущее Лили всегда вращались вокруг Вилла. Вот почему Лили до сих пор так и не сказала тете, что согласилась навестить его весной. Скрывать от Аллоры что-то было Лили в новинку, и это совершенно ей не нравилось, хотя она достаточно поднаторела во вранье Виллу.
«Я сознательно веду двойную жизнь», — виновато подумала Лили, засовывая окоченевшие руки поглубже в беличью муфту.
Даже в браке по взаимной договоренности между мужем и женой должно существовать некоторое доверие. Но тайны, как кирпичики, складывались в высокую стену между ними. Более месяца прошло со спешного отъезда Вилла, а от него не пришло ни слова объяснения, хоть он и прислал ей флакон духов и веер из слоновой кости. Это было извинением за что-то, как ей удалось понять из неразборчивой записки, но за что он просил прощения? У Вилла не было привычки извиняться за свои измены.
Она вспомнила одну из самых шумных выходок Вилла, еще в бытность его в Городской Страже: как он переоделся разбойником и похитил одну из своих любовниц из кареты, прямо из-под носа пожилого и богатого супруга. План сработал, и Вилл смог провести несколько дней наедине с дамой, вот только позже их все-таки нашли, его узнал один из лакеев. Скандал был невероятный. А Вилл потом заявился в Брейкберн-Холл, задолго до того как умолкли сплетни, и на его лице не было и тени смущения, он даже не пытался тогда оправдаться.
Да и с чего бы? Вилрован никогда не скрывал от нее, какой жизнью жил, он никогда не притворялся, что позволит их браку ограничить его в развлечениях. И все же Лили согласилась некогда стать его женой. Она со вздохом закрыла глаза, восстанавливая в памяти это событие шестилетней давности.
— Я уже начинаю думать, что, может быть, мне следует выйти за вас замуж, господин Блэкхарт, — сказала Лили. — Мой отец настаивает, что если я этого не сделаю, то покрою себя и свое имя несмываемым позором. Но вы… вас не пугает перспектива жениться так рано?
— Рано? — Вилрован усмехнулся. — Да я почти на год старше вас. Если вы в состоянии справиться с потрясением от такого раннего брака, я вполне уверен, что в состоянии выдержать то же самое.
— Но я — женщина, — слабо улыбнулась она. — Девушки нередко выходят замуж в моем возрасте или чуть старше. Хотя, честно говоря, я не раз задумывалась, а выйду ли я вообще когда-нибудь замуж. То есть мне было интересно, будет ли у меня такая возможность. Вы понимаете, я ничего не имею против самой идеи брачных уз и часто думала, что мне бы понравилось быть матерью большого семейства. Но вы… вы ведь еще студент. Не понимаю, как жена может вам помочь, более того, я, напротив, полагаю, что в вашем положении жена будет вам ужасной обузой.
— Уверяю вас, госпожа Брейкберн, несмотря на всю мою галантность, о которой сейчас, возможно, не может быть и речи, учитывая то невыносимое положение, в котором вы из-за меня оказались, никому и никогда не удалось бы склонить меня просить вашей руки, если бы я думал, что это так или иначе меня стеснит. Не в моих привычках позволять людям доставлять мне неудобства, и я не намерен после нашей свадьбы никоим образом менять свое поведение.
Лили вздохнула.
— Ну, по крайней мере, сказано честно.
— Почему бы нам и не быть честными, — Вилл не подозревал о том, как это иронично звучит в их ситуации, потому что ни он, ни Лили еще не догадывались о том, как их обманул лорд Брейкберн. — Вряд ли вы или я будем счастливы, если наш брак будет основан на лжи. Я не хочу сказать, — искренне добавил он, — что я не буду относиться к вам с подобающим уважением или позволю кому бы то ни было относиться к вам как к отвергнутой жене. И если сейчас нам невозможно жить вместе, я буду навещать вас, вы — меня… как только я поселюсь на квартире, где вы сможете меня навещать. Наши встречи буду вполне дружескими, так что в конце концов у нас обязательно получится семья.
Он взял ее руку в свои и тепло пожал ее.
— Я уверен, что вы во всех отношениях именно та женщина, которую я хотел бы видеть матерью своих детей. Честно говоря, я вас недостоин. И хотя прямо сейчас мысль о браке не кажется мне такой уж привлекательной, уверяю вас, я теперь уже вполне смирился с нашим положением, то есть, если вы, конечно, согласитесь быть моей женой.
Лили вздохнула:
— Жаль, что здесь нет тети Аллоры, она дала бы мне добрый совет. — На ней уже начинали сказываться все беды и невзгоды последних дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60