Это дело детей Куницы: они ближе всего… И потом, хороши мы будем в этаком наряде! – Он с улыбкой поправил венок из цветов белого шиповника, надетый по настоянию Колдуна. Такие же венки были у всех пятерых, как и стебли чеснока, сплетенные с ремешками, удерживающими обереги.
– Ну, это-то можно и снять, – проворчал Каймо.
– Нельзя. Мы обещали Колдуну. А слово мужчины – одно!
День близился к концу. Охотники уже давно миновали места, которые посещали прежде, и теперь шли по незнакомой местности, по приметам, которые сообщил Йом. Они соотносили положение солнца, почти невидимого из-за туч, и Большой воды, то скрывающейся за холмами и перелесками, то внезапно вновь развертывающей свою ленту слева, далеко внизу, в долине. Не бывавшие здесь ни разу, молодые охотники узнавали то, что видят, по точным описаниям тех, кто здесь уже побывал.
На открытой местности идти против ветра, не только не утихающего, но как будто даже равномерно усиливающегося, было не столько трудно, сколько противно. Хоть бы он освежал, так нет же! Только пыль, от которой приходится прищуривать и протирать глаза.
– Похоже, до низины, о которой говорил Йом, доберемся засветло, – заметил Вуул. – Заночуем там. Если хворост наготове, будет время поохотиться – свежатинки добудем.
По обычаю, на известных охотничьих тропах, в местах, удобных для ночлега, охотники обязательно оставляют запасы хвороста – для других, а быть может, и для себя.
На закате ветер немного утих. А может быть, это только казалось здесь, в уютной низине, под двойной защитой: вверху – сосен, внизу – кустарника. Здесь был и старый зольник, обложенный камнями, и хворост, и даже подготовленные деревянные вертела. Внизу, скрытая густым кустарником и осокой, журчала маленькая речка, почти ручей.
Донго и Дрого остались готовить ужин и ночлег; остальные отправились «за свежатиной».
– Не задерживайтесь! – напомнил Донго. – В конце концов, запасы у нас есть.
– Ты упрям, как старый! – расхохотался Каймо. – Не бойся! А и задержимся – не беда, Оно там осталось… Правда, Вуул?
Но Вуул сказал только:
– Вернемся в срок.
Дрого лежал между Донго и Каймо, завернувшись в мягкую оленью шкуру. У костра дежурил Аун. Дрого жалел, что не вызвался первым: несмотря на сытный и вкусный ужин (без свежатины таки не обошлось: удалось подколоть лесную свинку, успевшую нагулять изрядный жирок), ему почему-то не спалось. Ветра здесь нет, желудок полон, одеяло хорошее, да и от костра веет теплом, но по телу пробегает озноб, и трудно его унять… Небо прояснилось, и Дрого всматривался в звезды, стараясь понять: почему ему тоскливо и тревожно? Неужели только потому, что далеко от привычных мест?..
Рядом заворочался Донго. Тоже не спится…
Вдруг откуда-то издали послышался волчий вой. Слабый, еле слышный. Но ему ответили… Ближе. Ближе! И еще, и еще!.. В этих заунывных голосах не было ни угрозы, ни страсти. Тоска и страх! Воющие звери как будто делились друг с другом своей неизбывной тоской, предчувствием чего-то ужасного…
Проснулись все. Донго поднял голову раньше всех, он и не спал, как Дрого.
– Донго, что это с ними?!
Охотники прекрасно знают жизнь леса. Но Донго, с раннего детства сросшийся с ней всем своим сердцем, знал лес и его обитателей лучше любого из них. Какое-то время он молча вслушивался в эти ночные жалобы.
– Не знаю. Не охота, не гон… Плохо! Серые чувствуют беду, как никто другой.
Утро было необычно ясным и чистым, словно и не было этих пасмурных безотрадных дней с по-осеннему моросящими дождями и пронизывающими ветрами. Весело собрались, весело позавтракали. И все же Дрого чувствовал во всем окружающем что-то странное, что-то не совсем обычное…
– Птицы! – шепнул ему Донго, по-видимому догадавшийся, что его товарищ чем-то обеспокоен.
Да, птицы вели себя странно. Начинали свои трели – и тут же сбивались, умолкали… Такого Дрого еще не помнил.
Охотники вновь вышли на открытое, высокое место, откуда хорошо просматриваются окрестности. Все правильно, они не ошиблись. Здесь Большая вода закована в белые скалы, здесь мало леса, так, перелески… Только в очередной глубокой низине, куда им предстоит спуститься, – густой ельник. Они его минуют и от следующей возвышенности повернут направо от Большой воды, на запад. На следующий день к вечеру должны достигнуть бизоньих степей…
А ветер или начался вновь, или и не стихал. И южный горизонт затянут.
– Похоже, будет гроза! – изрек Вуул.
В ельнике, как обычно, было темно. Древние ели, заполнившие низину, казалось, достают вершинами до самого неба, закрывают его.
– Не поймешь, утро или вечер! – проворчал Каймо.
– Зато не дует! – усмехнулся Аун.
Странно! Они уже почти миновали ельник, уже поднимались вверх по склону, к открытому пространству, а свет как будто был… не такой! Дрого оглянулся назад, на север. Ясное, изжелта-голубое небо…
И тут послышался бешеный топот копыт и истошное ржание бессчетного числа лошадей… (Что это? Чья-то Большая охота?!) Все пятеро карабкались вверх по склону так быстро, как только могли.
То, что открылось их глазам, было так не похоже ни на что виденное доселе и так ужасно, что охотники застыли на месте, не в силах вымолвить ни слова. Справа по открытой местности, поднимая клубы пыли, издавая непрерывное ржание – громче, отчаяннее, чем даже во время загона! – летели лошадиные табуны. Не один и не два, – похоже, дикая паника гнала все живое, все, что паслось, что отдыхало в этих полях и перелесках… Не одних лошадей, – вон спешит с протяжным ревом стадо их братьев, рыжеволосых гигантов. А вон олени… Звери мчатся, не разбирая дороги, не обращая внимания на падающих и гибнущих под копытами сородичей. Как во время Большой охоты… Дрого видел, как передовые одного из табунов сорвались и покатились на дно оврага; остальные едва успели свернуть и летели теперь вдоль его края…
Но не люди, не загонщики вызвали эту невообразимую панику. Загонщиком выступало само Небо! То, что совсем недавно казалось дальней грозовой тучей… Нет, это была не туча, – во всяком случае, даже самая страшная из виденных когда-либо грозовых туч напоминала ЭТО не больше, чем пересыхающая лужа – великий весенний разлив Большой воды… От горизонта до горизонта с юга на них двигалась сама Ночь, сама Великая Тьма, медленно, но неуклонно пожирая чистую, ласковую голубизну, убивая день… Время от времени она содрогалась от мертвящих сполохов и отвечала на них недовольным рокотом, перекрывающим все земные звуки.
Дрого не знал, как долго стояли они в оцепенении, взрослые охотники, вновь превратившиеся в ползунчиков , лишенных разума и речи, опутанных по рукам и ногам неимоверным, животным ужасом перед лицом ЭТОГО, несущего неотвратимую гибель не только им, козявкам, – всему живому, всему их Миру!..
– А-а-а-а-а-а!..
Каймо закричал – пронзительно, не по-человечески. И этот крик будто разорвал путы. Не сговариваясь, все пятеро обернулись на север, лицом к такому светлому, такому мирному небу, которое вот-вот будет навсегда стерто вместе со всем остальным, – и, не разбирая дороги, бросились назад, бегом, со всей скоростью, на которую только были способны.
Дрого – да, очевидно, и остальные – не помнил, как они очутились в той самой уютной низине, где коротали ночь. Новая, неурочная ночь, ночь среди бела дня уже почти накрыла их… Вуул остановился первым, сжал в объятиях Каймо, ухватил за шиворот Ауна. Дрого с размаха налетел на них, чуть не сбив с ног. Донго остановился сам:
– Стойте! Стойте! Что бы ни случилось, мы не двинемся отсюда! Пока… Пока не вернется день!
– У-у-у-у-у… – выл Каймо, – д-о-о-о-о… Д-о-о-омо-о-ой!
Ничего не соображая, он бился в руках Вуула, порываясь бежать дальше. И тогда Вуул, на миг отстранившись, резко хлестнул Каймо по лицу тыльной стороной ладони. Удар сбил его с ног и немного привел в чувство. Сидя на земле, Каймо уже не кричал, только стонал и повизгивал.
– Мы останемся здесь, – повторил Вуул. – Останемся столько, сколько будет нужно. Донго! Готовь Огненный круг! Дрого, Аун, – костер, по всем правилам – с сухой кровью. Заклинания не забыл?
Нет, Дрого помнил все, чему их научил Колдун. Донго собирал сухую траву и мелкий хворост, подготавливая Огненный круг (он не должен гореть постоянно, но после того, как прогорит, человек не должен его переступать, иначе будет открыт проход для нечисти), а они втроем поспешно раскладывали костер. Дрого читал заклинания, Вуул сыпал сухую кровь, Аун раздувал тлеющий трут… Неурочная Ночь была уже совсем рядом.
Каймо ни в чем не принимал участия. Сидел там же, куда его бросил удар Вуула, и, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.
– Зачем мы здесь? – жалобно причитал он. – Зачем? Это – конец всему! Может, мы бы успели…
– Замолчи! – Вуул уже полностью овладел собой. – Ночь среди дня – это бывает; старики говорили. Редко. Недолго. Солнце скроется, потом вернется. Но мы должны быть готовы, чтобы, пока ночь, нас не застал врасплох… Знаете кто!
Да, теперь и Дрого вспомнил. Ночь среди дня, – кажется, такое видели только Колдун и Гор… В самом деле, говорят, это недолго. Темно и звезды – а потом снова солнце…
Но ЭТО длилось долго. Очень долго, а сколько? Кто бы смог на это ответить… Только не они, сбившиеся в тесную кучу около костра, лепечущие заклинания в истовой надежде на защиту Круга, своих измятых венков, стеблей чеснока, оберегов… И в страхе, что все это может оказаться тщетным…
Занятые делом, они уже надеялись: худший страх позади! Большего ужаса не будет! Но нет: когда Тьма объяла все, им пришлось пережить такое, о чем после всю оставшуюся жизнь никто из них не мог вспомнить без содрогания. ЭТА ночь среди дня была беззвездной. Какие там звезды! Тьма, пожравшая небо и солнце, казалось, налегшая на самые вершины деревьев, рокочущая, дрожащая от почти непрерывных, но ничего не освещающих сполохов, разродилась странным, невиданным снегом . Непрерывной, тягучей, искрящейся пеленой опускался этот летний снег на деревья, на траву, на костер, на головы и плечи жмущихся к огню охотников. Мир утонул в рокочущей, мерцающей мгле, и только отчаянные крики зверей и птиц, прорывающиеся даже сквозь голос Тьмы, сквозь этот невероятный сухой, скрипучий снег, говорили о том, что еще не все погибло!
Позднее Дрого не мог понять, как они выдержали, почему не умерли, не сошли с ума… Видимо, в конце концов ЭТА Тьма сменилась настоящей ночью. Рассеялась пелена, прекратил падать этот жуткий, этот невероятный снег, – он лежал вокруг, неглубокий, все так же искрящийся и не тающий даже вблизи от огня. Да, костер продолжал гореть, но Дрого никак не мог вспомнить, кто и когда подкармливал пламя. Уже различимы в отблесках пламени стволы деревьев и кусты; небо снова отступило ввысь и проклюнулись звезды… А они сидели без слов и движения и только дрожали мелкой дрожью. Холод? Страх? Сейчас им было безразлично. Четверо их было; пятый, Каймо, лежал ничком, закрыв руками голову. Без сознания? Спит? Мертв? Не было сил даже проверить…
Впадали ли в забытье они сами, Дрого не знал. Отупение было столь сильным, что, когда за пределами Круга обозначилась темная фигура и голос, низкий, скрипучий, как этот летний снег, и чем-то странно знакомый, попросил их «пустить на ночлег» , – Дрого почти машинально вытянул в защитном жесте левую руку и пробормотал даже не заклинание, одно лишь слово: «Уйди!» И даже не обернулся на хлопанье гигантских перепончатых крыльев, раздавшееся после того, как Донго острием своего копья сделал Знак и пробормотал Слово. (Ах да! Колдун же учил…) И прощальное: «Еще увидимся!» – оставило его равнодушным. Сегодня он уже отбоялся!
По-видимому, с остальными было то же самое. Во всяком случае, наутро (ибо утро все же наступило!) никто и словом не обмолвился о ночном госте. А может, и гостя-то никакого не было, только померещился?..
Тихое, солнечное утро, словно и весь вчерашний кошмар – только сон или бред. Но нет, вот он, странный, нетающий снег… Дрого с отвращением отряхивал свою одежду. Да снег ли это? Подсохнув, он стал похожим на какую-то тончайшую, сверкающую пыль – на солнце даже пальцы от нее искрятся.
Каймо очнулся, но все еще подавленно молчал. Вуул уже принял решение. Впрочем, оно было очевидным.
– Возвращаемся. Так быстро, как только можем. Надо успеть до заката.
Глава 13
ДНЕВНАЯ НОЧЬ
(Окончание)
В ту ночь, которую молодые охотники провели в низине, прислушиваясь к непонятному волчьему вою, Колдун безуспешно пытался посетить Скрытые Миры, В этот раз путей не было совсем; искрящаяся завеса заполняла все. И что самое странное – она проникла и в Средний Мир! Даже путь на юг был закрыт ею! Колдун сумел лишь увидеть молодых охотников, спящих после долгого перехода. И, прислушиваясь вместе с ними к волчьему вою, он внезапно понял, не только своим внутренним зрением и слухом: здесь, наяву, в его жилище проникает такой же вой! Окончательно вернувшись, он убедился: так оно и есть!
Колдун вышел из своего жилища и долго стоял в непроглядной тьме, прислушиваясь к этому заунывному предвестию близкой беды. Неведомой беды! Да. Разговор с вождем дольше откладывать нельзя, даже если ему нечего будет поведать, кроме смутных предвестий грядущих бед… И в конце концов, эти слухи… Пора прекратить делать вид, будто они безразличны, – пора объяснить вождю. Быть может, Колдун виноват перед своим Родом, но совсем не в том, о чем болтают общинники…
Колдун прождал все утро молодого Куницу или вестника от него. Прождал напрасно: видимо, и его попытки остались без результата.
Утро было неожиданно солнечным, словно все тучи унесло далеко на север. Похоже, что день будет теплым. Арго с нетерпением поглядывал на тропу (не появится ли вестник от детей Куницы?) , на тени (что-то медленно укорачиваются!) . Людей в стойбище было не много, почти все разошлись по делам: женщины и дети – по грибы и ягоды, мужчины – кто силки ставить, кто на склоны холмов, поискать подходящие кремневые желваки или плитки, вымытые дождями.
Направляясь к жилищу Колдуна, Арго отметил по вершинам деревьев, что ветер вновь усилился, хотя небо над головой было по-прежнему чистым.
Колдун ждал вождя. Встретил у входа, предложил войти. После обязательных приветствий начал первым:
– Вождь! Мне очень жаль, но я не могу ничего сказать. Духи молчат.
– И все же у вождя много вопросов к могущественному Колдуну нашего Рода, ученику великого Хорру.
– Пусть великий вождь детей Мамонта спрашивает. Колдун готов ответить… если сможет.
(«Пусть спрашивает!» Легко сказать. Кажется, все было продумано – и прежде, и ночью, и утром, а вот начать трудно!)
– Беда пришла ко всем. Такая, что и самые могучие колдуны отвести ее не могут. Люди спрашивают: отчего это случилось? Люди ищут виновного. Люди верят: если виновный будет найден и наказан, беда уйдет. Что думают об этом наш могучий Колдун и его собрат, колдун Детей Куницы?
– Мы говорили. Молодой Куница знает о нежити больше меня, старого, от своего наставника. Великий Хорру об этом молчал. Но и Куница не знает точно, что такое нежить, о том же, как она проникает в наш Мир, ему и вовсе неведомо. Можем ли мы указать виновного?
Колдун помолчал, затем продолжил, глядя прямо в глаза вождю:
– Но мы, колдуны, не столь уж беспомощны и никчемны. Мы не смогли отвести первый удар: он был нанесен там, где не ждали. Но зло не распространилось… Знает ли великий вождь, что погибший от нежити сам может стать как нежить?
– Да.
– Но этого не произошло, благодаря Кунице. И смертей больше нет: наша защита не бесплодна. И молодой Куница надеется: нежить, лишенная добычи, может отступить… Или даже уйти совсем. Сгинуть.
– Верит ли в это наш мудрый Колдун?
Колдун сказал правду:
– Нет!
Хозяин и гость сидели рядом, по одну сторону от очага, вполоборота друг к другу. Свет нежданно яркого дня проникал сверху, сквозь дымовое отверстие, свободно лился во вход с откинутым пологом. Низкое ровное пламя очага, почти невидимое в солнечном сиянии, давало о себе знать мягким, уютным теплом.
Арго продолжил:
– Колдун! Старый! Ты сказал: «Первый удар был нанесен там, где не ждали». Значит, вы ждали беду! Но почему? И почему я ничего не слышал об этом?
– Да, это правда. И Куница, и я, старый Колдун, – мы ждали беду, хотя и надеялись на лучшее… Как иначе? Нарушен Закон крови, – помнит ли великий вождь такое? …Все, что должно было быть сделано, – сделано в срок, но поколеблены устои. Кто может знать, чем это чревато?..
Помолчав, Колдун продолжил:
– Но великий вождь ошибается или забыл. Старый Колдун предупреждал его, и не раз, о том, что нужно остерегаться, намеками , это так. Но мог ли говорить яснее тот, кому было неведомо, чего именно нужно остерегаться? Откуда исходит угроза? Пусть вождь поверит: предки и духи темнили, а сейчас они вообще молчат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Ну, это-то можно и снять, – проворчал Каймо.
– Нельзя. Мы обещали Колдуну. А слово мужчины – одно!
День близился к концу. Охотники уже давно миновали места, которые посещали прежде, и теперь шли по незнакомой местности, по приметам, которые сообщил Йом. Они соотносили положение солнца, почти невидимого из-за туч, и Большой воды, то скрывающейся за холмами и перелесками, то внезапно вновь развертывающей свою ленту слева, далеко внизу, в долине. Не бывавшие здесь ни разу, молодые охотники узнавали то, что видят, по точным описаниям тех, кто здесь уже побывал.
На открытой местности идти против ветра, не только не утихающего, но как будто даже равномерно усиливающегося, было не столько трудно, сколько противно. Хоть бы он освежал, так нет же! Только пыль, от которой приходится прищуривать и протирать глаза.
– Похоже, до низины, о которой говорил Йом, доберемся засветло, – заметил Вуул. – Заночуем там. Если хворост наготове, будет время поохотиться – свежатинки добудем.
По обычаю, на известных охотничьих тропах, в местах, удобных для ночлега, охотники обязательно оставляют запасы хвороста – для других, а быть может, и для себя.
На закате ветер немного утих. А может быть, это только казалось здесь, в уютной низине, под двойной защитой: вверху – сосен, внизу – кустарника. Здесь был и старый зольник, обложенный камнями, и хворост, и даже подготовленные деревянные вертела. Внизу, скрытая густым кустарником и осокой, журчала маленькая речка, почти ручей.
Донго и Дрого остались готовить ужин и ночлег; остальные отправились «за свежатиной».
– Не задерживайтесь! – напомнил Донго. – В конце концов, запасы у нас есть.
– Ты упрям, как старый! – расхохотался Каймо. – Не бойся! А и задержимся – не беда, Оно там осталось… Правда, Вуул?
Но Вуул сказал только:
– Вернемся в срок.
Дрого лежал между Донго и Каймо, завернувшись в мягкую оленью шкуру. У костра дежурил Аун. Дрого жалел, что не вызвался первым: несмотря на сытный и вкусный ужин (без свежатины таки не обошлось: удалось подколоть лесную свинку, успевшую нагулять изрядный жирок), ему почему-то не спалось. Ветра здесь нет, желудок полон, одеяло хорошее, да и от костра веет теплом, но по телу пробегает озноб, и трудно его унять… Небо прояснилось, и Дрого всматривался в звезды, стараясь понять: почему ему тоскливо и тревожно? Неужели только потому, что далеко от привычных мест?..
Рядом заворочался Донго. Тоже не спится…
Вдруг откуда-то издали послышался волчий вой. Слабый, еле слышный. Но ему ответили… Ближе. Ближе! И еще, и еще!.. В этих заунывных голосах не было ни угрозы, ни страсти. Тоска и страх! Воющие звери как будто делились друг с другом своей неизбывной тоской, предчувствием чего-то ужасного…
Проснулись все. Донго поднял голову раньше всех, он и не спал, как Дрого.
– Донго, что это с ними?!
Охотники прекрасно знают жизнь леса. Но Донго, с раннего детства сросшийся с ней всем своим сердцем, знал лес и его обитателей лучше любого из них. Какое-то время он молча вслушивался в эти ночные жалобы.
– Не знаю. Не охота, не гон… Плохо! Серые чувствуют беду, как никто другой.
Утро было необычно ясным и чистым, словно и не было этих пасмурных безотрадных дней с по-осеннему моросящими дождями и пронизывающими ветрами. Весело собрались, весело позавтракали. И все же Дрого чувствовал во всем окружающем что-то странное, что-то не совсем обычное…
– Птицы! – шепнул ему Донго, по-видимому догадавшийся, что его товарищ чем-то обеспокоен.
Да, птицы вели себя странно. Начинали свои трели – и тут же сбивались, умолкали… Такого Дрого еще не помнил.
Охотники вновь вышли на открытое, высокое место, откуда хорошо просматриваются окрестности. Все правильно, они не ошиблись. Здесь Большая вода закована в белые скалы, здесь мало леса, так, перелески… Только в очередной глубокой низине, куда им предстоит спуститься, – густой ельник. Они его минуют и от следующей возвышенности повернут направо от Большой воды, на запад. На следующий день к вечеру должны достигнуть бизоньих степей…
А ветер или начался вновь, или и не стихал. И южный горизонт затянут.
– Похоже, будет гроза! – изрек Вуул.
В ельнике, как обычно, было темно. Древние ели, заполнившие низину, казалось, достают вершинами до самого неба, закрывают его.
– Не поймешь, утро или вечер! – проворчал Каймо.
– Зато не дует! – усмехнулся Аун.
Странно! Они уже почти миновали ельник, уже поднимались вверх по склону, к открытому пространству, а свет как будто был… не такой! Дрого оглянулся назад, на север. Ясное, изжелта-голубое небо…
И тут послышался бешеный топот копыт и истошное ржание бессчетного числа лошадей… (Что это? Чья-то Большая охота?!) Все пятеро карабкались вверх по склону так быстро, как только могли.
То, что открылось их глазам, было так не похоже ни на что виденное доселе и так ужасно, что охотники застыли на месте, не в силах вымолвить ни слова. Справа по открытой местности, поднимая клубы пыли, издавая непрерывное ржание – громче, отчаяннее, чем даже во время загона! – летели лошадиные табуны. Не один и не два, – похоже, дикая паника гнала все живое, все, что паслось, что отдыхало в этих полях и перелесках… Не одних лошадей, – вон спешит с протяжным ревом стадо их братьев, рыжеволосых гигантов. А вон олени… Звери мчатся, не разбирая дороги, не обращая внимания на падающих и гибнущих под копытами сородичей. Как во время Большой охоты… Дрого видел, как передовые одного из табунов сорвались и покатились на дно оврага; остальные едва успели свернуть и летели теперь вдоль его края…
Но не люди, не загонщики вызвали эту невообразимую панику. Загонщиком выступало само Небо! То, что совсем недавно казалось дальней грозовой тучей… Нет, это была не туча, – во всяком случае, даже самая страшная из виденных когда-либо грозовых туч напоминала ЭТО не больше, чем пересыхающая лужа – великий весенний разлив Большой воды… От горизонта до горизонта с юга на них двигалась сама Ночь, сама Великая Тьма, медленно, но неуклонно пожирая чистую, ласковую голубизну, убивая день… Время от времени она содрогалась от мертвящих сполохов и отвечала на них недовольным рокотом, перекрывающим все земные звуки.
Дрого не знал, как долго стояли они в оцепенении, взрослые охотники, вновь превратившиеся в ползунчиков , лишенных разума и речи, опутанных по рукам и ногам неимоверным, животным ужасом перед лицом ЭТОГО, несущего неотвратимую гибель не только им, козявкам, – всему живому, всему их Миру!..
– А-а-а-а-а-а!..
Каймо закричал – пронзительно, не по-человечески. И этот крик будто разорвал путы. Не сговариваясь, все пятеро обернулись на север, лицом к такому светлому, такому мирному небу, которое вот-вот будет навсегда стерто вместе со всем остальным, – и, не разбирая дороги, бросились назад, бегом, со всей скоростью, на которую только были способны.
Дрого – да, очевидно, и остальные – не помнил, как они очутились в той самой уютной низине, где коротали ночь. Новая, неурочная ночь, ночь среди бела дня уже почти накрыла их… Вуул остановился первым, сжал в объятиях Каймо, ухватил за шиворот Ауна. Дрого с размаха налетел на них, чуть не сбив с ног. Донго остановился сам:
– Стойте! Стойте! Что бы ни случилось, мы не двинемся отсюда! Пока… Пока не вернется день!
– У-у-у-у-у… – выл Каймо, – д-о-о-о-о… Д-о-о-омо-о-ой!
Ничего не соображая, он бился в руках Вуула, порываясь бежать дальше. И тогда Вуул, на миг отстранившись, резко хлестнул Каймо по лицу тыльной стороной ладони. Удар сбил его с ног и немного привел в чувство. Сидя на земле, Каймо уже не кричал, только стонал и повизгивал.
– Мы останемся здесь, – повторил Вуул. – Останемся столько, сколько будет нужно. Донго! Готовь Огненный круг! Дрого, Аун, – костер, по всем правилам – с сухой кровью. Заклинания не забыл?
Нет, Дрого помнил все, чему их научил Колдун. Донго собирал сухую траву и мелкий хворост, подготавливая Огненный круг (он не должен гореть постоянно, но после того, как прогорит, человек не должен его переступать, иначе будет открыт проход для нечисти), а они втроем поспешно раскладывали костер. Дрого читал заклинания, Вуул сыпал сухую кровь, Аун раздувал тлеющий трут… Неурочная Ночь была уже совсем рядом.
Каймо ни в чем не принимал участия. Сидел там же, куда его бросил удар Вуула, и, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.
– Зачем мы здесь? – жалобно причитал он. – Зачем? Это – конец всему! Может, мы бы успели…
– Замолчи! – Вуул уже полностью овладел собой. – Ночь среди дня – это бывает; старики говорили. Редко. Недолго. Солнце скроется, потом вернется. Но мы должны быть готовы, чтобы, пока ночь, нас не застал врасплох… Знаете кто!
Да, теперь и Дрого вспомнил. Ночь среди дня, – кажется, такое видели только Колдун и Гор… В самом деле, говорят, это недолго. Темно и звезды – а потом снова солнце…
Но ЭТО длилось долго. Очень долго, а сколько? Кто бы смог на это ответить… Только не они, сбившиеся в тесную кучу около костра, лепечущие заклинания в истовой надежде на защиту Круга, своих измятых венков, стеблей чеснока, оберегов… И в страхе, что все это может оказаться тщетным…
Занятые делом, они уже надеялись: худший страх позади! Большего ужаса не будет! Но нет: когда Тьма объяла все, им пришлось пережить такое, о чем после всю оставшуюся жизнь никто из них не мог вспомнить без содрогания. ЭТА ночь среди дня была беззвездной. Какие там звезды! Тьма, пожравшая небо и солнце, казалось, налегшая на самые вершины деревьев, рокочущая, дрожащая от почти непрерывных, но ничего не освещающих сполохов, разродилась странным, невиданным снегом . Непрерывной, тягучей, искрящейся пеленой опускался этот летний снег на деревья, на траву, на костер, на головы и плечи жмущихся к огню охотников. Мир утонул в рокочущей, мерцающей мгле, и только отчаянные крики зверей и птиц, прорывающиеся даже сквозь голос Тьмы, сквозь этот невероятный сухой, скрипучий снег, говорили о том, что еще не все погибло!
Позднее Дрого не мог понять, как они выдержали, почему не умерли, не сошли с ума… Видимо, в конце концов ЭТА Тьма сменилась настоящей ночью. Рассеялась пелена, прекратил падать этот жуткий, этот невероятный снег, – он лежал вокруг, неглубокий, все так же искрящийся и не тающий даже вблизи от огня. Да, костер продолжал гореть, но Дрого никак не мог вспомнить, кто и когда подкармливал пламя. Уже различимы в отблесках пламени стволы деревьев и кусты; небо снова отступило ввысь и проклюнулись звезды… А они сидели без слов и движения и только дрожали мелкой дрожью. Холод? Страх? Сейчас им было безразлично. Четверо их было; пятый, Каймо, лежал ничком, закрыв руками голову. Без сознания? Спит? Мертв? Не было сил даже проверить…
Впадали ли в забытье они сами, Дрого не знал. Отупение было столь сильным, что, когда за пределами Круга обозначилась темная фигура и голос, низкий, скрипучий, как этот летний снег, и чем-то странно знакомый, попросил их «пустить на ночлег» , – Дрого почти машинально вытянул в защитном жесте левую руку и пробормотал даже не заклинание, одно лишь слово: «Уйди!» И даже не обернулся на хлопанье гигантских перепончатых крыльев, раздавшееся после того, как Донго острием своего копья сделал Знак и пробормотал Слово. (Ах да! Колдун же учил…) И прощальное: «Еще увидимся!» – оставило его равнодушным. Сегодня он уже отбоялся!
По-видимому, с остальными было то же самое. Во всяком случае, наутро (ибо утро все же наступило!) никто и словом не обмолвился о ночном госте. А может, и гостя-то никакого не было, только померещился?..
Тихое, солнечное утро, словно и весь вчерашний кошмар – только сон или бред. Но нет, вот он, странный, нетающий снег… Дрого с отвращением отряхивал свою одежду. Да снег ли это? Подсохнув, он стал похожим на какую-то тончайшую, сверкающую пыль – на солнце даже пальцы от нее искрятся.
Каймо очнулся, но все еще подавленно молчал. Вуул уже принял решение. Впрочем, оно было очевидным.
– Возвращаемся. Так быстро, как только можем. Надо успеть до заката.
Глава 13
ДНЕВНАЯ НОЧЬ
(Окончание)
В ту ночь, которую молодые охотники провели в низине, прислушиваясь к непонятному волчьему вою, Колдун безуспешно пытался посетить Скрытые Миры, В этот раз путей не было совсем; искрящаяся завеса заполняла все. И что самое странное – она проникла и в Средний Мир! Даже путь на юг был закрыт ею! Колдун сумел лишь увидеть молодых охотников, спящих после долгого перехода. И, прислушиваясь вместе с ними к волчьему вою, он внезапно понял, не только своим внутренним зрением и слухом: здесь, наяву, в его жилище проникает такой же вой! Окончательно вернувшись, он убедился: так оно и есть!
Колдун вышел из своего жилища и долго стоял в непроглядной тьме, прислушиваясь к этому заунывному предвестию близкой беды. Неведомой беды! Да. Разговор с вождем дольше откладывать нельзя, даже если ему нечего будет поведать, кроме смутных предвестий грядущих бед… И в конце концов, эти слухи… Пора прекратить делать вид, будто они безразличны, – пора объяснить вождю. Быть может, Колдун виноват перед своим Родом, но совсем не в том, о чем болтают общинники…
Колдун прождал все утро молодого Куницу или вестника от него. Прождал напрасно: видимо, и его попытки остались без результата.
Утро было неожиданно солнечным, словно все тучи унесло далеко на север. Похоже, что день будет теплым. Арго с нетерпением поглядывал на тропу (не появится ли вестник от детей Куницы?) , на тени (что-то медленно укорачиваются!) . Людей в стойбище было не много, почти все разошлись по делам: женщины и дети – по грибы и ягоды, мужчины – кто силки ставить, кто на склоны холмов, поискать подходящие кремневые желваки или плитки, вымытые дождями.
Направляясь к жилищу Колдуна, Арго отметил по вершинам деревьев, что ветер вновь усилился, хотя небо над головой было по-прежнему чистым.
Колдун ждал вождя. Встретил у входа, предложил войти. После обязательных приветствий начал первым:
– Вождь! Мне очень жаль, но я не могу ничего сказать. Духи молчат.
– И все же у вождя много вопросов к могущественному Колдуну нашего Рода, ученику великого Хорру.
– Пусть великий вождь детей Мамонта спрашивает. Колдун готов ответить… если сможет.
(«Пусть спрашивает!» Легко сказать. Кажется, все было продумано – и прежде, и ночью, и утром, а вот начать трудно!)
– Беда пришла ко всем. Такая, что и самые могучие колдуны отвести ее не могут. Люди спрашивают: отчего это случилось? Люди ищут виновного. Люди верят: если виновный будет найден и наказан, беда уйдет. Что думают об этом наш могучий Колдун и его собрат, колдун Детей Куницы?
– Мы говорили. Молодой Куница знает о нежити больше меня, старого, от своего наставника. Великий Хорру об этом молчал. Но и Куница не знает точно, что такое нежить, о том же, как она проникает в наш Мир, ему и вовсе неведомо. Можем ли мы указать виновного?
Колдун помолчал, затем продолжил, глядя прямо в глаза вождю:
– Но мы, колдуны, не столь уж беспомощны и никчемны. Мы не смогли отвести первый удар: он был нанесен там, где не ждали. Но зло не распространилось… Знает ли великий вождь, что погибший от нежити сам может стать как нежить?
– Да.
– Но этого не произошло, благодаря Кунице. И смертей больше нет: наша защита не бесплодна. И молодой Куница надеется: нежить, лишенная добычи, может отступить… Или даже уйти совсем. Сгинуть.
– Верит ли в это наш мудрый Колдун?
Колдун сказал правду:
– Нет!
Хозяин и гость сидели рядом, по одну сторону от очага, вполоборота друг к другу. Свет нежданно яркого дня проникал сверху, сквозь дымовое отверстие, свободно лился во вход с откинутым пологом. Низкое ровное пламя очага, почти невидимое в солнечном сиянии, давало о себе знать мягким, уютным теплом.
Арго продолжил:
– Колдун! Старый! Ты сказал: «Первый удар был нанесен там, где не ждали». Значит, вы ждали беду! Но почему? И почему я ничего не слышал об этом?
– Да, это правда. И Куница, и я, старый Колдун, – мы ждали беду, хотя и надеялись на лучшее… Как иначе? Нарушен Закон крови, – помнит ли великий вождь такое? …Все, что должно было быть сделано, – сделано в срок, но поколеблены устои. Кто может знать, чем это чревато?..
Помолчав, Колдун продолжил:
– Но великий вождь ошибается или забыл. Старый Колдун предупреждал его, и не раз, о том, что нужно остерегаться, намеками , это так. Но мог ли говорить яснее тот, кому было неведомо, чего именно нужно остерегаться? Откуда исходит угроза? Пусть вождь поверит: предки и духи темнили, а сейчас они вообще молчат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70