..
Узун был так потрясающе ленив и так непроходимо глуп, что сразу же ухватился за возможность стать колдуном. Более того, за целый год он не сделал ни одной попытки найти наставника и хоть сколько-нибудь узнать то дело, за которое взялся. Колдун соседней общины детей Мамонта, знающий Узуна лучше, чем кто бы то ни было, поражался его невероятному нахальству и не менее невероятной удачливости: целый год этот свежеиспеченный «колдун» прекрасно обходился надуванием щек, выпячиванием нижней губы, невнятным бормотанием, выдаваемым за «заклинания», да выспренной болтовней, – и при всем при том до сих пор еще не был «взят духами»! Похоже, он сам был искренне убежден: все остальные колдуны – точно такие же лгуны и проходимцы; он не хуже, а может быть, и лучше остальных! Его удачливость объяснялась как тем, что за все это время община детей Серой Совы ни разу не столкнулась с настоящими трудностями, требующими настоящей помощи, так и тем, что их вождь, Гарт, – человек очень терпеливый и очень осторожный… В конце концов, всем известно: колдун – человек «не от мира сего»… Так, может быть, лень Узуна, давным-давно ставшая притчей во языцех, и не лень вовсе, а знак его «колдовской силы»?.. Но Колдун детей Мамонта не сомневался и в том, что такое везение не может длиться бесконечно…
Молодой колдун-Куница ел мало, пил и того меньше и молчал. Но, дождавшись, когда осоловевший толстяк перешел от болтовни к икоте и дреме, обратился к своему соседу:
– Колдун! Старый! Младший собрат проследил твою попытку… Кто он такой, ваш первый охотник?
– Не знаю.
Молчание. И осторожный вопрос:
– Быть может, старшему собрату не помешает помощь молодого Куницы?
Колдун задумался. Да, сейчас, вдвоем, когда толстяк успокоился, а Мал наверняка немного ослаб, можно попытаться прорвать его защиту. Но тогда Куница узнает…
– Нет, благодарю. Колдун детей Мамонта уверен: тревожиться не о чем.
И вот настала ночь. Одноглазая заливала все окружающее своим призрачным светом; нежно и таинственно мерцали березы в ее сиянии; переливалась река. В самом центре поляны из заранее принесенных сучьев и тонких стволов был подготовлен Большой костер. Люди трех Родов – нераздельно, вперемежку – окружили его. Все молчали. Людей было много, но стояла такая тишина, что слышался даже плеск рыбы, играющей в реке, даже шепоток березовой листвы от легкого ночного ветерка… Внимание общинников было приковано к двум фигурам в центре, у будущего костра: стоящей – вождя детей Мамонта, Арго, и сидящей – их старого Колдуна.
Колдун, шепча заклинания, подготовил дощечку, трут и огневое сверло: палочку и лучок. Арго поднял вверх обе руки, запрокинул лицо к небу и заговорил:
– Духи радости, любви и согласия! Я, Арго, вождь детей Мамонта, призываю вас на наш костер и пляску соединения. Три Рода – дети Куницы, дети Серой Совы и дети Мамонта сошлись здесь для совместного танца. Придите к нам! Вдохните жизнь в наше общее пламя! Наполните наши сердца любовью, согласием и весельем!
Трижды повторив призыв, вождь запел заклинание. Лучок в правой руке Колдуна заходил взад-вперед, вращая огневое сверло. Трут занялся быстро – добрый знак!
Под пение вождя Колдун принялся разжигать костер. Занялась сухая трава, затрещали тонкие веточки и береста. Запах дыма смешивался со смоляным ароматом.
Пение продолжалось. Вождь высыпал в зачинающийся огонь щепоть своего колдовского порошка, предназначенного для привлечения духов… Призыв был услышан: пламя занялось сразу, ровно и сильно; оно уже охватило сучья, уже лизало более толстые стволы… И вот – взметнулось вверх, озаряя колеблющимся оранжево-розоватым светом фигуры и лица общинников… Пронесся единый восхищенный вздох. Люди взялись за руки.
Арго вновь воздел руки к небу:
– Вождь детей Мамонта благодарит духов, услышавших его призыв! Помогите же нашим сердцам соединиться, как соединяются сейчас наши руки!
Арго вновь запел заклинание, перечисляя имена духов радости и веселья, любви и согласия, которых, как вождь, он был властен призвать на Большой костер. Эти духи были хорошо знакомы вождям, лучше, чем даже колдунам! Только вожди могли общаться с ними – в Дни весенних и осенних свадеб, в дни совместных пиршеств… И сейчас Арго чувствовал, как собираются они на призыв, явственно ощущал их дружеское ответное мерцание в пламени костра и в окружающем ночном воздухе…
Вождь поднял с земли Священный барабан, надел его на шею и взял в руки било. И барабан – деревянная колода, обтянутая лошадиной кожей, раскрашенная сухой кровью Рода и увенчанная лебедиными перьями, – и било, вырезанное из еловой ветви и тоже окрашенное в красный цвет, делаются только самим вождем накануне праздника и только на один раз. После последнего танца этот священный инструмент будет сожжен в догорающем пламени Большого костра.
Колдун взял в руки костяную флейту – инструмент долговечный, неизменно служащий ему в разных церемониях.
Рокот барабана возвестил начало первого, общего танца.
Люди, держась за руки, двигались по кругу под ритмичную дробь, сопровождаемую тягучими звуками флейты, и вторили пению вождя:
Дети Kуницы добры, дети Куницы веселы!
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Куницы добры, дети Куницы веселы!
Дети Серой Совы добры, дети Серой Совы веселы!
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Серой Совы добры, дети Серой Совы веселы!
Дети Мамонта добры, дети Мамонта веселы!
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Мамонта добры, дети Мамонта веселы!
Пение возобновлялось несколько раз. Духи, хорошо знакомые вождю, делали свое дело. Сейчас Арго всем своим существом ощущал их радость, их тягу к людскому веселью…
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Мамонта добры, дети Мамонта веселы!..
Рокот барабана и короткий перерыв. – Теперь пусть мужчины образуют второй круг и соединят свои руки для второго танца!
Мужчины всех трех Родов встали спиной к костру, лицом к женщинам и детям, которые образовывали большой, внешний круг.
Началась вторая песнь:
Мужчины Куницы храбры, мужчины Куницы сильны!
Ой-о-о-о-о-о!
Мужчины Куницы храбры, мужчины Куницы сильны!..
Второй танец длился значительно дольше, чем первый: здесь нужно было назвать всех – и девушек, и женщин, и стариков, и детей…
Женщины Серые Совы умны, женщины Серые Совы плодовиты!
Ой-о-о-о-о-о!
Женщины Серые Совы – хорошие жены!..
Старики Куницы мудры, старики Куницы крепки!
Ой-о-о-о-о-о!
Старики Куницы мудры, старики Куницы крепки!
Ритм завораживал, втягивал в себя. Не только вождь – все танцующие все больше входили в единение с духами. Невидимые мелькали в дыму, подмигивали из пламени, отлетали к своим собратьям, прячущимся среди березовой листвы, и возвращались в круг.
Девушки Мамонта добры, девушки Мамонта умелы!
Ой-о-о-о-о-о!
Девушки Мамонта будут хорошими женами!..
Перед третьим танцем вождь вновь попросил духов наполнить сердца людей радостью и весельем. Теперь танцевать должны были парами, положив руки на плечи Друг другу и двигаясь в такт ритму вокруг костра. На этот танец специально выбирать себе напарника не полагалось: клали руки на плечи ближайшему соседу… Но то ли по воле духов, то ли по какой-то иной причине – только, как правило, пары соединялись совсем не случайно!
Песня, с вариациями, по-прежнему восхваляла всех по очереди:
Сыновья Куницы храбры, сыновья Куницы сильны!
Ой-о-о-о-о-о!
Сыновья Куницы отважны!..
На плечи Айрис легли такие знакомые, сильные, такие надежные руки ее брата! Айрис была рада, очень рада, что именно Мал оказался рядом с ней для этого танца, последнего перед самыми важными, заключительными танцами жениха и невесты! И все же… Мал двигался спиной к костру, и она не могла рассмотреть его лицо. Но почти сразу возникло неприятное ощущение тяжести от какого-то непривычного, какого-то давящего взгляда… И его подпевающий голос тоже звучал глухо и странно…
Сыновья Мамонта умны, сыновья Мамонта храбры!
Ой-о-о-о-о-о!
Сыновья Мамонта хитроумны!
Увидев Мала, танцующего с Айрис, Колдун вновь ощутил беспокойство: конечно, ничего особенного, ничего странного, но… он бы все же предпочел, чтобы рядом с Айрис оказался кто-то другой! Колдун не входил глубоко в Скрытые Миры , и за происходящим он следил не столько внутренним, сколько внешним зрением: эти духи – не его, здесь он только помощник. Но и в своем слабом погружении он понял: стоящий рядом вождь, глубоко ушедший в мир духов, тоже напряжен, тоже обеспокоен. Видимо, и там , в том мире… Но некогда думать; завораживающий ритм, пение, то затихающее, то взмывающее с новой силой, влекут дальше и дальше…
Три первых танца – только подготовка к двум последним, самым значимым на этих праздниках, – танцам жениха и невесты. Перед ними требовалось совершить еще одно, особое действо.
Вождь снова обратился к духам, называя их имена: – Арго, вождь детей Мамонта, благодарит вас за то, что вы услышали наши призывы, пришли к нам, наполнили сердца весельем и радостью! Сегодня молодые охотники трех Родов приведут к своим очагам тех, чье согласие они получили. Сегодня молодые дочери Мамонта и Серой Совы станут хозяйками очагов. Духи! Наполните их сердца любовью, дайте их телам силу и плодовитость, чтобы все три наших Рода умножались и крепли, чтобы все мы жили в мире и согласии, связанные кровными узами так же нераздельно, как соединится сейчас в пламени Большого костра наша кровь!
Вновь появилась Священная кость, и щепоть сухой крови Рода была брошена в пламя рукой Арго. Затем он сделал кремневым ножом надрез на левой руке и покропил пламя своей кровью. Другие вожди по очереди подходили к Большому костру, молча повторяли обряд и возвращались на свои места. Уже приготовив било, Арго обратился к духам с последней просьбой:
– Духи! Не забудьте о тех, кто давно соединен и давно живет под одной кровлей, делит одну постель! Пусть в их сердцах не иссякает любовь, а в телах – желание и сила! И о тех не забудьте, кому еще предстоит соединиться! Помогите им сегодня найти друг друга!
Короткая дробь барабана, и наконец – долгожданные слова:
– А теперь пусть сыновья Куницы, сыновья Серой Совы и сыновья Мамонта положат свои руки на плечи тех, кто им ближе всего по сердцу!
В двух последних танцах участвуют не только молодожены. Юный охотник, кладущий свои руки на плечи девушке, недавно прошедшей Посвящение , делает очень важный шаг к сближению – еще до Начального дара. И если потом она положит свои руки на его плечи, значит, этот шаг удался! А если молодой охотник хочет показать, что выбор его еще не сделан, он пригласит одну из старых женщин своего Рода, годящуюся ему в матери, а то и в бабки. Муж по обычаю танцует с женой; если он выберет кого-то другого – это означает, по меньшей мере, серьезную размолвку… А вот глубокому старику вдовцу не возбраняется привлечь и самую юную красавицу: и вождь, и те, кто не танцует, обязательно поприветствуют его удаль специальным припевом.
Но, конечно, главные герои здесь те, кто в эту ночь станут мужьями и женами. И в пении, сопровождающем танец, звучат не только общие слова о сыновьях и дочерях Куницы, Серой Совы и Мамонта, но и такие, в которых можно узнать каждую пару:
Сын Куницы высок, сын Куницы силен, сын Куницы бесстрашен!
Ой-о-о-о-о-о!
Сын Куницы любит маленькую дочь Мамонта!
А вот и они! Колдун улыбнулся: плечи «маленькой дочери Мамонта» утонули в огромных, но, сразу видно, чутких и нежных лапищах белокурого гиганта… А ее руки едва достают до богатырских плеч жениха.
Сын Серой Совы силен, сын Серой Совы – храбрый охотник!
Ой-о-о-о-о-о!
Сын Серой Совы любит стройную Айрис!
Айрис не только тонка, но и высока; вровень жениху… Казалось, они уже неразделимы!
…А вот еще одна пара: старый Гор выбрал самую молоденькую Совушку из южной общины. Конечно, присмотрел такую, у которой еще нет жениха… Девочка рада, девочка польщена: старый Гор – личность известная! Их встречают дружными хлопками, веселыми возгласами и припевом:
Старый Гор удал, старый Гор крепок!
Ой-о-о-о-о-о!
Старый Гор, возьми молодую жену!
Пара за парой, пара за парой, и для каждой находились особые слова…
Но где же Мал и Нава?!
Стараясь быть как можно незаметнее, Нава скользила за спинами тех, кто окружал костер, прихлопывал и подпевал, не танцуя. Недоумение перерастало в испуг.
Что случилось? Куда исчез Мал?
Последний раз она видела своего жениха во время третьего танца: он был с Айрис, она – с Киику. Ей казалось: все просто замечательно! Они – уже давние подруги, а мужья их конечно же станут друзьями; танец – тому залог!.. Но в конце они оказались по разные стороны костра, и с тех пор Нава не видела Мала! Вначале думалось: не может ее найти (еще улыбнулась, дура: вот тебе и следопыт! ). Потом начала понимать: исчез, ушел! Куда, зачем, почему? – Нава не могла представить; но она хорошо знала, что придется ей теперь пережить – ей, самой гордой, самой красивой Серой Сове, над которой… посмеялись?!
Нет, нет, этого не может быть!.. Как же так, за что?.. Прокрадываясь за спинами, она уже слышала удивленный и тревожный шепоток: заметили! Пока – без ехидства, пока – только тревога… И слово лашии уже прозвучало, и не раз… Может быть, в самом деле? Может быть, следопыт почуял врага? Быть может, он вернется к последнему танцу (о! хоть бы к последнему обряду! ), вернется как победитель, как герой?.. Но сердце подсказывало: пустое! все – не так!..
Вот он, последний танец! Вождь детей Мамонта произнес:
– Теперь пусть дочери Серой Совы и дочери Мамонта положат руки на плечи тех, кто ближе всего их сердцам!
Где же он, тот, кто ближе всего уже три весны?! В последний раз, в отчаянии, уже ни от кого не скрываясь, Нава жадно высматривала Мала… Нет, напрасно!
Она бросилась прочь, в темноту, нашла какую-то ложбинку и упала лицом вниз, изо всех сил зажимая уши, чтобы только не слышать свадебное пение:
Айрис, дочь вождя, красива, Айрис, дочь вождя, нежна!
Ой-о-о-о-о-о!
Айрис, дочь вождя, любит храброго Киику!..
О том, что произошла беда, Айрис догадалась первой, но только во время последнего танца. Когда руки Киику легли на ее плечи, она забыла обо всем, кроме его и себя!.. И не видела ничего, кроме его глаз, не чувствовала ничего, кроме его рук, пока не кончился этот танец! Да и о чем могла она беспокоиться?
Тень беспокойства мелькнула, когда они, держась за руки, ждали начала последнего танца… Шепоток . И она услышала, о чем шепчутся! Не поверила: нелепо! Но… во время последнего танца стала высматривать Мала и Наву.
Их не было! Круг проходил за кругом, – а их не было!
Киику что-то почувствовал: слегка сжались руки, и в глазах появился вопрос… Айрис улыбнулась ему, давно любимому, и подхватила напев… Потом, потом!..
Потом, когда вождь, ее отец, отпускал духов и сжигал Священный барабан, Киику понял и сам: что-то случилось! Держа обеими руками Священный инструмент, Арго произносил заклинания почти вслух, и странным было его лицо, совсем не похожим на то, в которое вглядывался Киику в начале празднества. Вождь был еще наполовину там , в Мире духов, и, видимо, что-то необычное, что-то тревожное происходило в том Мире… Барабан, упавший на догорающие угли Большого костра, долго не хотел гореть, огонь словно отступал от него. Наконец по деревянной основе побежал язычок пламени – один… другой… Огонь охватил его – и кожа, обтягивающая Священный инструмент, лопнула со страшным звуком, прокатившимся эхом по березняку, отразившимся от Большой воды. Из самой его сердцевины вырвался сноп искр и, закрутившись спиралью, взмыл к звездам.
Уже не шепоток – говор! – шел со всех сторон. О Наве – ни звука; но повторялось: «Мал!» и зловещее: «Лашии!»
– Айрис, ты знаешь Мала! Что произошло?!
– Не знаю, Киику, не знаю… Послушай, я должна найти Наву! До обряда!
– Я с тобой!
– Нет, Киику, нет!.. Ну пожалуйста!
– Лашии…
– Если это они, Мал защитит… Хорошо, Киику! Следи за мной, но в стороне! И когда я найду Наву, не подходи!.. Хорошо?
Он молча прижался щекой к ее щеке.
Айрис нашла свою подругу. Нава плакала – навзрыд, безудержно, уткнувшись в плечо почти замужней… Айрис гладила ее прямые черные волосы в безнадежных попытках утешить.
– Нава, Нава! Мал хотел взять тебя в жены, Мал принес дары, но что-то случилось! Он – лучший охотник, он – следопыт… Быть может, Мал снова почуял лашии? Он придет завтра, обязательно придет и все расскажет. И никто не упрекнет вторично выследившего лашии, если он приведет Наву к своему очагу после праздника! И над Навой, его хозяйкой, никто не посмеет смеяться!..
Айрис говорила и гладила, гладила и говорила… Кажется, помогло! Нава уже не рыдала взахлеб, только всхлипывала… Потом и совсем затихла на плече Айрис. И вот оторвала голову, горячо прижалась щекой к ее щеке и посмотрела прямо в глаза:
– Айрис, мне страшно!
– Нава, не бойся; поверь: все будет хорошо!
– Нет, Айрис, ты не понимаешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Узун был так потрясающе ленив и так непроходимо глуп, что сразу же ухватился за возможность стать колдуном. Более того, за целый год он не сделал ни одной попытки найти наставника и хоть сколько-нибудь узнать то дело, за которое взялся. Колдун соседней общины детей Мамонта, знающий Узуна лучше, чем кто бы то ни было, поражался его невероятному нахальству и не менее невероятной удачливости: целый год этот свежеиспеченный «колдун» прекрасно обходился надуванием щек, выпячиванием нижней губы, невнятным бормотанием, выдаваемым за «заклинания», да выспренной болтовней, – и при всем при том до сих пор еще не был «взят духами»! Похоже, он сам был искренне убежден: все остальные колдуны – точно такие же лгуны и проходимцы; он не хуже, а может быть, и лучше остальных! Его удачливость объяснялась как тем, что за все это время община детей Серой Совы ни разу не столкнулась с настоящими трудностями, требующими настоящей помощи, так и тем, что их вождь, Гарт, – человек очень терпеливый и очень осторожный… В конце концов, всем известно: колдун – человек «не от мира сего»… Так, может быть, лень Узуна, давным-давно ставшая притчей во языцех, и не лень вовсе, а знак его «колдовской силы»?.. Но Колдун детей Мамонта не сомневался и в том, что такое везение не может длиться бесконечно…
Молодой колдун-Куница ел мало, пил и того меньше и молчал. Но, дождавшись, когда осоловевший толстяк перешел от болтовни к икоте и дреме, обратился к своему соседу:
– Колдун! Старый! Младший собрат проследил твою попытку… Кто он такой, ваш первый охотник?
– Не знаю.
Молчание. И осторожный вопрос:
– Быть может, старшему собрату не помешает помощь молодого Куницы?
Колдун задумался. Да, сейчас, вдвоем, когда толстяк успокоился, а Мал наверняка немного ослаб, можно попытаться прорвать его защиту. Но тогда Куница узнает…
– Нет, благодарю. Колдун детей Мамонта уверен: тревожиться не о чем.
И вот настала ночь. Одноглазая заливала все окружающее своим призрачным светом; нежно и таинственно мерцали березы в ее сиянии; переливалась река. В самом центре поляны из заранее принесенных сучьев и тонких стволов был подготовлен Большой костер. Люди трех Родов – нераздельно, вперемежку – окружили его. Все молчали. Людей было много, но стояла такая тишина, что слышался даже плеск рыбы, играющей в реке, даже шепоток березовой листвы от легкого ночного ветерка… Внимание общинников было приковано к двум фигурам в центре, у будущего костра: стоящей – вождя детей Мамонта, Арго, и сидящей – их старого Колдуна.
Колдун, шепча заклинания, подготовил дощечку, трут и огневое сверло: палочку и лучок. Арго поднял вверх обе руки, запрокинул лицо к небу и заговорил:
– Духи радости, любви и согласия! Я, Арго, вождь детей Мамонта, призываю вас на наш костер и пляску соединения. Три Рода – дети Куницы, дети Серой Совы и дети Мамонта сошлись здесь для совместного танца. Придите к нам! Вдохните жизнь в наше общее пламя! Наполните наши сердца любовью, согласием и весельем!
Трижды повторив призыв, вождь запел заклинание. Лучок в правой руке Колдуна заходил взад-вперед, вращая огневое сверло. Трут занялся быстро – добрый знак!
Под пение вождя Колдун принялся разжигать костер. Занялась сухая трава, затрещали тонкие веточки и береста. Запах дыма смешивался со смоляным ароматом.
Пение продолжалось. Вождь высыпал в зачинающийся огонь щепоть своего колдовского порошка, предназначенного для привлечения духов… Призыв был услышан: пламя занялось сразу, ровно и сильно; оно уже охватило сучья, уже лизало более толстые стволы… И вот – взметнулось вверх, озаряя колеблющимся оранжево-розоватым светом фигуры и лица общинников… Пронесся единый восхищенный вздох. Люди взялись за руки.
Арго вновь воздел руки к небу:
– Вождь детей Мамонта благодарит духов, услышавших его призыв! Помогите же нашим сердцам соединиться, как соединяются сейчас наши руки!
Арго вновь запел заклинание, перечисляя имена духов радости и веселья, любви и согласия, которых, как вождь, он был властен призвать на Большой костер. Эти духи были хорошо знакомы вождям, лучше, чем даже колдунам! Только вожди могли общаться с ними – в Дни весенних и осенних свадеб, в дни совместных пиршеств… И сейчас Арго чувствовал, как собираются они на призыв, явственно ощущал их дружеское ответное мерцание в пламени костра и в окружающем ночном воздухе…
Вождь поднял с земли Священный барабан, надел его на шею и взял в руки било. И барабан – деревянная колода, обтянутая лошадиной кожей, раскрашенная сухой кровью Рода и увенчанная лебедиными перьями, – и било, вырезанное из еловой ветви и тоже окрашенное в красный цвет, делаются только самим вождем накануне праздника и только на один раз. После последнего танца этот священный инструмент будет сожжен в догорающем пламени Большого костра.
Колдун взял в руки костяную флейту – инструмент долговечный, неизменно служащий ему в разных церемониях.
Рокот барабана возвестил начало первого, общего танца.
Люди, держась за руки, двигались по кругу под ритмичную дробь, сопровождаемую тягучими звуками флейты, и вторили пению вождя:
Дети Kуницы добры, дети Куницы веселы!
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Куницы добры, дети Куницы веселы!
Дети Серой Совы добры, дети Серой Совы веселы!
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Серой Совы добры, дети Серой Совы веселы!
Дети Мамонта добры, дети Мамонта веселы!
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Мамонта добры, дети Мамонта веселы!
Пение возобновлялось несколько раз. Духи, хорошо знакомые вождю, делали свое дело. Сейчас Арго всем своим существом ощущал их радость, их тягу к людскому веселью…
Ой-о-о-о-о-о!
Дети Мамонта добры, дети Мамонта веселы!..
Рокот барабана и короткий перерыв. – Теперь пусть мужчины образуют второй круг и соединят свои руки для второго танца!
Мужчины всех трех Родов встали спиной к костру, лицом к женщинам и детям, которые образовывали большой, внешний круг.
Началась вторая песнь:
Мужчины Куницы храбры, мужчины Куницы сильны!
Ой-о-о-о-о-о!
Мужчины Куницы храбры, мужчины Куницы сильны!..
Второй танец длился значительно дольше, чем первый: здесь нужно было назвать всех – и девушек, и женщин, и стариков, и детей…
Женщины Серые Совы умны, женщины Серые Совы плодовиты!
Ой-о-о-о-о-о!
Женщины Серые Совы – хорошие жены!..
Старики Куницы мудры, старики Куницы крепки!
Ой-о-о-о-о-о!
Старики Куницы мудры, старики Куницы крепки!
Ритм завораживал, втягивал в себя. Не только вождь – все танцующие все больше входили в единение с духами. Невидимые мелькали в дыму, подмигивали из пламени, отлетали к своим собратьям, прячущимся среди березовой листвы, и возвращались в круг.
Девушки Мамонта добры, девушки Мамонта умелы!
Ой-о-о-о-о-о!
Девушки Мамонта будут хорошими женами!..
Перед третьим танцем вождь вновь попросил духов наполнить сердца людей радостью и весельем. Теперь танцевать должны были парами, положив руки на плечи Друг другу и двигаясь в такт ритму вокруг костра. На этот танец специально выбирать себе напарника не полагалось: клали руки на плечи ближайшему соседу… Но то ли по воле духов, то ли по какой-то иной причине – только, как правило, пары соединялись совсем не случайно!
Песня, с вариациями, по-прежнему восхваляла всех по очереди:
Сыновья Куницы храбры, сыновья Куницы сильны!
Ой-о-о-о-о-о!
Сыновья Куницы отважны!..
На плечи Айрис легли такие знакомые, сильные, такие надежные руки ее брата! Айрис была рада, очень рада, что именно Мал оказался рядом с ней для этого танца, последнего перед самыми важными, заключительными танцами жениха и невесты! И все же… Мал двигался спиной к костру, и она не могла рассмотреть его лицо. Но почти сразу возникло неприятное ощущение тяжести от какого-то непривычного, какого-то давящего взгляда… И его подпевающий голос тоже звучал глухо и странно…
Сыновья Мамонта умны, сыновья Мамонта храбры!
Ой-о-о-о-о-о!
Сыновья Мамонта хитроумны!
Увидев Мала, танцующего с Айрис, Колдун вновь ощутил беспокойство: конечно, ничего особенного, ничего странного, но… он бы все же предпочел, чтобы рядом с Айрис оказался кто-то другой! Колдун не входил глубоко в Скрытые Миры , и за происходящим он следил не столько внутренним, сколько внешним зрением: эти духи – не его, здесь он только помощник. Но и в своем слабом погружении он понял: стоящий рядом вождь, глубоко ушедший в мир духов, тоже напряжен, тоже обеспокоен. Видимо, и там , в том мире… Но некогда думать; завораживающий ритм, пение, то затихающее, то взмывающее с новой силой, влекут дальше и дальше…
Три первых танца – только подготовка к двум последним, самым значимым на этих праздниках, – танцам жениха и невесты. Перед ними требовалось совершить еще одно, особое действо.
Вождь снова обратился к духам, называя их имена: – Арго, вождь детей Мамонта, благодарит вас за то, что вы услышали наши призывы, пришли к нам, наполнили сердца весельем и радостью! Сегодня молодые охотники трех Родов приведут к своим очагам тех, чье согласие они получили. Сегодня молодые дочери Мамонта и Серой Совы станут хозяйками очагов. Духи! Наполните их сердца любовью, дайте их телам силу и плодовитость, чтобы все три наших Рода умножались и крепли, чтобы все мы жили в мире и согласии, связанные кровными узами так же нераздельно, как соединится сейчас в пламени Большого костра наша кровь!
Вновь появилась Священная кость, и щепоть сухой крови Рода была брошена в пламя рукой Арго. Затем он сделал кремневым ножом надрез на левой руке и покропил пламя своей кровью. Другие вожди по очереди подходили к Большому костру, молча повторяли обряд и возвращались на свои места. Уже приготовив било, Арго обратился к духам с последней просьбой:
– Духи! Не забудьте о тех, кто давно соединен и давно живет под одной кровлей, делит одну постель! Пусть в их сердцах не иссякает любовь, а в телах – желание и сила! И о тех не забудьте, кому еще предстоит соединиться! Помогите им сегодня найти друг друга!
Короткая дробь барабана, и наконец – долгожданные слова:
– А теперь пусть сыновья Куницы, сыновья Серой Совы и сыновья Мамонта положат свои руки на плечи тех, кто им ближе всего по сердцу!
В двух последних танцах участвуют не только молодожены. Юный охотник, кладущий свои руки на плечи девушке, недавно прошедшей Посвящение , делает очень важный шаг к сближению – еще до Начального дара. И если потом она положит свои руки на его плечи, значит, этот шаг удался! А если молодой охотник хочет показать, что выбор его еще не сделан, он пригласит одну из старых женщин своего Рода, годящуюся ему в матери, а то и в бабки. Муж по обычаю танцует с женой; если он выберет кого-то другого – это означает, по меньшей мере, серьезную размолвку… А вот глубокому старику вдовцу не возбраняется привлечь и самую юную красавицу: и вождь, и те, кто не танцует, обязательно поприветствуют его удаль специальным припевом.
Но, конечно, главные герои здесь те, кто в эту ночь станут мужьями и женами. И в пении, сопровождающем танец, звучат не только общие слова о сыновьях и дочерях Куницы, Серой Совы и Мамонта, но и такие, в которых можно узнать каждую пару:
Сын Куницы высок, сын Куницы силен, сын Куницы бесстрашен!
Ой-о-о-о-о-о!
Сын Куницы любит маленькую дочь Мамонта!
А вот и они! Колдун улыбнулся: плечи «маленькой дочери Мамонта» утонули в огромных, но, сразу видно, чутких и нежных лапищах белокурого гиганта… А ее руки едва достают до богатырских плеч жениха.
Сын Серой Совы силен, сын Серой Совы – храбрый охотник!
Ой-о-о-о-о-о!
Сын Серой Совы любит стройную Айрис!
Айрис не только тонка, но и высока; вровень жениху… Казалось, они уже неразделимы!
…А вот еще одна пара: старый Гор выбрал самую молоденькую Совушку из южной общины. Конечно, присмотрел такую, у которой еще нет жениха… Девочка рада, девочка польщена: старый Гор – личность известная! Их встречают дружными хлопками, веселыми возгласами и припевом:
Старый Гор удал, старый Гор крепок!
Ой-о-о-о-о-о!
Старый Гор, возьми молодую жену!
Пара за парой, пара за парой, и для каждой находились особые слова…
Но где же Мал и Нава?!
Стараясь быть как можно незаметнее, Нава скользила за спинами тех, кто окружал костер, прихлопывал и подпевал, не танцуя. Недоумение перерастало в испуг.
Что случилось? Куда исчез Мал?
Последний раз она видела своего жениха во время третьего танца: он был с Айрис, она – с Киику. Ей казалось: все просто замечательно! Они – уже давние подруги, а мужья их конечно же станут друзьями; танец – тому залог!.. Но в конце они оказались по разные стороны костра, и с тех пор Нава не видела Мала! Вначале думалось: не может ее найти (еще улыбнулась, дура: вот тебе и следопыт! ). Потом начала понимать: исчез, ушел! Куда, зачем, почему? – Нава не могла представить; но она хорошо знала, что придется ей теперь пережить – ей, самой гордой, самой красивой Серой Сове, над которой… посмеялись?!
Нет, нет, этого не может быть!.. Как же так, за что?.. Прокрадываясь за спинами, она уже слышала удивленный и тревожный шепоток: заметили! Пока – без ехидства, пока – только тревога… И слово лашии уже прозвучало, и не раз… Может быть, в самом деле? Может быть, следопыт почуял врага? Быть может, он вернется к последнему танцу (о! хоть бы к последнему обряду! ), вернется как победитель, как герой?.. Но сердце подсказывало: пустое! все – не так!..
Вот он, последний танец! Вождь детей Мамонта произнес:
– Теперь пусть дочери Серой Совы и дочери Мамонта положат руки на плечи тех, кто ближе всего их сердцам!
Где же он, тот, кто ближе всего уже три весны?! В последний раз, в отчаянии, уже ни от кого не скрываясь, Нава жадно высматривала Мала… Нет, напрасно!
Она бросилась прочь, в темноту, нашла какую-то ложбинку и упала лицом вниз, изо всех сил зажимая уши, чтобы только не слышать свадебное пение:
Айрис, дочь вождя, красива, Айрис, дочь вождя, нежна!
Ой-о-о-о-о-о!
Айрис, дочь вождя, любит храброго Киику!..
О том, что произошла беда, Айрис догадалась первой, но только во время последнего танца. Когда руки Киику легли на ее плечи, она забыла обо всем, кроме его и себя!.. И не видела ничего, кроме его глаз, не чувствовала ничего, кроме его рук, пока не кончился этот танец! Да и о чем могла она беспокоиться?
Тень беспокойства мелькнула, когда они, держась за руки, ждали начала последнего танца… Шепоток . И она услышала, о чем шепчутся! Не поверила: нелепо! Но… во время последнего танца стала высматривать Мала и Наву.
Их не было! Круг проходил за кругом, – а их не было!
Киику что-то почувствовал: слегка сжались руки, и в глазах появился вопрос… Айрис улыбнулась ему, давно любимому, и подхватила напев… Потом, потом!..
Потом, когда вождь, ее отец, отпускал духов и сжигал Священный барабан, Киику понял и сам: что-то случилось! Держа обеими руками Священный инструмент, Арго произносил заклинания почти вслух, и странным было его лицо, совсем не похожим на то, в которое вглядывался Киику в начале празднества. Вождь был еще наполовину там , в Мире духов, и, видимо, что-то необычное, что-то тревожное происходило в том Мире… Барабан, упавший на догорающие угли Большого костра, долго не хотел гореть, огонь словно отступал от него. Наконец по деревянной основе побежал язычок пламени – один… другой… Огонь охватил его – и кожа, обтягивающая Священный инструмент, лопнула со страшным звуком, прокатившимся эхом по березняку, отразившимся от Большой воды. Из самой его сердцевины вырвался сноп искр и, закрутившись спиралью, взмыл к звездам.
Уже не шепоток – говор! – шел со всех сторон. О Наве – ни звука; но повторялось: «Мал!» и зловещее: «Лашии!»
– Айрис, ты знаешь Мала! Что произошло?!
– Не знаю, Киику, не знаю… Послушай, я должна найти Наву! До обряда!
– Я с тобой!
– Нет, Киику, нет!.. Ну пожалуйста!
– Лашии…
– Если это они, Мал защитит… Хорошо, Киику! Следи за мной, но в стороне! И когда я найду Наву, не подходи!.. Хорошо?
Он молча прижался щекой к ее щеке.
Айрис нашла свою подругу. Нава плакала – навзрыд, безудержно, уткнувшись в плечо почти замужней… Айрис гладила ее прямые черные волосы в безнадежных попытках утешить.
– Нава, Нава! Мал хотел взять тебя в жены, Мал принес дары, но что-то случилось! Он – лучший охотник, он – следопыт… Быть может, Мал снова почуял лашии? Он придет завтра, обязательно придет и все расскажет. И никто не упрекнет вторично выследившего лашии, если он приведет Наву к своему очагу после праздника! И над Навой, его хозяйкой, никто не посмеет смеяться!..
Айрис говорила и гладила, гладила и говорила… Кажется, помогло! Нава уже не рыдала взахлеб, только всхлипывала… Потом и совсем затихла на плече Айрис. И вот оторвала голову, горячо прижалась щекой к ее щеке и посмотрела прямо в глаза:
– Айрис, мне страшно!
– Нава, не бойся; поверь: все будет хорошо!
– Нет, Айрис, ты не понимаешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70