Зиман споткнулся на битом стекле, порезался об осколок, вскочил и, тряся кровоточащей рукой, бросился догонять скрывшегося в Доме молодежи Медведя.
Щеку Фицдуэйна пронзила острая обжигающая боль. Просвистев у его правого уха так близко, что на лице остался кровавый след, пуля прошла сквозь дверь и застряла в штукатурке на лестничной площадке.
— Ах ты, сволочь! — Изумление, злость и страх выплеснули в кровь Фицдуэйна все запасы адреналина. Он двумя руками схватил запястье Ван дер Грийна и направил черный ствол “браунинга” в потолок. Ван дер Грийн дергался и снова и снова нажимал на курок; по комнате разлетались горячие гильзы, а со стен и потолка сыпались куски штукатурки.
На помощь Ван дер Грийну бросился Мясник. Но Фицдуэйн успел увернуться и подставить под лезвие клинка Ван дер Грийна. Он почувствовал, как тот дернулся, и увидел в его глазах смертельный испуг: нож мягко вошел сквозь кожаную куртку в спину голландца. Ван дер Грийн зарычал от боли. Стрелок выхватил из кобуры пистолет.
— Полиция! — закричал бородатый, судя по акценту, американец. — Брось пушку, козел! — Он присел на корточки, наведя на голландца свою “беретту”.
С непостижимой быстротой тот развернулся в сторону американца, упал на колено и дважды выстрелил: одна пуля попала парню в живот.
Первый выстрел американца пришелся выше цели, но, получив в живот пулю, он осел еще ниже, и его прицел сместился. Следующие пять пуль из “беретты” попали голландцу в лицо и шею. На несколько секунд тот застыл, точно пародируя коленопреклоненного рыцаря: его голова поникла, из ран лилась кровь, но револьвер в его неверной руке был по-прежнему направлен на цель. Потом голландец медленно упал на бок.
Обезумевший от своей ошибки Мясник оставил нож в спине Ван дер Грийна и бросился на Фицдуэйна. Фицдуэйн отпустил Ван дер Грийна, который по-прежнему сжимал в руке “браунинг”. Полуслепой от известковой пыли и ошалевший от боли в спине, он тем не менее еще был опасен. Он попытался прицелиться в Фицдуэйна, который катался по полу, сцепившись с Мясником.
Иво — это он выбросил из окна стул, чтобы привлечь внимание, — схватил второй стул и швырнул его в Ван дер Грийна, но промахнулся. Тогда он нырнул под стол, под которым уже копошился клубок из человеческих тел. Ван дер Грийн на мгновение отвлекся от Фицдуэйна, повернулся и дважды выстрелил. Одна пуля угодила в рисунок на стене, другая продырявила стол и попала в бедро семнадцатилетней бродяжки из Женевы.
Дверь распахнулась.
— Полиция! — рявкнул Медведь.
Ван дер Грийн выстрелил. Медведь четко, как на учениях, всадил ему в грудь четыре пули, отбросившие голландца назад. Тот пошатнулся, однако устоял на ногах, и Медведь выстрелил снова — на сей раз одновременно с детективом Зиманом.
Ван дер Грийн опрокинулся на подоконник и, увлекая за собой остатки разбитого стекла, рухнул вниз, на острые прутья узорных железных перил крыльца. Тело его, выгнувшееся от удара, несколько раз дернулось в конвульсиях и застыло, продырявленное по меньшей мере в шести местах.
Последнего оставшегося в живых голландца Медведь ударил по лицу еще не успевшим остыть стволом револьвера. Тот упал на спину и застонал, схватившись за разбитую челюсть. Медведь перевернул голландца и приставил пистолет к его затылку.
— Не двигаться!
Голландец замер, время от времени конвульсивно вздрагивая и не переставая стонать. Держа пистолет в правой руке, Медведь левой надел на него наручники.
Зиман отодвинул стол. Клубок из человеческих тел начал распадаться. На полицейского смотрели искаженные ужасом лица. Он протянул руку, чтобы помочь им встать и только тут понял, что по-прежнему держит в ней пистолет. Он спрятал его в кобуру и попытался сказать что-то успокаивающее. Они продолжали с ужасом смотреть на него. Зиман опустил глаза и заметил, что он весь в крови. Он покачал головой и улыбнулся. Напряжение на лицах ребят стало понемногу спадать. Они по очереди начали подниматься на ноги. На полу осталась только одна девушка, лежащая в луже крови, которая натекла из ее бедра. Зиман снял ремень, сел на корточки и принялся накладывать жгут. Когда кровь поутихла, он отстегнул рацию и дал сигнал тревоги. Потом посмотрел на Медведя. Медведь пару раз небрежно кивнул, улыбнулся и похлопал Зимана по плечу.
— Прекрасно, Курт, очень хорошо.
Зиман не знал, что сказать. Он растерянно посмотрел по сторонам и своей окровавленной ладонью погладил раненую девушку по голове. На двадцать пятом году службы он впервые почувствовал себя не просто человеком, имеющим работу, а своим среди избранных, настоящим полицейским.
Медведь помог Фицдуэйну встать.
— Из-за чего весь этот сыр-бор?
— Понятия не имею. — Фицдуэйн пересек комнату и склонился над бородатым американцем, вокруг которого стояла кучка людей. Он лежал на полу. Кто-то сунул ему под голову пальто. Лицо его было белым как мел. Фицдуэйн опустился на колени.
— Все обойдется, — сказал он. — Просто немножко постреляли.
— Я сам выбрал такую работу, — слабо улыбнулся тот в ответ. — Сам нанялся в Управление.
— Вы из ЦРУ?
— Нет, ЦРУ — дерьмо… Я из УКН [24], — лицо американца исказила гримаса боли.
— Врачи скоро будут здесь, — сказал Фицдуэйн. Он посмотрел на живот американца. Похоже, крупнокалиберная пуля ударила в кость и отрикошетила. Вся нижняя часть его тела была разворочена. Американец прижимал к животу руки, инстинктивно пытаясь удержать внутренности. Фицдуэйну хотелось взять его за руку и как-то утешить, но он знал, что любое его прикосновение только добавит боли.
Американец закрыл глаза, потом снова открыл. Они уже подергивались смертной пеленой.
— Я слышу шум санитарного вертолета, — прошептал он. — Врачи — славные ребята, ничего не боятся.
В горле у него захрипело, и на мгновение Фицдуэйн как будто снова оказался во Вьетнаме, где другой человек точно так же умер у него на руках, не дождавшись врачебной помощи. Вдруг он понял, что где-то совсем рядом действительно слышится шум вертолета.
Медведь посмотрел на американца.
— Он мертв.
Как недавно с Зиманом, он положил руку на плечо Фицдуэйну, но на сей раз не стал ничего говорить. Фицдуэйн не отводил взгляда от скрюченного тела с прижатыми к животу руками: мертвец словно уже приготовился лечь в зеленый похоронный мешок. Голубые глаза его по-прежнему смотрели в потолок, но уже ничего не видели. Фицдуэйн мягко прикрыл ему веки и поднялся с колен.
Вдруг снаружи раздался многократно усиленный динамиками голос:
— ВЫ ОКРУЖЕНЫ ПОЛИЦИЕЙ! БРОСАЙТЕ ОРУЖИЕ И ВЫХОДИТЕ ПО ОДНОМУ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!
— Дурачье, — сказал Медведь. — Это орлы из соседнего дома. Наконец-то они допили свой кофе.
Старший следователь Чарли фон Бек, щеголь в вельветовом костюме-тройке и кремовой рубашке, украшенной огромным галстуком-бабочкой из коричневого бархата, излагал шефу “крипо” свои соображения. Шеф подумал, что фон Бек похож на реликтовый осколок какой-нибудь колонии художников девятнадцатого века. Длинные светлые волосы почти целиком закрывали ему один глаз. Отец фон Бека был влиятельным профессором юриспруденции в Бернском университете; его сын был богат, имел все нужные связи и обладал острым, как бритва, умом. Да, подумал шеф, сослуживцам есть за что ненавидеть фон Бека. Сам он испытывал к следователю симпатию и злился на себя за это.
— Безусловно, наши статистические показатели по борьбе с преступностью станут заметно хуже, — говорил фон Бек, — но нельзя отрицать, что все это захватывающе интересно.
— Перестаньте, — возмутился шеф уголовной полиции. — Столько убийств за считанные дни! Да в Берне не было такого со времен французского нашествия, то есть уже лет двести! А вам бы все шуточки. Да я уже вижу заголовки в “Блике” и других скандальных листках: “БЕРНСКАЯ ПОЛИЦИЯ СЧИТАЕТ ПОСЛЕДНЮЮ СЕРИЮ УБИЙСТВ “ЗАХВАТЫВАЮЩЕ ИНТЕРЕСНОЙ”.
— Не волнуйтесь, — успокоил его фон Бек. — Зато “Бунд”, как обычно, состорожничает и выразится гораздо спокойнее, например, так: “СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ КОММЕНТИРУЕТ СТАТИСТИЧЕСКИЙ ВСПЛЕСК ПРЕСТУПНОСТИ”.
— Им и это покажется чересчур резким, — сказал Буизар. — Итак, считая Годена, мы имеем сейчас семь трупов, двоих тяжелораненых и около десятка слегка пострадавших.
— Во всяком случае, у нас есть объяснение побоищу в Доме молодежи. Я уже связался со всеми заинтересованными сторонами и получил сведения от амстердамской полиции и УКН.
— Лучше бы эти ковбои не совались в чужие дела, — мрачно сказал шеф уголовной полиции.
— Не жадничайте. В общем, картина складывается достаточно ясная. У Ван дёр Грийна пропал героин. Он решил, что наркотик украли в Доме молодежи, и вернулся туда с двумя громилами, чтобы найти вора. Американец из УКН следил за ним. Когда появился ирландец, Ван дёр Грийн разнервничался и началось черт знает что.
— В Берне никогда не было ничего подобного, — сказал шеф. — Меня не интересуют объяснения; я хочу положить этому конец.
— Что ж, работы у вас хватит. Ведь пока я говорю только о том, что не представляет собой загадки. У нас есть приемлемое объяснение убийствам в Доме молодежи; сердечный приступ Годена, согласитесь, тоже вполне понятен.
— Бедняга Годен — надо же было попасть в такой переплет. Вы знаете, одно время я служил под его началом.
— Мой отец тоже, — сказал фон Бек.
— И все-таки с Домом молодежи остаются кое-какие неясности. Во-первых, кто украл у Ван дёр Грийна героин и зачем? Собирался ли вор продать его? Или у него был другой мотив? И как там оказался ирландец? Мало ему парня, которого он сбросил с моста. Этот ирландец, похоже, лезет на неприятности, как…
Шеф полиции замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.
— Подсказать? — вежливо спросил фон Бек. Шеф бросил на него сердитый взгляд.
— И, наконец, — продолжал он, — что грозит Медведю за убийство Ван дср Грийна?
— Думаю, за Медведя можно не беспокоиться, — сказал фон Бек. — В его положении ничего другого не оставалось. Для оценки ситуации у него были считанные секунды, он сделал предупредительный оклик, рискнул жизнью и выиграл. Кроме того, Ван дёр Грийн иностранец, а стало быть, пресса не станет поднимать большого шума из-за его смерти. Вы же знаете этих любителей работать на публику.
Шеф критически окинул взглядом элегантный костюм фон Бека. Чья бы корова мычала, подумал он. Бархатная бабочка фон Бека бросалась в глаза на любой его фотографии. Газетчики любят такие детали.
Шеф попытался сосредоточиться на деле. Он поглядел на следователя.
— А как насчет того, что он стрелял из пушки сорок первого калибра?
— Конечно, шесть выстрелов в человека из такого здоровенного пистолета могут показаться газетчикам своего рода бестактностью. С другой стороны, Ван дёр Грийн, здоровяк и силач, накачанный наркотиками, представлял опасность даже после того, как в него попали первые четыре пули. — Фон Бек пожал плечами. — На месте Хейни я поступил бы точно так же.
— Говорят, Хейни завел себе еще более страшную пушку, — мрачно сказал шеф. — Он, видите ли, считает, что пистолет, из которого надо стрелять шесть раз, чтобы уложить бандита, — это игрушка, а не оружие.
— Его можно понять, — сказал фон Бек. — Итак, что вас еще интересует?
— Кто украл у Ван дёр Грийна героин?
— Судя по всему, мальчишка по имени Иво.
— Он что, торгует наркотиками?
— Наоборот. Он их ненавидит. Похоже, он уничтожил всю партию.
Шеф удивленно поднял брови.
— Вот как? Странно. А что говорит он сам?
— В том-то и загвоздка, — вздохнул фон Бек. — Все свидетели показывают, что во время схватки он был на стороне ангельских сил добра. А потом куда-то испарился.
— Ангелам это свойственно, — заметил шеф. — И опять все сходится на ирландце.
— Да. С одной стороны, он вроде бы ни при чем, но каким-то образом — только не спрашивайте, каким, — он связан со всеми убийствами из этой последней волны.
— Включая Клауса Миндера и кошмар на шахматной доске?
— В известном смысле да. Согласно сведениям из БКА, девица с шахматной доски была подружкой парня, которого Фицдуэйн сбросил с моста Кирхенфельд. Фицдуэйн опознал ее по фотографии, которую прислали наши коллеги из Висбадена. Она участвовала в нападении на Фицдуэйна, но убежала, когда он пригрозил ей ружьем.
— А при чем тут Миндер?
— Тут связь более тонкая, — сказал фон Бек. — Мои приятели из английской полиции называют это “перспективной версией”. — Он начал постукивать по столу своей самопишущей ручкой с золотым пером, как бы подчеркивая каждый пункт. — Во-первых, медэксперты считают, что Миндера и девицу на доске зарезал один человек. Во-вторых, — не знаю, насколько это важно, — Миндер и Иво были близкими друзьями. В-третьих…
Шеф был весь внимание, но фон Бек прервал свою речь, неторопливо расстегнул молнию на небольшом чемоданчике и принялся задумчиво перебирать лежавшие в нем трубки.
— Ну-ну, — нетерпеливо проговорил шеф. — Что там в-третьих?
— Клаус Миндер был близким и даже интимным другом юного Руди фон Граффенлауба — того, что погиб совсем недавно. — Фон Бек захлопнул чемоданчик с трубками и аккуратно застегнул на нем молнию.
— А наш друг ирландец расследует обстоятельства смерти Руди, пользуясь мощной поддержкой Беата фон Граффенлауба, — задумчиво докончил шеф.
— Остались только мелочи, — сказал фон Бек. — Все они имеются в деле. — Он сделал красноречивый жест.
— Но у вас есть собственная версия?
— Пока нет. Все это настолько сложно, что на расследование могут уйти годы.
— У вас ведь репутация очень толкового следователя.
— Так-то оно так. Но кто вам сказал, что все преступники дураки?
Зазвонил телефон, и шеф тяжело вздохнул. Он снял трубку, односложно ответил и вновь обратился к фон Боку:
— Нашли вторую половину тела девицы с шахматной доски. В пластиковом пакете на территории русского посольства. Русские рвут и мечут — говорят, это провокация ЦРУ.
— Объясните им, что мы нейтральная страна. Нам одинаково подозрительны и они, и американцы. — Фон Бек встал. — Ну что ж, теперь осталось найти только яйца Миндера.
— И целого Иво, — добавил шеф.
Кадар с раскалывающейся от боли головой штудировал медицинские учебники. Снова заверещал телекс, и Кадар кисло поморщился. Он встал, съел две таблетки “тайленола”, запил их бренди, и принялся расшифровывать послание.
Головная боль отступила, но не ушла. Он пустился в медицинские изыскания, поскольку стал подозревать у себя какое-то психическое расстройство. Он пока еще не поставил точного диагноза, но не исключал, что постепенно сходит с ума. Впрочем, такой вывод сразу вызывал в воображении искаженные лица, идиотские улыбки, смирительные рубашки, решетки на окнах — нет, это явно имело к нему мало касательства. Он не мог поверить, что способен свихнуться. Кадар снова принялся анализировать свои поступки. Похоже, что в результате постоянного стресса он начинает вести себя непредсказуемо. Он делает то, чего не планировал и о чем потом с трудом может вспомнить.
Это настораживает. Скорее бы все кончилось. Он больше не может пребывать в постоянном напряжении, вести двойную жизнь. И если бы только двойную! На самом деле у него множество обличий, и жить так годами не под силу даже ему. Конечно, известные отклонения от нормы не только возможны — они естественны и даже полезны. Это своего рода клапан для спуска пара, нормальная разрядка, катарсис через сильные ощущения. Не в этом дело. Больше всего его пугали периоды амнезии. Он, человек, обладающий недюжинным даром манипулировать другими людьми — даже посылать их на верную смерть, — терял контроль над самим собой. Было от чего испугаться.
Случай с шахматной доской окончательно подкосил его. Убийство красавчика Миндера тоже не было спланировано заранее, но это, по крайней мере, можно было объяснить его растущими сексуальными запросами. Убийство Эстер — рутинное дисциплинарное взыскание. Само убийство и способ убийства — тут все в порядке. Но зачем эти выходки, привлекающие внимание, — торс девушки на шахматной доске в парке, а мешок с ее ногами в русском посольстве?
Неужели он подсознательно стремится к тому, чтобы его поймали? Что это — сублимация вопля о помощи? Он надеялся, что нет. За эти двадцать лет было потрачено столько усилий — и что же, какое-то жалкое подсознание пустит все псу под хвост? Виновато, конечно, детство. С ранних лет в тебя вдалбливают свои догмы все, кому не лень: тут и родители, и религиозные деятели, и вся система образования, и это бесконечное вранье по телевизору, — а цель одна: сломать, подавить, погубить данные человеку от природы таланты.
До сих пор Кадару везло. С самого начала он почувствовал относительность их ценностей, всю ложь их жизни, пропитанной продажностью и лицемерием. Он научился верить только одному человеку на свете — самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Щеку Фицдуэйна пронзила острая обжигающая боль. Просвистев у его правого уха так близко, что на лице остался кровавый след, пуля прошла сквозь дверь и застряла в штукатурке на лестничной площадке.
— Ах ты, сволочь! — Изумление, злость и страх выплеснули в кровь Фицдуэйна все запасы адреналина. Он двумя руками схватил запястье Ван дер Грийна и направил черный ствол “браунинга” в потолок. Ван дер Грийн дергался и снова и снова нажимал на курок; по комнате разлетались горячие гильзы, а со стен и потолка сыпались куски штукатурки.
На помощь Ван дер Грийну бросился Мясник. Но Фицдуэйн успел увернуться и подставить под лезвие клинка Ван дер Грийна. Он почувствовал, как тот дернулся, и увидел в его глазах смертельный испуг: нож мягко вошел сквозь кожаную куртку в спину голландца. Ван дер Грийн зарычал от боли. Стрелок выхватил из кобуры пистолет.
— Полиция! — закричал бородатый, судя по акценту, американец. — Брось пушку, козел! — Он присел на корточки, наведя на голландца свою “беретту”.
С непостижимой быстротой тот развернулся в сторону американца, упал на колено и дважды выстрелил: одна пуля попала парню в живот.
Первый выстрел американца пришелся выше цели, но, получив в живот пулю, он осел еще ниже, и его прицел сместился. Следующие пять пуль из “беретты” попали голландцу в лицо и шею. На несколько секунд тот застыл, точно пародируя коленопреклоненного рыцаря: его голова поникла, из ран лилась кровь, но револьвер в его неверной руке был по-прежнему направлен на цель. Потом голландец медленно упал на бок.
Обезумевший от своей ошибки Мясник оставил нож в спине Ван дер Грийна и бросился на Фицдуэйна. Фицдуэйн отпустил Ван дер Грийна, который по-прежнему сжимал в руке “браунинг”. Полуслепой от известковой пыли и ошалевший от боли в спине, он тем не менее еще был опасен. Он попытался прицелиться в Фицдуэйна, который катался по полу, сцепившись с Мясником.
Иво — это он выбросил из окна стул, чтобы привлечь внимание, — схватил второй стул и швырнул его в Ван дер Грийна, но промахнулся. Тогда он нырнул под стол, под которым уже копошился клубок из человеческих тел. Ван дер Грийн на мгновение отвлекся от Фицдуэйна, повернулся и дважды выстрелил. Одна пуля угодила в рисунок на стене, другая продырявила стол и попала в бедро семнадцатилетней бродяжки из Женевы.
Дверь распахнулась.
— Полиция! — рявкнул Медведь.
Ван дер Грийн выстрелил. Медведь четко, как на учениях, всадил ему в грудь четыре пули, отбросившие голландца назад. Тот пошатнулся, однако устоял на ногах, и Медведь выстрелил снова — на сей раз одновременно с детективом Зиманом.
Ван дер Грийн опрокинулся на подоконник и, увлекая за собой остатки разбитого стекла, рухнул вниз, на острые прутья узорных железных перил крыльца. Тело его, выгнувшееся от удара, несколько раз дернулось в конвульсиях и застыло, продырявленное по меньшей мере в шести местах.
Последнего оставшегося в живых голландца Медведь ударил по лицу еще не успевшим остыть стволом револьвера. Тот упал на спину и застонал, схватившись за разбитую челюсть. Медведь перевернул голландца и приставил пистолет к его затылку.
— Не двигаться!
Голландец замер, время от времени конвульсивно вздрагивая и не переставая стонать. Держа пистолет в правой руке, Медведь левой надел на него наручники.
Зиман отодвинул стол. Клубок из человеческих тел начал распадаться. На полицейского смотрели искаженные ужасом лица. Он протянул руку, чтобы помочь им встать и только тут понял, что по-прежнему держит в ней пистолет. Он спрятал его в кобуру и попытался сказать что-то успокаивающее. Они продолжали с ужасом смотреть на него. Зиман опустил глаза и заметил, что он весь в крови. Он покачал головой и улыбнулся. Напряжение на лицах ребят стало понемногу спадать. Они по очереди начали подниматься на ноги. На полу осталась только одна девушка, лежащая в луже крови, которая натекла из ее бедра. Зиман снял ремень, сел на корточки и принялся накладывать жгут. Когда кровь поутихла, он отстегнул рацию и дал сигнал тревоги. Потом посмотрел на Медведя. Медведь пару раз небрежно кивнул, улыбнулся и похлопал Зимана по плечу.
— Прекрасно, Курт, очень хорошо.
Зиман не знал, что сказать. Он растерянно посмотрел по сторонам и своей окровавленной ладонью погладил раненую девушку по голове. На двадцать пятом году службы он впервые почувствовал себя не просто человеком, имеющим работу, а своим среди избранных, настоящим полицейским.
Медведь помог Фицдуэйну встать.
— Из-за чего весь этот сыр-бор?
— Понятия не имею. — Фицдуэйн пересек комнату и склонился над бородатым американцем, вокруг которого стояла кучка людей. Он лежал на полу. Кто-то сунул ему под голову пальто. Лицо его было белым как мел. Фицдуэйн опустился на колени.
— Все обойдется, — сказал он. — Просто немножко постреляли.
— Я сам выбрал такую работу, — слабо улыбнулся тот в ответ. — Сам нанялся в Управление.
— Вы из ЦРУ?
— Нет, ЦРУ — дерьмо… Я из УКН [24], — лицо американца исказила гримаса боли.
— Врачи скоро будут здесь, — сказал Фицдуэйн. Он посмотрел на живот американца. Похоже, крупнокалиберная пуля ударила в кость и отрикошетила. Вся нижняя часть его тела была разворочена. Американец прижимал к животу руки, инстинктивно пытаясь удержать внутренности. Фицдуэйну хотелось взять его за руку и как-то утешить, но он знал, что любое его прикосновение только добавит боли.
Американец закрыл глаза, потом снова открыл. Они уже подергивались смертной пеленой.
— Я слышу шум санитарного вертолета, — прошептал он. — Врачи — славные ребята, ничего не боятся.
В горле у него захрипело, и на мгновение Фицдуэйн как будто снова оказался во Вьетнаме, где другой человек точно так же умер у него на руках, не дождавшись врачебной помощи. Вдруг он понял, что где-то совсем рядом действительно слышится шум вертолета.
Медведь посмотрел на американца.
— Он мертв.
Как недавно с Зиманом, он положил руку на плечо Фицдуэйну, но на сей раз не стал ничего говорить. Фицдуэйн не отводил взгляда от скрюченного тела с прижатыми к животу руками: мертвец словно уже приготовился лечь в зеленый похоронный мешок. Голубые глаза его по-прежнему смотрели в потолок, но уже ничего не видели. Фицдуэйн мягко прикрыл ему веки и поднялся с колен.
Вдруг снаружи раздался многократно усиленный динамиками голос:
— ВЫ ОКРУЖЕНЫ ПОЛИЦИЕЙ! БРОСАЙТЕ ОРУЖИЕ И ВЫХОДИТЕ ПО ОДНОМУ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!
— Дурачье, — сказал Медведь. — Это орлы из соседнего дома. Наконец-то они допили свой кофе.
Старший следователь Чарли фон Бек, щеголь в вельветовом костюме-тройке и кремовой рубашке, украшенной огромным галстуком-бабочкой из коричневого бархата, излагал шефу “крипо” свои соображения. Шеф подумал, что фон Бек похож на реликтовый осколок какой-нибудь колонии художников девятнадцатого века. Длинные светлые волосы почти целиком закрывали ему один глаз. Отец фон Бека был влиятельным профессором юриспруденции в Бернском университете; его сын был богат, имел все нужные связи и обладал острым, как бритва, умом. Да, подумал шеф, сослуживцам есть за что ненавидеть фон Бека. Сам он испытывал к следователю симпатию и злился на себя за это.
— Безусловно, наши статистические показатели по борьбе с преступностью станут заметно хуже, — говорил фон Бек, — но нельзя отрицать, что все это захватывающе интересно.
— Перестаньте, — возмутился шеф уголовной полиции. — Столько убийств за считанные дни! Да в Берне не было такого со времен французского нашествия, то есть уже лет двести! А вам бы все шуточки. Да я уже вижу заголовки в “Блике” и других скандальных листках: “БЕРНСКАЯ ПОЛИЦИЯ СЧИТАЕТ ПОСЛЕДНЮЮ СЕРИЮ УБИЙСТВ “ЗАХВАТЫВАЮЩЕ ИНТЕРЕСНОЙ”.
— Не волнуйтесь, — успокоил его фон Бек. — Зато “Бунд”, как обычно, состорожничает и выразится гораздо спокойнее, например, так: “СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ КОММЕНТИРУЕТ СТАТИСТИЧЕСКИЙ ВСПЛЕСК ПРЕСТУПНОСТИ”.
— Им и это покажется чересчур резким, — сказал Буизар. — Итак, считая Годена, мы имеем сейчас семь трупов, двоих тяжелораненых и около десятка слегка пострадавших.
— Во всяком случае, у нас есть объяснение побоищу в Доме молодежи. Я уже связался со всеми заинтересованными сторонами и получил сведения от амстердамской полиции и УКН.
— Лучше бы эти ковбои не совались в чужие дела, — мрачно сказал шеф уголовной полиции.
— Не жадничайте. В общем, картина складывается достаточно ясная. У Ван дёр Грийна пропал героин. Он решил, что наркотик украли в Доме молодежи, и вернулся туда с двумя громилами, чтобы найти вора. Американец из УКН следил за ним. Когда появился ирландец, Ван дёр Грийн разнервничался и началось черт знает что.
— В Берне никогда не было ничего подобного, — сказал шеф. — Меня не интересуют объяснения; я хочу положить этому конец.
— Что ж, работы у вас хватит. Ведь пока я говорю только о том, что не представляет собой загадки. У нас есть приемлемое объяснение убийствам в Доме молодежи; сердечный приступ Годена, согласитесь, тоже вполне понятен.
— Бедняга Годен — надо же было попасть в такой переплет. Вы знаете, одно время я служил под его началом.
— Мой отец тоже, — сказал фон Бек.
— И все-таки с Домом молодежи остаются кое-какие неясности. Во-первых, кто украл у Ван дёр Грийна героин и зачем? Собирался ли вор продать его? Или у него был другой мотив? И как там оказался ирландец? Мало ему парня, которого он сбросил с моста. Этот ирландец, похоже, лезет на неприятности, как…
Шеф полиции замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.
— Подсказать? — вежливо спросил фон Бек. Шеф бросил на него сердитый взгляд.
— И, наконец, — продолжал он, — что грозит Медведю за убийство Ван дср Грийна?
— Думаю, за Медведя можно не беспокоиться, — сказал фон Бек. — В его положении ничего другого не оставалось. Для оценки ситуации у него были считанные секунды, он сделал предупредительный оклик, рискнул жизнью и выиграл. Кроме того, Ван дёр Грийн иностранец, а стало быть, пресса не станет поднимать большого шума из-за его смерти. Вы же знаете этих любителей работать на публику.
Шеф критически окинул взглядом элегантный костюм фон Бека. Чья бы корова мычала, подумал он. Бархатная бабочка фон Бека бросалась в глаза на любой его фотографии. Газетчики любят такие детали.
Шеф попытался сосредоточиться на деле. Он поглядел на следователя.
— А как насчет того, что он стрелял из пушки сорок первого калибра?
— Конечно, шесть выстрелов в человека из такого здоровенного пистолета могут показаться газетчикам своего рода бестактностью. С другой стороны, Ван дёр Грийн, здоровяк и силач, накачанный наркотиками, представлял опасность даже после того, как в него попали первые четыре пули. — Фон Бек пожал плечами. — На месте Хейни я поступил бы точно так же.
— Говорят, Хейни завел себе еще более страшную пушку, — мрачно сказал шеф. — Он, видите ли, считает, что пистолет, из которого надо стрелять шесть раз, чтобы уложить бандита, — это игрушка, а не оружие.
— Его можно понять, — сказал фон Бек. — Итак, что вас еще интересует?
— Кто украл у Ван дёр Грийна героин?
— Судя по всему, мальчишка по имени Иво.
— Он что, торгует наркотиками?
— Наоборот. Он их ненавидит. Похоже, он уничтожил всю партию.
Шеф удивленно поднял брови.
— Вот как? Странно. А что говорит он сам?
— В том-то и загвоздка, — вздохнул фон Бек. — Все свидетели показывают, что во время схватки он был на стороне ангельских сил добра. А потом куда-то испарился.
— Ангелам это свойственно, — заметил шеф. — И опять все сходится на ирландце.
— Да. С одной стороны, он вроде бы ни при чем, но каким-то образом — только не спрашивайте, каким, — он связан со всеми убийствами из этой последней волны.
— Включая Клауса Миндера и кошмар на шахматной доске?
— В известном смысле да. Согласно сведениям из БКА, девица с шахматной доски была подружкой парня, которого Фицдуэйн сбросил с моста Кирхенфельд. Фицдуэйн опознал ее по фотографии, которую прислали наши коллеги из Висбадена. Она участвовала в нападении на Фицдуэйна, но убежала, когда он пригрозил ей ружьем.
— А при чем тут Миндер?
— Тут связь более тонкая, — сказал фон Бек. — Мои приятели из английской полиции называют это “перспективной версией”. — Он начал постукивать по столу своей самопишущей ручкой с золотым пером, как бы подчеркивая каждый пункт. — Во-первых, медэксперты считают, что Миндера и девицу на доске зарезал один человек. Во-вторых, — не знаю, насколько это важно, — Миндер и Иво были близкими друзьями. В-третьих…
Шеф был весь внимание, но фон Бек прервал свою речь, неторопливо расстегнул молнию на небольшом чемоданчике и принялся задумчиво перебирать лежавшие в нем трубки.
— Ну-ну, — нетерпеливо проговорил шеф. — Что там в-третьих?
— Клаус Миндер был близким и даже интимным другом юного Руди фон Граффенлауба — того, что погиб совсем недавно. — Фон Бек захлопнул чемоданчик с трубками и аккуратно застегнул на нем молнию.
— А наш друг ирландец расследует обстоятельства смерти Руди, пользуясь мощной поддержкой Беата фон Граффенлауба, — задумчиво докончил шеф.
— Остались только мелочи, — сказал фон Бек. — Все они имеются в деле. — Он сделал красноречивый жест.
— Но у вас есть собственная версия?
— Пока нет. Все это настолько сложно, что на расследование могут уйти годы.
— У вас ведь репутация очень толкового следователя.
— Так-то оно так. Но кто вам сказал, что все преступники дураки?
Зазвонил телефон, и шеф тяжело вздохнул. Он снял трубку, односложно ответил и вновь обратился к фон Боку:
— Нашли вторую половину тела девицы с шахматной доски. В пластиковом пакете на территории русского посольства. Русские рвут и мечут — говорят, это провокация ЦРУ.
— Объясните им, что мы нейтральная страна. Нам одинаково подозрительны и они, и американцы. — Фон Бек встал. — Ну что ж, теперь осталось найти только яйца Миндера.
— И целого Иво, — добавил шеф.
Кадар с раскалывающейся от боли головой штудировал медицинские учебники. Снова заверещал телекс, и Кадар кисло поморщился. Он встал, съел две таблетки “тайленола”, запил их бренди, и принялся расшифровывать послание.
Головная боль отступила, но не ушла. Он пустился в медицинские изыскания, поскольку стал подозревать у себя какое-то психическое расстройство. Он пока еще не поставил точного диагноза, но не исключал, что постепенно сходит с ума. Впрочем, такой вывод сразу вызывал в воображении искаженные лица, идиотские улыбки, смирительные рубашки, решетки на окнах — нет, это явно имело к нему мало касательства. Он не мог поверить, что способен свихнуться. Кадар снова принялся анализировать свои поступки. Похоже, что в результате постоянного стресса он начинает вести себя непредсказуемо. Он делает то, чего не планировал и о чем потом с трудом может вспомнить.
Это настораживает. Скорее бы все кончилось. Он больше не может пребывать в постоянном напряжении, вести двойную жизнь. И если бы только двойную! На самом деле у него множество обличий, и жить так годами не под силу даже ему. Конечно, известные отклонения от нормы не только возможны — они естественны и даже полезны. Это своего рода клапан для спуска пара, нормальная разрядка, катарсис через сильные ощущения. Не в этом дело. Больше всего его пугали периоды амнезии. Он, человек, обладающий недюжинным даром манипулировать другими людьми — даже посылать их на верную смерть, — терял контроль над самим собой. Было от чего испугаться.
Случай с шахматной доской окончательно подкосил его. Убийство красавчика Миндера тоже не было спланировано заранее, но это, по крайней мере, можно было объяснить его растущими сексуальными запросами. Убийство Эстер — рутинное дисциплинарное взыскание. Само убийство и способ убийства — тут все в порядке. Но зачем эти выходки, привлекающие внимание, — торс девушки на шахматной доске в парке, а мешок с ее ногами в русском посольстве?
Неужели он подсознательно стремится к тому, чтобы его поймали? Что это — сублимация вопля о помощи? Он надеялся, что нет. За эти двадцать лет было потрачено столько усилий — и что же, какое-то жалкое подсознание пустит все псу под хвост? Виновато, конечно, детство. С ранних лет в тебя вдалбливают свои догмы все, кому не лень: тут и родители, и религиозные деятели, и вся система образования, и это бесконечное вранье по телевизору, — а цель одна: сломать, подавить, погубить данные человеку от природы таланты.
До сих пор Кадару везло. С самого начала он почувствовал относительность их ценностей, всю ложь их жизни, пропитанной продажностью и лицемерием. Он научился верить только одному человеку на свете — самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66