Одним из убитых был охранник. Прежде чем его свалили, он выстрелил и ранил одного из налетчиков, которым оказалась та самая девица. По характеру ранений на трупе “феды” определили, что позже она была застрелена из того же оружия, что и охранник.
— Значит, грабители обнаружили, что их товарка ранена, и прикончили ее, чтобы не мешала?
— Похоже на то, — сказал Медведь.
— А сколько было налетчиков?
— Вместе с убитой трое — казалось бы, ерунда. Но у них были автоматы, и они палили не задумываясь. Убили охранника, о котором я уже упоминал, и еще пятерых без всякой видимой причины. Двое были служащими банка, а остальные трое — посетителями. Никто из них и не думал обороняться, да и нечем было. Все послушно выполняли указания грабителей.
— Тут попахивает не простым ограблением банка, а террористической акцией, — сказал Фицдуэйн. — Может, какая-нибудь группа призналась, что это ее рук дело?
— Нет.
— А чем они были вооружены?
— Один дробовик с обрезанным стволом и два чешских автоматических пистолета марки “скорпион”.
— Знакомо, знакомо. Теперь я понимаю, почему ваш шеф и Килмара решили объединить усилия. Никого из террористов так и не поймали?
— Расследование зашло в тупик, — сказал Медведь. — Потом, примерно год спустя, в Нью-Йорке задержали человека, который расплатился за покупку крадеными деньгами. Это был служащий нефтяной компании. Он получил деньги по чеку в одном ливийском банке. Банк подтвердил этот факт, но отказался сообщить, откуда пришло поступление. Намекнули, что сумму, возможно, внес другой приезжий американец.
— И что по этому поводу думают в ФБР?
— Определенного мнения у них нет, — сказал Медведь, — но самой вероятной версией считается самая очевидная: какая-то террористская организация, пользующаяся поддержкой в Ливии, пополняет свою казну, а заодно демонстрирует, на что способны ее люди.
— Мне казалось, что у террористов, которых поддерживает Ливия, денег и так куры не клюют.
— Те, кто добывает деньги подобными способами, редко останавливаются по своей воле, — сказал Медведь. — А может, они считают Каддафи не слишком надежным спонсором или копят на черный день.
— Или задумали что-нибудь очень серьезное, — сказал Фицдуэйн.
Глава пятнадцатая
Когда они покинули “Клотцикеллер”, уже спустились сумерки. Вечером в старинном центре Берна царила особая атмосфера. Тускло освещенные аллеи и переулки, затененные аркады, эхо от шагов прохожих, лужицы света и тепла возле кафе и маленьких ресторанчиков — все это создавало иллюзию безвременности и тайны, а в поздний час, когда люди исчезали с улиц и окна гостиниц закрывались ставнями, казалось таящим смутную угрозу.
Они пошли по уже знакомому пути мимо башни с часами. Вход в ресторан Лоренцини располагался в короткой сводчатой галерее, соединяющей Марктгассе и Амтхаусгассе. Сам ресторан занимал второй этаж. Внутри было шумно и оживленно, пахло хорошей итальянской едой и вином.
Взгляд Медведя прояснился. Его приветствовали как давно пропавшего и голодного сына. Краткие дружеские объятия, обмен приветствиями, несколько быстрых фраз на итальянском — и вот они уже сидят за столиком с меню в руках, а официант разливает по стаканам вино.
— А-ах! — простонал Медведь, проглядывая перечень закусок. — Такая уйма вариантов, и так мало времени. — Мучительно сдвинув брови, он погрузился в размышления. Наконец выбор был сделан. Ужин заказали умеренный, можно даже сказать, скромный: для начала antipasto misto allitaliana, потом, чтобы не терять динамики, paillarde di vitello con broccoli al limone [22] и всего по пол-литра кьянти на каждого, после чего легкий десерт и сразу кофе.
Фицдуэйн был немного удивлен.
— Вы явно не сторонник воздержания.
— Да уж. — По лицу Медведя пробежала тень досады. — К сожалению, нам еще предстоит кое о чем подумать, а если как следует поешь, размышлять уже неохота. Так про что я говорил?
— Терроризм и Швейцария, — напомнил Фицдуэйн. — Вы излагали собственные мысли по этому поводу.
— Ах да. Я считаю, что здесь, в Швейцарии, мы не сталкиваемся с проблемой терроризма как таковой — во всяком случае, террористические акции не наносят нам сколько-нибудь заметного ущерба. Бывают, конечно, из ряда вон выходящие события, но они редки и не слишком серьезны.
— Если я правильно понял, — сказал Фицдуэйн, — вы полагаете, что даже те редкие террористические акты, которые все же имеют место в Швейцарии, либо случайны, либо задумываются и осуществляются какими-то заграничными группировками.
Медведь кивнул:
— Я, конечно, не собираюсь утверждать, что деятельность террористов в нашей стране ограничивается уже упомянутыми немногими инцидентами. Это было бы смешно и наивно. Нет, я считаю, что Швейцария играет в этой сфере примерно ту же роль, что в бизнесе и международной политической жизни, с тем отличием, что в случае с терроризмом эта роль в основном навязывается ей иностранцами. Наша страна — это банкир, посредник, деловой и коммуникационный центр, а также тихая гавань. Я думаю, что таковой она является и для террористов. По-моему, нам надо поменьше торчать в тирах и побольше заниматься сыскной работой, потому что, если мы этого не сделаем, бандитам рано или поздно надоест ездить за границу и обратно, и тогда кровь начнет литься здесь.
— А как насчет молодежного движения?
— Разочаровавшиеся в жизни подростки легко поддаются дурному влиянию, — сказал Медведь. — Когда я работал в отряде борьбы с наркотиками, я убеждался в этом на каждом шагу. Но видеть в молодежи начинающих террористов — значит заходить слишком далеко. Большинство детей, которые участвуют в демонстрациях протеста, потом возвращаются к мамочке с папочкой и получают стакан горячего молока на ночь.
Фицдуэйн рассмеялся, и уверенность Медведя поколебалась. Он заказал piattino di formaggio italiano — ассорти из итальянских сыров. Горгонзола, таледжо, фонтана и бельпа-эзе были великолепны.
— Я скажу вам еще кое-что, — заметил Медведь. — По-моему, у многих людей совершенно неправильное представление о террористах. Они думают, что террористы — это фанатики, которых вдохновляют идеи. Иными словами, какими бы отвратительными методами они ни действовали, их конечные цели чисты и благородны — по крайней мере, в их собственном понимании. Наверное, среди террористов есть и такие, но по большей части их толкает на преступления гораздо более простая вещь: тяга к деньгам.
— Значит, вы считаете, что большинство так называемых терактов совершается только ради личной выгоды?
— “Только” — это чересчур сильно сказано, — возразил Медведь. — Я полагаю, что побудительные причины достаточно сложны. Но вы хоть представляете себе, каковы доходы удачливого террориста? Став на эту дорожку, вы можете с полоборота заработать миллион — и налоги платить не нужно.
— Но ведь это занятие еще и одно из самых опасных, — сказал Фицдуэйн.
— Не знаю, не знаю, — отозвался Медведь. — Если вы поглядите на перечень преступлений, совершенных ради денег — ради денег и ради идеи, — насмешливо добавил он, — вы будете удивлены тем, как часто террористы выходят сухими из воды и какие куши они срывают. После того, как у ОПЕК похитили Ямани и других нефтяных министров, Карлос получил от Каддафи персональную премию в два миллиона долларов. И это вдобавок ко всем остальным деньгам, которые принесла ему эта операция. Еще одна небольшая группировка, поддерживаемая Каддафи, получает пять миллионов долларов в год, но это бледнеет по сравнению с доходами тех, кто занимается киднэппингом.
Тут известны немногие детали, — продолжал Медведь, — потому что, как правило, похитители договариваются с жертвой держать все в тайне, но давайте рассмотрим деятельность лишь одной организации — НРАА, Народной революционной армии Аргентины. Они заработали миллион долларов на похищении администратора “Фиата”; два миллиона — на Чарльзе Локвуде, англичанине, работавшем в “Акростил”, три — на Джоне Р. Томпсоне, американском президенте дочерней компании “Файрстон-тайрз”; а за Виктора Самуэльсона, ответственного работника фирмы “Экссон”, им заплатили больше четырнадцати миллионов. А вот вам еще: в семьдесят пятом году “монтонерос”, тоже аргентинцы, потребовали и получили шестьдесят миллионов долларов наличными плюс миллион сдой и одеждой для бедных за двух сыновей Хорхе Борна, председателя “Бунхе-и-Борн”.
— Шестьдесят миллионов долларов! — воскликнул Фицдуэйн.
— Шестьдесят, — подтвердил Медведь. — Трудно поверить, правда? А ведь я говорю лишь об известных случаях. Один Бог знает, сколько сотен миллионов ежегодно выплачивается террористам без всякой огласки: вы только прикиньте, сколько в мире богачей и состоятельных компаний. Причем платят и за то, чтобы спасти уже похищенных, и за то, чтобы избежать похищений, — то есть за покровительство. Терроризм — это бизнес, — продолжал он. — Налеты, бомбежки и убийства, о которых сообщается в прессе, создают требуемую атмосферу страха. Это, если хотите, всего лишь реклама, создающая почву для серьезного негласного вымогательства. Снова приходит на ум сравнение с айсбергом: одна десятая на виду, девять десятых скрыты от посторонних глаз. Одна десятая всей террористской деятельности состоит из тех жестоких выходок, о которых всем известно, а девять десятых — из тайных операций, которые приносят фантастические прибыли. На Уолл-стрит о таких и слыхом не слыхивали.
— Знаете, — сказал Фицдуэйн, — статистика по терроризму в Северной Ирландии заставляет думать, что в Швейцарии просто нет этой проблемы — по крайней мере, если говорить о жертвах. За последние десять лет здесь у вас было лишь несколько незначительных происшествий; а у нас за тот же срок убили больше двух тысяч человек, ранили десятки тысяч, а нанесенный террористами ущерб исчисляется сотнями миллионов.
— Какой же это терроризм? — сказал Медведь. — Это самая настоящая война.
Берн уже почти спал. Окна кафе и ресторанов были закрыты ставнями. Жилые дома тоже погрузились в темноту. Улицы опустели. Лишь иногда тишину нарушал случайный автомобиль.
Фицдуэйн облокотился о перила моста Кирхенфельд и закурил свою последнюю “гавану”. Он понимал, что надо бы надиктовать на пленку кое-какие сведения, добытые сегодня вечером, но хмель от вина, выпитого вместе с Медведем за последние несколько часов, еще не выветрился у него из головы, и доставать из кармана магнитофончик не хотелось.
В ночном воздухе была разлита бодрящая свежесть. Под мостом катила свои невидимые воды Ааре; лишь раз по ним скользнуло отражение фар автомобиля, проехавшего по Аарштрассе и исчезнувшего за Марцили. “Еще один запоздалый бражник, а может, газетчик, который закончил подготовку завтрашнего номера и теперь возвращается домой”, — лениво подумат Фицдуэйн.
Справа от него высилась громада “Бельвю”: днем из окон и с балконов этого знаменитого отеля открывался чудесный вид на горы. Медведь рассказал Фицдуэйну, что во время Второй мировой войны в “Бельвю” был штаб немецкой разведки, обосновавшейся в нейтральной Швейцарии; союзники же избрали своим пристанищем более скромный, зато и более уютный “Швайцерхоф” всего в нескольких кварталах отсюда.
Кое— где в номерах “Бельвю” еще горел свет. Фицдуэйн смотрел, как окна отеля гаснут одно за другим. Ему очень нравился Кирхенфельдбрюкке, хотя он и не мог бы сказать, почему. В Берне были мосты и повыше, и постарше. Кирхенфельд не обладал ни великолепием моста Золотых Ворот в Сан-Франциско, ни сказочным очарованием Тауэрского моста в Лондоне. Но в нем было что-то свое, особенное: он идеально подходил для спокойных размышлений.
Медведь предложил Фицдуэйну подвезти его до квартиры, но ирландец отказался, решив пройтись пешком. Ему нравилось бродить по спящему городу, по просторным ночным улицам, на которых нет людей и ничто не отвлекает от раздумий. “Гавана” уже кончалась. Он выбросил остаток ее в воду. Затем оторвался от перил и не спеша зашагал по мосту к дому. Позади него послышался смех и слабый, уже знакомый Фицдуэйну свистящий звук. Он оглянулся. По дороге, взявшись за руки, дружно скользила на роликовых коньках влюбленная парочка. Они приближались с обманчивой быстротой: их шарфы развевались сзади, свободная одежда скрадывала движения. Проезжая под фонарем, они на секунду глянули друг на друга и рассмеялись снова. Фицдуэйн отступил, чтобы пропустить их. На мгновение он вспомнил об Итен и остро ощутил свое одиночество.
Удар, нанесенный ему в грудь, был невероятно силен: сказался разгон конькобежца. Нож вылетел из руки нападавшего и со звоном упал на камни в нескольких метрах от Фицдуэйна. Конькобежец ловко развернулся и покатил назад, чтобы подобрать оружие. Потом перебросил его из руки в руку. Сверкнуло лезвие. Девушка стояла поодаль и наблюдала, но добить жертву должен был ее спутник, уже нанесший первый смертельный удар.
Фицдуэйн почувствовал оцепенение и боль. За спиной у него были перила, внизу — река. Нападавший сшиб с его плеча футляр с ружьем, и, хотя он лежал совсем близко, Фицдуэйн знал, что не успеет дотянуться до него прежде, чем конькобежец возобновит атаку. Глаза Фицдуэйна были прикованы к лезвию ножа. Правой рукой он дотронулся до груди, проверяя, есть ли там кровь. Вроде бы нет. Он был удивлен, что до сих пор стоит на ногах.
Лезвие на миг застыло у нападающего в руке, а затем молниеносно метнулось вперед — это была финальная демонстрация собственной ловкости, удар, которым добивают жертву, чтобы избавить ее от мучений. В жилы Фицдуэйна хлынул адреналин. Он резко дернулся в сторону, парировав выпад левой рукой. Ее словно обожгло огнем, и он почувствовал, как по ладони потекла теплая кровь. Выпрямив пальцы правой руки, он ткнул ими в горло нападающему. Тот захрипел и упал на спину. Схватившись за горло левой рукой, он ловил ртом воздух. Но правая по-прежнему сжимала нож, и подходить к нему было опасно.
Фицдуэйн увидал, как девушка тронулась с места, и понял, что действовать надо быстро. Он осел на перила, словно последняя вспышка полностью истощила его силы. На сей раз конькобежец бросился на него стремительно, без всякой рисовки. Фицдуэйн увернулся и, используя инерцию нападающего, перебросил его через ограждение. Послышался короткий, испуганный вскрик и глухой удар.
Теперь нож появился и в руке у девушки. Фицдуэйн не стал терять времени. Как на учениях, он упал, перекатился к футляру и вскочил уже с ружьем. Дослал патрон в патронник. По руке ирландца струилась кровь, его мутило. Девушка уставилась на него; нож в ее руке дрогнул. Она медленно попятилась назад; потом вдруг развернулась и покатила в темноту. Он услышал, как свистят ее коньки, и вскоре она исчезла из виду.
Он взглянул за перила, но не смог разобрать, что там внизу. Его грудная клетка ныла, как после удара тяжелым металлическим предметом. Он распрямился и посмотрел, куда попал нож в первый раз. Лезвие не достигло цели. Удар конькобежца принял на себя миниатюрный магнитофон “Олимп”. Его кусочки высыпались из прорехи в одежде и упали на мостовую, уже закапанную кровью из руки Фицдуэйна.
Медведю снился чудесный сон. Они с Тилли отправились в Шпиц за вином. Кое-кто говорил, что вино из Шпица чересчур сухое — его, мол, делают из каменной крошки, — но Медведь не был с этим согласен. Во всяком случае, им всегда нравились эти экспедиции за вином: едешь мимо озера Тун, завтракаешь в ресторанчике на берегу, а потом спускаешься в погребок и глядишь, как наполняют предназначенные для тебя бутылки. Странно, почему это в винном погребе так громко звонит телефон, подумал он. И никто этого вроде бы не замечает. Он посмотрел на Тилли, и она улыбнулась ему, а потом пропала. Его охватило чувство невосполнимой утраты.
Он окончательно проснулся и поднял трубку.
— Сержант Рауфман? — спросил возбужденный голос.
— Он самый, — отозвался Медведь. — А еще сейчас два часа ночи, если вас это интересует.
— Простите, что побеспокоил вас, сержант Рауфман, — произнес голос, — но дело важное. Я дежурный администратор отеля “Бельвю”. Работаю ночью.
— Рад за вас, — сказал Медведь. — А я вот люблю по ночам спать. Бывают такие чудаки.
— Да вы послушайте, — сказал голос. — К нам в гостиницу явился какой-то человек с ружьем. Залил ковер кровью: у него ранена рука. Что нам делать?
— Я почем знаю. Подставьте ему под руку тазик. Вызовите полицию. При чем тут я?
— Сержант Рауфман, этот человек говорит, что он вас знает…
— Секундочку, — сказал Медведь, — а кто он такой?
— Говорит, что его фамилия Фиц… дальше не понял, — сказал голос. — А переспрашивать не хотелось. Он выглядит… — последовала пауза, — опасным. — В голосе прозвучала легкая зависть.
— А вас как зовут?
— Рольф, — ответил голос, — Рольфи Мюллер.
— Так вот, слушайте, Рольфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Значит, грабители обнаружили, что их товарка ранена, и прикончили ее, чтобы не мешала?
— Похоже на то, — сказал Медведь.
— А сколько было налетчиков?
— Вместе с убитой трое — казалось бы, ерунда. Но у них были автоматы, и они палили не задумываясь. Убили охранника, о котором я уже упоминал, и еще пятерых без всякой видимой причины. Двое были служащими банка, а остальные трое — посетителями. Никто из них и не думал обороняться, да и нечем было. Все послушно выполняли указания грабителей.
— Тут попахивает не простым ограблением банка, а террористической акцией, — сказал Фицдуэйн. — Может, какая-нибудь группа призналась, что это ее рук дело?
— Нет.
— А чем они были вооружены?
— Один дробовик с обрезанным стволом и два чешских автоматических пистолета марки “скорпион”.
— Знакомо, знакомо. Теперь я понимаю, почему ваш шеф и Килмара решили объединить усилия. Никого из террористов так и не поймали?
— Расследование зашло в тупик, — сказал Медведь. — Потом, примерно год спустя, в Нью-Йорке задержали человека, который расплатился за покупку крадеными деньгами. Это был служащий нефтяной компании. Он получил деньги по чеку в одном ливийском банке. Банк подтвердил этот факт, но отказался сообщить, откуда пришло поступление. Намекнули, что сумму, возможно, внес другой приезжий американец.
— И что по этому поводу думают в ФБР?
— Определенного мнения у них нет, — сказал Медведь, — но самой вероятной версией считается самая очевидная: какая-то террористская организация, пользующаяся поддержкой в Ливии, пополняет свою казну, а заодно демонстрирует, на что способны ее люди.
— Мне казалось, что у террористов, которых поддерживает Ливия, денег и так куры не клюют.
— Те, кто добывает деньги подобными способами, редко останавливаются по своей воле, — сказал Медведь. — А может, они считают Каддафи не слишком надежным спонсором или копят на черный день.
— Или задумали что-нибудь очень серьезное, — сказал Фицдуэйн.
Глава пятнадцатая
Когда они покинули “Клотцикеллер”, уже спустились сумерки. Вечером в старинном центре Берна царила особая атмосфера. Тускло освещенные аллеи и переулки, затененные аркады, эхо от шагов прохожих, лужицы света и тепла возле кафе и маленьких ресторанчиков — все это создавало иллюзию безвременности и тайны, а в поздний час, когда люди исчезали с улиц и окна гостиниц закрывались ставнями, казалось таящим смутную угрозу.
Они пошли по уже знакомому пути мимо башни с часами. Вход в ресторан Лоренцини располагался в короткой сводчатой галерее, соединяющей Марктгассе и Амтхаусгассе. Сам ресторан занимал второй этаж. Внутри было шумно и оживленно, пахло хорошей итальянской едой и вином.
Взгляд Медведя прояснился. Его приветствовали как давно пропавшего и голодного сына. Краткие дружеские объятия, обмен приветствиями, несколько быстрых фраз на итальянском — и вот они уже сидят за столиком с меню в руках, а официант разливает по стаканам вино.
— А-ах! — простонал Медведь, проглядывая перечень закусок. — Такая уйма вариантов, и так мало времени. — Мучительно сдвинув брови, он погрузился в размышления. Наконец выбор был сделан. Ужин заказали умеренный, можно даже сказать, скромный: для начала antipasto misto allitaliana, потом, чтобы не терять динамики, paillarde di vitello con broccoli al limone [22] и всего по пол-литра кьянти на каждого, после чего легкий десерт и сразу кофе.
Фицдуэйн был немного удивлен.
— Вы явно не сторонник воздержания.
— Да уж. — По лицу Медведя пробежала тень досады. — К сожалению, нам еще предстоит кое о чем подумать, а если как следует поешь, размышлять уже неохота. Так про что я говорил?
— Терроризм и Швейцария, — напомнил Фицдуэйн. — Вы излагали собственные мысли по этому поводу.
— Ах да. Я считаю, что здесь, в Швейцарии, мы не сталкиваемся с проблемой терроризма как таковой — во всяком случае, террористические акции не наносят нам сколько-нибудь заметного ущерба. Бывают, конечно, из ряда вон выходящие события, но они редки и не слишком серьезны.
— Если я правильно понял, — сказал Фицдуэйн, — вы полагаете, что даже те редкие террористические акты, которые все же имеют место в Швейцарии, либо случайны, либо задумываются и осуществляются какими-то заграничными группировками.
Медведь кивнул:
— Я, конечно, не собираюсь утверждать, что деятельность террористов в нашей стране ограничивается уже упомянутыми немногими инцидентами. Это было бы смешно и наивно. Нет, я считаю, что Швейцария играет в этой сфере примерно ту же роль, что в бизнесе и международной политической жизни, с тем отличием, что в случае с терроризмом эта роль в основном навязывается ей иностранцами. Наша страна — это банкир, посредник, деловой и коммуникационный центр, а также тихая гавань. Я думаю, что таковой она является и для террористов. По-моему, нам надо поменьше торчать в тирах и побольше заниматься сыскной работой, потому что, если мы этого не сделаем, бандитам рано или поздно надоест ездить за границу и обратно, и тогда кровь начнет литься здесь.
— А как насчет молодежного движения?
— Разочаровавшиеся в жизни подростки легко поддаются дурному влиянию, — сказал Медведь. — Когда я работал в отряде борьбы с наркотиками, я убеждался в этом на каждом шагу. Но видеть в молодежи начинающих террористов — значит заходить слишком далеко. Большинство детей, которые участвуют в демонстрациях протеста, потом возвращаются к мамочке с папочкой и получают стакан горячего молока на ночь.
Фицдуэйн рассмеялся, и уверенность Медведя поколебалась. Он заказал piattino di formaggio italiano — ассорти из итальянских сыров. Горгонзола, таледжо, фонтана и бельпа-эзе были великолепны.
— Я скажу вам еще кое-что, — заметил Медведь. — По-моему, у многих людей совершенно неправильное представление о террористах. Они думают, что террористы — это фанатики, которых вдохновляют идеи. Иными словами, какими бы отвратительными методами они ни действовали, их конечные цели чисты и благородны — по крайней мере, в их собственном понимании. Наверное, среди террористов есть и такие, но по большей части их толкает на преступления гораздо более простая вещь: тяга к деньгам.
— Значит, вы считаете, что большинство так называемых терактов совершается только ради личной выгоды?
— “Только” — это чересчур сильно сказано, — возразил Медведь. — Я полагаю, что побудительные причины достаточно сложны. Но вы хоть представляете себе, каковы доходы удачливого террориста? Став на эту дорожку, вы можете с полоборота заработать миллион — и налоги платить не нужно.
— Но ведь это занятие еще и одно из самых опасных, — сказал Фицдуэйн.
— Не знаю, не знаю, — отозвался Медведь. — Если вы поглядите на перечень преступлений, совершенных ради денег — ради денег и ради идеи, — насмешливо добавил он, — вы будете удивлены тем, как часто террористы выходят сухими из воды и какие куши они срывают. После того, как у ОПЕК похитили Ямани и других нефтяных министров, Карлос получил от Каддафи персональную премию в два миллиона долларов. И это вдобавок ко всем остальным деньгам, которые принесла ему эта операция. Еще одна небольшая группировка, поддерживаемая Каддафи, получает пять миллионов долларов в год, но это бледнеет по сравнению с доходами тех, кто занимается киднэппингом.
Тут известны немногие детали, — продолжал Медведь, — потому что, как правило, похитители договариваются с жертвой держать все в тайне, но давайте рассмотрим деятельность лишь одной организации — НРАА, Народной революционной армии Аргентины. Они заработали миллион долларов на похищении администратора “Фиата”; два миллиона — на Чарльзе Локвуде, англичанине, работавшем в “Акростил”, три — на Джоне Р. Томпсоне, американском президенте дочерней компании “Файрстон-тайрз”; а за Виктора Самуэльсона, ответственного работника фирмы “Экссон”, им заплатили больше четырнадцати миллионов. А вот вам еще: в семьдесят пятом году “монтонерос”, тоже аргентинцы, потребовали и получили шестьдесят миллионов долларов наличными плюс миллион сдой и одеждой для бедных за двух сыновей Хорхе Борна, председателя “Бунхе-и-Борн”.
— Шестьдесят миллионов долларов! — воскликнул Фицдуэйн.
— Шестьдесят, — подтвердил Медведь. — Трудно поверить, правда? А ведь я говорю лишь об известных случаях. Один Бог знает, сколько сотен миллионов ежегодно выплачивается террористам без всякой огласки: вы только прикиньте, сколько в мире богачей и состоятельных компаний. Причем платят и за то, чтобы спасти уже похищенных, и за то, чтобы избежать похищений, — то есть за покровительство. Терроризм — это бизнес, — продолжал он. — Налеты, бомбежки и убийства, о которых сообщается в прессе, создают требуемую атмосферу страха. Это, если хотите, всего лишь реклама, создающая почву для серьезного негласного вымогательства. Снова приходит на ум сравнение с айсбергом: одна десятая на виду, девять десятых скрыты от посторонних глаз. Одна десятая всей террористской деятельности состоит из тех жестоких выходок, о которых всем известно, а девять десятых — из тайных операций, которые приносят фантастические прибыли. На Уолл-стрит о таких и слыхом не слыхивали.
— Знаете, — сказал Фицдуэйн, — статистика по терроризму в Северной Ирландии заставляет думать, что в Швейцарии просто нет этой проблемы — по крайней мере, если говорить о жертвах. За последние десять лет здесь у вас было лишь несколько незначительных происшествий; а у нас за тот же срок убили больше двух тысяч человек, ранили десятки тысяч, а нанесенный террористами ущерб исчисляется сотнями миллионов.
— Какой же это терроризм? — сказал Медведь. — Это самая настоящая война.
Берн уже почти спал. Окна кафе и ресторанов были закрыты ставнями. Жилые дома тоже погрузились в темноту. Улицы опустели. Лишь иногда тишину нарушал случайный автомобиль.
Фицдуэйн облокотился о перила моста Кирхенфельд и закурил свою последнюю “гавану”. Он понимал, что надо бы надиктовать на пленку кое-какие сведения, добытые сегодня вечером, но хмель от вина, выпитого вместе с Медведем за последние несколько часов, еще не выветрился у него из головы, и доставать из кармана магнитофончик не хотелось.
В ночном воздухе была разлита бодрящая свежесть. Под мостом катила свои невидимые воды Ааре; лишь раз по ним скользнуло отражение фар автомобиля, проехавшего по Аарштрассе и исчезнувшего за Марцили. “Еще один запоздалый бражник, а может, газетчик, который закончил подготовку завтрашнего номера и теперь возвращается домой”, — лениво подумат Фицдуэйн.
Справа от него высилась громада “Бельвю”: днем из окон и с балконов этого знаменитого отеля открывался чудесный вид на горы. Медведь рассказал Фицдуэйну, что во время Второй мировой войны в “Бельвю” был штаб немецкой разведки, обосновавшейся в нейтральной Швейцарии; союзники же избрали своим пристанищем более скромный, зато и более уютный “Швайцерхоф” всего в нескольких кварталах отсюда.
Кое— где в номерах “Бельвю” еще горел свет. Фицдуэйн смотрел, как окна отеля гаснут одно за другим. Ему очень нравился Кирхенфельдбрюкке, хотя он и не мог бы сказать, почему. В Берне были мосты и повыше, и постарше. Кирхенфельд не обладал ни великолепием моста Золотых Ворот в Сан-Франциско, ни сказочным очарованием Тауэрского моста в Лондоне. Но в нем было что-то свое, особенное: он идеально подходил для спокойных размышлений.
Медведь предложил Фицдуэйну подвезти его до квартиры, но ирландец отказался, решив пройтись пешком. Ему нравилось бродить по спящему городу, по просторным ночным улицам, на которых нет людей и ничто не отвлекает от раздумий. “Гавана” уже кончалась. Он выбросил остаток ее в воду. Затем оторвался от перил и не спеша зашагал по мосту к дому. Позади него послышался смех и слабый, уже знакомый Фицдуэйну свистящий звук. Он оглянулся. По дороге, взявшись за руки, дружно скользила на роликовых коньках влюбленная парочка. Они приближались с обманчивой быстротой: их шарфы развевались сзади, свободная одежда скрадывала движения. Проезжая под фонарем, они на секунду глянули друг на друга и рассмеялись снова. Фицдуэйн отступил, чтобы пропустить их. На мгновение он вспомнил об Итен и остро ощутил свое одиночество.
Удар, нанесенный ему в грудь, был невероятно силен: сказался разгон конькобежца. Нож вылетел из руки нападавшего и со звоном упал на камни в нескольких метрах от Фицдуэйна. Конькобежец ловко развернулся и покатил назад, чтобы подобрать оружие. Потом перебросил его из руки в руку. Сверкнуло лезвие. Девушка стояла поодаль и наблюдала, но добить жертву должен был ее спутник, уже нанесший первый смертельный удар.
Фицдуэйн почувствовал оцепенение и боль. За спиной у него были перила, внизу — река. Нападавший сшиб с его плеча футляр с ружьем, и, хотя он лежал совсем близко, Фицдуэйн знал, что не успеет дотянуться до него прежде, чем конькобежец возобновит атаку. Глаза Фицдуэйна были прикованы к лезвию ножа. Правой рукой он дотронулся до груди, проверяя, есть ли там кровь. Вроде бы нет. Он был удивлен, что до сих пор стоит на ногах.
Лезвие на миг застыло у нападающего в руке, а затем молниеносно метнулось вперед — это была финальная демонстрация собственной ловкости, удар, которым добивают жертву, чтобы избавить ее от мучений. В жилы Фицдуэйна хлынул адреналин. Он резко дернулся в сторону, парировав выпад левой рукой. Ее словно обожгло огнем, и он почувствовал, как по ладони потекла теплая кровь. Выпрямив пальцы правой руки, он ткнул ими в горло нападающему. Тот захрипел и упал на спину. Схватившись за горло левой рукой, он ловил ртом воздух. Но правая по-прежнему сжимала нож, и подходить к нему было опасно.
Фицдуэйн увидал, как девушка тронулась с места, и понял, что действовать надо быстро. Он осел на перила, словно последняя вспышка полностью истощила его силы. На сей раз конькобежец бросился на него стремительно, без всякой рисовки. Фицдуэйн увернулся и, используя инерцию нападающего, перебросил его через ограждение. Послышался короткий, испуганный вскрик и глухой удар.
Теперь нож появился и в руке у девушки. Фицдуэйн не стал терять времени. Как на учениях, он упал, перекатился к футляру и вскочил уже с ружьем. Дослал патрон в патронник. По руке ирландца струилась кровь, его мутило. Девушка уставилась на него; нож в ее руке дрогнул. Она медленно попятилась назад; потом вдруг развернулась и покатила в темноту. Он услышал, как свистят ее коньки, и вскоре она исчезла из виду.
Он взглянул за перила, но не смог разобрать, что там внизу. Его грудная клетка ныла, как после удара тяжелым металлическим предметом. Он распрямился и посмотрел, куда попал нож в первый раз. Лезвие не достигло цели. Удар конькобежца принял на себя миниатюрный магнитофон “Олимп”. Его кусочки высыпались из прорехи в одежде и упали на мостовую, уже закапанную кровью из руки Фицдуэйна.
Медведю снился чудесный сон. Они с Тилли отправились в Шпиц за вином. Кое-кто говорил, что вино из Шпица чересчур сухое — его, мол, делают из каменной крошки, — но Медведь не был с этим согласен. Во всяком случае, им всегда нравились эти экспедиции за вином: едешь мимо озера Тун, завтракаешь в ресторанчике на берегу, а потом спускаешься в погребок и глядишь, как наполняют предназначенные для тебя бутылки. Странно, почему это в винном погребе так громко звонит телефон, подумал он. И никто этого вроде бы не замечает. Он посмотрел на Тилли, и она улыбнулась ему, а потом пропала. Его охватило чувство невосполнимой утраты.
Он окончательно проснулся и поднял трубку.
— Сержант Рауфман? — спросил возбужденный голос.
— Он самый, — отозвался Медведь. — А еще сейчас два часа ночи, если вас это интересует.
— Простите, что побеспокоил вас, сержант Рауфман, — произнес голос, — но дело важное. Я дежурный администратор отеля “Бельвю”. Работаю ночью.
— Рад за вас, — сказал Медведь. — А я вот люблю по ночам спать. Бывают такие чудаки.
— Да вы послушайте, — сказал голос. — К нам в гостиницу явился какой-то человек с ружьем. Залил ковер кровью: у него ранена рука. Что нам делать?
— Я почем знаю. Подставьте ему под руку тазик. Вызовите полицию. При чем тут я?
— Сержант Рауфман, этот человек говорит, что он вас знает…
— Секундочку, — сказал Медведь, — а кто он такой?
— Говорит, что его фамилия Фиц… дальше не понял, — сказал голос. — А переспрашивать не хотелось. Он выглядит… — последовала пауза, — опасным. — В голосе прозвучала легкая зависть.
— А вас как зовут?
— Рольф, — ответил голос, — Рольфи Мюллер.
— Так вот, слушайте, Рольфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66