Он привык работать в разных организациях и под разными именами и как никто другой умел менять обличья. Однако он понимал, что рано или поздно западные специалисты по борьбе с терроризмом докопаются до истины. А в последнее время — этого он тоже не хотел от себя скрывать — его поведение стало далеко не таким осторожным, как прежде.
Он играл с властями в опасные игры. Сознание того, что он еще ни разу не был пойман за руку или даже арестован, а до ухода на покой остались считанные месяцы, толкало его на больший риск, чем требовали обстоятельства. Этому надо было положить конец. Любая ошибка могла стать роковой.
Все семьдесят пять штурмовиков, мужчин и женщин, были известны ему если не лично, то по их документам. Он подбирал кандидатов на протяжении многих лет и использовал при этом всю информацию, содержащуюся в объемистых досье на террористов из архивов КГБ. Он был на самой короткой ноге с палестинцем Ахмедом Джибрилом, бывшим капитаном сирийской армии и одним из наиболее активных агентов КГБ, работающих на Ближнем Востоке.
Он придирчиво проверял личность каждого кандидата по отпечаткам пальцев и другим особым приметам, перечни которых имелись в досье из КГБ и в собранных им самим материалах. Больше всего Кадар опасался инфильтрации, излюбленной тактики израильтян: многие из них говорили на арабском, а по внешности были неотличимы от йеменцев и североафриканцев. Израильтяне часто подменяли своими людьми палестинских партизан, убитых в какой-нибудь мелкой стычке. Сделать это было нетрудно, а обнаружить обман — нелегко, так как палестинцы на Ближнем Востоке были рассеяны по разным странам. На днях Кадару удалось разоблачить одного такого шпиона. Впрочем, он мог и ошибаться, но это было неважно. Воля Кадара была в лагере непреложным законом: он исполнял здесь роли судьи, присяжных, а иногда и палача.
Кадар построил террористов перед собой в две шеренги, полукругом. Была ночь, и плац освещали мощные прожекторы, но сам Кадар оставался в тени. Чуть поодаль от него, на железной раме, вкопанной в землю, распростерся неясный человеческий силуэт.
На голове у Кадара был арабский головной убор из маскировочной ткани; рот и нос его закрывала повязка, а глаза были защищены темными очками. Хотя некоторым террористам и приходилось работать с ним раньше, ни один из них не знал его настоящего имени и никогда не видел его лица. Они знали его только как безликую фигуру в капюшоне, обладателя голоса, отдающего ясные и точные приказы. Роль исполнителей, как правило, отводилась другим.
— Братья и сестры, — сказал он, — вы посвятили свою жизнь Революции. Долгие годы вы боретесь с евреями за освобождение родной страны. Вы участвовали во многих славных битвах и убили множество врагов, но окончательная победа до сих пор ускользала от вас. В том, что у вас отнято законное достояние, повинны не только проклятые евреи, но и их помощники — безбожные американцы и весь западный империализм. Вы собрались в этом лагере, дабы подготовиться к нанесению решительного удара по насквозь прогнившему Западу. Весть о вашем подвиге разнесется по всему миру и повергнет правителей западных стран в смятение, от которого им уже не оправиться.
Герильеры ответили на эту речь криками и аплодисментами. Несколько самых пылких слушателей выпалили из винтовок в воздух. Кадар решил, что уделил ритуальному охаиванию Израиля и Запада довольно времени. Пора было переходить к насущным делам. Террористы — по крайней мере, прагматики, подобные Кадару, — не воюют за голые идеи. Они любят, когда им платят твердой валютой.
— Соратники в деле борьбы за свободу! — снова заговорил он. — Сейчас я не стану сообщать вам подробности вашей миссии. Требования безопасности, с которыми вы, конечно же, хорошо знакомы, требуют сохранения этой информации в тайне до самой последней минуты. А пока — хотя все вы опытные и закаленные в боях ветераны — тренировка поможет вам достичь еще большей боевой эффективности. И пусть вас поддерживает не только ожидание грядущей славы, но и мысль о том, что после успешного завершения операции каждый из вас получит в награду по сто тысяч американских долларов.
На этот раз аплодисменты были заметно более горячими. Раздалось еще несколько выстрелов из “Калашниковых”. Кадар подумал, что долгое пребывание его людей в лагерях свободы не помогло некоторым из них избавиться от расхлябанности и привычки чересчур бурно выражать свои эмоции. Для успешного осуществления проекта Кадару необходимо было обработать этот сырой материал и подчинить его самой суровой дисциплине. Его приказы должны были выполняться незамедлительно и абсолютно беспрекословно. Единственный способ достичь этого за короткий период состоял в том, чтобы вселить в души подчиненных панический страх перед их руководителем. Пряник он им показал; теперь пора показать и кнут. Он собирался разыграть предстоящий спектакль с максимальным эффектом.
Он поднял руку, призывая людей к молчанию, и возгласы стихли. Он заговорил снова.
— Братья и сестры! Наши враги неумолимы. Мы ведем с ними непрекращающуюся войну. Они постоянно стараются одолеть нас. Они бомбят нас с самолетов; нападают на нас с моря; засоряют эфир своей лживой пропагандой; манипулируют средствами массовой информации с целью исказить истинные причины, толкающие нас на борьбу; внедряют в наши ряды шпионов и смутьянов.
Слушатели заволновались; кое-где появились воздетые над шеренгами кулаки и автоматы.
— Тихо! — воскликнул он. Шум сразу же улегся. Террористы замерли на своих местах. Они привыкли к проявлениям жестокости, а иногда и самодурства со стороны своих командиров, но в то же время были избалованы довольно легкой и беззаботной жизнью в партизанских отрядах: ведь что бы ни говорили они своим женщинам, вступать в настоящие бои им приходилось не так уж часто. Теперь они почувствовали, что впереди их ждет нечто более серьезное.
Кадар поднял правую руку. Прожекторы, заливавшие плац ярким светом, мгновенно потухли. Террористов охватили страх и жгучее любопытство. Они понимали, что сейчас произойдет что-то ужасное. Это “что-то” должно было иметь отношение к фигуре, распятой на металлической раме, но что это будет, никто толком не знал. Террористы ждали.
В темноте раздался голос Кадара — суровый, властный и беспощадный.
— Сейчас вы увидите казнь сионистского шпиона, который был настолько глуп, что попытался проникнуть в наши ряды. Смотрите и запоминайте! — его голос поднялся до крика, и по плацу прокатилось слабое эхо.
Один из прожекторов зажегся снова и высветил шпиона, висящего на раме. Он был гол, во рту у него торчал кляп; глаза были выкачены от ужаса. Из тьмы выступил высокий человек в белом халате врача. В руке он держал шприц. Подняв его перед собой, он слегка нажал на поршень, чтобы из иглы вышел лишний воздух; зрители хорошо видели, как из шприца брызнула струйка жидкости. Человек аккуратно сделал распятому укол и, отойдя в сторону, посмотрел на часы.
Прошло несколько минут. Человек в халате снова шагнул к распятому, прослушал его стетоскопом и внимательно изучил глаза с помощью офтальмоскопа. Стетоскоп остался висеть у него на груди, а офтальмоскоп он убрал в карман своего белого халата. Затем кивнул Кадару. В ответ из темноты прозвенело:
— Дальше.
Человек опустил руку в карман халата и вынул оттуда какой-то предмет. Раздался щелчок, и яркие лучи прожектора вспыхнули на стальном лезвии ножа. Он поднес нож к лицу жертвы и медленно поводил им из стороны в сторону; налитые ужасом глаза распятого следили за ним, не в силах оторваться. Террористы ждали.
Спокойный голос Кадара точно комментировал хирургическую операцию.
— Вам, наверное, любопытно будет узнать, что за вещество было впрыснуто в вену предателя. Это особый препарат, полученный нашими друзьями из КГБ. Он называется “витазаин” и обладает свойством повышать чувствительность нервной системы. После его применения легкая ласка может вызвать интенсивное наслаждение. И наоборот — всякая боль усиливается до предела. В последнем случае человек погружается в такие бездны ужаса и страдания, что их невозможно описать словами.
Атмосфера была наэлектризована. Кто-то в задней шеренге покачнулся, но соседи тут же схватили его под руки. Этот спокойный, размеренный голос вселял страх даже в души самых закаленных, привыкших к кровавым мясорубкам террористов.
Человек в белом халате шагнул вперед. Он снова поднес нож к глазам охваченной паникой жертвы; его кончик на несколько секунд задержался прямо под глазным яблоком шпиона. Затем лезвие отодвинулось назад и сверкнуло в очередном взмахе: на этот раз нож рассек повязку, которая не давала распятому вытолкнуть изо рта кляп. Человек в белом халате вынул кляп и бросил его на землю. Потом достал из кармана фляжку и поднес ее к пересохшим губам распятого; тот жадно приник к ней. В его глазах мелькнула слабая надежна. Но флягу убрали, и распятый снова остался на свету в одиночестве.
Потом зажегся второй прожектор; он высветил световое пятно метрах в тридцати от распятого. Все взоры обратились туда. Послышалось еле слышное шарканье, словно кто-то шел с тяжелым грузом. Вскоре в круг света вступил человек; он остановился и повернулся к распятому. Затем поднял нечто, похожее на огромное ружье, и направил его на свою жертву. Зрители переводили взгляд с одного светового пятна на другое. В ушах у них зазвенел вопль ужаса, бесконечный вопль; тело приговоренного выгнулось и стало извиваться в отчаянном стремлении выскользнуть из своих пут.
Человек с русским огнеметом ЛПО-50 приготовился стрелять; благодаря повышенной вязкости зажигательной смеси его оружие могло выбрасывать горящий напалм на расстояние до семидесяти метро”. В нем было три заряда — на девять секунд непрерывного огня, но хватило бы и гораздо меньшего. Человек ждал сигнала Кадара.
— Убей его, — сказал голос. Человек с огнеметом нажал на спуск.
Глава шестнадцатая
Посол Гаррисон Ноубл, заместитель директора Управления Госдепартамента США по борьбе с терроризмом (УБТ), брезгливо бросил на стол только что прочтенный рапорт. Посол был высок и худощав; он во многом походил на знаменитого экономиста, сочинителя и своего бывшего коллегу Джона Кеннета Гэлбрейта. Ноублу было сильно за пятьдесят, в волосах его серебрилась благородная седина, и выглядел он внушительно. Женщины до сих пор находили его привлекательным.
До начала своей карьеры в Госдепартаменте в пятидесятых годах Ноубл, воевавший в Корее летчик-истребитель, имел блестящий послужной список, множество наград — на его счету было одиннадцать сбитых самолетов, что во времена маккартизма и охоты на ведьм послужило веским аргументом в пользу сто назначения — трудно было представить себе человека, питающего меньшие симпатии к коммунизму и вообще ко всему неамериканскому. Посол с грустью подумал о неприятностях, которые, судя по всему, сулил ему этот рапорт, одиноко лежавший на пустой полированной поверхности стола. Он откинулся на спинку вращающегося кожаного стула, слегка накренив его назад, и посмотрел на свою помощницу. Из этого положения ему были хорошо видны ее соблазнительные колени. К счастью, подумал он, его борьба с терроризмом проходит в комфорте и безопасности.
— Казнь огнеметом, — сказал посол. — Какая гадость. Из каких источников этот рапорт?
— Израильтяне купили одного из инструкторов в этом лагере, — сказала помощница. — Правда, они крайне невысокого мнения о нашей службе безопасности и вполне могли наврать с три короба, но ясно одно: сами они воспринимают ситуацию достаточно серьезно.
— До чего же мне надоела эта постоянная полуправда!
— Дипломатия есть дипломатия, — сухо заметила помощница.
Ей было уже под сорок, но она знала себе цену и обладала незаурядной решительностью и целеустремленностью. Она имела на заместителя директора определенные виды и даже не думала этого скрывать; он же, со своей стороны, пока не пришел к однозначному решению. Неафишируемый роман вполне в духе осторожной дипломатии. Хотя Ноубл сильно сомневался, что в Вашингтоне что-нибудь может остаться неафишируемым.
Он вернул стул в первоначальное положение, и теперь стройные ноги помощницы оказались в его поле зрения целиком. Беседа принимала приятную сексуальную окраску.
— Ну и что вы думаете по этому поводу? — Он небрежно кивнул на папку с грифом “совершенно секретно”. Право, смешной способ помечать секретные документы. — Захват самолета?
— Вряд ли. Там проходят подготовку по меньшей мере семьдесят боевиков.
— Может быть, серия захватов?
— Возможно, но маловероятно. Их натаскивают как единое подразделение. Скорее всего, готовится крупномасштабный налет.
— На посольство? — в глубине души он надеялся, что это не так. За последнее время на обеспечение безопасности американских представительств за границей было истрачено более ста миллионов долларов, но он прекрасно знал, что все это только видимость. Очень немногие здания спроектированы на современном уровне защиты, а модернизация старых практически невозможна: мешает персонал, который должен бесперебойно выполнять свои дипломатические и консульские функции. И вообще, при современном уровне вооружений любая защита малоэффективна. Пуленепробиваемые стекла на окнах, специально оборудованные приемные для посетителей, бронированные автомобили — смешно, когда бомба, которую можно спрятать в кармане, способна целиком разнести фасад здания или превратить пассажиров того же самого бронированного автомобиля в кровавое месиво.
— Для посольства группа все же великовата, — сказала помощница. — Обычно в таких случаях принято действовать малыми группами. Провезти в страну семьдесят вооруженных террористов не так просто. Вот вам, кстати, самая большая загадка в этом деле: как они собираются доставить такую команду в нужное место? Есть ведь регистрация в аэропорту, таможня. А эти семьдесят человек — люди далеко не случайные. На многих из них у нас имеются досье.
— Не будь я дипломатом, — сказал Ноубл, — я предложил бы превентивный удар в израильском стиле.
— Бомбардировка Ливии? Вряд ли. Президент никогда на это не пойдет.
— Не говоря уж о политическом скандале, к которому привели бы подобные действия. У наших европейских союзников слишком много интересов в Ливии и арабском мире — они предпочитают мириться с терроризмом, рассматривая его как приемлемую цену за все остальное. В известном смысле их можно понять: терроризм — вечная тема для разговоров, но на самом деле людей погибает не так уж много, да и убытки не особенно большие. Со стратегической точки зрения все это вполне приемлемо.
— Жертвы террористов вряд ли согласятся с вами, — заметила помощница.
Ноубл снова посмотрел на рапорт.
— Насколько я понял, источник относит начало операции на май. — Он улыбнулся. — Нет худа без добра. Я к тому времени уже успею уехать. Если срок указан верно, всю кашу придется расхлебывать вам. Я собираюсь навестить сына в колледже и заодно порыбачить в спокойной обстановке.
Он взмахнул воображаемым спиннингом и мысленно уложил блесну точно в намеченное место. Он почти физически ощутил, как в лицо повеяло легким ветерком, и услышал скрип уключины и слабый всплеск весла, погружаемого в воду, чтобы развернуть лодку.
— А куда вы собираетесь?
— В Ирландию. На запад Ирландии.
— И не боитесь?
— Ничуть. Конечно, Ирландия — один из главных очагов терроризма. Но террористы действуют в основном на севере и исключительно против англичан. Даже на севере иностранцев практически не трогают, а в остальной Ирландии и вовсе спокойно. Это как с Америкой: то, что в Нью-Йорке высокий уровень преступности, вовсе не означает, что к нам вообще опасно приезжать — нет, надо просто держаться подальше от Нью-Йорка.
Какая жалость, что он так скоро уезжает, подумала помощница: ведь сейчас он уже практически на крючке. Ее мягкая, осторожная тактика сделала свое дело, но месяц отпуска может все испортить. Ничего, в ее распоряжении еще три недели, и за это время надо попытаться вытащить рыбку. Она медленно, с отчетливым шелестом юбки, закинула ногу на ногу. Посол быстро поднял глаза.
Отлично. Теперь он полностью сосредоточен на ней.
Иво рассеянно вертел туда-сюда надетый на его правое запястье серебряный браслет, подарок Клауса. Кожа на запястье покраснела, но он не чувствовал боли. Он думал о том человеке, с которым видел Клауса, с которым Клаус ушел и который, возможно, убил его.
За эти последние дни, надеясь узнать что-нибудь о человеке с золотыми волосами, он поговорил со всеми, кто хоть немного был знаком с Клаусом. Но все оказалось бесполезно.
Теперь он сидел на центральном вокзале и ждал паренька по кличке “Обезьяна”, который должен был приехать из Цюриха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66