Фориэ никак не могла собрать картинку воедино. Легкомысленные локоны отвлекали внимание от черт лица, обращали на себя внимание и длинные острые шпильки каблуков, искажая пропорции фигуры. Она не могла сосредоточиться и собрать воедино весь облик, что-то да мешало, что-то не давало, собрав картинку воедино, обратиться к памяти, на дне которой, она была уверена, лежал отпечаток его лица, избавленного от маски.
Были смутные ощущения, и было предчувствие, предчувствие, в которое, как и его словам, женщина не могла позволить себе поверить. Предчувствие, что давало надежду, отгоняя беспросветность и мрак, которые несли четко выстроенные доказательства разума.
Она надеялась, что Лига, этот сияющий мир, еще может уцелеть, еще может избежать разрухи. Впрочем, логика обрывала полет надежды, женщина знала то, что лишь чудо способно изменить что-то, лишь чудо, в которое она давно не могла поверить. Чудес не существовало, это диктовал разум. И разум не ошибался. Пока.
— Ну, вот, — произнес Да-Деган, чувствуя, как где-то сотни и сотни кораблей уходят в прыжок, разом, одновременно. — И пришло это время.
Проговорил не для госпожи Арима, не в пустоту, а для себя, будто желая придать веса мимолетным ощущениям и чувствам. Тяжело вздохнув, он вернулся к экрану и стал жадно вглядываться в его черноту. И он увидел. Стройные, хищные силуэты, вспарывая пространство, появлялись, возникая из пустоты, окруженные шлейфами частиц возмущений вакуума, опасные, несшие смерть.
Женщина, вздрогнув, посмотрела на законченно — совершенный строй кораблей, что, едва выйдя из прыжка, находили свое место, рисуя неправдоподобно — завершенный узор боевого построения. Разум не знал объяснения этой картинке. Фориэ не могла понять, какая сила заставила флот эрмийских кораблей выйти вблизи Рэны, словно желая обрушить удар на эту, практически беззащитную планету. Или на ничего не подозревающий флот своих союзников, избравших эту планету своей базой, после ухода с Раст-Танхам?
Но флот Иллнуанари был предупрежден. Корабли контрабандистов шли от поверхности голубой планеты не менее завершенным и правильным строем, готовые отразить атаку, понимая, что у них другого выхода нет. Им не было дела кто виноват, почти не было, уцелей они, это заняло б их мысли, но сейчас приходилось просто сражаться, сражаться за право жить. Или бежать. Впрочем, зная Эрмэ, пилоты Иллнуанари понимали, что бегство будет бессмысленным, Эрмэ не прощала ошибок. Впрочем, была и приманка, что не позволяла им развернуться и уйти, затерявшись в глубинах Галактики. Многие еще алкали призрачного господства в Великой Империи, мире, что был только призраком.
Да-Деган, обхватив рукой подбородок, жадно смотрел, как эти две силы шли навстречу, готовые столкнуться, готовые рвать друг у друга призрачный приз — то ли жизнь, то ли власть. Он смотрел, раздумывая о пути и о цене. На тонком, породистом лице жадно блестели глаза, отмечая детали. Он ждал, когда драконы столкнуться. Ждал, отсчитывая время по ударам собственного сердца, забыв обо всем, что еще существовало в этой Вселенной.
И вздохнул, когда драконы столкнулись, сцепившись в последней битве, битве, что не должна была быть выиграна ни одним из них. Повернувшись, он посмотрел на Фориэ, отметив безумное удивление в ее глазах, смешавшееся со слезами, выступившими от неожиданной развязки. Женщина смотрела, явно не понимая, какая сила заставила Эрмэ, словно обезумев ударить по Иллнуанари. Словно не было иных задач и иных замыслов. Отведя взгляд от Фориэ Арима, Да-Деган опустился в кресло, обитое белым бархатом, и многозначительно помолчал.
На плечи навалилась усталость, пригибая, заставив с сожалением вспомнить десятки бессонных ночей, в которые просто не мог уснуть. Он не мог позволить себе расслабиться и почувствовать ее раньше. А теперь просто не мог держать себя в руках. Усталость навалилась сразу, как лавина, совершенно так же, как давно, очень давно, когда он бежал с Эрмэ. А в душе появилась поразительная пустота и поразительное безразличие. «Отсутствие давления, — вспомнил он, — то же давление».
— Передатчик в вашем распоряжении, — заметил аристократ без малейшего волнения в голосе, чувствуя себя выжатым до предела, — идите, Фориэ. Я свою задачу выполнил, а вам предстоит потрудиться, убеждая Стратегов, что Иллнуанари и Эрмэ грызутся около Рэны. Если они вам поверят, если флот Лиги успеет прийти на подмогу, что ж, быть может, Рэна уцелеет. Эрмийцы сотрут планету в пыль, если прорвутся к ней. У Иллнуанари нет особых причин защищать этот порт. Конечно, здесь есть заводы Гильдии, но они разбросаны по сотням миров, так что, особого значения то не имеет. А у Ордо слишком мало сил, даже не смотря на то, что Оллами оставила в горах несколько десятков военных транспортов и систему отражения нападений из космоса.
Да-Деган замолчал и прикрыл глаза, услышав ее удаляющиеся шаги за дверью, сбросил с ног туфли и расслабленно уронил голову на спинку кресла, сглотнул комок, подступивший к горлу. Безучастно глядя на экран монитора, он горько усмехнулся, сложив пальцы руки в полузабытый, пришедший из детства жест, словно веря в то, что знак по особенному переплетенных пальцев в состоянии что-то изменить.
И, встрепенувшись, усмехнулся собственной глупости. Отыскав взглядом Рэну, заставил себя улыбнуться. Там, на Рэне был Ордо, там был Рэй, и Донтар Арима, там был сонм старых знакомых и там был дом. Белый дом, похожий на сказочный дворец, окруженный садом, утопающий в ароматах роз и жасмина, с прудами полными темной воды, на которой покачивались белые птицы, и словно смотревшиеся в гладь, отражавшую их гордые силуэты.
Он вспомнил балы, музыку, шутки и колкости, блеск, атмосферу непринуждённости и веселья, беззаботность и лёгкий смех. Мужчины и дамы в масках, скрывающих лица, танцевали, глядя друг другу в глаза. И бархатный голос хозяина дома, от которого что-то обрывалось в сердце, царил в стенах дома. Голос, который, как говорили те, кто слышал его, не забыть никогда.
Облизнув внезапно пересохшие губы, вельможа поймал нечаянную, быструю и уже готовую потеряться мысль. «Будет, — решил вдруг, — как было. И пусть время не ходит вспять, а сделанного не изменить, но то прошлое ещё может вернуться». Посмотрев на знак своих переплетенных пальцев, улыбнулся. «Храни вас судьба, — подумал, вспомнив всех тех, кто был дорог, и отерев выступившие на глаза слезы, — Храни вас судьба...»

За окном падал дождь, накрыв туманной пеленой город, острова на горизонте, съев краски. Тишина была полной, почти ничем не нарушаемой. Дом словно вымер, не слышно было ничьих шагов, только странный человек в белом, расшитом жемчугом, шелке медленно проходил через анфилады комнат.
Одиночество не давило, было скорее желанным, как желанен отдых после трудной работы. И было время, свободное, ничем не занятое, которое он мог потратить на воспоминания и грезы. Последние дни, полные забот и тревог не давали такой возможности. Последние дни были заняты до предела, не оставляя даже минут, которые он мог бы провести сам с собой и собственной памятью. А память, она настойчиво требовала остановиться и побыть одному, помолчать в одиночестве.
За окном падал дождь, и надвигались сумерки. Сумеречный свет бился в окна, путался, заблудившись в портьерах, тух. В доме было сумеречно и пусто. В открытую дверь балкона втекала прохлада и сырость. Остановившись у окна, Да-Деган Раттера скользнул взглядом по городу, укрытому дождем, отыскал силуэт дворца, смазанный потеками воды.
Отчего-то некстати выплыло из памяти лицо Шеби, прекрасное, безмятежное, и словно в яви, почудился легкий звон ее колокольцев, легкий, тихий, схожий больше не со звуком, а с ароматом чудных цветов. Мягкий взгляд синих глаз был спокоен и кроток, обещая что-то, чему не сбыться было наяву.
Да-Деган поджал губы, чувствуя, как сердце пропустило удар, присел на стоявший рядом табурет, опустил голову, украшенную париком с великолепной прической. От этих воспоминаний спасения не было, и нельзя было заставить не вспоминать, нельзя было взять себя в руки и отстраниться.
«Любовь, — подумал он, — только это — единственная сила, которой нам не суметь противостоять. Весь этот мир замешан на любви, мы сами сотканы из нее. Ведь что бы на свет появились мы, миллионы и миллиарды должны были любить, в своей любви восходя к вершинам. Любовь — как безумие, как болезнь, она затмевает разум и толкает на поступки, что никогда иначе б ты не совершил. Любовь — безумие и мудрость».
Он заставил себя улыбнуться, заставил себя подняться и выйти на балкон, к промозглой сырости и холоду, что могли отрезвить, вернуть разум. Ветер взметнул одежду, сыпанув в лицо полные пригоршни капель — колючек, капель — игл. Да-Деган остановился, глядя на мокрый сад, вода бежала по мощеным мрамором плитам двора, устремляясь к морю. Двор тоже был пуст.
Вернувшись в дом, мужчина подошел к камину, пошевелил красные, жаркие угли, отогревая замерзшие руки, потер их. Усмехнувшись, посмотрел на удлиненные, выхоленные, розовые ногти, блестевшие перламутром. На кольца, нанизанные на точеные длинные пальцы.
— Шут, — сказал тихо, обронив слово в темноту. Дом был пуст, только эхо, подхватив это слово, несколько раз ударило его о стены.
Он вспомнил Лию, пришедшую однажды, в такой же стылый, дождливый веер, унеся одиночество, разбив его на мелкие куски, принесшую с собой нечаянную радость. Да-Деган не хотел признаваться, но в этот стылый вечер он был бы рад, если б она сделала то же самое.
Звук тихих шагов разбудил эхо, кто-то вошел в дом, блуждая внизу. Поднявшись, Да-Деган прошел через анфилады комнат, подошел к лестнице, облицованной мрамором, сбегавшей вдоль стены вниз.
— Фориэ? — удивился он, увидев знакомое лицо.
Женщина медленно поднималась по ступеням, идя ему навстречу, где-то внизу, небрежно брошенный на пол, лежал промокшей тряпкой темный шелк ее плаща.
— Добрый вечер, — проговорил вельможа, положив белую, холеную ладонь на позолоченные резные перила, — рад вас видеть, хоть и непонятно, что за сила выгнала вас из дома в этакую непогодь.
— Добрый вечер, — отозвалась женщина, продолжая подниматься по лестнице, удивленно оглядывая убранство дома, отмечая дорогие ковры, статуи, созданные рукой мастера, отмечая гармонию, которая приносила необыкновенную легкость и ощущения парения, от которой кругом шла голова.
— Нравится? — спросил мужчина, небрежно пожав плечами, — Но, думаю, вы пришли не за тем, что б полюбоваться на интерьер. До меня есть дело у господ Стратегов?
— Нет. С чего вы взяли?
Да-Деган, усмехнувшись, подхватил Фориэ под руку, помогая подниматься по ступеням. В его руках жила неожиданная сила, неожиданная для человека, столь изнеженного облика, ее трудно было угадать, глядя на породистое лицо, обрамленное вольным безумием прически, на сияющий шелк, вытянутый, хрупкий силуэт.
— Нет, — повторила она, — Какие могут быть вопросы? Гайдуни вспомнил, как вы говорили, что Иллнуанари вам нужна, лишь для того, что бы ее подставить. Никто вас ни в чем не винит. Вы тонко сделали свою игру. Видите, даже уцелела Рэна. И эта игра похожа на чудо, это и есть чудо. Ну что еще сказать? Я, разве что, могу извиниться, я считала вас подлецом. А вы — игрок.
— Игрок, — усмехнулся вельможа, проводя ее по темным, не освещенным комнатам туда, где горел огонь в зеве камина, где отблески золотили стены.
От цветов, расставленных в вазах, поднимался легкий аромат. Да-Деган неторопливо пройдя по комнате, окинул взглядом полотна старых мастеров, развешенные на стенах, пожал плечами, достав из бара бутыль черного стекла поставил ее на стол, достал бокалы.
— Форэтминское? — усмехнувшись, отметила Фориэ.
— "Поцелуи ветра", — отозвался мужчина, — выпьем за победу, которая нашла нас. Вы ведь не откажетесь?
— За победу? Нет.
Фориэ Арима поднесла к губам фиал с пряным и свежим вином, отпив глоток, поставила его обратно на стол. Да-Деган не пил, вертел бокал в руках, не опуская. Надумав, слегка омочил губы в пьяной влаге. Поставив бокал на стол, прошел по комнате вновь. На его лице отражались отсветы чувств, то заставляя ярко вспыхивать глаза, то набрасывая тень на точеные, правильные черты.
— Прекрасное вино, — заметила женщина.
Он кивнул скупо, сухо, словно мысли унесли его в иной мир, тот, который жил в его душе, невидимый, незримый. Фориэ чуть заметно поджала губы.
— Прекрасный вечер, — проговорил мужчина странным, тихим, ломким голосом, похожим на покрытое трещинами стекло.
— Дождь, — отозвалась Фориэ.
— Завтра он уйдет, — отозвался Да-Деган, выпуская на волю предчувствие, что жило в душе, — рассвет будет туманен, а полдень ярок, как всегда.
Фориэ, пожав плечами, отпила еще глоток вина, смакуя драгоценный букет, впитывая сладость и пряность, чувствуя, как начинает кружиться голова. Было много вопросов, которые хотелось задать, вопросов, которые она не посмела его задать, словно увидев оттенки эмоций, сменявшихся на его лице, боялась потревожить, внеся еще большее беспокойство, унести хотя бы относительный покой, смутить его душу. Было сложно решиться, так же трудно, как переступить черту, прыгнуть вниз со скалы.
Она вспомнила лицо Элейджа, напряжение, которое возникло в глазах, стоило ей сказать и вздох облегчения и изумление, и еще что-то проступившее на его лице, то чему она не нашла слов. « Уговори его работать с ними, девочка, — вспомнила она осторожные слова Лорда, — этот человек знает Эрмэ, он нужен нам».
Глядя на Да-Дегана, она не могла решиться сказать ни одного из запасенных слов, фраз, утверждений, которые запасла, собираясь идти в этот дом, словно язык прилип к гортани. Не хотелось играть с ним, и потому она проговорила прямо:
— У меня к вам предложение.
Да-Деган вздрогнул, но быстро овладел собой, вновь надев маску безразличного спокойствия, схожего с равнодушием. Покачав головой, повернувшись к ней лицом, заглянул в глаза.
— Ни за что, — проговорил он, словно угадав, — И не мечтайте.
— Вы не знаете?
— Догадываюсь, — заметил мужчина отстраненно и бросил на стол перед ней маленький квадрат пластика, сиявшего радугой в его руках.
— Кабран? — удивилась женщина.
— Да, — усмехнулся вельможа. — Верните его Элейджу. Я больше не желаю играть ни в какие игры. Я имею на это право?
— Вы — Стратег?
— Был им, — холодно отозвался Да-Деган, — только не было времени сказать об этом прямо, и не было смелости вернуться. — и, помолчав, мужчина жестко добавил, — Я хочу уехать. Покинуть Рэну. Я имею на это право?
— Вас никто ни в чем не обвиняет, и не обвинял, — повторила женщина, чувствуя неловкость.
— Это хорошо, — усмехнулся вельможа. Длинные, унизанные перстнями пальцы побарабанили по стеклу. — Но у меня есть просьба. И только вы можете помочь. Поможете?
— Смотря, какая просьба.
— Я хочу устроить бал в этом доме, как когда-то давно. Бал — маскарад.
Да-Деган стоял поодаль от дома, глядя на его стройный белый силуэт, выхваченный из темноты прожекторами. В их ярком свете казалось, будто дом парит в воздухе, едва касаясь земли стенами. Этот дом был прекрасен, в этот вечер он манил к себе людей, как магнит притягивает железо, властно и дерзко привлекал к себе обещанием невиданного колдовства.
Поправив легкомысленные локоны прически, вельможа улыбнулся, чувствуя как славно, ярко блеснули в полумраке глаза. Этот вечер принес ожидание чего-то доброго, искушение, которому трудно было не поддаться.
Глядя на прибывающих гостей, он всматривался в маски, узнавая скрытые под ними лица. В этой атмосфере всеобщей суеты, возбужденного ожидания, неразгаданной интриги он был хозяином, и, почти что богом. В этот вечер, здесь, сейчас, было легко укрыться в толпе, не шокировать, не останавливать взгляд своим эксцентричным видом и манерами.
В воздухе, наравне с ароматами роз и нежной музыкой носился шепоток. Сплетня, слушок, пущенный госпожой Арима, влекущий, не оставивший никого равнодушным. «Ну и что? — спросила она, в ответ на его недовольное лицо, — Ну и что? Не думаю, что хоть один человек останется разочарованный этим вечером, даже, и, не встретив Ареттара? Дагги, что с того, что это — маленькая ложь? Вы просили, вы желали, что б на этот бал пришли те, кого б вы желали видеть в стенах своего дома. Они пришли. И они не уйдут. Вы получите то, что хотели. Праздник. А за эту ложь меня простят. Дамам на Рэне прощается многое. Ведь не вы же солгали».
Да-Деган видел жадные взгляды, этой маленькой лжи верили, верили, как в чудо. Почему-то стало просто верить в чудеса. Он поднял взгляд к небу, там, в стороне от яркого диска луны, тянулись светлые следы, скорее угадываемые, нежели видные человеческому глазу — следы битвы, страшного боя, что свел Иллнуанари и Эрмэ, поставив друг против друга. Там, разметанные, ставшие космической пылью, продолжали свое движение массы, бывшие некогда могучим флотами могучих держав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73