Его ведь осталось мало.
Аэко насмешливо улыбнулся.
— Какая вы девочка, Исси, если думаете, что некие предприимчивые люди не доставят его к нашему столу.
— Но ведь это рэанское?
— А я имею в виду контрабандистов. Корабли этих ребят, как сказал под большим секретом один из моих знакомых, не стесняясь, заходят теперь, после разгона нашего ведомства, в любой порт. Не часто, и не особо наглея, но ... Факт остаётся фактом. И мы можем, благодаря их стараниям, выпить по бокалу хорошего вина. Да, уж, коли вас вижу, может, скажете, по какой нужде носится в Кайринта Алашавар. Я видел его тут пару месяцев назад. Эдуэ лжёт как сивый мерин, будто то был не он, но я работал на Софро и старика Элейджа узнать способен, какие б документы тот не держал в руках.
Ис-Шабир стало несколько неловко. Она не умела лгать, но Элейдж просил, что б никому не говорили о его визитах, никому. «Это не стоит афишировать», — говорил он.
— Послушайте, Аэко, а, может, вы ошиблись? — спросила женщина, не сумев избавиться от смущения.
— И то был не Элейдж, а некий Рушу Энтинаэ, как было написано в его документах? Вы мне голову не морочьте. У Алашавара взгляд специфический — как у старого хитрого лиса, который немало пожил и немало видел.
— Оставь её в покое, — проговорил Эдуэ, — она будет молчать, хоть и удаётся ей это плохо. Я скажу, может быть, попозже.
— Значит, это был Элейдж, — констатировал Аэко. — ну а я могу сказать, что есть очень мало причин, способных заставить нашего Сенатора приподнять ... себя из кресла.
Он замолчал, взял бутылку в руки и тихонько вздохнул, словно наслаждаясь ароматом вина, погладил стеклянный бок и мечтательно прикрыл глаза.
— Это вино уважал Ареттар, — проговорил задумчиво, наполняя бокалы, — говорил, что и впрямь, словно кружат голову высота и ветер. Он был влюблён в Форэтмэ.
Ис-Шабир иронично улыбнулась.
— А Вы знали певца, Аэко? — спросила она.
— Немного.
Старик философски пожал плечами, помолчал с минуту и добавил рассеянно:
— А вы скажите, кто из Стратегов его не знал? Личность-то была легендарная. Одно время о нём ходило столько баек, сколько он не сочинил за всю жизнь песен и стихов. Но, надо сказать, повод для разговоров о себе он всегда был готов подбросить. Он жить не мог в тишине и покое, он всегда искал славы.
Эдуэ нашарил ногой табурет, примостился у стены, глядя на капли, ползущие по стеклу, заметил:
— Ну и каков он был?
— Что, — усмехнулся Аэко, — поймали наживку? Многие готовы слушать тебя раскрыв рот, только брось имя Ареттара. Кстати, кое-кто и не верит, что певец возрастом моложе меня, а я знавал еще его предка. А его самого, говорят, хорошо знал наш координатор.
— Альбенар? — тихонько изумилась Ис-Шабир, — вот, на кого бы ни подумала. Он никогда не рассказывал о том.
Эдуэ тихонечко пожал плечами.
— Слышал я, — заметил он, — будто ходят слухи, что певца видели живым на Раст-Танхам.
— Кто сказал? — живо заинтересовался Аэко. Сонный вид слетел с него как шелуха, глаза загорелись любопытством, и Ис-Шабир подумала, что этот человек ещё не так стар, как кажется, если может так искренне интересоваться небылицами.
— Я тоже это слышала, — заметила она, — но в это верится ещё меньше, чем в существование Аюми.
Она вспомнила недавний визит Элейджа, удивлённое сверх всякой меры лицо Сенатора. Тот, кто его знал, хоть немного, удивление, замершее на этом лице, отмечали сразу, обращая на него максимум внимания, ибо обычное кредо: «не удивляться ничему, потому что удивительного в мире намного больше, чем объяснимого», знали все. И ещё, слишком часто Алашавар взъерошивал волосы на затылке и удивлённо вскидывал брови, словно даже в разговоре думал о чём-то своём, что его волновало и заботило несказанно.
— Да, девочка, — заметил тогда Элейдж, — кто-то здорово водит нас за нос. То ли шутят так господа контрабандисты, то ли мир сошёл с ума. Кто-то стибрил камни Аюми, а один из парней с Раст-Танхам вернул их назад. Чудеса. Давненько такого не творилось в мире. Но и это не все. Говорят, что Ареттар причастен к этому. Я знал Ареттара, приходилось общаться с ним. Я, конечно, никогда не был идиотом, но этот стервец мог выставить дураком кого угодно, разве, кроме что.... Ну да Вы этого человека не знаете...
Она вздохнула и потянулась к фиалу с вином. Отпив глоток, отставила его на стол и облизнула губы. Это было то самое вино, которое она любила когда-то. За прошедшие пять лет, она успела забыть его вкус и была удивлена сочетанием терпкости, сладости, нежности. И почувствовав, что нет никакого обмана, тихо улыбнулась. Это было оно, то самое вино, которое так кружило голову когда-то.
Однажды она была на Рэне и специально заглянула на виноградники Форэтмэ. Любуясь на почти поспевший, крупный виноград, на ряды лоз, уходящие к горизонту, сняла с куста мелкую гроздь, оторвала несколько ягод, тёмных, как вишня, отерев с них пальцами восковой беловатый налет бросила в рот. Виноград был сладок, словно мёд, и даже более того, приторно — сладок, от него запершило в горле и пришлось достать фляжку с водой, что б вымыть эту сладость изо рта. Только после она узнала, что неповторимый аромат «Поцелуям ветра» даёт не только тёмный, сине-красный, виноград острова Форэтмэ, но и травы, растущие на его склонах.
Она отошла к окну, держа бокал в руке, примостилась, опираясь на широкий подоконник, окинула комнату рассеянным взглядом. Обстановка была скромной, почти спартанской, если не считать того, что вся мебель, преимущественно сделанная из дерева была сама по себе, несмотря на скромность форм, достаточной роскошью. И ещё притягивали взгляд две небольших картины на стене, два морских пейзажа, захватывающие ощущением надвигающегося шторма. Больше не было ничего заметного, выделяющегося, останавливающего взгляд. В этой комнате хорошо было отдыхать, а не заниматься работой. Вид из окна тоже был неплох — сады, тихая улочка, и только где-то вдалеке над горизонтом к небесам возносились шпили-иглы центральных зданий города, словно вознамерившиеся проколоть облака. Её всегда поражали эти контрасты ирдалийских городов — тихие, словно вырезанные из окружающей эпохи окраины, нереальные в своей, почти что, сельской тишине, и кипучая, словно для контраста, энергичная и шумная жизнь городского центра.
Она любила Кор-на-Ри, пляжи, тянувшиеся вдоль берега, сады с фонтанами, театры центральной части. Почему-то в этом городе, своеобразном, вольготно и привольно раскинувшемся на семи островах маленького архипелага, легче было себя чувствовать обитателем неба или моря, чем твёрдой земли. Может быть, это ощущение прорастало из обычной, нереальной, бирюзовой синевы неба и моря. На Софро всё было иначе, и хоть ей нравилась Софро от ощущения ирреальности того мира избавиться Ис-Шабир не могла.
У Софро было необычное небо, тёмное, усеянное звёздами днём, и чёрное, пустое, подсвеченное лишь искрами света далёких галактик ночью. Эта маленькая планета, практически не планета, а астероид, висела в самом зените Галактики, выступая над её плоскостью. И всё ж, назвать Софро простым астероидом ни у кого не поворачивался язык.
У этой миниатюрной планеты имелась собственная, достаточно плотная и пригодная для дыхания атмосфера, миниатюрный океан, сравнимый по площади с сушей, так же падали дожди, как и во всяком другом мире и так же дули ветра. Горы имелись тоже. Она смеялась, сравнивая их с пиками Ирдала, с Аммэ Гербети, но понимала, что большего и не может быть. Удивляли тихие безмолвные сады-леса Софро, деревья, которым хватало света далёких звёзд, травы, клонящиеся к земле, сила тяжести, позволявшая бегать, как ветер, не зависая в воздухе, слишком великая для такой маленькой планеты. Этот мир, как и всё необъяснимое, в шутку, порой, называли подарком Аюми.
Аюми, она вспомнила, как, будучи ребёнком, верила в Легенды о них, странных, странствующих, по этому миру людям, которым мир открыл более, чем всем иным. Говорили, будто они прекрасны, высоки, и глаза их сияют, словно звёзды в небесах. Говорили, их невозможно узнать в толпе, если они того не хотят. Говорили, будто давно, так давно, в ту дальнюю, седую давность, когда ещё люди почитали звёзды за драгоценные камни, приколотые к небесному своду, они приходили в мир, совершенные, как никто другой, и уходили, понимая, что их и весь остальной мир разделяет пропасть. Позже она поняла, что совершенства не существует, что то — только миф, выдумка и самообман.
Ис-Шабир тихонько качнула головой, и добавила в бокал вина. В Кайринта, находились два фиала, настолько тонкостенные, что невозможным оказалось измерить их толщину, словно нарисованные несколькими мазками света. Когда их брали в руки, они начинали тихонько звенеть переливчато и хрустально, и грели ладонь своим мягким ласковым теплом.
Свет играл на их, неощутимых на ощупь, гранях, высвечивая каждый раз разные рисунки, — то хоровод волн, то женские лики, то изящные волнистые письмена, загадочные в своей недоступности пониманию. Они были изящны и прочны. Луч лазера натыкался на эту призрачную преграду и рассыпался в яркое, режущее глаз гало, обволакивая фиалы облаком света.
За неполный десяток лет не удалось ни понять, из чего они сделаны, ни того, кем сделаны, ни, тем более, как. С ними вообще невозможным оказалось что-либо сделать. Разве что украдкой пить из них то вино, то воду, любуясь сполохами света, пробегавшими по дну, да чувствовать себя наследниками Аюми. Держа эти фиалы в руках, слыша тихий переливчатый звон, было так легко поверить в реальность Аюми, — нереальных, невозможных, невероятных, странных Странников.
Ис-Шабир обижено поджала губы, вспомнив, как много раньше Ордо пытался рассказать ей про тот полёт, последний полёт «Кана-Оффайн». Она слушала вполуха, смотрела на него с досадой. Невысокий, темноволосый, взволнованный, с блестящими глазами, он казался немного не в себе, когда затеял этот разговор, а у неё были дела, много дел, и не было желания терпеть этого докучливого человека.
Знать бы наперёд, что всё обернётся именно так, хоть раз бы увидеть тогда его находки, и не было б желания отмахиваться от его слов, смотреть чуть свысока на этого посетителя, которого, вопреки уверениям медиков, только единицы не считали за сумасшедшего. Тогда было дико слышать про брошенные корабли, якобы найденные им, про необычные находки, про сообщение, якобы полученное на «Кана-Оффайн» за несколько часов до взрыва, короткое, о котором Ордо не смог промолчать: « Вы все погибнете».
Тогда казалось, — он изворачивается, что б не отвечать за гибель корабля и большей части экипажа. Хотя, тогда б, вероятно, даже за ошибку его судили бы менее строго, признайся он в ней. Хотя, с другой стороны, репутация Ордо, как пилота, была очень высока. Не верилось, что б пилот такого класса, как он мог вот так, на ровной трассе потерять лайнер. Если б не эти неуклюжие попытки оправдаться, списав всё на непонятные причины, возможно, никто б его и не отчислил из флота.
Впрочем, опала продлилась недолго, через год он снова был в составе Даль-разведки, снова носил форму, но только о брошенном флоте не заикался больше никогда.
Ис-Шабир довелось встретиться с капитаном на Софро перед своим назначением в Кайринта. Настроение в тот день было препаршивое, — Локита не упустила случая заметить своим нежным сладким голоском, как всем на Софро будет её недоставать, уверенная, что Элейджу надоели беспрестанные мелкие стычки своей секретарши и Леди, и тот поспешил избавиться от столь неуживчивой персоны, гордячки и нахалки, как могло показаться стороннему взгляду; избавляясь от нее, обставив всё, как почётную ссылку. Ис-Шабир и самой так казалось, иных аргументов в тот день найти она не могла, возможно, на её умственные способности влияло нахождение рядом Локиты.
Пепельно-белокурая, с тонкими, точёными чертами лица, холеным красивым телом, надменно — холодная, но неизменно вежливая, Леди, лишала её душевного равновесия в одно мгновение ока. Наверное, никто так и не узнал, сколько довелось Ис-Шабир тайком выплакать слёз в подушку, стараясь забыть о метких, колких, злых замечаниях Локиты, на непосвящённый взгляд абсолютно невинных. Впрочем, может быть, о них догадывался Элейдж. Что-то подсказало ей это уже здесь в Кайринта. А в тот день, с трудом смолчав на очередное подтрунивание Локиты, она вышла в сад и, присев на скамью, случайно заметила рядом Ордо.
Он стоял невдалеке у фонтана, смотрел на переплетающиеся струи воды и голубоватого огня, заметив её, подошёл, сел рядом. То ли у неё самой расстройство было нарисовано на лице, то ли он что-то слышал, а, может, и не слышал, но почувствовал.
— Гонят и Вас с Софро, — заметил тихо, — а жаль.
Ис-Шабир тихонечко вздохнула и, поёжившись, заметила:
— Угостили б лучше сигареткой, капитан. И не нужно сочувствий. И так тошно — аж жуть.
Он посмотрел на неё пристально, подал сигарету, усмехнулся невесело.
— На здоровье, девушка. Кстати, курить вредно.
— Я знаю, не маленькая. — отмахнулась Ис-Шабир и, втянув в себя порцию ароматного крепкого дыма, чувствуя как слёзы выступают на глазах, заметила, — зараза наша нынешняя Леди, а, капитан?
— Зараза? Нет, Исси, «зараза» — для неё определение излишне мягкое. — проговорил Ордо и вздохнул горестно, — не знаю, как её и назвать, до недавних пор я таких определений и не держал в своём лексиконе, но выражаться вслух не буду. Неприлично оно, в присутствии дамы.
Она усмехнулась, выставила вперёд длинную ногу, с прильнувшей к щиколотке, золотисто-коричневой, и словно живой, а не вытатуированной бабочкой, которой, что б взлететь не хватало только одного взмаха крылышек, посмотрела на неё, украдкой, перевела взгляд на Ордо и так получилось само — собой, что с её языка сорвалось то слово, которого не постеснялся бы, разве что, последний из грузчиков с Раст-Танхам.
— Это верно, — заметил Ордо, даже не усмехнувшись, — только никогда так больше не говорите, если Локита услышит — она вас со свету сживёт. Она не любит правду. Впрочем, что мамаша, что сынок — характеры у обоих не сахарные.
— Вы об Хэлане?
— О ком ещё? Я, что-то я не слышал, что б у Локиты были другие дети. И, по-моему, этот стервец считает Рэну чем-то вроде своего именья. Ничего не стесняется. Окружающим грубит, говорить с ним спокойно практически невозможно. Кажется, у него началась мания величия. Похоже, он считает себя непогрешимым богом.
— Что он творит?
— Да ничего особенного, всего лишь подражает матушке, но многие, из окружающих его, уже готовы придушить координатора. Конечно, это все только эмоции, разума в них нет, но его не любят.
— Может быть, ненавидят?
— Может быть... — откликнулся Ордо эхом. Встал, медленно, не прощаясь, побрёл по аллее, словно не хотя. Ис-Шабир поднялась со скамьи, пошла за ним следом, пристроившись рядышком, заметила:
— Расскажите Алашавару.
— Зачем? — удивился Ордо, — что б ещё и он, сцепившись с нашей милой Леди, вылетел из Сената? На Софро, я смотрю, и так, путного люда поубавилось. Слышал я, что ныне посты получают, только если понравятся Локите.
Ис-Шабир коротко фыркнула.
— Ага, — проговорила зло, — и пройдут предварительный отбор в её койке.
— Так это не слухи?
— Ох, Аторис, вы, право, как ребёнок, конечно же, нет! Если б то были слухи, меня б, верно, не выгнали на Ирдал. Слышали об Кайринта?
— Нет. Где это?
— Недалеко от Кор-на-Ри, глубоководный исследовательский центр. Буду теперь строить глазки рыбам.
Он невесело рассмеялся, закурил вновь. Тёмные глаза смотрели грустно и устало, и улыбка, некогда обдававшая теплом, теперь на его лице появлялась редко и выглядела достаточно жалко.
— Понятно, — заметил он и вновь вздохнул. — Есть у меня желание голову скрутить нашей Леди, — признался он нехотя, — а у Вас?
Она вспомнила Леди и невольно усмехнулась. Локита была хороша собой, этого никто не мог отрицать, но красота её была красотой холодной бездушной куклы. Её личику подходило только обычное бесстрастное выражение. Отражения эмоций его искажали и лишали той своеобразной красоты, ледяного очарования.
Голос, сладостно-карамельный, тоже был бесстрастен, сладок, но сух. И более всего ей Леди напоминала бездушную, красивую, дорогую куклу без души, но с разумом. Хотя... трудно было представить наличие разума за таким фасадом, слишком уж красива была Локита, не мила и очаровательна, не своеобразна и пикантна, а классически, бесспорно хороша собой, даже, несмотря на некоторую неправильность черт. Пепельные светлые пряди удивительнейшим образом сочетались с синью глаз и нежным, словно тонкий фарфор, тоном лица.
Но её эта бесспорная красота только раздражала, и дело было даже не в обычной человеческой зависти. Просто обидно было смотреть на то, как увиваются вокруг Локиты мужчины, словно мухи, попавшие в мёд. Они ходили за Леди стаями, ловили взгляды и улыбки, бросаемые свысока, ждали хоть слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Аэко насмешливо улыбнулся.
— Какая вы девочка, Исси, если думаете, что некие предприимчивые люди не доставят его к нашему столу.
— Но ведь это рэанское?
— А я имею в виду контрабандистов. Корабли этих ребят, как сказал под большим секретом один из моих знакомых, не стесняясь, заходят теперь, после разгона нашего ведомства, в любой порт. Не часто, и не особо наглея, но ... Факт остаётся фактом. И мы можем, благодаря их стараниям, выпить по бокалу хорошего вина. Да, уж, коли вас вижу, может, скажете, по какой нужде носится в Кайринта Алашавар. Я видел его тут пару месяцев назад. Эдуэ лжёт как сивый мерин, будто то был не он, но я работал на Софро и старика Элейджа узнать способен, какие б документы тот не держал в руках.
Ис-Шабир стало несколько неловко. Она не умела лгать, но Элейдж просил, что б никому не говорили о его визитах, никому. «Это не стоит афишировать», — говорил он.
— Послушайте, Аэко, а, может, вы ошиблись? — спросила женщина, не сумев избавиться от смущения.
— И то был не Элейдж, а некий Рушу Энтинаэ, как было написано в его документах? Вы мне голову не морочьте. У Алашавара взгляд специфический — как у старого хитрого лиса, который немало пожил и немало видел.
— Оставь её в покое, — проговорил Эдуэ, — она будет молчать, хоть и удаётся ей это плохо. Я скажу, может быть, попозже.
— Значит, это был Элейдж, — констатировал Аэко. — ну а я могу сказать, что есть очень мало причин, способных заставить нашего Сенатора приподнять ... себя из кресла.
Он замолчал, взял бутылку в руки и тихонько вздохнул, словно наслаждаясь ароматом вина, погладил стеклянный бок и мечтательно прикрыл глаза.
— Это вино уважал Ареттар, — проговорил задумчиво, наполняя бокалы, — говорил, что и впрямь, словно кружат голову высота и ветер. Он был влюблён в Форэтмэ.
Ис-Шабир иронично улыбнулась.
— А Вы знали певца, Аэко? — спросила она.
— Немного.
Старик философски пожал плечами, помолчал с минуту и добавил рассеянно:
— А вы скажите, кто из Стратегов его не знал? Личность-то была легендарная. Одно время о нём ходило столько баек, сколько он не сочинил за всю жизнь песен и стихов. Но, надо сказать, повод для разговоров о себе он всегда был готов подбросить. Он жить не мог в тишине и покое, он всегда искал славы.
Эдуэ нашарил ногой табурет, примостился у стены, глядя на капли, ползущие по стеклу, заметил:
— Ну и каков он был?
— Что, — усмехнулся Аэко, — поймали наживку? Многие готовы слушать тебя раскрыв рот, только брось имя Ареттара. Кстати, кое-кто и не верит, что певец возрастом моложе меня, а я знавал еще его предка. А его самого, говорят, хорошо знал наш координатор.
— Альбенар? — тихонько изумилась Ис-Шабир, — вот, на кого бы ни подумала. Он никогда не рассказывал о том.
Эдуэ тихонечко пожал плечами.
— Слышал я, — заметил он, — будто ходят слухи, что певца видели живым на Раст-Танхам.
— Кто сказал? — живо заинтересовался Аэко. Сонный вид слетел с него как шелуха, глаза загорелись любопытством, и Ис-Шабир подумала, что этот человек ещё не так стар, как кажется, если может так искренне интересоваться небылицами.
— Я тоже это слышала, — заметила она, — но в это верится ещё меньше, чем в существование Аюми.
Она вспомнила недавний визит Элейджа, удивлённое сверх всякой меры лицо Сенатора. Тот, кто его знал, хоть немного, удивление, замершее на этом лице, отмечали сразу, обращая на него максимум внимания, ибо обычное кредо: «не удивляться ничему, потому что удивительного в мире намного больше, чем объяснимого», знали все. И ещё, слишком часто Алашавар взъерошивал волосы на затылке и удивлённо вскидывал брови, словно даже в разговоре думал о чём-то своём, что его волновало и заботило несказанно.
— Да, девочка, — заметил тогда Элейдж, — кто-то здорово водит нас за нос. То ли шутят так господа контрабандисты, то ли мир сошёл с ума. Кто-то стибрил камни Аюми, а один из парней с Раст-Танхам вернул их назад. Чудеса. Давненько такого не творилось в мире. Но и это не все. Говорят, что Ареттар причастен к этому. Я знал Ареттара, приходилось общаться с ним. Я, конечно, никогда не был идиотом, но этот стервец мог выставить дураком кого угодно, разве, кроме что.... Ну да Вы этого человека не знаете...
Она вздохнула и потянулась к фиалу с вином. Отпив глоток, отставила его на стол и облизнула губы. Это было то самое вино, которое она любила когда-то. За прошедшие пять лет, она успела забыть его вкус и была удивлена сочетанием терпкости, сладости, нежности. И почувствовав, что нет никакого обмана, тихо улыбнулась. Это было оно, то самое вино, которое так кружило голову когда-то.
Однажды она была на Рэне и специально заглянула на виноградники Форэтмэ. Любуясь на почти поспевший, крупный виноград, на ряды лоз, уходящие к горизонту, сняла с куста мелкую гроздь, оторвала несколько ягод, тёмных, как вишня, отерев с них пальцами восковой беловатый налет бросила в рот. Виноград был сладок, словно мёд, и даже более того, приторно — сладок, от него запершило в горле и пришлось достать фляжку с водой, что б вымыть эту сладость изо рта. Только после она узнала, что неповторимый аромат «Поцелуям ветра» даёт не только тёмный, сине-красный, виноград острова Форэтмэ, но и травы, растущие на его склонах.
Она отошла к окну, держа бокал в руке, примостилась, опираясь на широкий подоконник, окинула комнату рассеянным взглядом. Обстановка была скромной, почти спартанской, если не считать того, что вся мебель, преимущественно сделанная из дерева была сама по себе, несмотря на скромность форм, достаточной роскошью. И ещё притягивали взгляд две небольших картины на стене, два морских пейзажа, захватывающие ощущением надвигающегося шторма. Больше не было ничего заметного, выделяющегося, останавливающего взгляд. В этой комнате хорошо было отдыхать, а не заниматься работой. Вид из окна тоже был неплох — сады, тихая улочка, и только где-то вдалеке над горизонтом к небесам возносились шпили-иглы центральных зданий города, словно вознамерившиеся проколоть облака. Её всегда поражали эти контрасты ирдалийских городов — тихие, словно вырезанные из окружающей эпохи окраины, нереальные в своей, почти что, сельской тишине, и кипучая, словно для контраста, энергичная и шумная жизнь городского центра.
Она любила Кор-на-Ри, пляжи, тянувшиеся вдоль берега, сады с фонтанами, театры центральной части. Почему-то в этом городе, своеобразном, вольготно и привольно раскинувшемся на семи островах маленького архипелага, легче было себя чувствовать обитателем неба или моря, чем твёрдой земли. Может быть, это ощущение прорастало из обычной, нереальной, бирюзовой синевы неба и моря. На Софро всё было иначе, и хоть ей нравилась Софро от ощущения ирреальности того мира избавиться Ис-Шабир не могла.
У Софро было необычное небо, тёмное, усеянное звёздами днём, и чёрное, пустое, подсвеченное лишь искрами света далёких галактик ночью. Эта маленькая планета, практически не планета, а астероид, висела в самом зените Галактики, выступая над её плоскостью. И всё ж, назвать Софро простым астероидом ни у кого не поворачивался язык.
У этой миниатюрной планеты имелась собственная, достаточно плотная и пригодная для дыхания атмосфера, миниатюрный океан, сравнимый по площади с сушей, так же падали дожди, как и во всяком другом мире и так же дули ветра. Горы имелись тоже. Она смеялась, сравнивая их с пиками Ирдала, с Аммэ Гербети, но понимала, что большего и не может быть. Удивляли тихие безмолвные сады-леса Софро, деревья, которым хватало света далёких звёзд, травы, клонящиеся к земле, сила тяжести, позволявшая бегать, как ветер, не зависая в воздухе, слишком великая для такой маленькой планеты. Этот мир, как и всё необъяснимое, в шутку, порой, называли подарком Аюми.
Аюми, она вспомнила, как, будучи ребёнком, верила в Легенды о них, странных, странствующих, по этому миру людям, которым мир открыл более, чем всем иным. Говорили, будто они прекрасны, высоки, и глаза их сияют, словно звёзды в небесах. Говорили, их невозможно узнать в толпе, если они того не хотят. Говорили, будто давно, так давно, в ту дальнюю, седую давность, когда ещё люди почитали звёзды за драгоценные камни, приколотые к небесному своду, они приходили в мир, совершенные, как никто другой, и уходили, понимая, что их и весь остальной мир разделяет пропасть. Позже она поняла, что совершенства не существует, что то — только миф, выдумка и самообман.
Ис-Шабир тихонько качнула головой, и добавила в бокал вина. В Кайринта, находились два фиала, настолько тонкостенные, что невозможным оказалось измерить их толщину, словно нарисованные несколькими мазками света. Когда их брали в руки, они начинали тихонько звенеть переливчато и хрустально, и грели ладонь своим мягким ласковым теплом.
Свет играл на их, неощутимых на ощупь, гранях, высвечивая каждый раз разные рисунки, — то хоровод волн, то женские лики, то изящные волнистые письмена, загадочные в своей недоступности пониманию. Они были изящны и прочны. Луч лазера натыкался на эту призрачную преграду и рассыпался в яркое, режущее глаз гало, обволакивая фиалы облаком света.
За неполный десяток лет не удалось ни понять, из чего они сделаны, ни того, кем сделаны, ни, тем более, как. С ними вообще невозможным оказалось что-либо сделать. Разве что украдкой пить из них то вино, то воду, любуясь сполохами света, пробегавшими по дну, да чувствовать себя наследниками Аюми. Держа эти фиалы в руках, слыша тихий переливчатый звон, было так легко поверить в реальность Аюми, — нереальных, невозможных, невероятных, странных Странников.
Ис-Шабир обижено поджала губы, вспомнив, как много раньше Ордо пытался рассказать ей про тот полёт, последний полёт «Кана-Оффайн». Она слушала вполуха, смотрела на него с досадой. Невысокий, темноволосый, взволнованный, с блестящими глазами, он казался немного не в себе, когда затеял этот разговор, а у неё были дела, много дел, и не было желания терпеть этого докучливого человека.
Знать бы наперёд, что всё обернётся именно так, хоть раз бы увидеть тогда его находки, и не было б желания отмахиваться от его слов, смотреть чуть свысока на этого посетителя, которого, вопреки уверениям медиков, только единицы не считали за сумасшедшего. Тогда было дико слышать про брошенные корабли, якобы найденные им, про необычные находки, про сообщение, якобы полученное на «Кана-Оффайн» за несколько часов до взрыва, короткое, о котором Ордо не смог промолчать: « Вы все погибнете».
Тогда казалось, — он изворачивается, что б не отвечать за гибель корабля и большей части экипажа. Хотя, тогда б, вероятно, даже за ошибку его судили бы менее строго, признайся он в ней. Хотя, с другой стороны, репутация Ордо, как пилота, была очень высока. Не верилось, что б пилот такого класса, как он мог вот так, на ровной трассе потерять лайнер. Если б не эти неуклюжие попытки оправдаться, списав всё на непонятные причины, возможно, никто б его и не отчислил из флота.
Впрочем, опала продлилась недолго, через год он снова был в составе Даль-разведки, снова носил форму, но только о брошенном флоте не заикался больше никогда.
Ис-Шабир довелось встретиться с капитаном на Софро перед своим назначением в Кайринта. Настроение в тот день было препаршивое, — Локита не упустила случая заметить своим нежным сладким голоском, как всем на Софро будет её недоставать, уверенная, что Элейджу надоели беспрестанные мелкие стычки своей секретарши и Леди, и тот поспешил избавиться от столь неуживчивой персоны, гордячки и нахалки, как могло показаться стороннему взгляду; избавляясь от нее, обставив всё, как почётную ссылку. Ис-Шабир и самой так казалось, иных аргументов в тот день найти она не могла, возможно, на её умственные способности влияло нахождение рядом Локиты.
Пепельно-белокурая, с тонкими, точёными чертами лица, холеным красивым телом, надменно — холодная, но неизменно вежливая, Леди, лишала её душевного равновесия в одно мгновение ока. Наверное, никто так и не узнал, сколько довелось Ис-Шабир тайком выплакать слёз в подушку, стараясь забыть о метких, колких, злых замечаниях Локиты, на непосвящённый взгляд абсолютно невинных. Впрочем, может быть, о них догадывался Элейдж. Что-то подсказало ей это уже здесь в Кайринта. А в тот день, с трудом смолчав на очередное подтрунивание Локиты, она вышла в сад и, присев на скамью, случайно заметила рядом Ордо.
Он стоял невдалеке у фонтана, смотрел на переплетающиеся струи воды и голубоватого огня, заметив её, подошёл, сел рядом. То ли у неё самой расстройство было нарисовано на лице, то ли он что-то слышал, а, может, и не слышал, но почувствовал.
— Гонят и Вас с Софро, — заметил тихо, — а жаль.
Ис-Шабир тихонечко вздохнула и, поёжившись, заметила:
— Угостили б лучше сигареткой, капитан. И не нужно сочувствий. И так тошно — аж жуть.
Он посмотрел на неё пристально, подал сигарету, усмехнулся невесело.
— На здоровье, девушка. Кстати, курить вредно.
— Я знаю, не маленькая. — отмахнулась Ис-Шабир и, втянув в себя порцию ароматного крепкого дыма, чувствуя как слёзы выступают на глазах, заметила, — зараза наша нынешняя Леди, а, капитан?
— Зараза? Нет, Исси, «зараза» — для неё определение излишне мягкое. — проговорил Ордо и вздохнул горестно, — не знаю, как её и назвать, до недавних пор я таких определений и не держал в своём лексиконе, но выражаться вслух не буду. Неприлично оно, в присутствии дамы.
Она усмехнулась, выставила вперёд длинную ногу, с прильнувшей к щиколотке, золотисто-коричневой, и словно живой, а не вытатуированной бабочкой, которой, что б взлететь не хватало только одного взмаха крылышек, посмотрела на неё, украдкой, перевела взгляд на Ордо и так получилось само — собой, что с её языка сорвалось то слово, которого не постеснялся бы, разве что, последний из грузчиков с Раст-Танхам.
— Это верно, — заметил Ордо, даже не усмехнувшись, — только никогда так больше не говорите, если Локита услышит — она вас со свету сживёт. Она не любит правду. Впрочем, что мамаша, что сынок — характеры у обоих не сахарные.
— Вы об Хэлане?
— О ком ещё? Я, что-то я не слышал, что б у Локиты были другие дети. И, по-моему, этот стервец считает Рэну чем-то вроде своего именья. Ничего не стесняется. Окружающим грубит, говорить с ним спокойно практически невозможно. Кажется, у него началась мания величия. Похоже, он считает себя непогрешимым богом.
— Что он творит?
— Да ничего особенного, всего лишь подражает матушке, но многие, из окружающих его, уже готовы придушить координатора. Конечно, это все только эмоции, разума в них нет, но его не любят.
— Может быть, ненавидят?
— Может быть... — откликнулся Ордо эхом. Встал, медленно, не прощаясь, побрёл по аллее, словно не хотя. Ис-Шабир поднялась со скамьи, пошла за ним следом, пристроившись рядышком, заметила:
— Расскажите Алашавару.
— Зачем? — удивился Ордо, — что б ещё и он, сцепившись с нашей милой Леди, вылетел из Сената? На Софро, я смотрю, и так, путного люда поубавилось. Слышал я, что ныне посты получают, только если понравятся Локите.
Ис-Шабир коротко фыркнула.
— Ага, — проговорила зло, — и пройдут предварительный отбор в её койке.
— Так это не слухи?
— Ох, Аторис, вы, право, как ребёнок, конечно же, нет! Если б то были слухи, меня б, верно, не выгнали на Ирдал. Слышали об Кайринта?
— Нет. Где это?
— Недалеко от Кор-на-Ри, глубоководный исследовательский центр. Буду теперь строить глазки рыбам.
Он невесело рассмеялся, закурил вновь. Тёмные глаза смотрели грустно и устало, и улыбка, некогда обдававшая теплом, теперь на его лице появлялась редко и выглядела достаточно жалко.
— Понятно, — заметил он и вновь вздохнул. — Есть у меня желание голову скрутить нашей Леди, — признался он нехотя, — а у Вас?
Она вспомнила Леди и невольно усмехнулась. Локита была хороша собой, этого никто не мог отрицать, но красота её была красотой холодной бездушной куклы. Её личику подходило только обычное бесстрастное выражение. Отражения эмоций его искажали и лишали той своеобразной красоты, ледяного очарования.
Голос, сладостно-карамельный, тоже был бесстрастен, сладок, но сух. И более всего ей Леди напоминала бездушную, красивую, дорогую куклу без души, но с разумом. Хотя... трудно было представить наличие разума за таким фасадом, слишком уж красива была Локита, не мила и очаровательна, не своеобразна и пикантна, а классически, бесспорно хороша собой, даже, несмотря на некоторую неправильность черт. Пепельные светлые пряди удивительнейшим образом сочетались с синью глаз и нежным, словно тонкий фарфор, тоном лица.
Но её эта бесспорная красота только раздражала, и дело было даже не в обычной человеческой зависти. Просто обидно было смотреть на то, как увиваются вокруг Локиты мужчины, словно мухи, попавшие в мёд. Они ходили за Леди стаями, ловили взгляды и улыбки, бросаемые свысока, ждали хоть слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73