Держа ладонь на футляре, она удивленно чувствовала, как нагревается ладонь, хоть сам футляр оставался прохладным. Ладонь была полна тепла, вибрирующего, чуть-чуть покалывающего, живого.
Повинуясь порыву, Гресс открыла футляр и тихонечко охнула. Камни, они больше не были полны сини. Синь пропала, так тает глубокий фиолетовый тон неба, когда приходит рассвет. Их сияние не уменьшилось, но, хоть и медленно, но заметно камни начали менять свет. Сначала они были светло — голубыми, но стремительно набирали оттенки зелени, что играли на гранях, сменив сияние сапфира.
— Безумие, — тихо шепнула она.
Рокшар удивленно охнул, тронул пальцем один из камней, чуть повернув его, и сразу же отдернул руку.
— Кажется, — тихо заметил он, — что от кого-то, давным-давно, я слышал, что камни Аюми знают свое место. Знают, где находится их Дом. И это еще одна из причин, почему они никогда не должны были попасть на Эрмэ.
Тишина. Только тишина. Янтарь, синь, сияние. Огненный хоровод. Свет, не дающий тени, яркий, но не слепящий глаз. А камни, что лежат на ладони уже не зеленые даже. Зелень исчезла, как листва по осени, сменив цвет. Они, как золото, как янтарь, как мед. Они не жгут, но тепла от них все больше. И сияют они сами, светятся изнутри. И чуть подрагивают на ладони, словно хотят бежать.
А за окном все тот же сад.
Гресси подошла к стеклу, бросив взгляд за окно, вдаль. Там, на горизонте, за степью выросли горы, которых раньше не было. Знакомые горы, те, к которым они когда-то ушли. Рэанские горы. Постояв пару минут, она отвернулась. Шел третий день. Третий день хождения по пустынным коридорам, без проводника, без намека на то, что кто-то здесь может их ждать. Словно все, что было раньше, — пригрезилось. И хозяин, и рыжий насмешник Имрэн. Только сад тот же, и степь, и озерцо с чистой, светлой водой. Все это прежнее. Как и замок.
Она тихонечко вздохнула, услышав шаги. Рокше. Его быстрый, стремительный шаг, деловитый, не праздный. Юноша вошел, а показалось, влетел, стремительной походкой, а на лице опять была неудовлетворенность.
Гресси улыбнулась, понимая, что он опять разочарован. Замок словно отгородился от них, не пуская назад, не выпуская в пространство тройной, и не открывая прочих тайн. Он словно заснул.
Рокше молча присел на корточки у стены, откинул прядь волос с лица. Бросил на нее один только взгляд и сразу же отвел глаза.
— Пусто? — спросила Гресс, хотя можно бы было и не спрашивать. Все было понятно и так. По лицу, по взгляду.
И изредка приходило ощущение, что они начинают слышать мысли друг друга. Трудно было понять, что это — галлюцинация или явь. И появлялся вопрос, возможно ль быть настолько занятыми одной и той же мыслью, что б порой, случались такие, казавшихся нереальными, совпадения.
— Глухо, — ответил Рокше. Глаза блеснули, но он опять спрятал взгляд.
— Нарисовать им послание? — тихо проговорила Гресси.
— Бесполезно, — ответил юноша. Я пытался, но, опять же, повторю, это без толку. Они не появляются там, где можем быть мы. Ты и я. Нас избегают.
— И что делать?
Он негромко рассмеялся, тихо, загадочно; подняв взгляд, стал рассматривать потолок, причудливое переплетение сводов, падающую с янтарных сосулек капель, что на незримых прочных нитях покоилась в воздухе.
— Не знаю, — ответил тихо.
Гресс вздохнула. Совсем недавно, они пытались пройти за незримую грань, пользуясь камнями как компасом. Но на пути всегда появлялись преграды. Преграды призрачные и преграды осязаемые. Что-то, что держало, не давая пройти дальше.
А внутри не давало успокоиться чувство, что там, в мирах Лиги, каждый прожитый здесь час — почти что вечность. И был соблазн уйти, что бы потом, опять, вернуться.
— Нет, — откликнулся Рокше, — это не выход.
Видно, задумавшись, она сказала то, что пришло на ум.
— Не выход, — повторил он, — не думаю, что второй раз нам удастся сюда вернуться. К тому же, время, оно не ходит вспять.
— Но должно же быть какое-то решение?
— Должно, — откликнулся юноша, — только, пока я не в силах его найти.
Гресс, усмехнувшись невесело, подала ему камни, вышла из комнаты, бродя бесцельно, идя куда-то, куда несли ее ноги. Замок, он казался прекрасней, чем когда она увидела его в первый раз. Прекрасней. И пустыннее. Их только двое, да еще двое хозяев, которых попробуй найти. Она тихо, словно копируя Рокшара, рассмеялась.
Вспомнился Имрэн. Его непосредственность, его рассказ. «Мне плохо, Имри, — подумала она, мне плохо, что ты не встречаешь нас. Мы надеялись...». Но на ее мысль никто не откликнулся, женщина явственно представила, как Рокше сидит, опираясь спиной на стену, и на душе у него, та же, сосущая, пустота. И та же тяжесть, словно пустота, может быть тяжела.
Рокше старался не смотреть ей в глаза. Он избегал ее взгляда. А утром, он удивил ее, сказав: «Знаешь, Эрмэ готовится к атаке. Не знаю, откуда, но я чувствую это. И Иллнуанари тоже. Разбойничает, пытаясь сорвать последний крупный куш».
Вздохнув, Гресси подошла к осевой лестнице, заглянула вверх. Свет, он был все так же ярок, но, сколько она не пыталась пройти вверх, неведомое течение откидывало ее назад, к тем ступеням, с которых она начинала путь. Она вспомнила, как легко Имри возносился вверх, и это воспоминание заставило ее усмехнуться. "Ты — не Аюми, деточка, — сказала она себе, — да, в этом мире и нет, наверное, больше Аюми ".
Она присела на ступеньку, чувствуя себя так, словно запуталась в лабиринте. «Но нельзя же так, мысленно, словно пытаясь кого-то уговорить, проговорила Гресс, — Неужели вам не интересно, почему мы вернулись? Неужели вас не задело, отчего так легко мы прошли в ваш дом? Или вы считаете нас за эрмийцев? Но ведь этого не может быть. Вы ведь помните нас, вы нас видели. Неужели вас ничего не тревожит? Имри, мальчик золотой, где ты? Помнишь, ты рассказывал о себе, там, в саду, я слушала и, веря, не верила. Сколько прошло с того дня? Я прожила дольше месяца, в котором каждый день наполнен событиями. Сколько же прожил ты? Четыре? Пять дней? Неужели ты успел так сильно измениться за такой короткий срок? Неужели мне уже будет не в мочь стоять рядом или видеть тебя издали? А что иначе тебя пугает? Что заставляет тебя избегать нас?»
Гресси прикрыла глаза, уронив голову на руки. Там, в пространстве полном кораблей вражеского флота, и несмотря на все проделки Рокше, на все его фокусы, она знала, что будет делать. Здесь же ничто не шло на ум. Здесь был особый мир, с особыми законами, здесь все было иначе, не так. Преграды, которые она не знала, как преодолеть. Ощущение беспомощности и чужеродности. Этот мир словно закрывал их в спасательную капсулу, отторгал, не желая уничтожать.
Этот мир, словно хотел сказать: «уходите, это место не для вас». Она, прикусив губу до боли, мотнула головой. Она не могла уйти. « Нет, — ответила мыслью, — я не уйду, я не уйду. Пока не сделаю того, за чем пришла. Я не могу. Так надо».
Поднявшись на ноги, она медленно побрела вниз. В саду было тихо, даже не шевелилась листва. Так было всегда перед закатом. Огнем горела вершина замка, разбрасывая искры шаровых молний. Прекрасный мир. Сказочный замок. Они не грели сердца. Они были чужими.
Присев на валун, неизвестно когда появившийся здесь, у озерца, женщина посмотрела на чистую прозрачную воду. Там, на дне, медленно, словно проявляясь, как отпечаток на бумаге, дрожа, возникали белые камушки, с неравными промежутками, падали вниз, появившись примерно там, где когда-то исчезли.
Женщина криво усмехнулась и задумалась. Глядя на горизонт, вспомнила, как выходил из степи, как из моря, Хозяин. Хотелось рассмеяться над собой, над тем своим состоянием. Над прошлым легко смеяться — над горестями и радостями, можно не воспринимать всерьез будущее, только в настоящем радости и беды захватывают полностью и целиком.
Темнело. И в небесах появлялись облака, словно воплощаясь из тумана. Свет, шедший с вершин замка становился все ярче. И молнии, что начинали сверкать чуть раньше, чем обрушивался ливень, тоже срывались оттуда, расчерчивая зарницами небо. Дождь хлынул разом, промочив в мгновение прическу и платье, теплый дождь не принесший озноба.
Кольнуло, словно током ударило, прошило от макушки до пят, заставив вздрогнуть неведомое чувство. Она отмечало, что каждая клеточка тела поет, словно отзываясь на бесшумный призыв. Вскочив на ноги, она посмотрела в степь. Чья-то рука легла на плечо, и голос, такой знакомый прозвучал совсем близко.
— Здравствуй! — произнес он, — Не оборачивайся, не надо.
— Имри, — прошептала она, дрожа.
— Да, — отозвался голос.
Она все же обернулась. Имрэн стоял рядом. Все такой же и уже иной, золотоглазый, золотокожий, но рыжие волосы, словно набрали в себя солнечного света, блестя и не медью и не золотом, а пылая как огонь. У плеча вился огненный шар, то, чуть поднимаясь, то, почти прикасаясь к коже.
Имрэн улыбнулся. От улыбки обдало жаром, что в мгновение разлился с током крови по телу. Словно ее окунули в кипяток. Сердце застучало неровно. То медленно, то часто, с трудом гоня по артериям кровь. Имри слегка покачал головой.
— Ты — отчаянная женщина, — проговорил он, — искать встречи с Аюми, зная, что такое Аюми. Это дорогого стоит. Надо б спросить, что тебя привело, но я уже знаю.
— Про камни?
— Про них. Прости, не отозвался раньше, не знал о вашем присутствии. Здесь не все становится явным сразу. — он кивнул на дно пруда, на котором белела галька, и добавил, — в этом мире запуталось время....
Гресс тихонечко улыбнулась.
— Имри, — прошептала она, чувствуя, что отзвук его мыслей присутствует в сознании, так же, как это было во время разговора с Лиит.
— И то, что просила сказать она, я тоже знаю. Уже знаю, — проговорил Имрэн. Давай не будем тратить время. Его и так немного. Пойдем, я покажу дорогу, положим на место камни. Пойдем?
Он положил свою руку на ее ладонь. Рука была теплой и чуть заметно дрожала. Под золотой кожей, приковывая внимание, билась ниточка пульса, жилка, от которой она не могла отвести взгляд. Этот человек был живым, доступным, почти обычным, и в то же время, от его близости кругом шла голова, сознание мутилось, мысли летели, рассыпаясь обрывками, короткими, не связанными фразами. Быстрые, хаотичные, похожие на горный поток. Казалось, что от него исходит ток, что одновременно царапает и ласкает, что топорщит волосы на затылке и приносит ощущение неги. Неги, что путает мысли, что, заставляет почву уходить из-под ног.
Гресс пошла за Имрэном, не вполне понимая, куда идет, зачем, словно разучилась мыслить, полностью вверяя ему себя. Словно во сне, она прошла за ним в замок, словно во сне поднялась вверх, пройдя в комнату, где, сидя у окна, положив голову на футляр с камнями дремал Рокше.
Он, не слышал шагов, не мог слышать, Гресс не слышала их сама, но отчего-то проснулся, поднял голову, сразу, как только они вошли. Он поднялся на ноги, посмотрел куда-то мимо, в угол, и ошеломленный, застыл.
«Что может быть прекрасней и ужаснее присутствия рядом Аюми? — спросила Гресс себя, чувствуя усталость, схожую с истомою болезни, и сама себе ответила — Только два Аюми». Второй, сереброволосый, стройный, высокий мужчина, окутанный сонмом шаров, стоял поодаль, и воздух вокруг него дрожал, как вокруг огня.
И он был красив. Он был не просто красив, он был прекрасен, так, что глазам было больно смотреть. Но в этот раз не было ощущения удара, молнии, разорвавшейся в голове. Глядя в синь глаз, Гресс вдруг, с удивлением, отметила, что еще способна и думать и иронизировать. «Привычка, — пронзила нахальная мысль, — притерпелась деточка. Трудно бывает только в первый раз». Хозяин улыбнулся ей, оценив иронию. А она, она чуть не задохнулась от внезапно нахлынувших чувств.
Пол вновь дрогнул и понесся из-под ног. Гресс то ли шла, то ли плыла, не разбирая, толком, этого сама. Голова кружилась, синь менялась золотом. Она разглядывала колонны, словно видя их первый раз, изумлялась статуям, что заполняли ниши стен. В полутьме так легко было принять их за людей, застывших в ожидании, их были сонмы, бессчетное множество, от которого вновь пошла кругом голова.
А потом круговерть прекратилась. Гресс стояла посреди маленького зала, почти пустого, изумленно оглядываясь отмечала, что его стены словно раскрывались в пространство, в неизведанность, в пустоту. И предчувствие, что появилось в теле, было тем же, что и перед прыжком. Тело словно противилось краткому мигу перехода, словно опасаясь мгновений небытия. Там, внутри, у сердца поселился холод. Гресс посмотрела в центр зала, туда, откуда исходило наибольшее напряжение. Куда, подрагивая, стремилось сокровище Аюми.
Женщина удивленно выдохнула, заметив, что камни стали алыми, как кровь, как благородный лал, яркими, словно на гранях камней шла игра оттенков страсти и крови, а глубина их сияла, маня, из сердцевины рвалось пламя. Оно не обжигало рук и все равно, держать эти камни становилось все труднее.
Медленно, словно во сне, держа на каждой ладони по кровяной капле, застывшей в кристалле она шагнула к центру зала, чувствуя, что происходит то же, что происходило всегда. Что накатывает темнота, сменяясь неистовым сиянием, белоснежным светом. Момент небытия, привычный и новый, ощущения, которые знакомы, затерты до дыр и все равно, неизбывно новы.
В сиянии, окруженного светом, она узнала стоявшего рядом Рокше, прикрывшего глаза, словно всматривающегося во что-то внутри себя; она увидела Имрэна, слегка удивленного, словно только что сделавшего для себя поразительное открытие, которого не ждал, Джабариэля, сосредоточенного и взволнованного, взволнованного больше их всех.
Время замерло. Казалось, они попали в стоячую волну. Никто не мог пошевелиться, вздохнуть, никто не смел. Первым, кто очнулся после долгого молчания, был Рокше. Контрабандист неожиданно вздрогнул, разрушая колдовство очарования, и опустив руки, с которых соскользнули камни, отошел на несколько шагов, назад, туда, откуда пришли они все. За ним последовали остальные — Джабариэль, Имри, она сама.
Камни застыли в воздухе, сложившись в странное ожерелье, ничем не скрепленное, похожее на свет, застывший в паутине. Огненные капельки, слегка пританцовывая, дрожали, потихонечку притягиваясь к центру, и друг к другу. Они вели себя как обычные капли дождя на стекле. Соприкоснувшись, капли сливались в единое целое. Но каждого такого соприкосновения хватала на яркую, каждый раз неправдоподобно яркую, вспышку.
А потом, когда глаза уже устали, там, в центре, она увидела одну, яркую, вновь полную синевы, нереальной, слепящей синевы, каплю. Та все сжималась и сжималась, становясь, все ярче, ослепительней. Гресси невольно отступила на шаг, отмечая как тяжело идти, словно толкая не воздух, а прозрачный, тяжелый хрусталь, спиной.
А огненная, слепящая капля никак не прекращала сжиматься, она опадала, коллапсируя, словно что-то заставляло ее прорастать внутрь себя. А потом погас свет, качнулось время, зашатав стены замка.
Боль. Жизнь? Небытие? Творилось что-то непонятное. Зал исчез, словно растаял. Как во сне. За окнами, высокими стрельчатыми окнами, сияли звезды. Гроза, она еще бушевала внизу, под ногами, очень глубоко внизу. А от ощущения простора кружилась голова.
На горизонте Гресс видела сияющие вершины других замков, стоящих на островах, так же проткнувшие вершинами облака. Ушел туман, растаял, словно его не было, словно поднявшийся ветер сдернул его обманную кисею.
Простор. Вздохнув, женщина поняла, чего ей так не хватало в этом мире раньше. Простора. Теперь его было вдоволь. Можно было идти, бежать, уходить, удаляться, не натыкаясь на стену безвременья, на странное темное пятно, которое изменяется, соприкасаясь с твоими мыслями.
И больше не было летящих с вершины замка огненных искр. Они успокоились, их больше ничто не манило к горизонту. Огненные шары, она ясно вдела, как они, расчерчивая небо, оставляя за собой сияющий свет, ткали мосты меж замками, сотворяя похожее на кружево, облако переходов, издалека казавшееся невесомыми бликами, светом солнца запутавшегося в паутине.
Вздохнув вновь, Гресси посмотрела на Имрэна. Легкое, едва заметное глазу свечение окружало его; синь и золото, охра и индиго сменяли друг друга, играя, то, чуть вспыхивая, то, затухая на его маске. Маска легла и на лицо Джабариэля. И впервые ей удалось рассмотреть его облик, так, что б не заволакивало взгляд облако слез и не кружилась голова, без смятения чувств и мыслей.
Да, он, несомненно, был красив. В нем была та же соразмерность и та же гармония, которую она видела в лице Имрэна, в лице Лиит. Не правильная, классическая красота черт, а красота впечатления, оттенки мыслей, чувств, которые отражались на его лице, делали его прекрасным. Черты, они были чуть неправильны, и скольких носителей подобных черт видела она за свою жизнь. Но ни одно лицо из тех не смогло ее так впечатлить и заворожить как это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Повинуясь порыву, Гресс открыла футляр и тихонечко охнула. Камни, они больше не были полны сини. Синь пропала, так тает глубокий фиолетовый тон неба, когда приходит рассвет. Их сияние не уменьшилось, но, хоть и медленно, но заметно камни начали менять свет. Сначала они были светло — голубыми, но стремительно набирали оттенки зелени, что играли на гранях, сменив сияние сапфира.
— Безумие, — тихо шепнула она.
Рокшар удивленно охнул, тронул пальцем один из камней, чуть повернув его, и сразу же отдернул руку.
— Кажется, — тихо заметил он, — что от кого-то, давным-давно, я слышал, что камни Аюми знают свое место. Знают, где находится их Дом. И это еще одна из причин, почему они никогда не должны были попасть на Эрмэ.
Тишина. Только тишина. Янтарь, синь, сияние. Огненный хоровод. Свет, не дающий тени, яркий, но не слепящий глаз. А камни, что лежат на ладони уже не зеленые даже. Зелень исчезла, как листва по осени, сменив цвет. Они, как золото, как янтарь, как мед. Они не жгут, но тепла от них все больше. И сияют они сами, светятся изнутри. И чуть подрагивают на ладони, словно хотят бежать.
А за окном все тот же сад.
Гресси подошла к стеклу, бросив взгляд за окно, вдаль. Там, на горизонте, за степью выросли горы, которых раньше не было. Знакомые горы, те, к которым они когда-то ушли. Рэанские горы. Постояв пару минут, она отвернулась. Шел третий день. Третий день хождения по пустынным коридорам, без проводника, без намека на то, что кто-то здесь может их ждать. Словно все, что было раньше, — пригрезилось. И хозяин, и рыжий насмешник Имрэн. Только сад тот же, и степь, и озерцо с чистой, светлой водой. Все это прежнее. Как и замок.
Она тихонечко вздохнула, услышав шаги. Рокше. Его быстрый, стремительный шаг, деловитый, не праздный. Юноша вошел, а показалось, влетел, стремительной походкой, а на лице опять была неудовлетворенность.
Гресси улыбнулась, понимая, что он опять разочарован. Замок словно отгородился от них, не пуская назад, не выпуская в пространство тройной, и не открывая прочих тайн. Он словно заснул.
Рокше молча присел на корточки у стены, откинул прядь волос с лица. Бросил на нее один только взгляд и сразу же отвел глаза.
— Пусто? — спросила Гресс, хотя можно бы было и не спрашивать. Все было понятно и так. По лицу, по взгляду.
И изредка приходило ощущение, что они начинают слышать мысли друг друга. Трудно было понять, что это — галлюцинация или явь. И появлялся вопрос, возможно ль быть настолько занятыми одной и той же мыслью, что б порой, случались такие, казавшихся нереальными, совпадения.
— Глухо, — ответил Рокше. Глаза блеснули, но он опять спрятал взгляд.
— Нарисовать им послание? — тихо проговорила Гресси.
— Бесполезно, — ответил юноша. Я пытался, но, опять же, повторю, это без толку. Они не появляются там, где можем быть мы. Ты и я. Нас избегают.
— И что делать?
Он негромко рассмеялся, тихо, загадочно; подняв взгляд, стал рассматривать потолок, причудливое переплетение сводов, падающую с янтарных сосулек капель, что на незримых прочных нитях покоилась в воздухе.
— Не знаю, — ответил тихо.
Гресс вздохнула. Совсем недавно, они пытались пройти за незримую грань, пользуясь камнями как компасом. Но на пути всегда появлялись преграды. Преграды призрачные и преграды осязаемые. Что-то, что держало, не давая пройти дальше.
А внутри не давало успокоиться чувство, что там, в мирах Лиги, каждый прожитый здесь час — почти что вечность. И был соблазн уйти, что бы потом, опять, вернуться.
— Нет, — откликнулся Рокше, — это не выход.
Видно, задумавшись, она сказала то, что пришло на ум.
— Не выход, — повторил он, — не думаю, что второй раз нам удастся сюда вернуться. К тому же, время, оно не ходит вспять.
— Но должно же быть какое-то решение?
— Должно, — откликнулся юноша, — только, пока я не в силах его найти.
Гресс, усмехнувшись невесело, подала ему камни, вышла из комнаты, бродя бесцельно, идя куда-то, куда несли ее ноги. Замок, он казался прекрасней, чем когда она увидела его в первый раз. Прекрасней. И пустыннее. Их только двое, да еще двое хозяев, которых попробуй найти. Она тихо, словно копируя Рокшара, рассмеялась.
Вспомнился Имрэн. Его непосредственность, его рассказ. «Мне плохо, Имри, — подумала она, мне плохо, что ты не встречаешь нас. Мы надеялись...». Но на ее мысль никто не откликнулся, женщина явственно представила, как Рокше сидит, опираясь спиной на стену, и на душе у него, та же, сосущая, пустота. И та же тяжесть, словно пустота, может быть тяжела.
Рокше старался не смотреть ей в глаза. Он избегал ее взгляда. А утром, он удивил ее, сказав: «Знаешь, Эрмэ готовится к атаке. Не знаю, откуда, но я чувствую это. И Иллнуанари тоже. Разбойничает, пытаясь сорвать последний крупный куш».
Вздохнув, Гресси подошла к осевой лестнице, заглянула вверх. Свет, он был все так же ярок, но, сколько она не пыталась пройти вверх, неведомое течение откидывало ее назад, к тем ступеням, с которых она начинала путь. Она вспомнила, как легко Имри возносился вверх, и это воспоминание заставило ее усмехнуться. "Ты — не Аюми, деточка, — сказала она себе, — да, в этом мире и нет, наверное, больше Аюми ".
Она присела на ступеньку, чувствуя себя так, словно запуталась в лабиринте. «Но нельзя же так, мысленно, словно пытаясь кого-то уговорить, проговорила Гресс, — Неужели вам не интересно, почему мы вернулись? Неужели вас не задело, отчего так легко мы прошли в ваш дом? Или вы считаете нас за эрмийцев? Но ведь этого не может быть. Вы ведь помните нас, вы нас видели. Неужели вас ничего не тревожит? Имри, мальчик золотой, где ты? Помнишь, ты рассказывал о себе, там, в саду, я слушала и, веря, не верила. Сколько прошло с того дня? Я прожила дольше месяца, в котором каждый день наполнен событиями. Сколько же прожил ты? Четыре? Пять дней? Неужели ты успел так сильно измениться за такой короткий срок? Неужели мне уже будет не в мочь стоять рядом или видеть тебя издали? А что иначе тебя пугает? Что заставляет тебя избегать нас?»
Гресси прикрыла глаза, уронив голову на руки. Там, в пространстве полном кораблей вражеского флота, и несмотря на все проделки Рокше, на все его фокусы, она знала, что будет делать. Здесь же ничто не шло на ум. Здесь был особый мир, с особыми законами, здесь все было иначе, не так. Преграды, которые она не знала, как преодолеть. Ощущение беспомощности и чужеродности. Этот мир словно закрывал их в спасательную капсулу, отторгал, не желая уничтожать.
Этот мир, словно хотел сказать: «уходите, это место не для вас». Она, прикусив губу до боли, мотнула головой. Она не могла уйти. « Нет, — ответила мыслью, — я не уйду, я не уйду. Пока не сделаю того, за чем пришла. Я не могу. Так надо».
Поднявшись на ноги, она медленно побрела вниз. В саду было тихо, даже не шевелилась листва. Так было всегда перед закатом. Огнем горела вершина замка, разбрасывая искры шаровых молний. Прекрасный мир. Сказочный замок. Они не грели сердца. Они были чужими.
Присев на валун, неизвестно когда появившийся здесь, у озерца, женщина посмотрела на чистую прозрачную воду. Там, на дне, медленно, словно проявляясь, как отпечаток на бумаге, дрожа, возникали белые камушки, с неравными промежутками, падали вниз, появившись примерно там, где когда-то исчезли.
Женщина криво усмехнулась и задумалась. Глядя на горизонт, вспомнила, как выходил из степи, как из моря, Хозяин. Хотелось рассмеяться над собой, над тем своим состоянием. Над прошлым легко смеяться — над горестями и радостями, можно не воспринимать всерьез будущее, только в настоящем радости и беды захватывают полностью и целиком.
Темнело. И в небесах появлялись облака, словно воплощаясь из тумана. Свет, шедший с вершин замка становился все ярче. И молнии, что начинали сверкать чуть раньше, чем обрушивался ливень, тоже срывались оттуда, расчерчивая зарницами небо. Дождь хлынул разом, промочив в мгновение прическу и платье, теплый дождь не принесший озноба.
Кольнуло, словно током ударило, прошило от макушки до пят, заставив вздрогнуть неведомое чувство. Она отмечало, что каждая клеточка тела поет, словно отзываясь на бесшумный призыв. Вскочив на ноги, она посмотрела в степь. Чья-то рука легла на плечо, и голос, такой знакомый прозвучал совсем близко.
— Здравствуй! — произнес он, — Не оборачивайся, не надо.
— Имри, — прошептала она, дрожа.
— Да, — отозвался голос.
Она все же обернулась. Имрэн стоял рядом. Все такой же и уже иной, золотоглазый, золотокожий, но рыжие волосы, словно набрали в себя солнечного света, блестя и не медью и не золотом, а пылая как огонь. У плеча вился огненный шар, то, чуть поднимаясь, то, почти прикасаясь к коже.
Имрэн улыбнулся. От улыбки обдало жаром, что в мгновение разлился с током крови по телу. Словно ее окунули в кипяток. Сердце застучало неровно. То медленно, то часто, с трудом гоня по артериям кровь. Имри слегка покачал головой.
— Ты — отчаянная женщина, — проговорил он, — искать встречи с Аюми, зная, что такое Аюми. Это дорогого стоит. Надо б спросить, что тебя привело, но я уже знаю.
— Про камни?
— Про них. Прости, не отозвался раньше, не знал о вашем присутствии. Здесь не все становится явным сразу. — он кивнул на дно пруда, на котором белела галька, и добавил, — в этом мире запуталось время....
Гресс тихонечко улыбнулась.
— Имри, — прошептала она, чувствуя, что отзвук его мыслей присутствует в сознании, так же, как это было во время разговора с Лиит.
— И то, что просила сказать она, я тоже знаю. Уже знаю, — проговорил Имрэн. Давай не будем тратить время. Его и так немного. Пойдем, я покажу дорогу, положим на место камни. Пойдем?
Он положил свою руку на ее ладонь. Рука была теплой и чуть заметно дрожала. Под золотой кожей, приковывая внимание, билась ниточка пульса, жилка, от которой она не могла отвести взгляд. Этот человек был живым, доступным, почти обычным, и в то же время, от его близости кругом шла голова, сознание мутилось, мысли летели, рассыпаясь обрывками, короткими, не связанными фразами. Быстрые, хаотичные, похожие на горный поток. Казалось, что от него исходит ток, что одновременно царапает и ласкает, что топорщит волосы на затылке и приносит ощущение неги. Неги, что путает мысли, что, заставляет почву уходить из-под ног.
Гресс пошла за Имрэном, не вполне понимая, куда идет, зачем, словно разучилась мыслить, полностью вверяя ему себя. Словно во сне, она прошла за ним в замок, словно во сне поднялась вверх, пройдя в комнату, где, сидя у окна, положив голову на футляр с камнями дремал Рокше.
Он, не слышал шагов, не мог слышать, Гресс не слышала их сама, но отчего-то проснулся, поднял голову, сразу, как только они вошли. Он поднялся на ноги, посмотрел куда-то мимо, в угол, и ошеломленный, застыл.
«Что может быть прекрасней и ужаснее присутствия рядом Аюми? — спросила Гресс себя, чувствуя усталость, схожую с истомою болезни, и сама себе ответила — Только два Аюми». Второй, сереброволосый, стройный, высокий мужчина, окутанный сонмом шаров, стоял поодаль, и воздух вокруг него дрожал, как вокруг огня.
И он был красив. Он был не просто красив, он был прекрасен, так, что глазам было больно смотреть. Но в этот раз не было ощущения удара, молнии, разорвавшейся в голове. Глядя в синь глаз, Гресс вдруг, с удивлением, отметила, что еще способна и думать и иронизировать. «Привычка, — пронзила нахальная мысль, — притерпелась деточка. Трудно бывает только в первый раз». Хозяин улыбнулся ей, оценив иронию. А она, она чуть не задохнулась от внезапно нахлынувших чувств.
Пол вновь дрогнул и понесся из-под ног. Гресс то ли шла, то ли плыла, не разбирая, толком, этого сама. Голова кружилась, синь менялась золотом. Она разглядывала колонны, словно видя их первый раз, изумлялась статуям, что заполняли ниши стен. В полутьме так легко было принять их за людей, застывших в ожидании, их были сонмы, бессчетное множество, от которого вновь пошла кругом голова.
А потом круговерть прекратилась. Гресс стояла посреди маленького зала, почти пустого, изумленно оглядываясь отмечала, что его стены словно раскрывались в пространство, в неизведанность, в пустоту. И предчувствие, что появилось в теле, было тем же, что и перед прыжком. Тело словно противилось краткому мигу перехода, словно опасаясь мгновений небытия. Там, внутри, у сердца поселился холод. Гресс посмотрела в центр зала, туда, откуда исходило наибольшее напряжение. Куда, подрагивая, стремилось сокровище Аюми.
Женщина удивленно выдохнула, заметив, что камни стали алыми, как кровь, как благородный лал, яркими, словно на гранях камней шла игра оттенков страсти и крови, а глубина их сияла, маня, из сердцевины рвалось пламя. Оно не обжигало рук и все равно, держать эти камни становилось все труднее.
Медленно, словно во сне, держа на каждой ладони по кровяной капле, застывшей в кристалле она шагнула к центру зала, чувствуя, что происходит то же, что происходило всегда. Что накатывает темнота, сменяясь неистовым сиянием, белоснежным светом. Момент небытия, привычный и новый, ощущения, которые знакомы, затерты до дыр и все равно, неизбывно новы.
В сиянии, окруженного светом, она узнала стоявшего рядом Рокше, прикрывшего глаза, словно всматривающегося во что-то внутри себя; она увидела Имрэна, слегка удивленного, словно только что сделавшего для себя поразительное открытие, которого не ждал, Джабариэля, сосредоточенного и взволнованного, взволнованного больше их всех.
Время замерло. Казалось, они попали в стоячую волну. Никто не мог пошевелиться, вздохнуть, никто не смел. Первым, кто очнулся после долгого молчания, был Рокше. Контрабандист неожиданно вздрогнул, разрушая колдовство очарования, и опустив руки, с которых соскользнули камни, отошел на несколько шагов, назад, туда, откуда пришли они все. За ним последовали остальные — Джабариэль, Имри, она сама.
Камни застыли в воздухе, сложившись в странное ожерелье, ничем не скрепленное, похожее на свет, застывший в паутине. Огненные капельки, слегка пританцовывая, дрожали, потихонечку притягиваясь к центру, и друг к другу. Они вели себя как обычные капли дождя на стекле. Соприкоснувшись, капли сливались в единое целое. Но каждого такого соприкосновения хватала на яркую, каждый раз неправдоподобно яркую, вспышку.
А потом, когда глаза уже устали, там, в центре, она увидела одну, яркую, вновь полную синевы, нереальной, слепящей синевы, каплю. Та все сжималась и сжималась, становясь, все ярче, ослепительней. Гресси невольно отступила на шаг, отмечая как тяжело идти, словно толкая не воздух, а прозрачный, тяжелый хрусталь, спиной.
А огненная, слепящая капля никак не прекращала сжиматься, она опадала, коллапсируя, словно что-то заставляло ее прорастать внутрь себя. А потом погас свет, качнулось время, зашатав стены замка.
Боль. Жизнь? Небытие? Творилось что-то непонятное. Зал исчез, словно растаял. Как во сне. За окнами, высокими стрельчатыми окнами, сияли звезды. Гроза, она еще бушевала внизу, под ногами, очень глубоко внизу. А от ощущения простора кружилась голова.
На горизонте Гресс видела сияющие вершины других замков, стоящих на островах, так же проткнувшие вершинами облака. Ушел туман, растаял, словно его не было, словно поднявшийся ветер сдернул его обманную кисею.
Простор. Вздохнув, женщина поняла, чего ей так не хватало в этом мире раньше. Простора. Теперь его было вдоволь. Можно было идти, бежать, уходить, удаляться, не натыкаясь на стену безвременья, на странное темное пятно, которое изменяется, соприкасаясь с твоими мыслями.
И больше не было летящих с вершины замка огненных искр. Они успокоились, их больше ничто не манило к горизонту. Огненные шары, она ясно вдела, как они, расчерчивая небо, оставляя за собой сияющий свет, ткали мосты меж замками, сотворяя похожее на кружево, облако переходов, издалека казавшееся невесомыми бликами, светом солнца запутавшегося в паутине.
Вздохнув вновь, Гресси посмотрела на Имрэна. Легкое, едва заметное глазу свечение окружало его; синь и золото, охра и индиго сменяли друг друга, играя, то, чуть вспыхивая, то, затухая на его маске. Маска легла и на лицо Джабариэля. И впервые ей удалось рассмотреть его облик, так, что б не заволакивало взгляд облако слез и не кружилась голова, без смятения чувств и мыслей.
Да, он, несомненно, был красив. В нем была та же соразмерность и та же гармония, которую она видела в лице Имрэна, в лице Лиит. Не правильная, классическая красота черт, а красота впечатления, оттенки мыслей, чувств, которые отражались на его лице, делали его прекрасным. Черты, они были чуть неправильны, и скольких носителей подобных черт видела она за свою жизнь. Но ни одно лицо из тех не смогло ее так впечатлить и заворожить как это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73