Неожиданно лезвие остановилось на расстоянии ладони от лица юноши, Аретт чуть крепче сжал рукоять, и лезвие словно взорвалось, ощерившись торчавшими в разные стороны колючками.
Рокше вздрогнул и отпрянул, а певец все так же, молча, усмехнулся и перекинул нож из руки в руку, вернул его хозяину.
— Ты не знал? — спросил он, глядя в лицо Рокшара. Все так же, не переставая улыбаться.
— Нет, — ответил контрабандист.
— Такие ножи на Эрмэ носит только охрана Императора, — проговорил певец тихо, усмехнулся и покачал головой, — странно что-то. Илант сказал, будто ты был рабом Юфнаресса. Он не напутал?
— Нет. — ответил Рокше, чувствуя, как вопрос полоснул по душе, не хуже, чем полоснул бы этот нож по плоти.
— Тем более странно. Воин Императора может быть рабом только самого Императора. Аксиома. Ты не находишь, что это какое-то странное исключение из правила?
Он вновь посмотрел, словно пытаясь проникнуть в рой мыслей, бродивших в голове юноши. Словно пытаясь найти ответ, что несет этот случайный человек — опасность, угрозу? Или он искренен в своих словах, действиях, желаниях. Взгляд царапал. Подозрение, вот что в нем жило, что определяло сейчас настроение певца. Рокше посмотрел на него. Посмотрел прямо, понимая, что не совершил и не собирается совершать ничего постыдного.
— Я не знаю, — проговорил он, — почему Юфнаресс подарил или дал мне этот нож. Я не знаю, зачем. Я даже не знал, что такие ножи носит охрана Императора. Если он вам нравится — возьмите его себе. Я больше к нему не прикоснусь.
— Не стоит так ершиться, — проговорил певец, подумав, — и не стоит кидаться такими подарками. Не каждый имеет право на такой нож. Но все же, спрячь его, на всякий случай.
Рокше вздохнул. С того дня Аретт не подошел к нему, больше не было вопросов, тех на которые он не знал ответа или б не захотело ответить. Но иногда он ловил на себе пристальный, внимательный взгляд, и понимал, что этот разговор не последний.
— Рокше, — проговорил мальчишка, лежавший на траве, рядом, поднимаясь с земли. — кто-то идет.
Контрабандист поднялся на ноги, вспрыгнул на камень и огляделся. Из-под свода аллеи выходили двое. Он узнал Иланта. Рядом с ним шла юная девушка, невысокая, стройная, очень женственная. Девушка, что была ему незнакома. У нее были длинные волосы, собранные в косы, рыжеватые, золотистые косы, закинутые за спину, легкая походка. Одетая просто, без претензий на изысканность, богатство и шик, она все равно притягивала взгляд. Уж очень необычно было видеть на Рэне человека, несшего себя с таким достоинством, несмотря на бедность, достоинством, что никак, даже при желании не могло б было быть принятым за наглость. А на лице Иланта отражалось странное, мягкое внимание, заставившее забыть о напряжении и жесткости, что стали ему привычны.
Подходя, Илант махнул контрабандисту рукой, словно приглашая, и Рокше поспешил навстречу. Девушка, поздоровавшись, на мгновение посмотрела на него, и вновь отвела взгляд, задумчивых, синих глаз. А Рокше почудилось, что уже, когда-то он видел ее, видел эти благородные черты, блистающее золото кос, осанку королевы, что слышал ее голос.
Илант улыбнулся, и, остановившись в нескольких шагах от руин, бросил быстрый взгляд по сторонам. Мальчишка — повстанец, повинуясь его жесту, проворно взлетел на дерево, скрывшись среди развесистой листвы. Девушка, мягко улыбнувшись, присела на камень, который Илант покрыл своим плащом, посмотрела снизу вверх, переплетя тонкие пальцы замком и уложив их на коленях.
Сам Илант, подумав, расположился на земле, Рокше остался стоять чуть поодаль, не решаясь начать разговор. Девушка, слегка повела плечами, словно от прохлады налетевшего внезапно порыва ветра, вздохнула.
— Отца не будет завтра дома, — проговорила на, глядя на Иланта, продолжив, оборвавшийся разговор, — он уедет. И Таганага с ним. Дома будем только я и Рэй. И больше никого.
— И Донтар Арима под окнами, — тихо, улыбаясь, добавил повстанец.
— Может не быть и его, если только я буду знать точно, что ты придешь.
— Лия, — тихо оборвал ее Илант, — я не знаю, смогу ли.
— Боишься, — заметила девушка, — боишься, что я способна устроить ловушку. Понимаю. И не злюсь. Только мне не зачем устраивать тебе западню, Илант Арвис. Я сама более не могу оставаться в том доме. Не могу и не хочу. Хорошо, что Дагги сказал, что ты жив, намекнул, где тебя искать. Хорошо, что он напомнил, что где-то в этом мире у меня еще могут быть друзья.
Рокшар тихонечко пожал плечами. Он вспомнил дворец, атмосферу бала, куда попал негаданно и нежданно. Эту девушку, почти девочку с доверчивым взглядом, и строгими манерами, генерала, кружившегося неподалеку. Почему-то поймав ее случайный взгляд, еще тогда, он отметил, что был бы рад познакомиться с ней, подойти, поговорить. Она невольно вызывала симпатию, но Аллан из Со-Хого, тронув его за рукав, заметил, тихим шепотом, что Аторис Ордо может и неправильно истолковать интерес вольного торговца к своей дочери, а это грозит осложнениями.
Он посмотрел на нее вновь, заинтриговано. Илант перехватил его взгляд.
— Лия Ордо? — проговорил контрабандист удивленно.
— Да, — проговорил Илант, отвечая на его вопрос, — подруга и почти сестра. Мы росли вместе когда-то, под теплым крылышком Да-Дегана. Жаль, что все меняется. И даже Да-Деган.
Он сорвал травинку, покатал меж ладонями, растирая. Лия пожала плечами, посмотрела на небо, здесь, внизу было почти что темно, там, наверху и в стороне, у горизонта, еще светились тепло края облаков.
— Дагги мне говорил, что сожалеет, — заметила девушка, — и просил передать, что теперь слишком опасно быть рядом с ним.
— Больше ничего он не говорил? — спросил Илант хмуро.
— Нет.
— Это хорошо, — заметил он, хмурясь.
Лия пожала плечами.
— Ты придешь? — спросила она.
— Я подумаю, — ответил Илант.
— Калитка в саду будет открыта, — пообещала девушка, поднимаясь с места.
Она улыбнулась Рокшару, поправила волосы, откинув косы за спину, тихо пошла прочь. Илант, поднявшись на ноги, посмотрел ей вслед. Сделав знак мальчишке повстанцу, дождавшись, как тот подойдет, приказал проводить гостью, не попадаясь на глаза. Мальчишка проворно, словно тень, пошел следом.
Илант подошел к контрабандисту, посмотрел вслед Лии задумчиво.
— Что скажешь? — спросил он.
Рокшар пожал плечами. И насторожился. В воздухе, как далекий отголосок, жил тихий звук, похожий на перебор струн. Звук, что словно был высечен из струн души, из самых нервов, звук, что заставил поежиться, как от порыва холодного ветра. Обернувшись, он вздрогнул от неожиданности. Рядом, незаметно подкравшись, в десятке шагов от них, около стволов деревьев, почти что, сливаясь с ними, стоял Ареттар, держа в руках аволу.
Певец, заметив, что обнаружен, сдвинулся с места, подходя к ним, двигаясь практически бесшумно, даже трава тихо шуршала, словно кралась мышь, а не ступал человек. Подойдя, Ареттар, положил ладонь на плечо Иланта, длинные пальцы чуть сжали его. Улыбнувшись иронично, сверкнув глазами, певец что-то тихо произнес на незнакомом языке.
Илант пожал плечами, посмотрел на Ареттара, словно так и не поняв, откуда тот взялся, качнул головой. Ареттар опустил аволу на землю, так и не отпустив руки.
— Лия Ордо, — заметил певец задумчиво, — чего она хотела?
— Рейнар жив, — тихо откликнулся Илант, чувствуя, что именно сейчас в душе поднялась буря чувств, шквал, что выдавил на глаза слезы.
Он не хотел плакать, но чувства диктовали свое, в противовес разуму, заставляя искать освобождения от радости и боли, острых, как наточенный клинок. Он не замечал этих слез, чувствуя временное облегчение. Он, плача, сквозь слезы, улыбался.
— Ты пойдешь? — спросил Ареттар, — я бы пошел на твоем месте. Не думаю, что эта девочка могла б желать тебе зла. Я не думаю, что она может нести коварство.
Илант пожал плечами.
— Откуда тебе знать? — спросил он, отирая рукавом с глаз слезы.
— Я знаю людей, — отозвался певец, — и вижу, что она не из той породы....
— Когда-то, кто-то мне говорил, что Да-Деган не из той породы, не помню, правда, кто, — отозвался Илант, — я не думал, не мог предположить, что моя бабка из той породы, и Ордо, он, ведь, тоже не из той породы. Но все они делали то, чего от них никто и предположить не мог.
— Не доверяешь? — мягко проговорил Ареттар, вздохнув, — Понимаю, трудно доверять, если хоть раз тебя предали. Не трудись отмахиваться, я знаю, когда-то было то же и со мной. И очень долго круг тех, кому я доверял, был слишком узок. Но, ничего, это прошло. И у тебя пройдет. Время лечит.
Илант, усмехнувшись, поднял взгляд на лицо певца. Тот не шутил, не было даже тени улыбки. Точные, но не тяжелые черты, несли отпечаток грусти, рассудочности, какого-то размеренного спокойствия, отсутствия страстей. Но он уже успел убедиться, что спокойствие этого лица может обмануть. Оно было как холодная вода, скрывающая омут, в котором жили страсти. Это лицо, с частой усмешкой, живое, меняющееся, все ж не всегда пропускало на поверхность все силуэты чувств, что жили внутри. Иногда даже голос, такой бархатный, глубокий, завораживающий голос и то, не отражал всего. А глаза, он не знал, можно ли доверять взгляду этих иронично — прищуренных глаз, иногда циничному, иногда мечтательному.
— Почему ты уверен? — спросил он, глядя на Ареттара.
Певец пожал плечами.
— Не знаю, — ответил спокойно, — просто, чувствую. А доверяться чувствам я привык.
Ареттар отложил аволу в сторону. В сером сумраке подземелья, в стылом воздухе носилось напряжение. Илант то и дело поглядывал на часы. Казалось, что время тянется излишне медленно.
Посмотрев на Ареттара, он вновь, в который раз отметил, что нервная дрожь не проходит, что она так и бьет тело, словно в лихорадке. Волнение заставляло часто стучать сердце. А певец был спокоен. Совершенно спокоен. Длинные тонкие пальцы не разу не ошиблись, перебирая струны аволы, голос не дрожал, впрочем, он не язвил в этот вечер. На правильные черты лица словно снизошли покой и мечта. И глаза мягко сияли в полумраке.
Он перестал быть похожим на авантюриста и борца, на человека, несущего с собой перемены. В мягком сиянии глаз было что-то, что располагало и притягивало. А голос, что недавно звучал под низкими сводами, стих, но каждой своей интонацией обещал понимание и поддержку.
Заметив, что Илант рассматривает его, Ареттар слегка улыбнулся. Странно, но ирония, к которой успели привыкнуть уже все, отсутствовала и в улыбке. И для него не осталось незамеченным волнение юноши, он привычно пожал плечами и, подойдя, присел рядом.
— Боишься? — спросил он.
Илант в ответ так же пожал плечами, словно успел перенять этот жест певца. Он не боялся, здесь было не то. Хотя, если быть честным, то страх присутствовал тоже, но не он был главным. Волнение пришло еще накануне. В тот миг, когда Лия сама подошла к нему, вычислив его среди толпы.
— Привет, — проговорила она, поймав его за руку и, улыбнувшись, спросила, — не узнаешь?
Он, и вправду, не узнал ее сразу, узнал уже после этого вопроса и удивленно распахнул глаза. Маленькая, похожая на веселую птицу, она почти не изменилась, разве что веселья на ее лице было совсем не так много, как тогда, когда они были детьми. В ее доверчивых глазах жила радость, вызванная встречей, и надежда. А ему она принесла смятение. Принесла вместе с вестью, с воспоминанием о брате, о человеке, от которого вечную вечность не было вестей.
И внезапно поняв, что это не розыгрыш, не шутка, не пустая надежда, он почувствовал, как нервы напряглись, словно натянувшись, как ток бежит по ним, заставляя реагировать на каждое слово, шорох, любой звук, реагировать более остро, полно и болезненно. Он почти задыхался от нежданного, негаданного наплыва эмоций, острых, как острие ножа, царапающих. Он улыбался, глядя ей в лицо. А сам невольно перебирал четки воспоминаний, как картинки из старой книги.
Рейнар, когда-то они были так похожи, так невероятно, немыслимо схожи, что даже близкие люди путались, глядя на их лица, веселые, детские мордочки, на которых жило беззаботное, детское веселье. Их путали все. Не путал лишь Хэлан. И Да-Деган тоже не мог ошибиться.
Он улыбался, глядя на их проказы, улыбался снисходительно, чуть, самую малость, слегка отстраненно. Смотрел на их шалости как на игры молодых смелых зверьков. И его отстранённость и холодность были напускными. Будучи детьми, они чувствовали его заботу и его любовь. И не сомневались в них. Не требуя подтверждения этому знанию, наверное, потому, что, несмотря на внешнюю эту холодность, чувствовали небезразличие, которое словно витало между ними.
Всегда, глядя в лицо брата, ему казалось, что он смотрится в зеркало. А Да-Деган улыбался, словно ловя движение его мыслей. Он сам не знал почему, но самым сложным после бунта для него было научиться жить одному, без Рейнара. Это было не столь мучительно, но иногда пустота, которая образовалась в душе, была более ощутима, чем усталость или голод. Он с детства привык к извечному «мы», и жить, обращаясь к половинному, неполному "я", для него было внове.
Когда-то.
Когда-то, оборачиваясь и не видя рядом того, с кем привык делить саму жизнь напополам, он страдал, чувствуя, что внутри, словно, что-то рвется, так нестерпимо было это одиночество. Он не знал, что есть оно до этой потери. Не знал. И пережить его помогла лишь безмерная усталость, что порой мешала даже думать и вспоминать, погружая в сон без сновидений, пустой, но исцеляющий от тоски сон.
Илант прикусил губу; если кто-то решился б построить ловушку, то приманку подобрал верно. Посмотрев на Ареттара, он протяжно вздохнул и отвел взгляд. Почему-то рассказать певцу о своих сомнениях он не решался. С Ареттаром было легко обсуждать вопросы ведения боя, задачи тактики, стратегии. Ум этого человека был гибок, непредсказуем, быстр, но с ним невозможно было обсуждать то, что кипело в душе. Мешала вечная насмешливость, искорка иронии, боязнь быть поднятым на смех. Он закрывался от певца, не желая пускать его в свой внутренний мир, ибо этот человек смущал.
С Рокшаром было проще. Контрабандист мог выслушать, помолчать, не оценивая, не насмешничая. Смелый, отчаянный, он был и внимательным и задумчивым. И он мог понять. Слегка кивнуть головой, слегка улыбнуться так, что становилось легче на душе.
Аретт тихонько тронул юношу за плечо.
— Боишься? — спросил тихо.
Илант вновь отрицательно покачал головой.
— Так не ходи.
— Не могу, — отозвался юноша хмуро, — не знаю, верить или нет, не знаю, но не идти не могу.
— Что-то держит и что-то гонит, — тихо отозвался певец, — и так не в мочь и этак. И что б ты не сделал, все равно будут сомнения. Мне это знакомо.
— И что же лучше? — спросил Илант.
— Лучше каяться о сделанном, чем об упущенных возможностях, — отозвался Ареттар, — Лучше верить, чем не доверять. Я тоже попадал в ловушки, доверяя тем, кому не стоило бы верить. Мне было и горько и больно. Но, знаешь, если не доверять, можно натворить больше зла, убив собственную душу.
Он замолчал, тихо тронул струны лежавшей рядом аволы. Струны тихо отозвались на движение тонких подвижных пальцев. Подумав, словно нехотя он взял аволу в руки, что-то наигрывая тихо, не тревожа эха. Звук был чист, прозрачен, нес грусть, легкую невесомую задумчивую грусть.
Илант прикусил губу, чувствуя, что Ареттар не сводит с него внимательного взгляда. Из темноты вынырнул и, подойдя, сел рядом Гаас.
— Ладно, — проворчал он, — хватит сомнений. Надо идти. Не пропускать же ночь даром.
Илант посмотрел на певца.
— Все знают? — спросил он
— Все, — ответил Ареттар, не прекращая ласкать струны, — прости, ты ничего б никому не сказал. Но неразумно идти в дом Ордо одному. Ты не находишь?
Илант недовольно сверкнул очами. Толика истины в словах Ареттара была, и все же, несмотря на эту толику истины в душе поднималась буря. Он перевел взгляд на Гааса, усмехнулся и проговорил твердо:
— В дом Ордо я пойду один. Это мое дело.
— Упрямый мальчишка, — холодно заметил Ареттар, — упрямый настолько, что готов натворить глупостей. Насколько мне известно, на Софро ты тоже попал благодаря своей глупости. И едва успел вырваться из расставленного капкана. И все тебе мало. Мне интересно, когда ты начнешь пользоваться головой. Или ни один добрый совет для тебя не является добрым?
Илант недовольно поджал губы, посмотрел на Аретта.
— Это — мое дело, — повторил он упрямо, — и только мое.
— Ну, тогда, и мое тоже, — произнес певец.
— И мое, — добавил Гаас. — надеюсь, ты не станешь возражать, что я имею право сам решать свои проблемы.
— Проблемы? — возмутился Илант.
— Проблемы, — отозвался Ареттар, — которые заключаются в том, что один мальчишка, которому верят, которого любят, за которым идут, готов сложить голову, отказываясь от дружеской поддержки и помощи. Ты не думал, что будет с этими людьми, если ты не вернешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Рокше вздрогнул и отпрянул, а певец все так же, молча, усмехнулся и перекинул нож из руки в руку, вернул его хозяину.
— Ты не знал? — спросил он, глядя в лицо Рокшара. Все так же, не переставая улыбаться.
— Нет, — ответил контрабандист.
— Такие ножи на Эрмэ носит только охрана Императора, — проговорил певец тихо, усмехнулся и покачал головой, — странно что-то. Илант сказал, будто ты был рабом Юфнаресса. Он не напутал?
— Нет. — ответил Рокше, чувствуя, как вопрос полоснул по душе, не хуже, чем полоснул бы этот нож по плоти.
— Тем более странно. Воин Императора может быть рабом только самого Императора. Аксиома. Ты не находишь, что это какое-то странное исключение из правила?
Он вновь посмотрел, словно пытаясь проникнуть в рой мыслей, бродивших в голове юноши. Словно пытаясь найти ответ, что несет этот случайный человек — опасность, угрозу? Или он искренен в своих словах, действиях, желаниях. Взгляд царапал. Подозрение, вот что в нем жило, что определяло сейчас настроение певца. Рокше посмотрел на него. Посмотрел прямо, понимая, что не совершил и не собирается совершать ничего постыдного.
— Я не знаю, — проговорил он, — почему Юфнаресс подарил или дал мне этот нож. Я не знаю, зачем. Я даже не знал, что такие ножи носит охрана Императора. Если он вам нравится — возьмите его себе. Я больше к нему не прикоснусь.
— Не стоит так ершиться, — проговорил певец, подумав, — и не стоит кидаться такими подарками. Не каждый имеет право на такой нож. Но все же, спрячь его, на всякий случай.
Рокше вздохнул. С того дня Аретт не подошел к нему, больше не было вопросов, тех на которые он не знал ответа или б не захотело ответить. Но иногда он ловил на себе пристальный, внимательный взгляд, и понимал, что этот разговор не последний.
— Рокше, — проговорил мальчишка, лежавший на траве, рядом, поднимаясь с земли. — кто-то идет.
Контрабандист поднялся на ноги, вспрыгнул на камень и огляделся. Из-под свода аллеи выходили двое. Он узнал Иланта. Рядом с ним шла юная девушка, невысокая, стройная, очень женственная. Девушка, что была ему незнакома. У нее были длинные волосы, собранные в косы, рыжеватые, золотистые косы, закинутые за спину, легкая походка. Одетая просто, без претензий на изысканность, богатство и шик, она все равно притягивала взгляд. Уж очень необычно было видеть на Рэне человека, несшего себя с таким достоинством, несмотря на бедность, достоинством, что никак, даже при желании не могло б было быть принятым за наглость. А на лице Иланта отражалось странное, мягкое внимание, заставившее забыть о напряжении и жесткости, что стали ему привычны.
Подходя, Илант махнул контрабандисту рукой, словно приглашая, и Рокше поспешил навстречу. Девушка, поздоровавшись, на мгновение посмотрела на него, и вновь отвела взгляд, задумчивых, синих глаз. А Рокше почудилось, что уже, когда-то он видел ее, видел эти благородные черты, блистающее золото кос, осанку королевы, что слышал ее голос.
Илант улыбнулся, и, остановившись в нескольких шагах от руин, бросил быстрый взгляд по сторонам. Мальчишка — повстанец, повинуясь его жесту, проворно взлетел на дерево, скрывшись среди развесистой листвы. Девушка, мягко улыбнувшись, присела на камень, который Илант покрыл своим плащом, посмотрела снизу вверх, переплетя тонкие пальцы замком и уложив их на коленях.
Сам Илант, подумав, расположился на земле, Рокше остался стоять чуть поодаль, не решаясь начать разговор. Девушка, слегка повела плечами, словно от прохлады налетевшего внезапно порыва ветра, вздохнула.
— Отца не будет завтра дома, — проговорила на, глядя на Иланта, продолжив, оборвавшийся разговор, — он уедет. И Таганага с ним. Дома будем только я и Рэй. И больше никого.
— И Донтар Арима под окнами, — тихо, улыбаясь, добавил повстанец.
— Может не быть и его, если только я буду знать точно, что ты придешь.
— Лия, — тихо оборвал ее Илант, — я не знаю, смогу ли.
— Боишься, — заметила девушка, — боишься, что я способна устроить ловушку. Понимаю. И не злюсь. Только мне не зачем устраивать тебе западню, Илант Арвис. Я сама более не могу оставаться в том доме. Не могу и не хочу. Хорошо, что Дагги сказал, что ты жив, намекнул, где тебя искать. Хорошо, что он напомнил, что где-то в этом мире у меня еще могут быть друзья.
Рокшар тихонечко пожал плечами. Он вспомнил дворец, атмосферу бала, куда попал негаданно и нежданно. Эту девушку, почти девочку с доверчивым взглядом, и строгими манерами, генерала, кружившегося неподалеку. Почему-то поймав ее случайный взгляд, еще тогда, он отметил, что был бы рад познакомиться с ней, подойти, поговорить. Она невольно вызывала симпатию, но Аллан из Со-Хого, тронув его за рукав, заметил, тихим шепотом, что Аторис Ордо может и неправильно истолковать интерес вольного торговца к своей дочери, а это грозит осложнениями.
Он посмотрел на нее вновь, заинтриговано. Илант перехватил его взгляд.
— Лия Ордо? — проговорил контрабандист удивленно.
— Да, — проговорил Илант, отвечая на его вопрос, — подруга и почти сестра. Мы росли вместе когда-то, под теплым крылышком Да-Дегана. Жаль, что все меняется. И даже Да-Деган.
Он сорвал травинку, покатал меж ладонями, растирая. Лия пожала плечами, посмотрела на небо, здесь, внизу было почти что темно, там, наверху и в стороне, у горизонта, еще светились тепло края облаков.
— Дагги мне говорил, что сожалеет, — заметила девушка, — и просил передать, что теперь слишком опасно быть рядом с ним.
— Больше ничего он не говорил? — спросил Илант хмуро.
— Нет.
— Это хорошо, — заметил он, хмурясь.
Лия пожала плечами.
— Ты придешь? — спросила она.
— Я подумаю, — ответил Илант.
— Калитка в саду будет открыта, — пообещала девушка, поднимаясь с места.
Она улыбнулась Рокшару, поправила волосы, откинув косы за спину, тихо пошла прочь. Илант, поднявшись на ноги, посмотрел ей вслед. Сделав знак мальчишке повстанцу, дождавшись, как тот подойдет, приказал проводить гостью, не попадаясь на глаза. Мальчишка проворно, словно тень, пошел следом.
Илант подошел к контрабандисту, посмотрел вслед Лии задумчиво.
— Что скажешь? — спросил он.
Рокшар пожал плечами. И насторожился. В воздухе, как далекий отголосок, жил тихий звук, похожий на перебор струн. Звук, что словно был высечен из струн души, из самых нервов, звук, что заставил поежиться, как от порыва холодного ветра. Обернувшись, он вздрогнул от неожиданности. Рядом, незаметно подкравшись, в десятке шагов от них, около стволов деревьев, почти что, сливаясь с ними, стоял Ареттар, держа в руках аволу.
Певец, заметив, что обнаружен, сдвинулся с места, подходя к ним, двигаясь практически бесшумно, даже трава тихо шуршала, словно кралась мышь, а не ступал человек. Подойдя, Ареттар, положил ладонь на плечо Иланта, длинные пальцы чуть сжали его. Улыбнувшись иронично, сверкнув глазами, певец что-то тихо произнес на незнакомом языке.
Илант пожал плечами, посмотрел на Ареттара, словно так и не поняв, откуда тот взялся, качнул головой. Ареттар опустил аволу на землю, так и не отпустив руки.
— Лия Ордо, — заметил певец задумчиво, — чего она хотела?
— Рейнар жив, — тихо откликнулся Илант, чувствуя, что именно сейчас в душе поднялась буря чувств, шквал, что выдавил на глаза слезы.
Он не хотел плакать, но чувства диктовали свое, в противовес разуму, заставляя искать освобождения от радости и боли, острых, как наточенный клинок. Он не замечал этих слез, чувствуя временное облегчение. Он, плача, сквозь слезы, улыбался.
— Ты пойдешь? — спросил Ареттар, — я бы пошел на твоем месте. Не думаю, что эта девочка могла б желать тебе зла. Я не думаю, что она может нести коварство.
Илант пожал плечами.
— Откуда тебе знать? — спросил он, отирая рукавом с глаз слезы.
— Я знаю людей, — отозвался певец, — и вижу, что она не из той породы....
— Когда-то, кто-то мне говорил, что Да-Деган не из той породы, не помню, правда, кто, — отозвался Илант, — я не думал, не мог предположить, что моя бабка из той породы, и Ордо, он, ведь, тоже не из той породы. Но все они делали то, чего от них никто и предположить не мог.
— Не доверяешь? — мягко проговорил Ареттар, вздохнув, — Понимаю, трудно доверять, если хоть раз тебя предали. Не трудись отмахиваться, я знаю, когда-то было то же и со мной. И очень долго круг тех, кому я доверял, был слишком узок. Но, ничего, это прошло. И у тебя пройдет. Время лечит.
Илант, усмехнувшись, поднял взгляд на лицо певца. Тот не шутил, не было даже тени улыбки. Точные, но не тяжелые черты, несли отпечаток грусти, рассудочности, какого-то размеренного спокойствия, отсутствия страстей. Но он уже успел убедиться, что спокойствие этого лица может обмануть. Оно было как холодная вода, скрывающая омут, в котором жили страсти. Это лицо, с частой усмешкой, живое, меняющееся, все ж не всегда пропускало на поверхность все силуэты чувств, что жили внутри. Иногда даже голос, такой бархатный, глубокий, завораживающий голос и то, не отражал всего. А глаза, он не знал, можно ли доверять взгляду этих иронично — прищуренных глаз, иногда циничному, иногда мечтательному.
— Почему ты уверен? — спросил он, глядя на Ареттара.
Певец пожал плечами.
— Не знаю, — ответил спокойно, — просто, чувствую. А доверяться чувствам я привык.
Ареттар отложил аволу в сторону. В сером сумраке подземелья, в стылом воздухе носилось напряжение. Илант то и дело поглядывал на часы. Казалось, что время тянется излишне медленно.
Посмотрев на Ареттара, он вновь, в который раз отметил, что нервная дрожь не проходит, что она так и бьет тело, словно в лихорадке. Волнение заставляло часто стучать сердце. А певец был спокоен. Совершенно спокоен. Длинные тонкие пальцы не разу не ошиблись, перебирая струны аволы, голос не дрожал, впрочем, он не язвил в этот вечер. На правильные черты лица словно снизошли покой и мечта. И глаза мягко сияли в полумраке.
Он перестал быть похожим на авантюриста и борца, на человека, несущего с собой перемены. В мягком сиянии глаз было что-то, что располагало и притягивало. А голос, что недавно звучал под низкими сводами, стих, но каждой своей интонацией обещал понимание и поддержку.
Заметив, что Илант рассматривает его, Ареттар слегка улыбнулся. Странно, но ирония, к которой успели привыкнуть уже все, отсутствовала и в улыбке. И для него не осталось незамеченным волнение юноши, он привычно пожал плечами и, подойдя, присел рядом.
— Боишься? — спросил он.
Илант в ответ так же пожал плечами, словно успел перенять этот жест певца. Он не боялся, здесь было не то. Хотя, если быть честным, то страх присутствовал тоже, но не он был главным. Волнение пришло еще накануне. В тот миг, когда Лия сама подошла к нему, вычислив его среди толпы.
— Привет, — проговорила она, поймав его за руку и, улыбнувшись, спросила, — не узнаешь?
Он, и вправду, не узнал ее сразу, узнал уже после этого вопроса и удивленно распахнул глаза. Маленькая, похожая на веселую птицу, она почти не изменилась, разве что веселья на ее лице было совсем не так много, как тогда, когда они были детьми. В ее доверчивых глазах жила радость, вызванная встречей, и надежда. А ему она принесла смятение. Принесла вместе с вестью, с воспоминанием о брате, о человеке, от которого вечную вечность не было вестей.
И внезапно поняв, что это не розыгрыш, не шутка, не пустая надежда, он почувствовал, как нервы напряглись, словно натянувшись, как ток бежит по ним, заставляя реагировать на каждое слово, шорох, любой звук, реагировать более остро, полно и болезненно. Он почти задыхался от нежданного, негаданного наплыва эмоций, острых, как острие ножа, царапающих. Он улыбался, глядя ей в лицо. А сам невольно перебирал четки воспоминаний, как картинки из старой книги.
Рейнар, когда-то они были так похожи, так невероятно, немыслимо схожи, что даже близкие люди путались, глядя на их лица, веселые, детские мордочки, на которых жило беззаботное, детское веселье. Их путали все. Не путал лишь Хэлан. И Да-Деган тоже не мог ошибиться.
Он улыбался, глядя на их проказы, улыбался снисходительно, чуть, самую малость, слегка отстраненно. Смотрел на их шалости как на игры молодых смелых зверьков. И его отстранённость и холодность были напускными. Будучи детьми, они чувствовали его заботу и его любовь. И не сомневались в них. Не требуя подтверждения этому знанию, наверное, потому, что, несмотря на внешнюю эту холодность, чувствовали небезразличие, которое словно витало между ними.
Всегда, глядя в лицо брата, ему казалось, что он смотрится в зеркало. А Да-Деган улыбался, словно ловя движение его мыслей. Он сам не знал почему, но самым сложным после бунта для него было научиться жить одному, без Рейнара. Это было не столь мучительно, но иногда пустота, которая образовалась в душе, была более ощутима, чем усталость или голод. Он с детства привык к извечному «мы», и жить, обращаясь к половинному, неполному "я", для него было внове.
Когда-то.
Когда-то, оборачиваясь и не видя рядом того, с кем привык делить саму жизнь напополам, он страдал, чувствуя, что внутри, словно, что-то рвется, так нестерпимо было это одиночество. Он не знал, что есть оно до этой потери. Не знал. И пережить его помогла лишь безмерная усталость, что порой мешала даже думать и вспоминать, погружая в сон без сновидений, пустой, но исцеляющий от тоски сон.
Илант прикусил губу; если кто-то решился б построить ловушку, то приманку подобрал верно. Посмотрев на Ареттара, он протяжно вздохнул и отвел взгляд. Почему-то рассказать певцу о своих сомнениях он не решался. С Ареттаром было легко обсуждать вопросы ведения боя, задачи тактики, стратегии. Ум этого человека был гибок, непредсказуем, быстр, но с ним невозможно было обсуждать то, что кипело в душе. Мешала вечная насмешливость, искорка иронии, боязнь быть поднятым на смех. Он закрывался от певца, не желая пускать его в свой внутренний мир, ибо этот человек смущал.
С Рокшаром было проще. Контрабандист мог выслушать, помолчать, не оценивая, не насмешничая. Смелый, отчаянный, он был и внимательным и задумчивым. И он мог понять. Слегка кивнуть головой, слегка улыбнуться так, что становилось легче на душе.
Аретт тихонько тронул юношу за плечо.
— Боишься? — спросил тихо.
Илант вновь отрицательно покачал головой.
— Так не ходи.
— Не могу, — отозвался юноша хмуро, — не знаю, верить или нет, не знаю, но не идти не могу.
— Что-то держит и что-то гонит, — тихо отозвался певец, — и так не в мочь и этак. И что б ты не сделал, все равно будут сомнения. Мне это знакомо.
— И что же лучше? — спросил Илант.
— Лучше каяться о сделанном, чем об упущенных возможностях, — отозвался Ареттар, — Лучше верить, чем не доверять. Я тоже попадал в ловушки, доверяя тем, кому не стоило бы верить. Мне было и горько и больно. Но, знаешь, если не доверять, можно натворить больше зла, убив собственную душу.
Он замолчал, тихо тронул струны лежавшей рядом аволы. Струны тихо отозвались на движение тонких подвижных пальцев. Подумав, словно нехотя он взял аволу в руки, что-то наигрывая тихо, не тревожа эха. Звук был чист, прозрачен, нес грусть, легкую невесомую задумчивую грусть.
Илант прикусил губу, чувствуя, что Ареттар не сводит с него внимательного взгляда. Из темноты вынырнул и, подойдя, сел рядом Гаас.
— Ладно, — проворчал он, — хватит сомнений. Надо идти. Не пропускать же ночь даром.
Илант посмотрел на певца.
— Все знают? — спросил он
— Все, — ответил Ареттар, не прекращая ласкать струны, — прости, ты ничего б никому не сказал. Но неразумно идти в дом Ордо одному. Ты не находишь?
Илант недовольно сверкнул очами. Толика истины в словах Ареттара была, и все же, несмотря на эту толику истины в душе поднималась буря. Он перевел взгляд на Гааса, усмехнулся и проговорил твердо:
— В дом Ордо я пойду один. Это мое дело.
— Упрямый мальчишка, — холодно заметил Ареттар, — упрямый настолько, что готов натворить глупостей. Насколько мне известно, на Софро ты тоже попал благодаря своей глупости. И едва успел вырваться из расставленного капкана. И все тебе мало. Мне интересно, когда ты начнешь пользоваться головой. Или ни один добрый совет для тебя не является добрым?
Илант недовольно поджал губы, посмотрел на Аретта.
— Это — мое дело, — повторил он упрямо, — и только мое.
— Ну, тогда, и мое тоже, — произнес певец.
— И мое, — добавил Гаас. — надеюсь, ты не станешь возражать, что я имею право сам решать свои проблемы.
— Проблемы? — возмутился Илант.
— Проблемы, — отозвался Ареттар, — которые заключаются в том, что один мальчишка, которому верят, которого любят, за которым идут, готов сложить голову, отказываясь от дружеской поддержки и помощи. Ты не думал, что будет с этими людьми, если ты не вернешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73