Был он высок, строен, худощав, одет в тёмный, официальный костюм, а на лицо одел строгое, озабоченное выражение, служившее одновременно пропуском.
Его целью были апартаменты на одном из верхних этажей. И очень хотелось туда добраться. «И доберусь, — уверил он себя, — И получу всё, что мне нужно». Он не был в этом здании много лет, почти целую вечность, но знал, что человек, к которому он шёл, не меняет привычек, и, значит, он застанет его там, где и всегда.
Уже подойдя к двери, он внезапно спросил себя, а нужно ли ему это. За дверью слышались голоса. Он узнал голос сенатора, Элейджа, и невольно усмехнулся; второй принадлежал его секретарю. Сенатор спрашивал, секретарь отвечал что-то, односложно. Мужчина слегка пожал плечами и тихонечко приоткрыл дверь.
Он никогда не страдал от отсутствия любопытства, даже после того, как по его милости попал в капкан, из которого с трудом удалось вырваться, потеряв многое. Но любопытство потеряно не было и, вместо того, что б удалиться он тихо просочился в кабинет, сразу же схоронившись за мебелью, встав так, что б не быть обнаруженным, но видеть всё происходящее. То, что его не заметили сразу, увлекшись беседою, давало кое-какие преимущества.
Он никогда и никому не любил давать отчёта в своих действиях, он сам не мог объяснить, почему так происходит, а так же прекрасно знал, что Алашавар не преминет потребовать отчёта. Тем более в присутствии Юфнаресса Антайи, что ему самому было менее всего необходимо. Рассматривая лицо секретаря, он невольно отметил, что оно здорово изменилось за несколько прошедших лет, он постарел, прибавилось морщин, и на висках заструились ниточки седины. А ещё расправились плечи, он перестал смотреть вниз, вечно пряча взгляд. И, невероятно, эти изменения добавили облику бывшего эколога толику благородства.
Сенатор же практически не изменился. У него были те же манеры, та же живость жестов и взгляда, улыбка припрятанная в уголках губ. Он по-прежнему одевался просто и строго, по-прежнему носил одежду тёмных тонов. Умное, хитрое лицо располагало к себе, несмотря на явно прописанную на нем хитрость. Как и тогда, когда они познакомились. Сенатор, как и прежде, носил на руке массивное кольцо с небольшим тёмным камнем простой огранки, и, как и прежде, слова произнесённые им казались по особенному значимыми.
Пришелец невольно улыбнулся, он давно не был тут, давно, прошло уже столько лет, с тех пор, когда он последний раз был в этом самом кабинете. За эти годы изменилось немногое. Разве что ещё выражение лица сенатора стало чуть более озабоченным и усталым, чем было прежде. Может быть, на этом лице и появились новые отметины морщин, но вот так, с расстояния оно казалось прежним.
«Элейдж», — тихо прошептал пришелец, это прозвище, эта кличка с его лёгкой руки прилипла к сенатору и приклеилась накрепко. Он и сам не мог понять, отчего тогда это лёгкое и емкое имя соскочило с языка, наверное, сенатор и впрямь был похож на того, легендарного основателя Лиги. Он был хитёр, умён и справедлив. Был честен и доступен, и, может быть, слегка наивен.
Дождавшись, когда секретарь ушёл по делам, гость вышел из своего укрытия и тихо позвал, тихо, не желая повышать голоса.
— Здравствуй, Элейдж.
Сенатор обернулся, удивленными глазами воззревши на гостя.
— Ареттар? — проговорил удивлённо, — ты?
— Я, сенатор. Не ждали, что я вернусь? Помните, вы дали мне полгода?
Сенатор опустился в кресло, сел подперев рукой щёку, оглядел певца с ног и до головы, от кончиков начищенных сапог, до тёмной рыжины волос на макушке.
— Ты, — проговорил задумчиво, — и в самом деле ты. Живой, значит. И что ты делал все эти годы?
— Ждал, — ответил певец, подошёл, присел в кресло напротив, по-хозяйски развалился в нём. — ждал подходящего момента, ну и действовал заодно. Насколько мне известно, камни Аюми доставили тебе лично в руки. Должен заметить, что полгода, которые вы мне отвели тогда, когда посылали на задание, срок слишком малый.
— Что ещё?
— Ещё? Ещё много интересного происходит вокруг, и я стараюсь быть в курсе.
Он улыбнулся кончиками губ, побарабанил длинными пальцами по подлокотнику. Чувствуя, что сенатор не сводит с него взгляда, рассматривая его с головы до ног, словно подвергая ревизии, усмехнулся.
— Помните, — заметил певец, слегка улыбаясь, — вы мне говорили, что чувствуете опасность. Что там, за Раст-Танхам есть нечто, что грозит Лиге? Вы оказались правы, нечто есть на самом деле. Только, не понимаю, почему вы не сказали, что уверены в этом. Вы ведь и тогда знали.
Сенатор пожал плечами.
— С чего ты взял? — спросил он.
— Так, догадки. Я знаю тебя, Элейдж, ты лис хитрый. Ты всегда чувствуешь, откуда дует ветер, а потом оказывается, что не чувствуешь, а знаешь. Что ты на это скажешь?
— Ничего.
— Ничего?
— Ты на меня злишься, Аретт?
Певец слегка наклонил голову, а потом слегка ей мотнул, словно отрицая жест, сделанный до этого.
— И как это понимать? — заметил сенатор, — как «да» или как «нет»?
— Как желаешь, — ответил певец, вновь улыбнувшись.
— Зачем ты пришёл? — спросил сенатор, несколько подумав, — ведь не просто же так, вспомнить старое. Что б пробраться сюда у тебя должны были быть достаточно веские причины. Ты их не желаешь называть?
Певец тихонечко улыбнулся, прикрыв глаза, словно слушая райскую музыку.
— Элейдж, — проговорил он, не переставая лыбиться, — где ты этому научился?
— Чему? — удивлённо спросил сенатор.
— Вот так владеть интонациями голоса, строем слов. Знаешь, мне ужасно хочется рассказать тебе всё начистоту, но, пожалуй, делать этого я не стану. А, может, и стану, если ты ответишь мне на один вопрос, только без виляния и лжи. Ты, часом, не с Эрмэ родом? Уж больно ты похож...
Сенатор вновь легонечко пожал плечами. Отойдя к окну, посмотрел на сады, раскинувшиеся внизу, на город, укрытый сумерками. Певец наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, но смотрел внимательно, ничего не упуская, ни малейшего движения, ни малейшего жеста. Элейдж вздохнул, повернулся лицом к гостю.
— Зачем тебе это? — спросил негромко.
— Что бы знать, — ответил певец уклончиво.
— А если даже и с Эрмэ, — вновь тихо переспросил сенатор, подходя к гостю, — это что, говорит о чём-то важном?
— Может быть. Так ты эрмиец. Я предполагал.
— И что, это говорит о чём-то важном? — вновь переспросил сенатор. — Так много значит?
— Ты властитель?
Элейдж пожал плечами, подошёл к шкафчику, достал два бокала и бутыль вина.
— "Поцелуи ветра", — заметил он, разливая вино по бокалам, — надеюсь, ты не откажешься.
— Ты — Властитель? — в который раз переспросил певец.
— Был им, но это было давно... и совершенно неважно кем я когда-то был. Главное кто я теперь.
— Хорошие слова, — заметил певец, чуть пригубив вина, — просто замечательные. Но я не знаю, кто ты есть теперь, я ведь не знаю твоего прошлого.
— Ты требуешь отчёта?
— Хотелось бы знать, с кем я имею дело, прежде чем рассказать что-то тебе. И, понимаешь, с тех пор, как я побывал на твоей родине, я научился быть не просто осторожным, я стал безумно недоверчивым.
— И хочешь сказать, ты сумеешь поверить словам?
— Я научился распознавать ложь, Элейдж. Мне пришлось этому научиться. Мне очень многому пришлось научиться, там, в Империи. И я постараюсь, выслушав тебя, не ошибиться.
Сенатор тихонечко рассмеялся, отпил глоток вина.
— Вот даже как, — проговорил, улыбаясь, — но в мою историю поверить трудно. Очень трудно, даже тебе Аретт, особо, если ты многому научился на Эрмэ.
— А ты попробуй, расскажи, может, я и поверю...
Сенатор вновь прошёл по комнате, глядя на певца, расположившегося в кресле, подумал, что хоть тот и кажется спокойным, умиротворённым и расслабленным, на деле это далеко не так. Он знал Ареттара достаточно, что б понимать, что внутри тот сжат как пружина и готов ко всему. А ещё тот ждал. Вздохнув, сенатор прикрыл глаза, вспоминая. Но ничего не шло на ум, ничего, только стояли перед взглядом светлые, словно напитанные лунным сиянием волосы Лиит, её лицо, несколько неправильное, синие, нереально синие очи, светлые, глубокие, словно сияющие изнутри, её причудливо изломанные брови, улыбка на строго очерченных губах.
— Это было давно, — тихо проговорил сенатор, — очень давно. Я был молод и отчаянно дерзок. И ты прав, я был властителем, был из рода властителей, и я, как все, мечтал о власти. Мне было мало быть одним из толпы, мне хотелось быть наверху, в вершине пирамиды, на самом пике, на самом острие. И я шёл к своей цели, к своей мечте, шел быстро, ты же знаешь, на Эрмэ нельзя мешкать. Там царит волчий закон, раз дерзнул, — действуй, иначе съешь не ты, а тебя. Мне некогда было оглядываться. Некогда раздумывать, и не было сил. Я мечтал о власти, да, но я не хотел жить, как живёт Эрмэ, как жили сотни властителей до меня, и как живут после. Я хотел изменить всё, весь существующий строй. Переломать его гением моим и волей, но.... Я вовремя оглянулся. Понимаешь, ещё день и было бы поздно, поздно понять, что ещё один шаг, и я стал бы рабом, более рабом, нежели родись я им на самом деле. Когда-то я думал, что на Эрмэ есть лишь один хозяин, а все остальные — рабы. Но это неправда. А правда заключена в том, что никто не свободен в Империи, и менее всего свободы имеет сам император. Потому, что лишь только ты становишься верховным властителем, как появляется тот, кто хочет, как и ты, сам, до этого, добраться до вершины. И тебя пытаются с этой вершины спихнуть. И с этого момента ты вынужден сражаться за собственную жизнь, а на остальное не остаётся ни времени, ни сил. И ты теряешь себя, как ни пытайся сохранить. Я сбежал, когда понял это внезапно и вдруг, словно на меня снизошло озарение. С тех пор, Аретт, между мной и Эрмэ нет ничего общего. Но я помню о ней, не забываю. О ней нельзя забывать.... Ну, ты понимаешь... раз ты там был.
Он тихо вздохнул, подойдя к Ареттару, поставил на стол пустой бокал, опустился в кресло. Певец смотрел задумчиво, словно что-то припоминая.
— Знаешь, — проговорил сенатор грустно, — я много раз задавался вопросом, а не зря ли я это сделал. Не зря ли сбежал, побоявшись принять бой. Но, наверное, так просто должно было быть. Я сделал то, что было необходимо.
— Сбежать в Лигу?
— Лиги не было тогда, Аретт, — тихо проговорил сенатор. — Я бежал в никуда.
Певец многозначительно склонил голову на бок.
— Да, — усмехнулся сенатор. — Меня на самом деле зовут Амриэль Алашавар, или Элейдж — так переиначили моё имя Аюми, Странники. А Лига появилась потом. И ты почти ничего не наврал в своей Саге.
Певец слегка кивнул головой, приподнял бокал и выпил его содержимое одним глотком. Отставив его на стол, он поднялся на ноги. Посмотрев на сенатора, тихонечко пожал плечами.
— Локита — эрмийка, шпионка и доверенное лицо Императора. — произнес он, — Ты это знаешь? Юфнаресс Антайи, твой секретарь — её человек, он выполняет её приказы, хотя, похоже, между ними пробежала чёрная кошка. Я слышал, как они спорили. Юфнаресс пугает Леди. Но так как я её знаю хорошо, то могу сказать, что в долгу она не останется. Но это всё частности. Главное, что за этим кроется — то, что Эрмэ готовится напасть. Думаю, о нападении тебя предупредят, но, максимум за неделю, — певец заметил недоумённый взгляд сенатора и улыбнулся, — Я бываю на Раст-Танхам, — пояснил он, — и, имея глаза, замечаю, что многие из Стратегов перебазировались туда. Интересно только, это был приказ или личный почин? Не скажешь? И не надо. А я тебе скажу, то, что у Лиги есть два, два с половиной стандартных года спокойной жизни. И это — предел.
Сенатор вздохнул.
— У тебя есть предложения, Аретт?
— Практически нет. Есть уйма вопросов, на которые, если ты не ответишь, я потрачу очень много времени и сил. А меня интересует многое. Первое — я хотел бы увидеть Имри. Где он?
— Имрэн — пташка вольная, носится по мирам, мне особо не докладываясь.
— Жаль. Я хотел бы его увидеть.
— Это имеет отношение к делу?
— Можно сказать, что да.
— Второе?
— Не пытайтесь мне помогать, не пытайтесь меня искать. Это без толку, найти не найдёте, в этом я уверен, но вот помешать можете. И, ещё, меня интересуют координаты того скопления, что нашёл некий Ордо.
— Корабли Аюми?
— Именно. Я помню, капитана тогда выставили сумасшедшим, назвали всё горячечным бредом, тем более, что он потерял корабль. Но я знаю стратегов. Они, мне кажется, прочесали весь район гибели и что-то да нашли. Кстати, как звучала закрытая версия причин гибели корабля?
— Диверсия, — тихо ответил Алашавар, — и ты должен это понимать.
— Я и понимаю.
— Если ты знаешь эрмийцев, то должен понимать...
— Да я понимаю, понимаю, что вы не могли решиться заявить во всеуслышание правду, боясь спровоцировать Империю на нападение. Самое малое, пришлось бы пожертвовать двумя-тремя мирами у границ, что Эрмэ превратила бы в пыль. Я всё это понимаю. Не понимаю, Элейдж, одного. Ты сам-то понимаешь, что Лигу сейчас может спасти только чудо. На что ты надеешься? На то, что секреты Аюми будут разгаданы за несколько дней? И как ты себе всё представляешь? Ты знаешь, что у Эрмэ сильный флот? Прекрасные пилоты? Про то, каковы они в бою, я молчу, эти дьяволята — нечто особенное, мне не хотелось бы драться ни с одним из них.
Сенатор отошёл к окну.
— Ты зол, Аретт, — заметил спокойно, — в тебе слишком много эмоций.
— Лучше объясни мне, почему в тебе их так мало? Лига в патовой ситуации, а ты лишь пожимаешь плечами. Наш флот не сравнить с флотом Эрмэ, народ не подготовлен, никто даже не ждёт опасности. Боюсь, когда все узнают, то будет поздно.
— И как, по-твоему, я должен предупредить Лигу? Так, как это сделал Аторис Ордо? И, как и он, прослыть сумасшедшим? Нет, Аретт, я не желаю становиться забавным посмешищем. У меня другой план. Я пытаюсь склонить на свою сторону контрабандистов с Раст-Танхам.
Ареттар тихонечко покачал головой.
— Ладно, — проговорил он, — пытайся. — Он поднялся на ноги, подошёл к сенатору, заглянул через его плечо в окно, — только не забудь выписать мне пропуск на выход, не хотелось бы опять лазить по окнам.
Сенатор усмехнулся.
— Уже уходишь?
— Ухожу, прости, но времени у меня в обрез. Так, кстати, не забудь сказать, где Ордо нашёл флот Аюми.
— Ками-Еиль-Ергу, тройная звезда, где-то в её системе.
— А точнее сказать можешь?
— Точнее скажет только Ордо. Стратеги пытались найти флот, но у них ничего не вышло. Там было три экспедиции, после взрыва «Кана-Оффайн», после открытия. Но флота они не нашли.
Ареттар улыбнулся, тихонечко присвистнул. Сенатор, подойдя к столу, что-то написал на чистом листе, и протянул его певцу. Тот слегка кивнул. Прочитав, словно не доверяя, положил бумагу в карман, и шутливо помахав на прощание рукой, вышел.
Идя по ярко освещённому, полупустому коридору, посмотрел на часы. Времени оставалось мало, но несколько свободных секунд ещё было. Он усмехнулся внезапно возникшей шальной мысли и, изменив направление движения, поспешил к покоям Леди. Постояв несколько секунд у двери, словно впитывая все, окружавшие его, звуки он осторожно открыл дверь и вошёл в комнату.
В покоях было пусто, пахло терпкими духами, излюбленными духами Локиты, в комнате, на столике у зеркала лежали рассыпанные в беспорядке её украшения. Он заглянул в спальню и вновь усмехнулся, на неприбранной постели валялось разбросанное в беспорядке бельё и одежда, и так же крепко пахло духами.
Хотелось сделать какую-нибудь мелкую пакость, но он сдержал себя. Подойдя к письменному столу, достал лист бумаги, подумав, написал пару строк и вывел замысловатый вензель.
Он положил этот лист к драгоценностям, взяв в руки ожерелье из пепельных, слегка голубоватых жемчугов Сиоль-Со, повертел его в руках. Посмотрев на своё отражение в зеркале, вздохнул. Пальцы дрогнули, нить не выдержала, разорвалась, и жемчужины посыпались на стол, на пол, падая с глухим стуком, как градины или горох. Он слегка качнул головой, поджав губы, погрозил отражению, и вышел, как и вошёл, никем не замеченный.
Маленький корабль уходил от Софро. Уходил с поразительной прытью, словно сбегал. Его единственный пилот сидел перед навигационным дисплеем, следя за показаниями приборов. Он не желал надолго оставаться здесь, около Софро, понимая, что пройдёт совсем немного времени и его начнут искать, неважно кто, сенатор или Леди, но он не стремился к тому, что б его нашли. Глядя на показания приборов, он тихонечко мурлыкал себе под нос весёленький мотивчик, словно не решаясь напеть слова. Текст был не менее весел, игрив, и балансировал на грани приличий.
До времени, когда можно будет включить прыжковый двигатель и отправить корабль к цели, оставалось менее часа. Он усмехнулся, понимая, что там, куда он собрался наведаться, его не ждут. Но это не мешало.
Он вспомнил Ирдал, скалистый хребет Аммэ Гербети, где любил бывать по молодости, море окрест Кор-на-Ри, шумные улочки Эльбурната.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73