"При-
ятного аппетита! Позвольте пару пельменей, горчица с собой. Кушать хо-
чется... Больше так не буду!"
Повар отвечает: "Пельмени кончились только что. А мясо в них - еще
утром". А у самого фигура такая - глупо спрашивать, где мясо из пельме-
ней. И тут, не знаю отчего - то ли пельмени в голову ударили, то ли...
Словом, хватаю повара за грудь, горчицей намазываю, кричу: "Уксусом
полью, съем с потрохами!" Через минуту ел то, что в жизни не кушал, а
повар каждый день.
Но знаете что странно? Когда ты с ними по-нормальному, с тобой - как
с идиотом. Как только идиотом прикинулся - все нормально!
Мне тут сосед, дядя Петя, говорит: "Я во время войны города приступом
брал. А тут бумажку подписать - тоже приступ, но сердечный. Подпиши,
Барклай, будь человеком. Ты все теперь можешь".
Ну, Барклай, потому что, когда зимой паровое отключили, я добился,
чтобы мне, как участнику Бородинского сражения, включили. Пришлось Барк-
лаем де Толли прикинуться. А вообще-то меня Толей зовут. Толя, и все. Я
им писал, звонил, ждал. Ничего.
Но когда я в жэк на табуретке ворвался: "Шашки наголо! Первая батарея
к бою! Даешь паровое!" Они сразу: "Все дадим! Успокойтесь, товарищ Баг-
ратион! Но скажите Кутузову, чтобы больше не присылали!"
И я подумал: что будет, если все чуть что на табуреты с шашками повс-
какивают? Это уже не Бородинское сражение - Ледовое побоище начнется.
К тому же выходить из себя все легче и легче, а вот обратно в себя -
все трудней. Тут как-то из себя вышел - вернулся, все от меня ушли. Же-
на, рыбки из аквариума.
Если вдруг кого-то из них увидите, передайте: я таблетки принимать
начал и снова тихий-тихий. Вчера помидоры купил - одна гниль, а я съел и
ни звука.
Паучок
Первый раз его увидел, чуть не раздавил, пакость ползучую! Хорошо,
вспомнил: увидишь паука - получишь письмо. Примета международная. А что
там в этом письме? Все что угодно! Не-ет, от греха подальше.
Да что мне, жить надоело? Какая-нибудь женщина одинокая напишет, от-
вечу: "Здесь такой не проживает", переписка начнется, потом как честный
человек женюсь, дети, крики. Инфаркт! Тьфу-тьфу-тьфу!
Нет-нет, обойду паучка бочком-бочком - не видел. А то еще придет
письмо: "Явиться в суд свидетелем". А сами посадят. Точно! Как докажу,
что я не крал? Кто-нибудь видел, как я не крал? И десять лет с конфиска-
цией того, чего нет. А как докажешь, что все честным путем? Хорошо, чеки
храню на всякий случай!
А какой махонький был. Дал ему мушку. Ешь, ешь! Как он набросился!
Молочка налил. Выпил. Пузанчик мой. Расти большой! Все вдвоем веселее...
Зверушка моя. Харитон.
Ты ничего не видел, тебя никто не видел. Вот на работу пятнадцать лет
хожу без опозданий, а кто меня видит? Не приду, кто заметит? Умру, кто
заплачет? Ни души! Полная независимость! Верно, Харитоша? Ешь плавленый
сырок, ешь ты его мягкого.
Или, как тогда, помнишь: счет за международный разговор. Международ-
ный! С Будапештом, главное! А у меня никого в Голландии нету. Кто-то на-
говорил на шесть рублей с иностранной разведкой, а мне расплачиваться?!
Слава богу, телефона нет, наотрез отказался - от греха подальше! Еще по-
падут не туда, спросят: "Как поживаете?" Скажу: "Хорошо" - тут же сле-
тятся, как мухи на мед, тут же! Отвечу: "Плохо" - приедут выручать. Две-
ри выломают, ты ж их не знаешь! И с песней, гитарой, подругами. И я про-
болтаюсь. Не знаю о чем, но если с подругами, - все может быть.
...Дай лапку, дай! Молодец! Вот тебе сахарку. Нет, варенье малинку
нельзя! Что ты! На черный день. Говорят, от простуды хорошо. Вот просту-
дись - полакомимся.
...Главное, кто письма пишет? Те, кому делать нечего.
Мне тут на работе письма приносят, ну, передать чтобы. А я сначала
погляжу. Так один пишет - изобрел капли какие-то. "Три капли - и тебе
хорошо. Четыре - мама здорова. Пять капель - и полетел". Каково? А вдруг
действительно, пять капель и... Ведь все разлетятся! Потому я все в
стол. Раз им не ответишь, второй, а на третий год они писать перестанут.
Вот так. От греха подальше.
И все чудненько. Домой придешь, паутинку раздвинешь, Харитоша
навстречу, об ноги трется. Харитоша! Харитоша хороший! Дай за ухом поче-
шу. Где оно у тебя? На шоколадку, грызни!
Хорошо дома. Вроде ничего нет, зато все честным путем. А когда чест-
но, ничего не страшно. В универсаме сумку настежь - проверьте! Ничего
нет! Чист! В проходной - проверьте сверху донизу. Обыщите при людях.
Пусть все видят. Гол как сокол! И сколько у нас таких соколов. В трамвае
абсолютно спокоен - есть билет. Ну, проверьте билеты! Нет, вы проверьте!
Не контролер? Неважно. Давайте друг друга проверим по-товарищески.
А пианино куплено по случаю. За двадцать рублей. Сядешь вечером,
крышку откроешь, на клавиши нажмешь... и тишина! Струн нету, только кор-
пус. А мне много не надо. Люблю посидеть за пианино...
Вот оно, наше гнездышко: ни шума, ни света. Не тянет, не дует. Дверь
обита. Окна ватой, уши ватой. Сказка!.. Кстати, давно хотел сказать, па-
утинку бы в уголок надо. Всю комнату опутал! Кто здесь хозяин? Я или ты?
То-то. А гамачок кто сплел? Ты? Спасибо, не ожидал! Ой, как раскачивает-
ся!
А кровать единственную зачем разломал? Чего ты распсиховался, Хари-
тон? Кто не кормил? Я? А куру кто умял? Пюре с маслом я приговорил? Ну
ты даешь!
Чего коленца выделываешь? Плясать? С какой... Письмо? Мне? Нет ника-
кого письма! Адресат выбыл! Паучка не видел - не положено никаких писем.
Примета такая международная. Кто-то паука угробил, а мне письмо? Дудки!
Законы знаем! Высунем письмо обратно под дверь. Нету нас.
...Что ты суешь? Муху? С ума сошел? Как вы ее едите? Тьфу! Гадость! А
ножка ничего.
Слушай! А вдруг в письме что-то хорошее? Мало ли, вдруг кто-то позд-
равил, я не знаю с чем... Или пожелал, я не знаю что...
Нет! Лучше не рисковать! Ну их, эти письма! Еще мухи есть? Что ты все
себе да себе?
...Ну, поужинали - и спать. Задерни щелочку паутинкой, свет падает...
А то бы прочли письмо, век не выпутались... Подвинься ты! Паутинку-то
сбоку подоткни, дует...
Что ж там было такое в письме, а? Интересно, что за сволочь написала?
Так никогда и не узнаем. Можем спокойно спать...
Не люди, что ли?
Построили - отсюда будет остановки три - дом. Кирпичный, двенадцатиэ-
тажный, лоджии, лифт, скворечник на крыше - все удобства! К назначенному
времени новоселы подъехали с узлами, мебелью, детишками. Ключами бряка-
ют, ждут, когда строители с последним мусором из подъезда выметутся.
И тут какой-то пацан как завопит: "Мама! Этажей-то одиннадцать!" Как
- одиннадцать? Двенадцать должно быть! Считать не умеешь, второгодник!
Посчитали - одиннадцать! Как получилось? Кто обсчитался? Тьфу ты!
Дом-то, будь он неладен, кооперативный оказался. Председатель коопе-
ратива жильцам популярно объясняет: "Граждане, фактическое недоразуме-
ние. Маленькая недосдача. Ну не хватает одного этажа". Квартиросъемщики
в крик: "Чьего именно этажа нету?" А черт его знает! Нижние жильцы орут:
"Ребенку понятно, двенадцатого не хватает. На одиннадцатом все кончает-
ся". Верхние в обратную сторону глотки рвут: мол, двенадцатый как раз на
месте, на нем крыша держится, бестолковые люди! А первый в запарке про-
пустили, прямо со второго начали. Словом, крик, гам, потому что жить
всем хочется.
Кто-то предложил: "Одиннадцать этажей, слава богу, есть, как-нибудь
поместимся, не бароны". И с возгласами "ура" жильцы на штурм бросились.
Вы не поверите - поместились! То есть, народ по ордерам на двенадцать
этажей в одиннадцать втиснулся, и без крови, а с пониманием. Не люди,
что ли? Никто ж не виноват, что накладка случилась. К тому же площади
открылись необитаемые. Подвал побелили, поклеили - та же квартира от-
дельная. Правда, ходить согнувшись приходится. Так и на этажах от радос-
ти высоко не подпрыгнешь. Спустили в подвал - по их просьбе - всех с но-
ворожденными. Внизу горячей воды хоть залейся, а на верхние этажи
по-разному доходит. Так что купай дите, стирай с утра до вечера. К тому
же детишки в подвале кричать перестали. Нет, может, они и кричат, но на-
сосы так гудят - ничего не слышно!
Пара добровольцев-моржей объявилась. Сказали: "Мы в проруби свободное
время проводим - пошлите нас на крышу". А на крыше у них просто гнездыш-
ко получилось. Летом вообще рай! В квартирах жара, мухи, а у них вете-
рок, аисты из рук кушают. Не только из рук - все поклевали. Ручная пти-
ца, куда от нее денешься? Зимой, оно, конечно, прохладней, даже когда
листовым железом укроешься. Зато ни в одной эпидемии не участвовали. На
этажах грипп, температура под сорок, а у них всегда нормальная. Плюс де-
сять в тени под мышкой. Организовали на крыше группу здоровья. Детей с
детства приучали босыми по снегу, внезапное обливание ледяной водой -
такие орлы вымахали, ничего не страшно, в любом доме жить смогут!
Ну, тут разные разговоры пошли, мол, одни в подвале ютятся, а другие
себе весь чердак отхватили, кур разводят, тараканьи бега... А остальные
не люди, что ли?! И придумали, что не будет в доме как бы одного блужда-
ющего этажа. То есть в январе не будет как бы первого, в феврале - как
бы второго, и так далее. А в июле всем домом в отпуск. На год очень
удобный график получился, очень. А кто, значит, в таком-то месяце ока-
зался безэтажный, - пожалуйста, заходи в любую квартиру, живи себе. Это
все рыжий жилец придумал, с третьего этажа. Если вверх подниматься. А
если сверху спускаться, то, он значит... с четвертого? Ну неважно! Важно
то, что каждый месяц жильцы как бы обмен совершали, вверх-вниз по дому
ездили. Так что претензий ни к кому никаких.
Опять-таки лифт. Пропадала площадь? Пропадала. А там, если кто в лиф-
те был, знает: светло, тепло, зеркало висит. Что еще надо, когда люди
любят друг друга?
Одна женщина в лифт вошла - ах! Целуются! Она в крик: "Прекратите ху-
лиганить! Дома не можете?" Они ей отвечают: "Вы, наверно, не местная, в
гости к кому-то пришли? Дома не можем. У нас там живут Никитины до марта
месяца. А мы только поженились, еще целоваться хочется. Вот правление и
выделило на медовый месяц отдельную жилплощадь. А вам нехорошо! Что же
вы к посторонним людям в лифт без стука врываетесь?" И написали на лиф-
те: "Васильевым стучать три раза!" Здорово устроились, правда? Свадебное
путешествие: лифт вверх-вниз! А молодым что еще надо? Ну и, конечно,
мальчик у них родился. Крупный. Четыре пятьсот! Лифтером назвали. В
честь мастера по ремонту лифтов, он к ним заглядывал.
Опять же воспитательная работа наладилась. Слесарь один жил - попи-
вал, жену побивал. В нормальных условиях бил бы ее до последней капли
крови, так ведь? А в этом доме жену его в пятьдесят вторую переселили, к
врачу. А к нему на пятнадцать суток вселили одну милую женщину, ядроме-
тательницу. Он по привычке замахнулся - ну, она и метнула его. Где он
приземлился, неизвестно. Через три дня вернулся - другой человек: в жене
души не чает, пить бросил, только заикается вежливо.
Официантка одинокая, можно сказать, счастье свое нашла. Ну, принесет
в дом с работы остатки, а есть-то самой надо. А одной все не съесть.
Продукты выбрасывала, тосковала. А к ней как-то сосед с собачкой на за-
пах зашел. Уже есть веселей! Другой на звон ножей, вилок забрел, тот,
что на заводе шампанских вин работает. Ясно, зашел не с пустыми руками.
И потянулся народ, кто с чем. А все где-то работают. Кто с конфетами,
кто с лекарствами, кто шпингалеты на окна тащит, кто бенгальские огни! И
когда вместе сложились - праздник вышел. И все тихо, мирно, потому что и
милиционер где-то свой проживает. Никого вызывать не надо. Словом, хо-
чешь не хочешь - одной семьей зажили. Все общее стало: и радость и горе.
А когда все поровну, то на каждого горя приходится меньше, а радости
больше.
Бельмондо
Бунькин совершал обычную вечернюю прогулку. Неспешно вышагивал свои
семь кругов вдоль ограды садика, старательно вдыхал свежий воздух, любо-
вался желтыми листьями и голубым небом. Внезапно что-то попало Бунькину
в глаз. Вениамин Петрович старательно моргал, тер веки кулаком - ничего
не помогало. А к ночи глаз покраснел и стал как у кролика.
Сделав примочку со спитым чаем, Бунькин лег спать. Утром он первым
делом подошел к зеркалу, снял повязку и обнаружил в глазу странное пят-
нышко.
- Уж не бельмо ли? - испугался Вениамин Петрович. - Сегодня же пойду
к врачу.
На работе его так загоняли с отчетом, что он забыл про бельмо, а ког-
да вечером вспомнил, не хватило сил подняться с дивана. К тому же боле-
вых ощущений не было. "К врачу завтра схожу", - думал Бунькин, разгляды-
вая глаз в зеркальце. Пятнышко стало больше и красивее.
- Когда в ракушку попадает песчинка, вокруг нее образуется жемчужина.
А вдруг у меня то же самое? Вот был бы номер! - хмыкнул он.
- Жемчуг или бельмо? Эх, мне бы чуточку жемчуга, - бормотал Вениамин
Петрович, укладываясь в постель.
Снились ему ракушки. Они раскрывались, как кошельки, и ночь напролет
из них сыпались золотые монетки.
Утром Бунькин увидел в зеркальце, что пятно округлилось. На свету оно
нежно переливалось всеми цветами радуги.
"Неужели жемчужина? - всерьез подумал Вениамин Петрович и присвист-
нул: - Что же делать? Пойдешь к врачу - удалят. Дудки! Грабить себя ни-
кому не позволю!"
После работы Бунькин пошел не к врачу, а в ювелирную мастерскую. Ста-
ренький мастер прищурил в глазу свое стеклышко и долго вертел в руках
голову Бунькина.
- Странный случай, - прошамкал ювелир. - Или я ничего не понимаю в
драгоценностях, но - даю голову на отсечение - это не подделка, а насто-
ящий жемчуг! Это...
- А сколько за него дадут? - перебил Вениамин Петрович.
- Трудно сказать. Ведь это не речной жемчуг. И не морской. Но рублей
пятьсот за такой глаз я бы дал не глядя...
Дома Бунькин долго разглядывал через лупу свое сокровище, щедро уве-
личенное и отраженное в зеркале. Потом сел за стол.
- Так. Значит, пятьсот рублей у нас есть. - Вениамин Петрович взял
бумагу. - Пятьсот за три дня. Но она же еще расти будет. Вот это зарпла-
та! - Бунькин начал складывать столбиком.
- Только бы под трамвай не попасть, - заволновался он. - А то еще ху-
лиганы по глупости в глаз заедут. Такую вещь испортят, вандалы! Надо
припрятать добро.
Бунькин смастерил черную бархатную повязку и элегантно перевязал го-
лову.
- Вот так спокойнее, - улыбнулся он, глядя на бандитское отражение в
зеркале.
На вопрос сослуживцев: "Что случилось?" - Вениамин Петрович кокетливо
отвечал: "Да ерунда, конъюнктивит".
Жемчужина росла медленно, но верно. Скоро она заполнила полглаза, так
что видеть ее Вениамин Петрович мог только вторым глазом, сильно скосив
его.
Бунькин закупил литературу о жемчуге. О его добыче, росте в естест-
венных и искусственных условиях.
Во время летнего отпуска он поехал на юг, к морю. Вениамин Петрович
до посинения качался на волнах, вымачивая левый глаз в соленой воде.
Морские ванны пошли на пользу, потому что вскоре, к большой радости
Бунькина, почти весь левый глаз заполнила прекрасная жемчужина.
На работу Вениамин Петрович возвратился другим человеком. Несмотря на
повязку, укрывшую глаз, вид у него стал независимый, гордый. Достоинство
переполняло Бунькина, лилось через край. Чуть кто толкнет или скажет
бестактность - Бунькин вспыхивал, как принц голубых кровей, и требовал
удовлетворения немедленно. Виновный тут же просил прощения.
И тем трогательнее выглядела постоянная тревога Вениамина Петровича
за судьбу сослуживцев, их близких, родных. Если, не дай бог, кто-то уми-
рал, он непременно являлся на похороны. В газетах первым делом искал
некрологи и, отпросившись с работы, спешил на панихиды совершенно незна-
комых людей, где убивался и рыдал так, что его принимали за близкого
родственника покойного. И никто не знал, что чужое горе оборачивалось
для него жгучей радостью. Ведь после каждого промывания соленой слезой
жемчужина делалась больше и свет испускала ярче.
Когда левый глаз практически перестал видеть, Вениамин Петрович решил
- пора. Он пришел к ювелиру, развязал глаз и царственно опустил голову
на стол: "Сколько дадите?" Старенький ювелир долго причмокивал и наконец
сказал:
- В жизни не видел ничего подобного. У вас здесь не меньше десяти ты-
сяч. Поздравляю!
Вениамин Петрович вышел из ювелирной мастерской, ощущая себя начинаю-
щим миллионером.
- А что ж это я иду как простой смертный? Да еще с повязкой? Не воро-
ванное. Все честным путем. - Бунькин сорвал с головы черную тряпку и,
размахивая ею, остановил такси.
- Большой проспект! - сказал он и, взяв из пачки шофера сигарету, за-
курил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48